Вестники Весны

Murav K.A, 2022

Алекс вместе с матерью переезжает в параллельный мир, но их корабль терпит крушение, и мальчик застревает на дикой планете Живе. Это суровый мир, где люди являются частью природы: камнями, деревьями и глиной; а боги требуют кровавых жертвоприношений.Пока Алекс пытается выжить на незнакомой земле и вернутся домой, он знакомится с местной девочкой Дэйкири, мечтающей изменить свою женскую долю на судьбу вольного охотника. Дэйкири понимает: появление чужака в её деревне – это шанс выбраться, но чтобы боги исполнили её желание, ей потребуется принести им жертву.Если нашли ошибку или опечатку, вы можете помочь и сообщить мне.

Глава 3. Месть деревьям.

Дэйкири. Деревня Меркитасиха.

Дэйкири прокралась в спальню, схватила копьё и, надеясь, что её не успеют нагрузить делами, поспешила удрать из дому. Однако когда юная охотница уже поднялась на первые ступени лаза, её окликнули:

— Дэйкири, ты куда?

Она вжала голову в плечи и с неохотой обернулась.

— Да… я… на разведку.

— В лес пойдёшь? — Старшая сестра Хелла отложила пряжу и поднялась с подушек.

— Ага.

— Здорово, я с тобой, — с этими словами сестра начала быстро одеваться.

Дэйкири растерянно застыла у лаза, пытаясь решить: рада она непрошеной попутчице или не очень.

— Быстрее, быстрее, пока Инги нас не заметила, — прошептала Хелла и, словно шустрая белка, взбежала по ступеням.

Сёстры прошли по деревне, миновали нору бабушки Томань и повернули в сторону леса.

— К матери приходила тётушка Тиана, говорит, у ней муж ходил до упавшего летучего корабля, — загадочно начала Хелла.

Однако Дэйкири не заинтересовало это известие, она пожала плечами и фыркнула в ответ. Хелле не понравилась реакция сестры, и она недовольно поджала губы.

Шли молча.

— О, Эра! — вскрикнула Хелла, и с тревогой произнесла: — Дэйкири! Только не говори, что ты сама уже ходила до корабля?!

— Тщ-щ! — Дэйкири замахала руками, пытаясь приглушить вопли сестры.

Девочка ссутулилась и, словно испуганная лисица, оглядела окрестности. Убедилась, что они одни, и быстро заговорила:

— Конечно, ходила. Но там ничего интересного, всё разбилось, нечего и спереть.

— Что, совсем? Как же так? Мальчик ведь выжил, и Лилёк.

Дэйкири вздохнула:

— Ну, там всякая ерунда: обломки, какие-то обрывки. Странные скреплённые подушки.

— И ничего чудодейственного?

— Нет… Не знаю, как эта штука летала, у неё даже крыльев нет.

— Жаль… Верно, вещие управляли кораблём силой своих молитв, — произнесла Хелла и призадумалась.

— Корабль ведь неблизко разбился… — протянула она. — Не боишься отходить так далеко от амультары? Вообще-то это опасно: там могли быть скитальцы или кто похуже.

— Да ничего там… — Дэйкири начала оправдываться, собираясь сказать, что никого у корабля не было, а духов и выходцев из других миров она не боится, но в этот момент дорогу сёстрам преградил кузен Эрхан.

— О! Эрхан! — Хелла радостно помахала.

— Сестрёнки, гуляете? — улыбнулся кузен.

— Ага, пройдёшься с нами?

Братец с масленой мордой поклонился и принял приглашение, Дэйкири простонала от досады, но осталась неуслышанной. Хелла вмиг позабыла, о чём они только что говорили, и защебетала с Эрханом нежным певучим голосом:

— А ты куда шёл-то?

— Вернее, откуда, — не без самодовольства заметил братец. — Недалеко деревья поваленные нашёл, корни торчат — загляденье! Нарублю на прялки.

— Ох, как здорово! — восторженно воскликнула Хелла. — Неужели и прялки сам вырубать станешь?

Дэйкири подумала, что, если её не стошнит за прогулку, это будет большая удача.

