Исход – заговор ушедших. 2 часть

Heinz Zander, 2021

Расследование убийства в Германии в 2013 – нити приводят к заговору против президента России. Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации. Содержит нецензурную брань.

…Убийство в часто посещаемом кафе взбудоражило не только округу, прилегавшую к Гогенцоллерн-Аллее, вплоть до Борнхайма, но и франкфуртскую полицию.

Комиссар Йеннингер, большой, полный, тщательно следивший за лысевшей головой, расхаживал по очищенной от посетителей большой зале, стараясь сосредоточиться..

Первый вызванный патруль сумел правильно сориентироваться в обстановке. Старший тут же вытребовал еще две машины и распорядился закрыть до прибытия бригады по расследованию главный вход в кафе, а затем и запасной. Не удовлетворившись просто запертой дверью в подсобном помещении, пост у нее выставили еше и на улице.

Патрульные не выпускали никого из посетителей, покуда не приехал комиссар Йеннингер. Комиссар, захватив с собой старшего из первого вызванного патруля и менеджера кафе, прошел к месту происшествия. Он настоятельно попросил бледного управляющего пока что не вызывать владельца. Йеннингер не понаслышке знал, как присутствие хозяев затрудняет сговорчивость и наблюдательность работников. Тем более, когда самые первые интенсивные и никем не тормозимые усилия могли дать результат. И с каждой прошедшей минутой шансы поимки по горячим следам уменьшались вдвое. Поэтому недопустимы были всякие посторонние лица, интересы которых состояли лишь в максимальном сокрытие происшествия, то есть, всего того, что отрицательно влияло на прибыльность.

А обстоятельства самого происшествия и чутье подсказывали Йеннингеру, что здесь именно такой случай.

«Кто вызывал полицию?», — заглядывая в распахнутую дверь кабинки, спросил Йеннингер. Полицейский и менеджер переглянулись, офицер сказал:

— «Звонил женский голос, сообщил, что их знакомый отлучился в туалет и не приходит. Слишком долго..»

Йеннингер наклонился к сидевшему скособочено на стульчаке телу. Менеджер заглянул за плечо комиссара, приподнявшись на цыпочках, и вздохнул:

— «Люди, которые сидели за столом вместе с этим..мужчиной.. были очень обеспокоены, подозвали кельнера и..»

— «И?..» Менеджер отошел в сторону, чтобы пропустить большого Йеннингера.

— «Кельнер тут же сообщил мне…»

— «До вас никто ходил проверять в туалет?», — Йеннинер осматривался в тесном для него помещении, не глядя на своих сопровождавших. Офицер молчал.

Менеджер снова сказал:

— «Я, как у нас написано в инструкции о действиях в подобных ситуациях, пошел в сопровождении кельнера в туалет..»

— «Больше с вами никто не ходил?» Менеджер вновь переглянулся с патрульным и покачал

головой:

— «Нет! Никого не было. Я поставил официанта у двери в коридор…» — он показал рукой на

дверь из залы — «у обеих…» — Йеннингер и офицер посмотрели в сторону дверей.

— «…А сам прошел к запертой двери…»

— «Надеюсь, вы ничего не трогали?» Менеджер неуверенно ответил:

— «Я только подергал ручку двери. Она была заперта изнутри.» Йеннингер окинул взглядом невысокого черноволосого управляющего с высоты своего роста:

— «Надеюсь, открывать не пытались!?»

— «Нет! За дверью стояла такая неестественная тишина…»

— «Никто больше не приходил, пока вы смотрели?»

— «Я же уже сказал, что поставил своего сотрудника, чтобы он никого не пускал…»

— «Ну-с, хорошо…», — протянул комиссар:

— «А дальше вы вызвали полицию!?»

— «Да, я распорядился, чтобы Бригитта — она сидела на кассе — вызвала полицию, по

возможности не поднимая шума.»

— «Когда точно вызвали?» «Простите, я не посмотрел на время…», — покраснел менеджер. — «Плохо! Надо такие вещи запоминать!», — бесстрастно произнес Йеннингер и повернул голову к патрульному.

— «В двадцать три часа семнадцать минут…», — прозвучал ответ:

— «Звонок зафиксирован в двадцать три ноль четыре!»

— «Кто-то ушел за эти тринадцать минут из кафе?», — Йеннингер вновь принялся за управляющего.

— «Я не могу сказать наверняка…»

— «Тогда придется начать с опроса посетителей.»

— «Мы сразу, как обнаружили запертую дверь, приказали не выпускать никого.», — офицер показал взглядом на менеджера. Тот согласно закивал:

— «Мы предложили всем гостям остаться ненадолго в кафе и не расходиться. Потом приехал еще патруль — они уже вывели людей наружу.»

— «Всех?»

— «Как гостей, так и обслуживающий персонал.»

— «Ну-с..Продолжим…», — сказал вполголоса задумчиво Йеннингер. Увидев перед собой застывшего в нерешительности менеджера, он добавил:

— «Подсчитайте кассу, в общем, прекратите работу. Придется вам, к сожалению вашему, помочь нам.» Менеджер все еще не трогался с места.

— «Пожалуйста, предупредите всех ваших сотрудников.», — отпустил его Йеннингер.

Когда он менеджер ушел, Йеннингер обратился к полицейскому офицеру:

— «Дверь ломали?»

