Утро наступало. Лизавета Ивановна погасила догорающую свечу: бледный свет озарил ее комнату. Она отерла заплаканные глаза и подняла их на Германна: он
сидел на окошке, сложа руки и грозно нахмурясь. В этом положении удивительно напоминал он портрет Наполеона. Это сходство поразило даже Лизавету Ивановну.
Неточные совпадения
Старая графиня ***
сидела в своей уборной перед зеркалом. Три девушки окружали ее. Одна держала банку румян, другая коробку со шпильками, третья высокий чепец с лентами огненного цвета. Графиня не имела ни малейшего притязания
на красоту, давно увядшую, но сохраняла все привычки своей молодости, строго следовала модам семидесятых годов и одевалась так же долго, так же старательно, как и шестьдесят лет тому назад. У
окошка сидела за пяльцами барышня, ее воспитанница.
Однажды, — это случилось два дня после вечера, описанного в начале этой повести, и за неделю перед той сценой,
на которой мы остановились, — однажды Лизавета Ивановна,
сидя под
окошком за пяльцами, нечаянно взглянула
на улицу и увидела молодого инженера, стоящего неподвижно и устремившего глаза к ее
окошку.
Один раз,
сидя на окошке (с этой минуты я все уже твердо помню), услышал я какой-то жалобный визг в саду; мать тоже его услышала, и когда я стал просить, чтобы послали посмотреть, кто это плачет, что, «верно, кому-нибудь больно» — мать послала девушку, и та через несколько минут принесла в своих пригоршнях крошечного, еще слепого, щеночка, который, весь дрожа и не твердо опираясь на свои кривые лапки, тыкаясь во все стороны головой, жалобно визжал, или скучал, как выражалась моя нянька.
Неточные совпадения
Карл Иваныч, с очками
на носу и книгой в руке,
сидел на своем обычном месте, между дверью и
окошком.
На другой день, когда
сидел я за элегией и грыз перо в ожидании рифмы, Швабрин постучал под моим
окошком.
Одно яйцо он положил мимо кармана и топтал его, под подошвой грязного сапога чмокала яичница. Пред гостиницей «Москва с но»
на обломанной вывеске
сидели голуби, заглядывая в
окошко, в нем стоял черноусый человек без пиджака и, посвистывая, озабоченно нахмурясь, рассматривал, растягивал голубые подтяжки. Старушка с ласковым лицом, толкая пред собою колясочку, в которой шевелились, ловя воздух, игрушечные, розовые ручки, старушка, задев Клима колесом коляски, сердито крикнула:
Марья Кириловна
сидела в своей комнате, вышивая в пяльцах, перед открытым
окошком. Она не путалась шелками, подобно любовнице Конрада, которая в любовной рассеянности вышила розу зеленым шелком. Под ее иглой канва повторяла безошибочно узоры подлинника, несмотря
на то ее мысли не следовали за работой, они были далеко.
Глубоко оскорбленная, она села под
окошко и до глубокой ночи
сидела не раздеваясь, неподвижно глядя
на темное небо.