Мозги Хеллы окончательно оцепенели, и она, позабыв про сестру, без устали вертела хвостом перед Эрханом, то смеясь над его шуточками, то восторгаясь умениями.

«Неужели и я доживу до того, что бестолковый паренёк мне весь ум задурит?» — размышляла Дэйкири.

Она так бы и шла, не вмешиваясь в разговор, но Эрхан зачем-то про неё вспомнил.

— И на кого ты с таким копьём собралась? Им только рыбу или барсуков тюкнуть можно. Древком.

Довольный своим остроумием, кузен засмеялся. Предательница Хелла глупо хихикнула в кулачок. Дэйкири ощерилась. Возможно, размякший от внимания Хеллы кузен ожидал, что Дэйкири смутится или попросит его поохотиться вместо неё, но в ответ получил язвительное:

— Могу тюкнуть тебя, вот и проверим, на что сгодится.

Он шутливо поднял руки.

— До чего ж ты опасная!

Дэйкири наставила на него копьё и зарычала.

— Угомонись! — Хелла загородила Эрхана плечом. — Что ты такая злющая? Он же просто шутит.

— Пусть отпускает свои шуточки в другом месте, — огрызнулась Дэйкири. — Не в моём присутствии. И не обо мне. Проваливай, братец.

— О! Не слушай её! Эта бешеная вечно не в настроении. — Хелла с тревогой заглянула в глаза Эрхана.

Но он не обиделся. Улыбнулся старшей сестре и лишь засмеялся в ответ на грубость Дэйкири:

— Копьецом-то не размахивай, упаси Анна, сама напорешься. Остыла бы, милая сестрёнка, а то не девушка, чисто зверь лесной.

Дэйкири не шевелилась, всё ещё направляя копьё на кузена.

— Хелла, увидимся, пора мне. — Эрхан, будто не замечая Дэйкири, поклонился её сестре и пошёл в направлении Меркитасихи.

Сёстры остались в тишине меж спящих в зимних одеялах елей.

— Какого синего беса здесь происходило, Хелла?! Это же наш брат! Ты с ним любезничала?

Хелла растерянно хлопала глазами, наматывая косу на палец.

— Вообще-то, не брат он нам, а только по отцу кузен, так что ничего зазорного. Статный да красивый. У нас в деревне, думаешь, такой большой выбор парней?

Дэйкири хмурилась, склонив голову и спрятав глаза под капюшон, а сестра всё распалялась:

— А ты что же? Зачем нагрубила ему? Хочешь женихов не только от себя отогнать, но и от меня?

Хелла, судя по всему, ослепла и оглохла, ведь это поганый Эрхан первый оскорбил копьё Дэйкири.

— Хелла, умом тронулась? На чьей ты стороне?

Но сестра не ответила, она топнула ногой так, что снег взлетел искристым вихрем, сжала кулаки и, не оглядываясь, помчалась вслед за кузеном.

Дэйкири двинулась своей дорогой. В голове ещё звучали насмешливые слова Эрхана: «…упаси Анна, сама напорешься… А то не девушка, чисто зверь лесной».

«Девушка… тоже мне. И почему меня судят только по этому? А если я не хочу быть девушкой? И что это значит — быть девушкой? Превращаться в дуру при встрече с самодовольным мальчишкой?».

Вспомнив то, как переменилось поведение Хеллы, Дэйкири разозлилась, закричала и с размаху врезала копьём по сугробу.

«Нет уж! Спасибо. Лучше не буду девушкой! Если боги дозволят, я стану кем-то вроде мужика, когда вырасту!»

Эта мысль девочке так понравилась, что она остановилась и, счастливая от внезапного озарения, уставилась в небо.

— И из дома уйду, стану мужиком! Настоящим воином, — пьянея от своей наглости, прошептала она.

Алекс. Деревня Меркитасиха.

Слушая музыку, я смотрел в пространство, очерченное сводом норы. Музыка — всё, что у меня осталось. Я даже не представлял, насколько свободно жилось раньше: в другой жизни я мог выбирать, что съесть на завтрак, чем заняться и когда лечь спать. Невероятно, что у кого-то на Святой Земле всё ещё есть кровать и люди, с которыми можно поговорить.

Жива отобрала у меня всё.

Когда моё рабство кончится?