— «Нет! Нам принесли стул, мой напарник перелез в кабину и отомкнул дверь…» —

–«Правильно сделали! А «Malteser» вызвали?»

— «Да, сразу как увидели в каком положении находится тело. Медики снаружи, ожидают, когда могут забрать его.»

— «Тут, скорее, нужны парамедики.», — вздохнул Йеннингер:

— «Приступим к делу! Офицер, вызовите криминалистов, теперь тут им больше работы.»

Офицер вышел. Йеннингер огляделся — в коридоре было тускло, несмотря на все включенные лампы. Их свет почти не освещал кабинку, в которой находился труп. Еще раз покрутив головой во все стороны, Йеннингер, чтобы не задеть стены коридора, выбрался в пустую залу, освещенную таким же тусклым светом.

Снаружи, на улице, переминались, стояли, расхаживали несколько десятков человек под присмотром полицейского патруля. К самому входу подъехали две кареты «Красного креста». В одной из них уже оказывали кому-то помощь. Йеннингер огляделся, подозвал старшего полицейского наряда и попросил организовать людям место отдыха — вынести стулья и скамейки. А также не забыть покормить людей.

— «До десяти евро — за счет государства. Только пусть счета не выбрасывают. А захотят подороже, тогда за свой счет.»,

— с этими словами он принялся за свое основное дело. Сотрудники, прибывшие с Йеннингером, поскучнели. Они знали основательность комиссара, знали также и то, что минимум сутки торчать здесь им уже не избежать..

Начался опрос присутствовавших в кафе. Их поодиночке или небольшими группами приглашали в опустевшее помещение, где просили показать стол, за которым каждый из них находился, и рассказать, что делали в промежутке от десяти до половины одиннадцатого. Именно в это время произошло, судя по звонку, убийство.

Прежде всего вызвали трех человек, в чьей компании был убитый. Йеннингер, тем не менее, их расспросил поодиночке — двух молодых людей и женщину. Как раз она и позвонила самой первой в полицию в то время, как управляющий кафе пытался открыть дверь кабинку туалета.

Комиссар твердо придерживался принципа говорить со свидетелем один на один, даже в таком очевидном случае. Всего лишь требовалось точно установить момент преступления. Но Йеннингер знал, насколько обыкновенные люди не дорожат временем,редко кто из них смог бы восстановить проведенный всего лишь накануне день. Особенно терялись во времени люди, не связанные регулярной работой. А в том, что перед ним сейчас сидели именно такие люди, Йеннингер мог поклясться хоть самому «Папе Раци». Поэтому он решил поговорить с ними сразу со всеми.

Собеседники Йеннингера неважно говорили по-немецки и, несмотря на старательно произносимые комиссаром вопросы, дело не продвигалось. Йеннингер предложил молодым людям подождать до прибытия переводчика, сам он занялся с другими свидетелями.

Из всех самые ценные сведения дали двое молодых людей — «typische Schwule..» — неприязненно оценил он их — которые ближе к половине одиннадцатого заходили в туалет. Одна из кабинок была закрыта

— «Левая или правая?», — последовал быстрый вопрос. Йеннингер не стал подсказывать, но один из молодых людей уверенно назвал правую, если смотреть от входа, дверцу. Молодой человек глянул на своего партнера, тот чуть прикрыл глаза и расслабленно кивнул.

— «Да! Правая!..»

— «Может, кто-нибудь находился в помещении в это время?» Услышав, как и ожидал, ответ — «Там умывался мужчина..», Йеннингер, не подав виду, продолжил:

— «Не обратили случайно на него внимания?» Молодые люди снова переглянулись и тот, кто отвечал, снова сказал уверенно:

— «Был одет, как и обычно..»

— «Обычно — это как?», — снисходительно поинтересовался комиссар.

— «..Как почти все — в джинсах и темной рубашке.. Стоял, наклонившись, и мыл лицо…»

— «Рядом с ним что находилось?»

— «Господин комиссар, мне и так не терпелось — вы уж простите за такие подробности! — поэтому я больше поглядывал, как скоро выйдет мой товарищ…»

— «Надо думать не только об естественном..», —

назидательно произнес Йеннингер, встав над молодыми людьми во весь рост. Они тоже поднялись.

— «Покажете на месте, кто где стоял и что делал…»

Все трое прошли в туалетное помещение. Сразу вспомнили, что мужчина умывался как раз напротив закрытой дверцы.

— «..У него в ногах стоял небольшой рюкзак. Обыкновенный, с которым ходят на работу.», — сказал второй. Йеннингер едва сдерживал нетерпение:

— «На полу?» «Да! И Найк отсвечивал очень ярко оранжевым…»

— «Что за Найк?»,

— не понял Йеннингер.

— «Рюкзак фирмы «Найк», на клапане нашито…»

— «Значит, «Найк»…», — задумался комиссар:

— «Ничего больше характерного не было?» Свидетели переглянулись. («Уж как-то игриво они друг на друга смотрят» — покривился Йеннингер, но с меньшей неприязнью — они пока что среди всех остальных оказались наиболее наблюдательными.)

— «…Рюкзак маленький, на клапане нашита метка «Найка», которая фосфоресцирует в темноте. Так же как бывает на кроссовках. А сам рюкзак достаточно поношенный…»

— «Неужели вы в полумраке смогли это разглядеть?», — удивился Йеннингер.

