Получилось так, что весь путь этого видного деятеля
советского искусства оказался зачёркнутым.
Однако нельзя утверждать, что его роль в истории
советского искусства встретила признание и достаточно объективную оценку в современной художественной критике и искусствоведческой науке.
Метод социалистического реализма занял господствующее положение в развитии
советского искусства.
Писали о том, что театр «окончательно скатился на чуждые
советскому искусству позиции и стал чужим для советского зрителя», что «в угоду левацкому трюкачеству и формалистическим вывертам даже классические произведения русской драматургии давались в театре в искажённом, антихудожественном виде».
Из противопоставления «масскульта» официозу вырастает и другой интеллигентский миф – о непричастности великих мастеров
советского искусства к производству соцреализма (коль скоро последний был сплошь «масскультом»).
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: камерофон — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Но сколько было оговорок, упрёков: где-то что-то не постиг, где-то не устоял, не смог преодолеть воздействия мелкобуржуазных «групп и группочек», которые под дымовой завесой своих «революционных» манифестов, деклараций и лозунгов о новом искусстве пытались протащить в молодое
советское искусство чуждые ему буржуазно-эстетические теории и оказать своё влияние на творчество художников, вставших на сторону революционного народа.
В середине 1980-х годов наивный стиль «митьковской» живописи, резко порывавшей с натуралистическими принципами
советского искусства, воспринимался как провокация.
Партия ждёт от мастеров критического жанра масштабных обобщений, методологической, социально-классовой зоркости и точности в суждениях и оценках, умения как надёжно противостоять серости и художественной убогости, так и активно пропагандировать лучшие создания многонационального
советского искусства, быть подлинным регулятором общесоюзного литературного процесса.
Потому здесь уместился всего один эпизодик, позволяющий ощутить на вкус патриотическую мощь тогдашнего
советского искусства.
Ну и невероятная лёгкость передвижений по миру в годы холодной войны – отнюдь не с единственной целью экспорта передового
советского искусства.
Кино – любимый вид
советского искусства.
Но ещё более невероятным выглядит то, что он хранил эту верность в атмосфере, весьма далёкой от модернизма: ведь
советское искусство должно было быть простым, жизнеутверждающим, должно было нести в себе ясное послание, доступное широким массам трудящихся.
Споры, видимо, касаются всё же частных вопросов, потому что главное (и это дано и в живописи, и особенно настойчиво, даже назойливо – в многочисленных атрибутах академического искусства) было давно решено:
советское искусство развивалось под знаком классицизирующего канона.
Последний впитал в себя революционный романтизм (яркое направление в раннем
советском искусстве), трансформировав его в то, что я назвал бы госромантизмом, окончательно сложившимся в позднесталинскую эпоху.
Восьмая глава посвящена анализу того, как перерабатывался массовый и индивидуальный опыт, структурировался взгляд на мир в послевоенном
советском искусстве (в патриотических пьесах, биографических фильмах, антисемитских памфлетах и др. жанрах) в тот самый период, когда шла окончательная настройка сложившейся после войны советской нации с её комплексами и травмами, беспокойствами и фобиями, иллюзиями и представлениями о собственном величии и мессианстве.
Первая сталинская пятилетка (1928–1932) началась с масштабной кампании индустриализации, которая привела, среди прочего, к полной перестройке
советского искусства.
Более двенадцати тысяч произведений живописи и скульптуры пополнили коллекцию
советского искусства, и она оказалась разнообразной, представляющей этот период лучше, чем в любом другом музее страны.
Одним из центральных событий является праздник
советского искусства, который состоится 22—30 мая.
Но если говорить о сталинском периоде
советского искусства вообще, то он, на наш взгляд, начался задолго до 1939 года и отнюдь не завершился со смертью вождя.
Задача наша была – пропагандировать именно
советское искусство: театр, кино – батальные сцены, конный спорт.
Все эти песни проходили по категории беспафосных (в них речь шла о судьбе маленького человека на войне), в чём и состояла их привлекательность на фоне того, что тогда в большинстве своём присутствовало в официальном
советском искусстве.
