— И все-то им поздно, и все-то им нельзя! — почти взвизгнула в досаде Грушенька. — Сами скучные сидят, так и другим чтобы скучно было. Пред тобой, Митя, они все вот этак молчали и надо мной фуфырились…
— Скупая, жадная, — продолжал Янсутский, — а главное, — неблагодарная, лукавая, и туда же фуфырится еще… Напакостить ей было бы для меня величайшим наслаждением.