— «Он, когда долго носится, опадает, если рюкзак снять и поставить. Корсет становится мягким и сгибается…»

— «Занятно.», — не мог не заметить Йеннингер, добавив

— «Спасибо за ваши сведения! Я хотел бы вас попросить прийти, вдруг если вы понадобитесь нам еще.»

Молодые люди с облегчением попрощались:

— «Конечно, господин комиссар!» Йеннингер проводил их взглядом и кивком подозвал патрульного.

— «Передайте циркулярное оповещение по городу — обратить внимание на мужчин с небольшим рюкзаком фирмы «Найк». Эмблема фосфоресцирующая, светло-коричневого цвета.»

Патрульный убежал к машинам.

— «Тип, конечно, не идиот. Судя по тому как ловко всех провел, он давно уже затаился.», — сказал себе Йеннингер и, выяснив, что прибыл переводчик, распорядился вызвать тех, разговор с которыми пока отложил.

Приятели убитого, сидевшие вместе с ним за столом, снова оказались перед Йеннингером

Всем им было около тридцати лет. Теперь комиссар разглядел их точнее. Разговор пошел уже живее. Прежде всего Йеннингер поинтересовался, не обратили ли они внимания на странных людей или, может быть, кто-то следил за ними.

К досаде комиссара они оказались совершенно бесполезными собеседниками. — то ли они были слишком заняты беседам друг с другом, то ли еще чем-то, но вокруг них, с их слов, царила пустота.. Женщина несколько раз срывалась во всхлипывания:

— «…Я не понимаю, кому это нужно!? У него ведь не было врагов…»

Йеннингер терпеливо ждал и продолжал задавать вопросы о подозрительных посетителях. Вскоре комиссар понял, что от женщины трудно было чего-то ожидать, и переключился на ее спутников:

— «Возможно такое, что кто-то угрожал раньше вашему знакомому?»

Молодые люди («Без определенных занятий…» — оценил их Йеннингер) дружно отрицали наличие врагов и вообще каких-то недоброжелателей. В нынешних обстоятельствах, такое единодушие не убедило комиссара:

— «А вы лично сами хорошо знакомы с тем, кого только что убили?»

Он намеренно не сказал «друга», потому что знал, насколько даже неожиданно для себя самих, могут проговориться люди, запальчиво отрицая обвинения. Но его уловка не дала результата. Молодые люди пожали плечами:

— «Не так долго. Мы договорились о встрече здесь…»

— «То есть, вы раньше не виделись?», — прервал их комиссар. «…нет»,

— неуверенно начал один.

— «Мы просто комментировали его статьи в журнале…», — перебил второй:

— «А потом решили повидаться, когда Сергей будет во Франкфурте…»

Йеннингер не стал уточнять, кого звали Сергеем. Он с минуту помолчал, внимательно всматриваясь в молодых людей. Женщина понемногу пришла в себя и едва слышно проговорила:

— «…Сереже писали всякие негодяи, угрожали ему…»

— «Кто именно? Где писали?»

— «В форуме… Когда обсуждали то, что делается в России..»

Йеннингер вопросительно уставился на переводчика. Тот некоторое время переговаривался с молодыми людьми, а потом разъяснил комиссару. Собеседники полицейских негромко обменялись репликами. Йеннингер вслушался, не останавливая их — скорее всего, говорили по-русски.

— «Повторите, пожалуйста, вот вы…»,

— указал Йеннингер на женщину, когда молодой сотрудник, из немцев-переселенцев из России, закончил объяснения..

— «…Еще раз — что за какой-то форум и про то, что там писали…»

Когда переводчик, судя по интонации говорившей, начал переводить ее вторую фразу, Йеннингер недовольно остановил его:

— «Пусть не тараторит, а говорит по одному предложению. И как можно проще и точнее. Вы, Пауль, переводите мне дословно и, как закончите, пусть она говорит следующую. А то вы оба разговоритесь, а я сижу, как посторонний…»

Он улыбнулся:

— «Продолжим.»

Пошло гораздо быстрее и с большим толком.

Оказалось, хотя Йеннингер так и предположил, наблюдая за поведением русских, что их покойный приятель был автором многих статей в журнале, посвященном политике и экономике. Именно некоторые статьи Сергея о политике и стали поводом для ожесточенных споров, комментариев, среди которых попадалось много агрессивных.

— «Статья может стать поводом для убийства?»,

— Йеннингер вновь внимательно посмотрел на Пауля. Тот, помешкав, перевел. Русские тоже переглянулись, и женщина резко заговорила, мешая русские и немецкие слова. Йеннингер догадался о чем она говорит, по интонации ее голоса. По словам женщины, Марины, Сергею угрожали, но, разве можно было предположить, что закончится так трагически.

Йеннингер отпустил их. Затем отпустил и Пауля и задумался. В любом случае сведения об угрозах, переданных в дискуссиях по интернету — («Господи, чем занимаются вроде бы взрослые люди!?») — малопригодны для розысков по горячим следам. Способ, которым совершено убийство — несомненно, весьма профессиональной рукой! — наводил на неприятную мысль о преждевременности надежд на скорый поиск.

