Закончилось бесконечное брожение детей, звереющих от шалопайства и безделья, отшумели,
отбурлили подшофе, протрухшие, насквозь загазованные толковища, пришёл конец кирнутой жвачке бесконечного застолья с хрустом фольги, с щёлканьем скорлуп, с грызнёю подсолнечной лузги.
Отшумел водопад,
отбурлили пороги, и опять вьётся реченька меж берегов, только былая гордость оборотилась стыдом, прежний стыд как в песок ушёл, а до поры незаметное стало главным – и оставаться ему таким до самого устья, близкого ли, далёкого…