Сюда относятся также переоценка устоявшихся классификационных схем и переосмысление значения отдельных типов и видов источников для
исследовательской практики историка.
Важнейшим для
исследовательской практики является вопрос о том, какие элементы реальности подверглись бо́льшим искажениям в художественном кино, а какие пострадали меньше.
Это стимулировало привлечение интерпретативных методов анализа текстов в социальную
исследовательскую практику.
Сама идея создания исторического факультета не может возникнуть без представления об истории как самостоятельной науке, о её объекте и предмете, её методе, без сложившихся
исследовательских практик.
Помимо новых методологических подходов, в рамках визуальной антропологии складывается своя методическая база, которая также существенно отличается от традиционных
исследовательских практик.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: створяться — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Системность играет роль объяснительного принципа научного познания, ориентируя
исследовательскую практику в наиболее оптимальном направлении.
Потому что блошиный рынок этим десятилетиями отработанным
исследовательским практикам активно сопротивлялся.
Точно так же в результате работы с такого рода учебниками студенты, обретая некоторые навыки оперирования понятиями и суждениями, совершенно не знают, как именно их применять в реальной
исследовательской практике в рамках тех дисциплин, в которых они специализируются.
Складываются парадигмы культурологии, то есть появляются системы основных научных достижений (теорий и методов), по образцу которых организуется
исследовательская практика учёных в тот или иной период времени.
Именно это и звучит скрыто за словами: «система основных научных достижений (теорий, методов), по образцу которых организуется
исследовательская практика учёных в данной области знаний (дисциплине)».
Так, ученые-рефлексологи подтвердили свою приверженность принятой ими и последовательно реализуемой в
исследовательской практике научной стратегии, заключающейся во всестороннем анализе поведения, материалистическом монизме, объективном подходе к изучению человека.
Но это несколько иной срез проблемы, который после почти тридцатилетней
исследовательской практики стал той доминирующей реалией, в которую вписываются и отмеченные выше соображения, не требующие дополнительных разъяснений.
Наряду с перечисленными формами ненадлежащего исследовательского поведения обсуждается и такая тема, как спорные
исследовательские практики (Questionable Research Practices), под которыми понимается отклонение от принятой в соответствующем исследовательском сообществе практики проведения исследований.
Цель настоящего учебного пособия – дать конкретные практические рекомендации и привести примеры
исследовательских практик и материалов, позволяющих широкому кругу читателей (студентам, исследователям, преподавателям) собрать данные в полевом проекте, выполненном в жанре качественного исследования.
Помимо самого фильма, большое значение для
исследовательской практики имеют материалы, сопутствующие фильму: варианты сценария, кинокритика, данные зрительских соцопросов.
Методологией занимаются исследователи, которые изучают, анализируют и формулируют принципы научного исследования в конкретной области, а также анализируют эффективность
исследовательской практики и предлагают улучшения методологической базы.
Однако начиная с 1990-х годов в мировой
исследовательской практике наблюдается резкая активизация именно социально-психологических исследований по данной проблеме.
Между тем искусство и политика – не сферы с чётко очерченными границами, и разделение их в конкретных
исследовательских практиках зачастую представляется проблематичным.
Исследовательская практика показывает, что в творческом процессе формирования гипотезы определённую роль играет отдельный факт, психологическое состояние исследователя.
Однако с 1990-х годов в мировой
исследовательской практике наблюдается резкая активизация именно социально-психологических исследований по данной проблеме.
Выработке и настройке сложнейшего методологического инструментария сопутствовали раскрепощение
исследовательских практик и установление новой междисциплинарной научной парадигмы.
Эти перемены расширяли пространство исторического поиска, но качественные изменения в
исследовательской практике наступали не сразу.
Настоящая мишень в полном соответствии с принципами доказательной
исследовательской практики адекватно представлена в системе промежуточных и конечных индикаторов, оценивающих эффективность процесса психотерапии.
Однако, как показала современная
исследовательская практика, ключ к пониманию сущности и функционирования обобщённых суждений людей даёт только органическое единство обоих подходов.
Эффективность применения метода сравнения в научном познании во многом определяется правилами, выработанными многовековой
исследовательской практикой, опытом.
Начало подобной
исследовательской практике – изучению CEO’s Letter как вида PR-текстов – положено зарубежными исследователями.
Что касается отечественной
исследовательской практики, то в данном случае особенно актуальным становится изучение проблем сохранения с трудом достигнутой стабильности 1990–2000-х годов, предусматривающее, в частности, этнополитическую устойчивость общества и деэскалацию наиболее значимых конфликтов в некоторых регионах страны в целях установления своих геополитических приоритетов в мире.