Вздохнув, Йеннингер принялся за дело, которое он делал уже почти неосознанно годами. Были собраны все нашедшиеся у посетителей, толпившихся снаружи, фотоаппараты, мобильники и камеры. Эксперты криминальной экспресс-лаборатории расставили в помещении аппаратуру для просмотра изображений и роликов с приборов самых разнообразных марок. Йеннингер похвалил в душе сам себя, что распорядился, совершенно интуитивно, доставить кабели с разъемами. И одновременно выругал, тоже про себя, производителей всей этой вычурной техники за нелепое разнообразие, которое в его случае лишь задерживало получение результата. Но эксперты тоже были профессионалы и быстро стали подключать изъятую технику к большому монитору на столе.

Просматривая очередное содержимое, вызывали владельца аппарата, и Йеннингер тут же проводил скоротечный расспрос об обстоятельствах съемки. Попутно он, несмотря на легко устанавливаемое место, откуда велась съемка, еще раз уточнял, где находился и с какого времени именно тот, кто производил съемку. Даже, если сидел в компании. Невзначай комиссар интересовался у мужчин-свидетелей, не выходили ли те в туалет.

С особенным вниманием полицейские изучали кадры, сделанные после половины десятого. После некоторого колебания Йеннингер исключил то, что убийца мог весь вечер просидеть в туалете.

Во-первых, уже спрошенные им заходили в разные кабинки — комиссар даже подивился, насколько мужчины хорошо запоминали место, которое им пришлось посетить по нужде («Наверное, что-то от рефлекторной памяти. Это когда можешь через продолжительно время абсолютно точно восстановить путь лишь по испытанным ощущениям..»).

Во-вторых, убийца наверняка изучил заранее помещение туалета и особенно черный ход. А, чтобы быстро совершить свое дело — судя по тому, что убитый не успел среагировать и остался в том положении, в котором расположился в кабинке — он, вероятнее всего, следил за своей жертвой и сумел быстро и — пока что! — незаметно пройти следом…

Именно что незаметно, поскольку после тридцати четырех проверенных аппаратов не прибавилось ни одной зацепки.. Йеннингер был убежден, что мывший лицо человек, которого пришлось обойти этим гомикам, был убийцей, и напряженно рассматривал каждую фигуру на изображениях, одетую в неброскую темно-серую одежду. С особой тщательностью он вглядывался в сумку или рюкзак, мелькавшие на дисплее. Но тщетно..

…В углу изображения, снятого на мобильник не самой последней модели, открывалась белая дверь туалета. Само изображение сделали издалека, почти от окна, метров за шесть до двери туалета. Йеннингер попросил показать по возможности точно, где стоял снимавший. Он не колеблясь молча встал у крайнего возле окна стола.

— «Вы там сидели или просто отошли?»

— «Нет, мы сидели в середине»,

— молодой человек («Тоже русский..») показал на стол, стоявший у стены помещения, как бы на подиуме. Столы в центре располагались на полметра ниже, в углублении.

Йеннингер посмотрел на временную метку в правом нижнем углу — двадцать один тридцать восемь — , а затем на фигуры на снимке. Среди фигур в самом центре зала, между двумя столами, пригнулся мужчина, по-видимому, завязывавший шнурки. Точнее, съемка захватила только верхнюю половину скорчившейся фигуры. Как ни старались полицейские, но, за исключением темно-серой спины разглядеть практически не удалось ничего, кроме, лямки вокруг левой руки.

Эксперт, по просьбе Йеннингера, приблизил изображение, моментально ставшее совсем нечетким. Комиссар до боли в глазах всмотрелся в контур, закрытый рукой и разглядел смутный силуэт предмета, похожего на рюкзак. При очередном увеличении все расплылось окончательно, но Йеннингер мог бы поклясться, что распознал светлые расплывчатые буквы — три или четыре.

— «Попробуйте прочитать»,

— он попросил экспертов. Те какое-то время щелкали быстро пальцами по клавиатуре. Изображение растворялось до исчезновения по мере прилижения, и вдруг, словно из облака обозначились мутно буквы N I…

…К сожалению, кроме двух букв ничего нельзя было разглядеть. «На экспертизу!», — распорядился Йеннингер, уже не рассчитывая получить что-то путное.

Но его ждал очередной сюрприз. На четырех снимках — («Но какого черта они не запустили видеосъемку, а с ослиным упорством щелкали кадры!?», — бесился Йеннингер) — белая дверь, ведущая в туалет, фиксировалась в четырех состояниях. Последовательно от открытой до закрытой на четверть дверь пропускала фигуру в темной одежде. На левом плече ее висел скорее угадываемый небольшой рюкзак, наполовину скрытый дверью. На следующих снимках рюкзак исчезал из поля зрения. Надписи же, как ни старались сотудники полиции, рассмотреть уже не удалось.

«Господин комиссар»

— к Йеннингеру наклонился патрульный офицер:

— «может уже можно людей отпустить!? Третий час ночи.»

Йеннингер, поглощенный изображением на мониторе, не сразу откликнулся. Он повел глазами по полутемной зале, полной народу, и, помедлив, кивнул:

— «Да, офицер! Все, кого мы опросили, могут идти.»

И только увидев удалявшуюся спину, Йеннингер спросил наконец о том, что у него совсем вылетело из головы:

— «Что сказали парамедики?»

Офицер тут же повернулся к нему:

— «Пока предварительно — смерть наступила от удара в висок тяжелым предметом. Единственное их смущает, как это можно было умудриься сделать в таком тесном пространстве.»

— «Из этого мы делаем два важных вывода»,

— объяснил Йеннингер:

— «Во-первых, убийца средних размеров, а во-вторых профессионал. Поэтому надо обратить внимание на спортивных, со специфической подготовкой, людей возраста от тридцати лет. Пусть дополнят к уже сказанным приметам с рюкзаком.»

