– Много лет я знал твоего деда! – продолжал 
солодовник, причём слова сыпались из него сами собою, будто под действием инерции.        
    
        – Весь в деда! Тот славный был человек, не задавака какой! – промолвил 
солодовник.        
    
        – Когда я венчался с моею женою в норкомбской церкви, все говорили, будто более пригожей парочки в округе не сыскать, – произнёс старый 
солодовник, раздосадованный, что внимание собравшихся перешло к другому предмету.        
    
        Заслышав это имя, седовласый 
солодовник, сидевший посередине, повернулся, как поворачивается проржавелый кран.        
    
        – Ну, – начал 
солодовник, – он был такой, что и поглядеть особо не на что. А она была красавица. Он, пока в женихах ходил, нарадоваться на неё не мог.        
    
    
    
        
             Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
            Карту слов. Я отлично
            умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
            Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
            Карту слов. Я отлично
            умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
        
        
            
                    
                    
                        Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
                     
                    
                        Вопрос: выколупываться — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?                    
 
         
     
                                
        – Это, стало быть, и есть мой возраст, – важно заключил 
солодовник.        
    
        – А то! – откликнулся сын 
солодовника – молодой человек лет шестидесяти пяти, чья голова наполовину полысела, а рот лишился едва ли не всех зубов, кроме верхнего левого резца, торчавшего горделиво, как маяк на пустынном берегу.        
    
        – Верно говоришь, – заметил 
солодовник.        
    
        – 
Солодовник кивком указал на север.        
    
        – 
Солодовник кивнул на северо-северо-запад.        
    
        Всего по глоточку – о чём и говорить? – произнёс 
солодовник, отводя от печи глаза (от многолетнего глядения на огонь они помутнели и сделались красными, как киноварь).        
    
        – Иди-ка сюда, пастух, выпей с нами, глотни раз-другой, промочи глотку, хоть напиток и не бог весть какой, – сказал 
солодовник, отводя от углей красные, как киноварь, глаза, слезящиеся и воспалённые оттого, что они на протяжении стольких лет глядели в огонь.        
    
        – Достань чистую кружку пастуху, – приказал 
солодовник.        
    
        – Верно, – подтвердил 
солодовник, – природа – она своего требует; выругаешься, и словно на душе легче; стало быть, надобность такая, без этого на свете не проживёшь.        
    
        – Согнутые-то, они дольше живут, – явно недовольный, мрачно огрызнулся 
солодовник.        
    
        Солодовник неторопливо откашлялся для пущей торжественности и, устремив взгляд в самую глубину зольника, заговорил с такой необыкновенной медлительностью, какая оправдывается только в тех случаях, когда слушатели, предвкушая услышать что-то исключительно важное, готовы простить рассказчику любые чудачества, лишь бы он рассказал всё до конца.        
     
            
        Успокоившийся 
солодовник смягчился и даже не без некоторого великодушия снисходительно пошутил над своим долголетием, сказав, что кружка, из которой они пили, ещё на три года постарше его.        
    
        – Ну как она, без управителя-то обходится? – поинтересовался 
солодовник.        
    
        – Видите этот кулак? – сказал он, и с этими словами он опустил свой кулак, чуть поменьше размером, чем добрый каравай хлеба, на самую середину небольшого стола, за которым сидел 
солодовник.        
    
        – Старый обносок, говоришь? – сердито вмешался 
солодовник.        
    
        – То-то! И когда я молодой был, в цвете лет, меня тоже уважали и любили, те, кто меня знал, – не унимался 
солодовник.        
    
        – Должно быть, нелегко бедному парню приходится с таким даром, – молвил 
солодовник. – И давно это у тебя?        
    
        По дороге, ведущей к фермерскому дому, поспешно двинулись все, кроме старого 
солодовника, которого ни дурные вести, ни пожар, ни дождь, ни гроза не могли вытащить из его норы.        
    
        – Сразу видать, внук своего деда, – сказал 
солодовник. – Он тоже непривередливый, понимающий был человек.        
    
        – Ведь я твоего деда с да-авних лет знал, – продолжал 
солодовник, и казалось, слова у него теперь вылетали сами собой, словно от толчка, сила которого ещё продолжала действовать.        
    
        – Дивлюсь я на неё, – промолвил 
солодовник, – и на кой это фермерше понадобились какие-то там клавикорды, клавесины, пиянины или как их там называют.        
    
        Им довольно успешно помогал старый 
солодовник.