Приваловские миллионы
1883
XII
Жизнь в кошах быстро восстановила здоровье Зоси. Она все время проводила на воздухе: нарочно были приведены из Узла Тэке и Батырь. Зося любила устраивать длинные прогулки верхом в обществе доктора. Хиония Алексеевна пыталась было принять участие в этих прогулках: однажды она совсем решилась было преодолеть свой институтский страх к оседланной лошади и даже, при помощи Ильи, взобралась на Батыря, но при первой легкой рыси комом, как застреленная птица, свалилась с седла и даже слегка повихнула ногу. Оставалось покориться судьбе и сидеть в коше, пока Зося гарцевала на своем иноходце.
В одну из таких прогулок доктор и Зося подъехали к самым Гарчикам.
— Вон мельница Привалова, — указал доктор на широкий пруд и строившуюся мельницу. — Если хотите, можем сделать визит Сергею Александрычу?
— С удовольствием, — согласилась Зося.
Они нашли Привалова на месте строившейся мельницы. Он вылез откуда-то из нижнего этажа, в плисовой поддевке и шароварах; ситцевая рубашка-косоворотка красиво охватывала его широкую шею. На голове был надвинут какой-то картуз. Когда Зося протянула ему руку, затянутую в серую шведскую перчатку с лакированным раструбом, Привалов с улыбкой отдернул назад свою уже протянутую ладонь.
— Боюсь испортить вам перчатку, Софья Игнатьевна, — добродушно проговорил он, но Зося настояла и пожала его широкую ладонь.
— А мы приехали со специальной целью мешать вам, — смеялась девушка, грациозно перекидывая шлейф своей амазонки через левую руку. — Вы нам покажете все свои подвиги…
Привалов повел гостей показывать мельницу, и Зося в своей амазонке лазила по всем углам мельничного корпуса, внимательно рассматривая все подробности производившихся работ.
В маленьком флигельке на скорую руку устроен был чай. Нагибин собственноручно «наставил» самоварчик и не без эффекта подал его на стол.
За чаем, когда Зося наливала стаканы в качестве хозяйки, доктор не без ловкости навел разговор на земледелие, а потом перешел к хлебной торговле и мельнице. Привалов сначала отделывался общими фразами, но потом разговорился. Ему нравилось, что Зося интересуется его мельницей и с таким вниманием слушает его объяснения. Девушка сделала несколько вопросов, которые показывали, что она относится к делу не с праздным любопытством, а с чистосердечным желанием понять все. Пока Привалов говорил, Зося внимательно рассматривала выражение этого загорелого добродушного лица; открытый взгляд карих глаз, что-то уверенное и спокойное в движениях произвели сегодня на Зосю то впечатление, которое было подготовлено рассказами Хины. В глазах Зоси Привалов сегодня действительно был героем, как человек, который резко выдался из среды других.
— Я буду ждать вас, Сергей Александрыч, — говорила Зося на прощанье. — Приезжайте прямо в кош, — это два часа езды от вашей мельницы.
Когда доктор и Зося крупной рысью тронулись по дороге в Красный Луг, Нагибин проговорил:
— Эко, господи, каких лошадей, подумаешь, добудут… И ловко барышня ездит. Смела, нечего говорить!
Этот визит напомнил Привалову о той жизни, от которой он отказался. Зося ему нравилась.
Через три дня Привалов на гнедом киргизе ехал по дороге в Красный Луг. Он нарочно ехал тихо, чтобы полюбоваться развертывавшимися кругом красотами. Овсы нынче взялись необыкновенно дружно; пшеница уже трубилась, выгоняя свою матовую зелень, на которой отдыхал глаз. День был горячий; накаленный воздух переливался прозрачными волнами; над бесконечными нивами нависла кружившая голову испарина. В траве звонко ковали кузнечики; где-то тянул свою скрипучую песню коростель. Из придорожной травы, покрытой мелкой пылью, то и дело взлетали, как ракеты, маленькие птички и быстро исчезали в воздушном пространстве. На горизонте, со стороны Лалетинских вод, медленно ползло грозовое облачко, и можно было рассмотреть косую полосу дождя, которая орошала нивы; другая сторона неба была залита ослепительным солнечным светом, — глазам было больно смотреть. Привалов думал о том, что как хорошо было бы, если бы дождевая тучка прокатилась над пашнями гарчиковских мужиков; всходы нуждались в дожде, и поп Савел служил уж два молебна; даже поднимали иконы на поля. Эти сельскохозяйственные мысли были, как птицы, вспугнуты неожиданно шарахнувшейся лошадью: под самыми ногами промелькнул большой заяц, легкими прыжками ускакавший в овес.
— Нехороший знак… — вслух подумал Привалов и засмеялся собственному суеверию. — «Зачем я еду?» — подумал он в следующую минуту и даже остановил лошадь.
С пригорка, на котором теперь стоял Привалов, вдали можно было рассмотреть мельничный пруд, а впереди, на берегу речки, дымились башкирские коши… «Если поедешь направо — сам будешь сыт, конь голоден; поедешь налево — конь будет сыт, сам будешь голоден; а если поедешь прямо — не видать тебе ни коня, ни головы, — припомнились Привалову слова сказки, и он поехал прямо на дымок кошей. Лошадь, выгнув свою оленью шею, неслась быстрым ходом; она почуяла пасшийся на траве табун башкирских лошадей и раздувала ноздри.
Подъезжая к пригорку, на котором стоял белый кош Ляховской, Привалов издали заметил какую-то даму, которая смотрела из-под руки на него. «Уж не пани ли Марина?» — подумал Привалов. Каково было его удивление, когда в этой даме он узнал свою милую хозяйку, Хионию Алексеевну. Она даже сделала ему ручкой.