–«Так точно!»,

— и офицер ушел.

«…Мы отсмотрели практически все. Точнее, все, что извлекли из собранных аппаратов и то, что относится ко времени после половины десятого.»,

— заметил криминалист, когда Йеннингер, шумно вздохнув, устроился перед монитором. С минуту он думал, снова рассматривая тот самый кадр с открытой дверью, в которой исчезла виденная на предыдущем кадре фигура в сером.

— «Тогда вы еще раз внимательно посмотрите последние кадры, особенно те, где нам удалось увидеть рюкзак с надписью и силуэт того, кто его нес. »

Криминалист ждал, видя, что Йеннингер медлит.

— «Скорее всего нового мы здесь не найдем, но постарайтесь найти еще что-нибудь. А мы тут еще походим. Кстати, огромное спасибо, коллеги. То, что вы сделали, нас очень подвинуло вперед.».

Йеннингер выбрался из-за стола и добавил:

— «Я с вами не прощаюсь, потому что что-то мне подсказывает, что мы с этим случаем завязли надолго.»

Глядя, как эксперты сворачивают аппаратуру, он сказал:

— «Попытаюсь раздобыть еще любителей съемок и сэлфи, но обещать не могу, насколько быстро. Поэтому остается работать с тем материалом, что у нас еще есть. Итак, до встречи в Полицай-Президиуме..»,

— кивнул Йеннингер офицерам.

Он решил еше раз пройти на место происшествия.

Труп был убран. На полу, рядом со стульчаком, темнела глянцевая лужа крови размером с тарелку. Комиссар достал ручной фонарь — свет полностью включенных в помещении ламп не пробивал сумрака кабинки — его внимание упало на тонкие металлические стенки белого цвета. На той, за которой был коридор, комиссару привиделись продолговатые царапины. Осветив их, он нагнулся и разглядел одну вмятину и две вышербленные полоски, будто оставленные больших размеров кошкой, карабкавшейся наверх.

— «..Как утверждали те, двое гомиков, дверь была закрыта. Один из них два раза дернулся. А мужчина у раковины как раз мылся… Ну да, значит, он, после того как, подтянулся на руках и выбрался через эту боковую стенку. И при этом умудрился в полной тесноте не задеть тело сидевшего… Действительно, он должен быть средних размеров…»

— Йеннингер, представив себя на его месте, ухмыльнулся —

— «…и вдобавок очень ловким. А то, что в такой тесноте он сумел так быстро сладить дело, лишний раз доказывает его и ловкость и силу…»

Йеннингер понял, что его мысли пошли по кругу. Он еще раз посветил по другим стенкам кабинки, по дверце и, не нашел ничего.

«Пока можно по горячим следам искать среди мужчин среднего роста, среднего телосложения, скорее худощавых. С рюкзачком «Nike»… Немного.», — заключил он, выходя в залу.

Криминалистов уже не было. В зале присутствовал патрульный офицер, рядом с ним выжидающе замер менеджер. За стойкой находились еще двое молодых людей. Йеннингер посмотрел на улицу через стекло высотой в рост человека — там, снаружи, стояли по-прежнему несколько машин, у растянутой ленты топтались, переговариваясь, патрульные. Людей в полицейской зоне оставалось всего четверо.

«Еще не всех опросили?», — кивнул Йеннингер на окно.

— «Всех отпустили. Остались только те, кто проголодался. Да и транспорт уже не ходит.» Комиссар взглянул на часы над стойкой — уже было три часа — и распорядился:

— «Пусть их развезут по домам.»

Офицер кивнул и вышел на улицу.

«Вам еще долго работать, господин комиссар», — прозвучал глухо голос. Йеннингер опустил взгляд, с минуту разглядывая менеджера, будто впервые.

— «Оцепление останется до тех пор, пока мы не переговорим со всеми из вашего персонала, кто сменился до нашего прибытия…Кстати, вы их вызвали?»

Менеджер оказался настойчив:

— «Я прежде всего обязан был довести до сведения владельца, господина Миковича, а только он может распоряжаться персоналом. Я же только руковожу процессом обслуживания гостей заведения..» Комиссар поморщившись, был вынужден согласиться:

— «Валяйте, сообщите, кому вы должны сообщить.»

— «Господин Микович уже звонил мне, что скоро подъедет…Вот и он…»

Менеджер повернулся к высокому моложавому мужчине, в джинсах, черной блестевшей рубашке со стоячим воротом, в черных остроносых туфлях, вступившему в зал.

«Здравствуйте, господин комиссар!» — рукопожатие господина Миковича было твердым, взгляд настороженный.

— «Вы сами понимаете, что дело настолько серьезно, что я тут.» Йеннингер, как ему не хотелось, должен был оправдываться:

— «Я попросил не вызывать вас сразу, так как », — тут он посмотрел на менеджера, который тотчас сделал несколько шагов в сторону — «…по опыту известно, насколько работники неуютно чувствуют себя в присутствии шефа.»

Господин Микович вежливо улыбнулся:

— «Я прошу вас, господин комиссар, закончить как можно скорее. Сами понимаете..»

— «Да.Я понимаю…Боюсь, что нам придется пробыть здесь завтра. Точнее сегодня, как минимум до полудня. Хотя мы постараемся управиться быстрее…»

— «Я вас очень прошу!», — отозвался господин Микович, подозвав взглядом управляющего.