Никогда. Чуда не свершится. Мама не прилетит и не заберёт меня, она даже не знает, что я жив. Никто меня не спасёт. Но почему так горько отказываться от надежды?

С болезненной обречённостью я осознавал, что никто, кроме меня самого, мне не поможет. Ну и бес с ними, сам справлюсь. Решение, наконец-то пробившееся через тусклые стены уныния, вплеснуло в мою кровь энергию. Я подскочил с места и принялся перебирать идеи: надо валить, иначе от таких условий скоро утоплюсь в выгребной яме.

Один вопрос — куда?

В Наукоград? Оттуда легко передать весть матери, только я понятия не имею, где прячется город сверхновых. А что, если сгонять к развалинам дирижабля и изучить их на свежую голову? Возможно, найду какие-то подсказки? Карты или бортовой компьютер? Но как это сделать? От дирижабля до поселения я добирался всю ночь… Где взять столько времени? И да — с какой стороны я пришёл?

Никаких нормальных идей. Плюхнулся обратно на лежанку.

Но пробудившийся после застоя мозг не собирался просто так сдаваться — у меня же с собой статья о Наукограде! Не может быть, чтобы там не было информации о том, где находится город.

Не было.

Самое важное-то и не написали! А про амультары есть что-нибудь?

«Планета Жива аномальна. Она находится на пересечении с десятью соседними мирами, в том числе и со Святой Землёй… Разумное население Живы состоит из шести рас… Ведающие стрекозы, вещие птицы, каменные чтецы, древесные слышащие…»

Что за дуралей статью писал? Ни слова про артефакты.

Украсть амультару и сбежать? По-прежнему открыт вопрос куда.

А если на Живе амультара не является чем-то редким, раз вот так стоит у всех на виду? Тогда смысла брать её нет.

Но что же она здесь производит? Нужно расспросить дикарей. Завтра попробую поговорить с бабулей. Она — старая и мудрая, наверное, знает что-то полезное.

***

— Тщ-щ. — Девочка замерла, спустившись с лаза. — Она спит.

Я бесшумно слез по ступеням, бабуля сидела в расслабленной позе, склонив голову, и тело её будто оцепенело.

Я чуть не взвыл сиреной:

— Она умерла?!

— Да заткнись ты! Что вопишь? — Девочка дёрнула меня за капюшон. — Проснётся поди, она же старая, часто не возвращается.

— Чегось?

Девочка взяла дровишки и устремилась к печке. Я, преодолевая накатившее отвращение, склонился над застывшей бабулей — если присмотреться, на труп не похоже.

Она вообще ни на что не была похожа!

Кожа и рельеф морщин застыли древесной корой. Всё её тело — дерево. Волосы, обратившись корнями, устремились сквозь щели в половицах к земле.

Я осторожно прикоснулся к деревянной руке, на ощупь — кора, не тёплая и не холодная, с вкраплениями и буграми.

Она не дышала, а разве деревья могут дышать? Уж точно то, что сидело в норке бабули, — не живое существо, а скорее пенёк.

— Что ты там разглядываешь, Алекс? Иди-ка лучше сюда, убери с печки лишние казанки.

Я чуть не сгрыз свои губы, чтобы не завопить: «Твоя бабушка стала деревом! Это нормально?» Но нельзя удивляться.

Да, это нормально для Девочки, и с этим придётся смириться. Меня могли выдать только выпученные глаза, но с этим я уже ничего не мог поделать. «Как?!» — вопило всё в моей голове.

— Кхм. А с тобой такое бывало? — спросил я максимально равнодушным голосом.

Получилось довольно пискляво, но Девочка этого не заметила.

— Ну… я легко возвращаюсь из мира грёз. А с бабушкой бывает… Но дольше пары дней она редко спит. Завтра проснётся, поди, — ответила она и потянулась открыть печную трубу. — Может, и сегодня попозже.

«Но дольше пары дней она не спит…» — это что значит? Это у неё сон такой? Мысли перекрутились, отжались и мятыми тряпками повисли на тонкой верёвке осознания: а все остальные так же «спят»?

— Да что с тобой сегодня? — возмутилась Девочка, отодвигая меня от печи. — Не помогаешь, так хоть не мешайся!