Говорят, что основным методом
советского искусства был социалистический реализм.
Он растёт музыкантом-ремесленником, не способным к подлинному творчеству, ибо не понимает задач
советского искусства.
Здесь стоит отметить, что к тому времени в
советском искусстве начали происходить весьма серьёзные перемены, которые явились следствием всё той же борьбы либералов и державников.
И призвали все прочие таланты сплотиться в пролетарские ассоциации писателей, художников, музыкантов, где разворачивались бурные дискуссии о судьбах нового
советского искусства.
Более всего высокопоставленных идеологов
советского искусства возмутило, что на картине смерть уравняла захватчика-немца и защитника-русского.
Что плохого, если
советское искусство станет не только «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить»?
Фактически революционное
советское искусство создало окружающий нас дизайн.
Романами, фильмами, спектаклями, стихами, картинами, музыкальными сочинениями – произведениями
советского искусства, имевшими мировой успех.
Но на его пути в
советском искусстве всегда стояло его происхождение.
Нам преподавали сцену речи и сцену движения, историю театра и основы
советского искусства – это было познавательно, практично и применимо в наших постановках.
Это была товарищеская литературная работа, формирующая
советское искусство.
Этот фетишизм формы чужд
советскому искусству художественного перевода.
Хотя кампания против формализма была направлена на обеспечение политической полезности
советского искусства, оно должно было сохранить своё художественное превосходство над буржуазным.
Поэтому
советское искусство располагает неограниченным количеством героев для своих произведений.
Я до сих пор не могу понять, как и каким образом они сумели, невзирая на множество интереснейших дисциплин, которые мы изучали, заинтересовать первокурсников
советским искусством и архитектурой 20-х годов.
Московское метро, пожалуй, единственное транспортное средство в мире, которым так интересуются туристы, как только музеями и архитектурными памятниками – это поистине шедевр
советского искусства, которое был задуман не как транспортное средство, а как нечто, что должно трансформировать сознание людей и переносить его из ежедневной рутины в идеологическую сферу.
Кстати, для такого типа мышления характерно не принимать во внимание не только официальное, но и неофициальное (морально корректное), диссидентское
советское искусство.
Впрочем, не всякое жизнеподобие было желательно – нежелательное жизнеподобие было обозначено словом «натурализм» и, так же как формализм, представлено врагом
советского искусства.
Зато мимолётные и ничтожные по своему значению наскоки за рубеж тех же авангардистов со своим «вторсырьём», реанимирующим «искания» коминтерновских погромщиков искусства 20-х годов, выдавались и пропагандировались как убедительные победы
советского искусства.
Конечно, в
советском искусстве бытовой жанр приобрёл черты, обусловленные становлением и развитием нового общества, и прежде всего исторический оптимизм и утверждение нового быта, основанного на единстве общественных и личных начал.
Комическое и сатирическое в
советском искусстве можно было бы сравнить с производством сыра (сатиры) из молока (комическое), где лирическая (несатирическая) комедия – это своего рода сыворотка.
Он и был воином, ратоборцем
советского искусства.
Одна из причин появления этого труда – непонятная для человека моего поколения многозначительность, с которой говорят о 30‐х годах советские искусствоведы <…> «Потом, – говорят они, в силу всем нам понятных причин, развитие
советского искусства пошло по другому пути».
Однако не всегда достаточно ясно осознавалась важнейшая особенность исторической роли и художнической судьбы мастера: он отразил своё время именно потому, что был не только чутким свидетелем совершающихся событий, но и их активным участником, наложив на молодое
советское искусство неизгладимый отпечаток своих собственных идей и исканий, своего мироощущения и творческого темперамента.
Где-то во второй половине 1950-х годов в
советском искусстве начался фантастический процесс – диффузия двух полярных художественных идеологий.
Но в большей степени им удалось вернуть в
советское искусство эстетизм, причём прочувствованный и темперированный в модернистском духе.
Подобно тому как бесконфликтность
советского искусства будет признана мнимой, такой же мнимой была неподвижность и бесконфликтность и самой послевоенной эпохи.