— «Господин Байер, выполняйте все просьбы комиссара…»

— «Господину комиссару необходимо расспросить вчерашнюю смену…», — управляющий показал глазами на Йеннингера. Микович, чуть скривившись, подтвердил, не посмотрев на полицейского комиссара:

— «Да, разумеется. Вызывайте от моего имени и быстрее.»

Йеннингер вскинул голову. Такая же мысль пришла в голову и менеджеру, который тоже бросил взгляд на часы:

— «Городской транспорт начинает ходить в пять тридцать, господин Микович»

Тот никак не выразил удивления: «Пусть выезжают самым первым рейсом.» И спросил Йеннингера:

— «Я вам еще нужен, господин комиссар?»

Йеннингер хмуро кивнул:

— «Тогда, с вашего позволения, я еще осмотрюсь в помещении…»

— «Конечно! Вы же должны делать вашу работу. Уверен, что вы справитесь», — господин Микович дернул подбородком в сторону управляющего:

–«Открываемся, как всегда..»

Проводив недобрым взглядом элегантно одетого, несмотря на внезапный вызов, хозяина, Йеннингер дождался, когда господин Микович покинул место расследования.

— «Давайте адреса, мы сейчас всех сюда сами привезем…»

Менеджер взялся за айфон, комиссар раскрыл блокнот и приготовился записывать…

Лангеру позвонили ранним утром на мобильный с незнакомого номера. Голос с восточным акцентом — «Рахим», сразу узнал Лангер — просил о срочной встрече, но только не во Франкфуртер Берге, а подальше. Лангер, не назвав собеседника по имени, назначил место на Вестенд-Платц, в сквере у детской площадки.

— «Насколько срочно?», — переспросил он.

— «Очень, очень», — заныли в трубке.

— «Хорошо, через час», — Лангер выругнулся так не хотелось отменять плановую поездку на велосипеде, но голос звучал настолько испуганно, что тревога передалась Лангеру

Оказалось, что испуг Рахима был неспроста.

— «…Ты точно видел именно его?», — переспросил Лангер, еще не согревшись в утреннем ознобе.

–«Не только видел! Он со мной говорил и мне грозил…»

— «Чем он тебе мог грозить? Ты же под моим прикрытием. Кто тебе вообще может угрожать?», — настаивал Лангер. Рахим, полноватый, с коротковатыми руками, широко раскрыл нетипичные для афганца зеленые глаза:

— «Что еще с араба взять? Они же к нам относятся как господа. А мы их терпеть не можем. Он это тоже знает, но так он же господин Хафез, полицейский…»

Лангер невольно скрипнул зубами:

— «Ну так с чем он на тебя наехал? Только не скрывай ничего, а то не смогу помочь.»

Рахим, говоривший бойко по-немецки, на этот раз то и дело сбивался и рассказывал невпопад. Было видно, насколько страх овладел им.

Накануне к нему подошел на улице сотрудник Лангера Хафез, одетый не просто в штатское — «…и разоделся по-мусуьмански, даже ноги босые в сандалиях…» — приказал(!) пройти на заброшенный стадион за станцией и ожидать.

Рахим, конечно, не стал возражать и через полчаса был там. Хафез явился не один, а с каким-то доселе не появлявшимся в этом районе странным типом.

— «Не араб точно, но и не европеец.»

Требование Хафеза — его спутник все это время молчал — состояло в организации встречи их обоих с Лангером, как можно более скрытной. Мол, открылся выход на организаторов нелегальной иммиграции в Германию боевиков из Палестины. А для каких целей, этим как раз и хотели поделиться с Лангером эти двое.

— «Ты, надеюсь, держал язык за зубами и не проявлял любопытства к другу Хафеза?»

— «Вы же меня знаете, комиссар! На Востоке любопытство не поощряется. Только вот…»

— «Что только?»

— «Этот друг вашего офицера самый настоящий еврей.»

— «Почему ты так решил?»

— «У него глаза внимательные, он, наверное, военный…»

— «Да почему ты так решил?»

Лангер вспомнил человека из свиты израильского посла около центра Игнаца Бубиса.

— «…Я бы на вашем месте не стал с ним встречаться. Он смотрит, как отсутствует. Люди, которые хотят что-то предложить, смотрят иначе. А этот — внимательно и словно издалека.»

Лангер поежился. Рахим сидел, согнувшись, поставив локти на колени, будто ждал команды. Лангер раздумывал.

— «Хорошо! Встретимся в Остенде-Парке, в четверг, в семь вечера, со стороны Гогенцоллерн-Аллее. Там место тихое, для разговора годится.»

— «Хорошо, господин комиссар!»

— «Ты только не трясись. А главное — ты уже забыл про то, что я тебе только что сказал!» Рахим поднял испуганные глаза.

— «Иди и не бойся. Я тебя всегда прикрою.»

Наблюдая за поплевшимся прочь афганцем, Лангер лихорадочно соображал, но в голову не приходило иного, чем удивление от незнакомого, хотя и вполне ожидаемого, обличья собственного сотрудника. Кем был его молчаливый спутник, Лангер уже не сомневался. Как не сомневался и в мотивах появления его здесь. И Лангер решился.