Весь этот объёмный список разновидностей экспериментов, проводившихся великим врачом античности, вполне сопоставим с
исследовательской практикой более поздних периодов.
Логику научной работы, по мнению сторонников ANT, невозможно объяснить, если не принимать во внимание, какие различия вносит в
исследовательскую практику использование одних, а не других приборов, лабораторных образцов, программ обработки данных.
В реальной
исследовательской практике получается парадоксальное «наоборот»: исследователь бессознательно (по-писательски) сопрягает бессознательные вложенные в художественный текст смыслы с собственным бессознательно существующим смысловым багажом (духовным измерением).
Самый частый самообман респондентов – особенно при глубинных интервью – состоит в том, что у них поначалу бывают нереалистичные ожидания в отношении
исследовательской практики, с которой они сталкиваются, и что потом в ходе долгого интервью у них складываются личные отношения с интервьюером, в результате чего они забывают, что перед ними не только этот человек, но и фигура, представляющая научную работу, индустрию культуры или другие институты, заинтересованные в использовании получаемой от них информации.
Целая серия диссертаций по проблемам истории региональных художественных систем, написанных в последние двадцать лет, продемонстрировало нам фундаментальное значение маркаряновского принципа дифференциации общих и локальных исторических типов культуры для конкретных
исследовательских практик искусствоведов, археологов, этнографов, литературоведов, фольклористов.
Здесь имеет смысл отметить, что в социально-психологической
исследовательской практике нередко применяются специально созданные учёными именно манипулятивные по своей содержательно-стимульной форме экспериментальные схемы, когда действительная цель и намерения экспериментатора скрыты от испытуемых, а уже в самой экспериментальной ситуации заложен материал, более или менее незаметно подталкивающий обследуемых к смене изначальных намерений и дополнительно их мотивационно "загружающий".
Однако, на наш взгляд, именно такая
исследовательская практика отвечает целям и задачам изучения прикладной культурологии как учебной дисциплины.
Поэтому в
исследовательской практике работы с лабораторными животными (мышами и крысами) применять их было неудобно из-за перекрёстного взаимодействия вторичных реагентов с собственными иммуноглобулинами животного.
Впрочем, можно говорить о глобальной проблеме включения интернета в академические
исследовательские практики.
Проблема дефиниции и классификации видов терроризма в мировой
исследовательской практике остаётся не до конца решённой, и её решения в обозримом будущем (по крайней мере, на концептуально-теоретическом уровне) трудно ожидать.
Дискуссия по этой проблеме в
исследовательской практике возникала ещё в конце 1980-х годов (см., например: Laqueur, 1987).
Это по существу общие методологические рамки, которые включают как устойчивый методологический аппарат, так и более гибкие
исследовательские практики, подтверждающие свою интегративную общенаучную и обществоведческую значимость.
Так понятые эпистемические добродетели открывают перед нами модель исторической эпистемологии без линейной периодизации и линейных причинно-следственных объяснений: авторы уходят, насколько это только возможно, от избыточной концептуализации и стремятся погрузить читателя в мир мутирующих
исследовательских практик, двигаясь по следам которых мы можем пытаться – с неизбежными ограничениями – рационализировать, отчасти следуя в этом за самими носителями практик, отчасти пользуясь нашим собственным аналитическим аппаратом, а также понимать, что они делали, как они делали и почему они это делали.
Предложенные авторские оценки и идеи являются не окончательными выводами, завершающими детальное изучение избранной проблематики, а отправной точкой для дальнейшей
исследовательской практики, выстраиваемой на расширяющемся эмпирическом фундаменте и дополненной верифицированными теоретическими построениями.
В
исследовательской практике понятие «социальная система» органично связывается с понятием «социальная структура».
Более того,
исследовательская практика доказывает, что и уникальные творения литературных классиков (часто весьма обширные по объёму) обнаруживают в своём устройстве те же самые агиографические структуры/сюжеты.
Эту книгу в некотором смысле можно считать биографией «дальнего чтения» и связанного с ним комплекса
исследовательских практик и теорий.
В-третьих, накопление
исследовательских практик микроисторических и близких к ним исследований, демонстрирующих «процесс реструктуризации всего социогуманитарного знания» и позволяющих уповать на концептуальные прорывы и переход от «аналоговых» к «цифровым» технологиям в области гуманитаристики.
При всей нынешней дискретности профессионального сообщества и методологической полифонии, представляющейся пессимистам какофонией, а оптимистам – одой радости свободному творчеству, мы наблюдаем появление значительного количества авторов, благополучно реализующих этот принцип гармонизации
исследовательских практик, и ещё большее количество к таковому стремящихся.