Но позже французские и английские и, следом за ними, кропотливые
немецкие естествоиспытатели разузнали, выведали, что все эти тили-вили да тирли-витюрли или чтобы подозвать самочку, или пока самец не справит своё дело, а когда снесёшь яичко, а то и четыре, а то и сразу шесть, сиди молчком, грей, а вылупятся птенцы – четверо-шестеро – так тут уж совсем не до песен, чтобы прокормить пищащих, неугомонных с незакрывающимися клювиками, приходится так повертеться, что и пахарю позавидуешь, и жнее в поле, пока соберёшь по букашечке, по червячку, по зёрнышку, пахарь и жнея, они-то хоть могут отдохнуть в тенёчке, переждать самый солнцепёк, а если помоложе, так и в куче снопов спрятаться от посторонних глаз и не скучать, вдвоём не заскучаешь, вдвоём сообразишь, чем заняться, а птичке отдыха никакого – букашка и червячок ведь не на блюдечке поданы под сладко-кислым соусом, улизнуть норовят, в щели запрятаться, под листком укрыться, их ещё попробуй сыщи, ухвати, уклюнь, букашка и червячок тоже жить хотят.