Войдя в будку с телефонным автоматом, он снял трубку и набрал номер. Ответил мужчина. Лангер произнес короткую фразу, выслушал такой же короткий ответ, сказал:

— «Сегодня, в два, на Alte Flughafen…». Лангер не сразу повесил трубку…

Виндхук был похож на декорации, напоминавшие Лангеру театр «Felsenbühne» в Ратене. Немецкий квартал выделялся так же, как и везде, куда раскидывала немцев по свету судьба. Дома времен Второй империи не смешивались с игрушечными фахверковыми. В последних, по иронии судьбы, ныне обитали разбогатевшие потомки пионеров, решивших распространить «Орднунг» за экватор. Тем, кто не возвратился в Европу от отчаяния и тщетности устроиться в Стране Обетованной, пришлось перетерпеть долгие годы истребления духа предков. К этим упорным добавились другие, тоже упорные, не желавшие смириться с крушением иллюзии предпочтительности оружия всем прочим средствам.

Они, в отличие от упрямых первопоселенцев, обладали изворотливостью ума, опытом жизни в Большом Мире и, что во многом определило смену ролей, ухитрились неведомыми путями прибыть небедными. Они умели ценить время, которое для первопоселенцев застыло среди вечных камней и песков, омываемых вечными водами океана. Они решительно меняли традиции и привычки тех, кто их принял. И первым видимым признаком необратимых изменений стал вызывающий вид фахверковых домов, в которых на далекой родине жили низшие сословия.

Теперь дом, выглядевший как скелет, на скорую руку обложенный камнями, явился вместилищем зажиточной жизни, счастливого смеха, нарядных платьев и людей, не задумывавшихся о будущем. Они управляли этим будущим, во всяком случае, в тех пределах, в котором им было отпущено. Вечерами на аккуратных площадках стояло множество скромно выглядевших автомобилей, сделанных по индивидуальном заказам. Из домов лилась музыка и разносился вкрадчивый звон бокалов.

….Лангер проснулся в полной темноте от шороха шагов. Каждую ночь за неделю пребывания в Намибии, в доме дяди, его будто накрывала и растворяла в себе мгла. Казалось где-то высоко над душной палаткой черного бархата разгорался нестерпимой силы знойный шар. Его лучи выжигали бесчисленные отверстия в пологе…Словно приподнимались у поверхности края и раскрывался бесконечный мир…

Первые проблески солнца пробивались по горизонту, и душная черная палатка ночи таяла в холодном предутреннем воздухе, на миг ослепляя взор…

Лангер натянул футболку — от влажной африканской ночи не спасала даже простыня — и, прислушался. Шорох проникал со двора. Лангер спустился по лестнице и открыл наружную дверь. Прямо перед собой он сначала увидел разгоравшийся красный огонек, а потом, подняв глаза, встретился взором с дядей Вилли. Тот держал сигарету на отлете и рассматривал племянника. В каждом его глазе отражался огонек сигареты.

— «Я сразу понял, откуда ты явился…» Лангер встрепенулся, но тут же почувствовал облегчение от того, что ему не придется придумывать причину для разговора, ради которого он оказался здесь..

— «…Я даже не справлялся в посольстве. Мне хватило того, что ты никогда не был в Кёльне. И я тебе не стану объяснять, в чем ты ошибся. Просто, чтобы не терять времени.»

Лангер молча выдержал взгляд дяди.

— «Конечно, перед тобой поставили одну только цель. Твоим шефам не откажешь в изобретательности и обладании истинным немецким духом.» Дядя Вильгельм снова задумался, медленно выпуская дым. Лангер решил не спрашивать его ни о чем, только теперь он понял, насколько точно рассчитали те, кто его послал. Ему оставалось лишь выслушать до конца то, что он предполагал услышать.

— «…Только настоящий немец знает, насколько у нас крепки родственные связи, хотя родственники могут придерживаться самых враждебных взглядов. И только за то, что твои хозяева остались настоящими немцами, пусть они и строят так называемое пролетарское государство, я отношусь к тебе, как к своему. Особенно мы должны быть своими далеко от нашей родины…»

(«Понесло дядю на сентиментальность», — усмехнулся про себя Лангер).

Лангер-младший ничуть не выдал насмешливости. Он все-равно не знал, чем может завершиться столь откровенный разговор, и просто ожидал. Но он ошибся — дяде надо было отдать должное. Он остался немцем, распределявшим время и число фраз на заданную тему.

— «…Я противник изменений в вековых традициях, касается ли это обустройства общества или отношения к ненемцам..» Он поглядел пристально на Лангера и, выдержав паузу, продолжил:

— «Ты знаешь, кого я имею ввиду. Поэтому перейду сразу к делу.» Лангер только тут позволил себе реплику — он был полностью во власти человека, которому поневоле приходился родственником. Скрывать Лангеру было нечего — он решился на встречную откровенность:

— «То есть, дядя Вилли, ты готов сотрудничать хоть с врагом, лишь бы досадить евреям?» Дядя Вилли был серьезен:

— «Да! Я готов даже на это! Не знаю, что тебе рассказывали о том, что тут происходит, но можешь поверить мне.» Дядя затянулся всласть, докурил сигарету, и выкинул ее на гравий, насыпанный по всей площадке дворика. Встретив удивленный взгляд племянника, отмахнулся:

— «Все-равно с утра будут чистить двор и убираться в доме.»