Но я не слушал её: в голове собирались воедино очевидные вещи: понятно, почему нет кроватей! Зачем, если ночью все превращаются в бревно? На полу-то оно поближе к земле, поприятнее, а что же не в горшках земляных спят тогда? Или на грядке сразу? За наш визит бабуля так и не очнулась, оставив без ответов мои накопившиеся вопросы.

На обед мы шпиговали мышей. Я отрезал им хвосты, мыл тушки и закидывал в маринад, а сёстры убирали головы и очищали внутренности. Мы готовили всё утро. Чтобы накормить семью мышами, их понадобилось целое ведро. На Святой Земле это редкий зверь, и ничего подобного мы не готовили, но я всегда интересовался экзотической кухней и смело снял пробу, когда блюдо запеклось.

Девочка смеялась над тем, как я обнюхивал свою порцию.

— Извините, уважаемый Задохлик из высшего общества, что мы вот так, скромненько, без свиты слуг вас принимаем, мышами угощаем, чем уж богаты, — раскланивалась она.

Я милостиво покивал, принимая извинения.

— Ну что вы, сударыня Девочка, я понимаю — живёте бедно, не привыкли столь благородных гостей принимать.

Мыши были нашпигованы кореньями, а сверху политы особым кисло-сладким соусом. Я зажмурился, радуясь краткому блаженству — на мой взгляд, получилось очень даже вкусно. Лилёк единственная не оценила угощение и, равнодушно жуя, разглядывала на потолке муху, проснувшуюся от зимней спячки. Или зимнего одеревенения? Что у них тут с насекомыми во время сна происходит?

Наконец-то день завершился, и к вечеру у меня созрела идея: раз сегодня не удалось поговорить с бабулей, я решил не терять времени даром и выяснить, насколько крепок «деревянный» сон дикарей и все ли они в него погружаются. Если я всё-таки замыслю побег, нужно будет использовать любые преимущества.

Впервые к вечеру я не чувствовал себя пожёванной лепешкой, а наоборот, ощущал прилив вдохновения.

Семейство дикарей разошлось по комнаткам, затихло фырканье животных в дальних туннелях норы, тишина тёплой шалью окутала дом. Выждав ещё часок, я уселся и отдал беззвучный приказ: «Ночное зрение: активация».

Амультары мигнули красными искорками в глазах, я узрел чёрно-белую кухню и на цыпочках направился в ближайшую комнатку.

Мамаша семейства лежала в углу недвижным силуэтом, одеревеневшая, с выпуклостью живота, торчащей, словно нарост, — она полностью обратилась деревом. Я присел, разглядывая лицо: складки коры очерчивали веки, ноздри, лоб, перетекали в волосы. Прикоснулся к коре её лица. Шершавая. Ничего общего с кожей. А ребёнок? Он тоже задеревенел?

Я вернулся в кухню, схватил примеченную ещё днём бадейку, выгреб в неё угли из давно остывшей печи и отправился в комнату к девчонкам.

Две сестры свернулись калачиками, а третья спала, опёршись о стенку норы. Одной рукой я зачерпнул угля и размазал его по неподвижному лицу первой сестры. Уголь крошился под пальцами, втираясь в бороздки коры, но спящая не шевелилась. Какой прекрасный крепкий сон!

— Это тебе за Лилёк. — С величайшим удовлетворением я приступил к «очернению» Девочки. — Это за туалет на улице. — Зачерпнул ещё и втёр в корни её волос. — А это за Задохлика! — Размазал остатки угля по щекам и шее.

Не обделил вниманием и третью сестру, чтобы девчонки не подумали утром друг на друга и не передрались. Одна рука стала грязной по локоть, но это было только начало. Я работал, пока хватало сил, а энергии творить чёрные дела у меня оказался богатый запас. Слегка увлёкшись своей разведкой, я залез во все незапертые норы и натёр углём всех, кто попался под руку.

Я поднимался из очередного лаза, когда дверь преднорья распахнулась, а в проходе кляксой на фоне белого снега проступил чей-то силуэт. Пальцы, державшие бадейку с углём, разжались, и она ухнулась об пол.

