Во сколько раз рай лучше
гноища?..
Хотели в их представлении как лучше, а получили
гноище и пепелище.
Жидовское
гноище, жидовская миква!
О мерзкие города ваши – жалкие
гноища, гигантские раны с роями ядовитыми и кучами зловонными!
По поверхности
гноища растекается чёрная жижа, от соприкосновения с которой металл пузырится, оплывает, обнажая уступы и уклоны подкрепления внешнего корпуса.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: секста — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Лужи
гноища медленно просачивались в дренаж, оставляя в решётках обломки человеческих костей.
Оно растворено и взболтано в коллоиде колосса, который до поры до времени поселился в бездне
гноища.
Любовницами отца были ледяные вершины, а тебя тянет к цивилизации, этому вонючему
гноищу жаркого юга, где нет морозов, чтобы наказывать тех, кто предаётся безумствам и роскоши, не соблюдая никаких приличий.
Два месяца спустя, когда остров утопал в осени,
гноище несколько затянулось, образовав почти прозрачную плёнку, чтобы летом вновь проснуться вместе с окружающей его природой.
Вдалеке торчали макушки
гноищ.
Мир с трудом втискивался в привычное узкое русло промороженного
гноища.
Вверху, прямо по курсу, расплывалось тёмное пятно
гноища.
Гноище постепенно просачивалось в трюмы, заполняло отсек за отсеком, палубу за палубой, пока полностью не отвоёвывало мёртвую машину у людей.
Он единственный, кто знал каждый закоулок
гноища как свои болты в зубах.
Гудели корпуса, сжимаемые тяжестью верхних наслоений, где все новые и новые дасбуты медленно погружались в вязкое вещество
гноища.
Гноище пробьёт до самой поверхности.
Преисполненное самым… хм… отъявленным символизмом! – голосок походил на
гноище обволакивающей липкостью, как будто каждое слово превращалось в мерзкий плевок.
В каждой точке заполняемого
гноищем трюма – миллионы теней давно исчезнувшего тела.
Бурлит
гноище, выбрасывая на поверхность остатки трапезы трахофоры – тела людей, облепленные крючковатыми спорами нового потомства.
Удар! Ещё удар! Словно некто громадным молотом бьёт снаружи по дасбуту, оставляя вмятины. В многочисленные трещины продавливается
гноище.
Клацают изогнутые крючья клыков, разлетаются огненные брызги напалма, с шипением вбуравливаясь в стылую толщу
гноища.
Лодка набрала
гноище и теперь продавливала жидкий грунт, чтобы окончательно погрузиться в бездну.
Вокруг них пока находился слой топляка – дасбутов, нахлебавшихся
гноища, но все еще соединенных с кладбищем кораблей.
По стенам сочилась вода, а из трещин выдавливалась густая жижа, и в ней ворочалось нечто белёсое – какие-то отвратные плети, останки и целые экземпляры мерзкой живности, населяющей
гноище.
Из проделанной дыры выплеснуло
гноище, словно из вскрытого нарыва.
Винтовые оси изгибались туго натянутыми луками, а дэйдвудный сальник растягивался и сжимался, как резиновый, глотая порции
гноища.
Гноище неизбежно должно было прорваться, и вот это произошло… в самый неподходящий момент, как уж водится.
Впрочем, из собственного опыта я знал, что даже самое тонкое обоняние рано или поздно привыкает к отвратительнейшим запахам и что человек снесёт даже погружение в свиное
гноище (конечно, если не захлебнётся).
Ботинок касается поверхности
гноища.