— Какими судьбами, Хиония Алексеевна? — спрашивал Привалов, передавая своего киргиза подошедшему Илье.
— Ах, не спрашивайте, пожалуйста! — жеманно отвечала Хиония Алексеевна. — Вы знаете мой проклятый характер… После вашего отъезда доктор посоветовал ехать на воды — вот я и отправилась. У меня уж такой характер. А здесь встречаю Софью Игнатьевну… случайно познакомились…
Зося была немного больна и приняла Привалова внутри коша, где можно было сидеть только на низеньких диванчиках, поджав ноги. Хозяйка была занята приручением степного сокола, который сидел перед ней на низенькой деревянной подставке и каждый раз широко раскрывал рот, когда она хотела погладить его по дымчатой спине.
— Видите, какой степняк-недотрога, — говорила Зося, отдергивая руку. — Третий день с ним мучусь… Все руки мне исклевал.
Она показала Привалову свои руки, покрытые шрамами и кровавыми царапинами.
— А вам для чего его приручать? — полюбопытствовал Привалов, с удивлением осматривая окружавшую его обстановку.
— Когда привыкнет, буду вынашивать, а потом вы примете участие в соколиной охоте, которую мы постараемся устроить в непродолжительном времени. Это очень весело… Мне давно хотелось побывать на такой охоте.
— Да, это будет очень интересно, — согласился Привалов, пробуя погладить сокола.
— Я понимаю именно такую охоту, — говорила Зося. — Это совсем не то, что убивать птицу из-под собаки… Охота с ружьем — бойня. А здесь есть риск, есть опасность.
В своей полувосточной обстановке Зося сегодня была необыкновенно эффектна. Одетая в простенькое летнее платье, она походила на дорогую картину, вставленную в пеструю раму бухарских ковров. Эта смесь европейского с среднеазиатским была оригинальна, и Привалов все время, пока сидел в коше, чувствовал себя не в Европе, а в Азии, в этой чудной стране поэтических грез, волшебных сказок, опьяняющих фантазий и чудных красавиц. Даже эта пестрая смесь выцветших красок на коврах настраивала мысль поэтическим образом.
Хиония Алексеевна в качестве дуэньи держала себя с скромным достоинством и делала серьезное лицо, когда Зося начинала хохотать. Она быстро дала понять Привалову, что здесь она свой человек.
— А все-таки, знаете, Сергей Александрыч, я иногда страшно скучаю, — говорила Зося, когда Хина вышла из коша. — Вечное безделье, вечная пустота… Ну, скажите, что будет делать такая барышня, как я? Ведь это прозябание, а не жизнь. Так что даже все удовольствия отравлены сознанием собственной ненужности.
— Работу можно найти, если захотеть.
— То есть можно обманывать себя призраком работы: открыть какую-нибудь швейную мастерскую, устроить школу, поступить на курсы… А если я ни первого, ни второго, ни третьего не желаю? Мне нужен такой труд, который бы поглощал меня всю, без которого я не могла бы существовать. Я понимаю политических деятелей, понимаю всех этих борцов за идею. Вот вы, например, сидите на своей мельнице, и никуда вас не тянет, ничто вам не напоминает, что каждый прожитый день — тяжелое обвинение против вас в собственной ничтожности. Знаете, я думала о ваших планах несколько раз… Если бы вы не открыли этой Америки раньше меня, я занялась бы этой хлебной торговлей. Известная цель впереди делает человека счастливым.
— Но ведь вы знаете, что моя Америка открыта не мной и раньше меня?
— Знаю… знаю… Но важно вот что: все убеждены в справедливости известной идеи, создается ряд попыток ее осуществления, но потом идея незаметно глохнет и теряется, вот и важно, чтобы явился именно такой человек, который бы стряхнул с себя все предубеждения и оживил идею. Помните Темир-Ленка, [Темир-Ленк – Тимерленг, или Тамерлан (1636–1405), среднеазиатский полководец и завоеватель.] который наблюдал муравья, сорок раз поднимавшегося с зерном в гору и сорок раз свалившегося под гору? Ведь в сорок первый раз он втащил-таки свое зерно.
— Мне кажется, что вы меня не так поняли, Софья Игнатьевна, — заговорил Привалов. — Для осуществления моих планов нужен не один человек, не два, а сотни и тысячи людей. Я глубоко убежден в том, что эта тысяча явится и сделает то, чего мы с вами не успеем или не сумеем.
— Мы с вами?
— Отчего же вам не работать в том же направлении, но совершенно самостоятельно? Все средства в ваших руках.
— А сознание-то своей негодности, которое тянет, точно привязанная к ноге гиря?.. Нет, я сегодня положительно хандрю и, вероятно, успела вам надоесть с своим я.
При посредстве доктора между Зосей и Приваловым завязались полудружеские отношения. Привалов начинал ездить в коши все чаще и чаще; ему нравилось общество Зоси, которая держала себя просто и непринужденно, хотя иногда и капризничала по своему обыкновению. Одним из таких капризов Зоси было непременное желание познакомиться с попом Савелом, о котором она много слышала от Привалова. В одно прекрасное утро Привалов и поп Савел верхами приехали в коши, и Зося осталась в восторге от оригинального попа, который забавлял ее своим ядовитым, озлобленным умом. Странную картину представлял теперь кош Зоси, где на мягком бухарском ковре, поджав ноги, сидел поп Савел, а Зося учила его играть в домино.
— Что же, вы так и думаете пропадать в сельских попах? — спрашивала Зося своего оригинального гостя.
— Нет… Уйду в монахи!..
— Да-а… — задумчиво протянула Зося. — А пока вы еще не отрешились от нашего грешного мира, завертывайте ко мне вместе с Сергеем Александрычем.