Силуэт спустился на пару ступенек, и я облегчённо вспомнил о том, что умею дышать.

— Поглоти тебя Бездна и её бесы, Лилёк!

Она не ответила и устремилась к углю. Я схватил ведро и поднял, чтобы Соплежуйка не дотянулась, она повисла на бадье, а я пытался стряхнуть девчонку. Мы беззвучно боролись, но грубая мужская сила всё же одержала верх, и я, гордо подняв трофей над головой, поднялся по лестнице лаза.

Верша месть за снежную зиму, три недели молчания, нескончаемое зерно с мышиным помётом и отсутствие кроватей, я успокоился, только когда ведро опустело. Соплежуйка таскалась за мной и мешалась под ногами.

Я уже понял, что деревянных дикарей не так легко пробудить к жизни, но всё равно каждый раз вздрагивал и переживал, когда Лилёк в темноте натыкалась на корзины, мётлы и прочую утварь, расставленную у стен.

До рассвета было ещё далеко, но цифры на моём запястье уже показывали четвёртый час утра. Остатками угля я вымазал мордочку Соплежуйки и нанёс боевой раскрас на себя, затем сунул руку в снег, чтобы её отмыть, и ногой прикопал образовавшуюся чёрную кляксу.

Прислушался к тишине: только хруст снега от наших неловких движений. В небе, в окружении молочной дороги звёзд, подмигивал хитрюга-месяц. Лилёк помахала ему, и, на ходу заметая следы, мы вернулись домой. В норе я припрятал бадейку вглубь кухоньки, под мешки, и, опьянённый чувством выполненного долга, рухнул в запечное пристанище.

***

Визг, возмущение, хохот — так началось то радостное утро. Я не спешил вылезать из угла и наслаждался концертом: дикарки носились, топали, грели воду и размазывали уголь по щекам. Лилёк тёрла чёрные сопли по лицу и медленно поворачивала голову, пытаясь уследить за девчонками, мечущимися пчелиным роем.

Я лениво оделся и отправился на улицу, чтобы не стоять в очереди за водой, по дороге споткнулся о Соплежуйку и прихватил её с собой. Пока одевал малявку, заметил, что то ли девчонка подросла, то ли её шубейку кто-то подшил, потому что она перестала волочиться по земле и оказалась девчонке впору.

За дверьми норы ярким солнечным лучом нас ослепил праздник жизни: обычно пустынная деревня бушевала разноцветием весёлой суеты. Лилёк бухнулась в сугроб, а я присел рядом и принялся оттирать лицо от угля. Пахло весной. Тепло обнажило чёрные тропинки, а ледяная корка снега подтаяла и пропитала землю своим соком.

Деревенщины ругались, разыскивая виновника торжества. Кто-то, как мы с Лилёк, сидел в сугробе, радуясь редкому развлечению, кто-то яростно тёрся снегом.

— Идём, — злобно рявкнула Девочка и решительным шагом протопала мимо нас. Лицо её всё ещё было чумазым, а взгляд обещал утопить кого-нибудь в сортире.

Я неохотно потянулся и отправился за ней, Соплежуйка шлёпала по грязи следом. Дикари галдели и делились впечатлениями, размахивая руками, вокруг с хохотом носились чумазые дети.

— Это ты сделал, сын драной собаки? — Девочка остановилась и резко обернулась на пятках так, что чёрные косички хлестнули меня по лицу.

Я на миг зажмурился и отпрянул.

— Нет. — Я столь же злобно прищурился, глядя ей в глаза.

Сейчас ударит.

Но нет.

Девчонка схватила Лилёк за волосы и накрутила их на кулак.

— Думаешь, не найду на тебя управы?

Шея Лилёк вывернулась, малявка закричала и забилась испуганным воробушком в руках мучительницы. Не думая, я со всей силы толкнул Девочку в плечо, она пошатнулась, но не упала, разжала пальцы, выпуская жертву, и в полуприсяде бросилась на меня. Я рухнул под её весом на дорогу, и мы покатились по грязи, пытаясь придушить друг друга. Девчонка, сильная, как зверюга, подогреваемая злостью, не уступала мне, кусалась и пыталась выцарапать глаза. Я вцепился дикарке в косы и оттаскивал её от своего лица.

