Ноги ломота замучила да
бессонье одолело, а теперь и вовсе сил лишился.
Луна лезет втихую в окна, вором крадётся невидимый пепельный свет, касается век – не спи, глазок, не спи, другой, – и от лунных прикосновений станут тёмные утром круги, метка сестринства, символ
бессонья.
Всякое выпадало в прежние времена: ушибы куда тяжелее того, недавнего;
бессонье куда длиннее нынешнего; а опасности, верно, всё-таки меньшие, потому что бывали они предсказуемыми, понятными.
Но прошёл день, другой; парень вроде бы отоспался и за былое
бессонье, и за ещё одно такое же – впрок…
Намёрзшаяся по граничная стража лениво и неумело стреляет им вдогонку, мороз леденит им щёки, долгое
бессонье смежает ресницы, усталость подкашивает ноги…
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: засурдиненный — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Уверен, что не всё из того кошмарного
бессонья получиться вспомнить…
Нельзя сранья стихами увлекаться: не даст сия зараза развиваться – не даст ночами даже спать (а в старости нам нечего терять: стихами вот
бессонье заполнять – нагрузку дав мозгам, чтоб до утра ещё поспать – и днём на компе, улучшая, набирать)…
Может, это подстава и в них вместо плутония
бессоний закачан?
Нервное, изломанное
бессоньем, треугольное лицо оттаивало, текло талой бурной водой, вспыхивало жалким подобием улыбки, плыло и мерцало.
Именно на них, легендарных, я ориентировался, ворочаясь по ночам после бессмысленно затяжного, едва не закончившегося бездарной катастрофой, развода со своею пленительных ренуаровских форм женою, – ворочался в тягостном стариковском
бессонье и давал себе честное благородное слово больше ни под какой сладко-горькой наживкой не клюнуть, не заглотить крючок, который называется семейным счастьем, семейным очагом и прочим искусительным крылатым словосочетанием.
От сигаретного дыма его тут же начинало подташнивать, голова становилась тяжёлой, а мысли вытягивались, становились такими же неповоротливыми, как в часы
бессонья.
Может, его
бессонье долбит?
Может статься, время было холодное, или
бессонье одолело путника, или, наконец, его растрясло невмочь, – но только он по привычке своей подкрепился раз, а там и другой и третий – да так крепко, что слёг вовсе.