— Ха-ха, — раздалось над ухом.

Лилёк сидела в луже на тропинке и смеялась, глядя на нас.

— Что ржёшь, дура? — Девочка откатилась от меня и вскочила на ноги, подняв Лилёк за капюшон. — Если ещё раз прикоснёшься ко мне ночью, я отрежу ей пальцы, понял? — И рванулась разгневанной медведицей прочь.

— Это был не я, — крикнул я на бегу, еле поспевая за ней. — Если ты такая тупая, что готова во всех бедах обвинять меня только потому, что я чужак, не буду разубеждать тебя.

При виде нас бабуля уронила шитьё на колени и всплеснула руками. Девочка буркнула что-то на дикарском и, не глядя на меня, с грохотом, достойным обрушившейся лавины сковородок, начала забрасывать дрова в печь. Я устало опустился на подушки рядом с бабулей.

— Как ваши дела? У нас проходил сеанс угольного омоложения лица и омовения в сугробах. Полезно для кожи, между прочим.

Девочка всё ещё злилась на меня, но всё же переводила:

— Не слыхала о таком. Что ж меня не позвали? Вам-то что омолаживать? Малы ещё, а я бы как раз морщины свои разгладила, — бабуля заулыбалась, и дорожки складок собрались в гармошечки. — Глядишь, хоть помру красивая!

Лилёк пробовала на вкус одну из подушек.

— Плюнь, Соплежуйка, — окликнул я её, но у мелкой чесались зубы, и она продолжала вгрызаться в ткань.

Бабуля махнула рукой, мол, пусть грызёт, не жалко, и, блаженно прижмурившись, раскурила трубку.

А я сфокусировался на сушёной морковке, подвешенной около окошка в потолке: по ней неспешно ползла капля воды, просочившаяся из щели снаружи. Капля текла по верёвочке, устремляясь вниз по кожуре и, падая с морковки, разбивалась о землю. Я размышлял о том, как незаметно подвести разговор к амультаре так, чтобы ни Злая Девочка, ни бабуля не заподозрили лишнего.

— Алекс, о чём задумался? — спросила старушка.

— О еде, конечно, о чём мы вообще спрашиваем?! — Девочка не дала мне ответить и указала бабушке на морковку.

— Ох, она, поди, пересушенная, — бабуля расстроилась.

— Нет, хотел спросить, почему у вас столько заброшенных жилищ?

— Мрёт потихоньку деревня наша, — сказала бабуля. — Молодёжь переселяется в новые края. Вот и мельчают деревеньки, — она покачала головой. — И почему им не сидится? Ведь от амультары уходят! Совсем страх потеряли.

— А что она делает, ваша амультара? — услышав заветное слово, я едва не выдал своё волнение и прикусил костяшки пальцев.

Не слишком ли странный вопрос? Девочка прищурилась и вздёрнула верхнюю губу, обнажая клыки, она не торопилась переводить, и я затараторил, чтобы оправдать своё невежество:

— У нас, у вещих, тоже есть такие кристаллы. Они даруют энергию для наших летучих кораблей.

Чтобы моё враньё звучало убедительно, я приправил его щепоткой правды. Девочка опустила плечи, отвела глаза и начала обсуждать с бабушкой мой вопрос.

— Это защита богов, — улыбнулась старушка.

— Эра даёт нам силу взамен на кровь, отданную амультаре, — с гордостью произнесла Девочка, вскочила и сделала знак руками, воздавая уважение божеству.

— Какую силу? От чего защита?

— Амультара издревле защищает нас от пришельцев с той стороны, — сказала бабуля, понизив голос.

С той стороны… Здесь два варианта: либо имеется в виду мир мёртвых, некие тёмные силы, которых боится деревенское дурачьё. Этими пришельцами может быть любая неизвестная чушь, призраки, дикие звери или просто чужаки… Либо… Ещё одна талая капля скатилась по морковке.

— Да съешь уже эту морковь! — Девочка, следившая за моими размышлениями, бросила в меня сушёнку.

Я схватил её на лету и покрутил в пальцах, пытаясь не потерять след уже готовой созреть идеи.

Либо… Пришельцы — это мы. Инопланетяне. И амультара — защита от просветов в другие десять миров. Впервые о таком слышу. Наши учёные умы должны были знать об этом, наверняка они и знали, только отчего-то со мной не поделились.

Барьер, не допускающий чужаков к поселениям, — возможно ли это? Под силу амультаре таких размеров создать нечто подобное? Да, но ей нужна энергия. А ведь над амультарой как раз установлена чаша.

— Часто вы приносите жертвы богам?

— Отчего такой интерес, Задохлик?

— Просто скажи. Часто?

— По праздникам, — процедила Девочка.

Вернувшись домой, обнаружили, что нашу нору подтопило весенними водами, и отец дикарского семейства вместе с соседом латают щели в потолке и стенах. Я любовался этим зрелищем, перебирая зерно. Вода лилась со всех сторон, мгновенно размывая глину, которой они пытались замазать трещины, и их работа становилась столь же бесполезной, как и моя.

В монотонности просеивания зёрен нашлась своя прелесть, появилось время поразмыслить о недавней догадке. Амультара даёт им какую-то «силу» и защищает от неведомого зла. Девочка сказала, по праздникам — значит, регулярно, в одно и то же время, запас энергии пополняется.

Предположим, что артефакт создаёт барьер от просветов над деревней. Тогда, если выключить амультару, то и барьер отключится, и просвет на Святую Землю откроется прямо из деревни. У меня даже сердце забилось быстрее от этой сумасшедшей надежды. Что, если билет домой всё это время лежал у меня под носом? Может ли быть всё так просто?

***

— Ночное зрение: активация, — скомандовал я, когда обитатели норы затихли и погрузились в деревянный сон.

Лишь бы дурёха Лилёк не проснулась и не увязалась следом. Я проверил малявку, спящую у входа. Оцепенела. Значит, девчонка всё-таки местная.

— Тук-тук, — постучал ей по лбу, чтобы удостовериться наверняка.

Она не шелохнулась.

На выходе из преднорья я поскользнулся, проехался по заледеневшей дорожке и едва не разбил колени. Сбоку мелькнула чёрная тень. Я обернулся: просто какой-то мелкий зверь, вроде лисы. Поднялся с земли и, ссутулившись, поспешил в центр деревни.

Лица идолов зловеще подсвечивались снизу красным сиянием амультары, голоса, как назло, пробудились и высунули воздушные носики из недр сознания. Нужно сосредоточиться.

— Вас нет, — убеждал их я. — Я здесь главный, заткнитесь все.

Если я прав, сейчас решится моя судьба. На неверных ногах вошёл в круг божественных братьев, приблизился к амультаре. Сердце хотело сбить мой настрой, отдаваясь бешеным гулом в ушах. Я стянул варежки и попробовал поднять жертвенную чашу из рук близнецов, она оказалась тяжелее, чем выглядела. Свет камня погас в то же мгновение, как я снял источник энергии.

Не выдержав тяжести чаши, я опустил её на колено.

Ничего не менялось. Не обрушился небесным водопадом неведомый барьер. Не хлынули орды тёмных тварей, прорвавшиеся сквозь защиту. Мир Живы спал.

Вдруг высоко-высоко в небе что-то заискрилось, и золотой просвет растянулся между облаками, на миг я обрадовался: неужели сработало? Но минуты капали в Бездну, а вокруг ничего не менялось.

Я застонал от досады — один единственный просвет. Я вам птица, что ли? В надежде, что просветы откроются где-нибудь поближе к земле, я отчаянно вглядывался в темноту звёздной ночи. Холодное остриё ткнулось мне в шею прямо под ухом.

— Поставь на место, — раздался низкий, пугающе спокойный голос.

Повернув голову, я встретился взглядом с глазами Дэйкири. С перепугу аж вспомнил её имя. Я попытался отклониться, но копьё, которое она сжимала в руках, ещё сильнее упёрлось мне в кожу. Я медленно поднялся и взгромоздил чашу на место.

— Отойди от неё.

Осторожно развернувшись, я сделал шаг в сторону, дикарка замерла, опираясь на полусогнутую ногу, готовая в любой момент нанести удар копьём. Похоже, она умела обращаться со своим оружием.