Лангер внимательно смотрел на дядю. Тот не отвел взора:

— «…К сожалению, мечты о сильной белой расе подходят к концу. Скоро туземцы получат власть, а нам надо будет либо снова куда-то бежать либо становиться их прислужниками. Самое неприятное, что и наши, немцы, помогают этим дикарям садиться нам на голову. Слышал про фокусы «красного» Диркса?» «Кто это такой?» «Это ваш, восточногерманский. Правда, всюду говорит, что не имеет к немецкому государству рабочих и крестьян никакого отношения. Ведь сбежал же.» Дядя Вили достал новую сигарету. Не торопясь закурил.

— «Тебе не предлагаю. Ты к таким, наверняка, не привык. Кстати, я не спросил тебя — ты куришь?» Лангер помотал головой.

— «…Так вот этот «красный» Диркс заигрывает с туземными террористами. А террористы из СВАПО чувствуют себя у нас как дома, будто они в своей социалистической Германии…» Вилли Лангер произнес «социалистический» с малоскрытой враждебностью, даже в присутствии племянника. «Убежден, что как только туземцы получат здесь свободу, а это наступит лет через пять, не позже, он станет одним из самых прогрессивных политиканов независимой страны Намибии.»

Оба замолчали снова.

Душная непроницаемая ночь еще густо укутывала двор, что Лангеру казалось, будто тлеющий красный огонек плыл сам по себе посреди тьмы. А низкий звук дядиного голоса доносился словно из-за задернутой шторы.

— «…Теперь в сторону политику и философию. Интересующие тебя люди живут как раз в доме Диркса. Он опекает их как беженцев от диктатуры. Поэтому у него они в неприкосновенности. О них здесь мало кто знает, немцы тоже. Этих беглецов привезли сюда для совершенно конкретного дела — передать их израильтянам. Нет нужды тебе лишний раз говорить, что эти люди — ненемцы и поэтому мне их не жалко. Странно только, что нужно было совершать кругосветное путешествие. Впрочем, это их дело.»

Лангер собирался заметить, что в той Германии, откуда он будто бы прибыл, не различают происхождение, но сдержался. Делу это бы не помогло.

— «…Я узнал, совершенно случайно, что они решили покататься на уик-енд в Sperrgebiet. Ты должно быть слыхал о запретной зоне в Намибийской пустыне!?» Лангер кивнул.

— «Послезавтра они выезжают туда на машине. Встречаются с рейнджерами в Оджипонго. Это на северо-запад от Виндхука.» «Насколько, дядя, точны твои сведения?», — Лангер спросил, зная как ответит Вилли Лангер.

— «Видишь ли, племянник, мы, немцы, пока еще влиятельны и знаем обо всем, что тут происходит. Даже о том, чем тут занимаются израильтяне и южноафриканцы.»

Увидев заинтересованность в глазах Лангера, он покачал головой:

— «Разумеется, об этом у нас с тобой не было уговора, поэтому ты ничего не услышишь. А насчет ваших беглых евреев из социалистического рая отмечу — они догадываются, что за ними послана погоня. Они только не представляют себе, кто эту погоню направляет…»

Вилли Лангер усмехнулся. У него неожиданно по-старчески свистнул голос. Он насупился недовольный и после продолжительного молчания сказал:

— «Послезавтра, девятнадцатого февраля, на рейнджерском посту номер тридцать пять перед Оджипонго их будут ждать, начиная с десяти утра. Дороги у нас не такие как в Германии, сам видел, поэтому о точной встрече за сотни километров у нас не договариваются.»

Лангер сомневался, стоит ли благодарить за сведения, но дядя Вилли, видно, поняв нерешитеьльность племянника, отрезал:

— «У тебя сутки для того, чтобы все организовать и убраться отсюда. Не советую возвращаться в Виндхук позднее девятнадцатого числа — тебя будут искать, и я лично стану помогать в поисках. Я тебе оказываю услугу в обмен на другую, более важную для меня. Я хочу продлить нынешнее состояние вещей хотя-бы на полгода, мне не хочется уже покидать эту землю. Меня нигде не ждут, даже в моей Германии.» Дядя и племянник встретились надолго глазами.

— «Постарайся. Ты проверишь себя, на что ты годен, а со своих хозяев, возможно, снимешь головную боль. Правда, судя по тому, что происходит в вашем раю, у вас скоро будут иные заботы…»

Засветился голубой пояс вокруг Вандерберга, от чего массив гор, окружавших полукольцом Виндхук, отдалился, а потом с разгоравшимся голубым свечением стал приближаться скачками, нависая над городом.

— «…Постой!» Лангер обернулся. Вильгельм Лангер внимательно смотрел на племянника.

— «..Если надо, я распоряжусь, чтобы тебя доставили на место на вертолете…» Лангер не успел подивиться, как услышал:

— «Ты можешь мне довериться на эти сутки полностью. Наверняка тебе дали контакты для непредвиденных обстоятельств. Так вот — я могу стать твоим самым надежным связным…» Лангер колебался недолго.

— «Хорошо. Запомни телефон, по которому тебе надо позвонить.»,

— он произнес последовательность цифр, выученную им до того, как его вынесла резиновая лодка на Атлантический пляж, бухты Людерица.

— «…О, у тебя друзья на Кубе..» — не сдержался Вилли.

— «Или ты не спрашиваешь или я обойдусь без тебя», — неприязненно проговорил племянник. «Извини, извини…Что надо передать? Ведь номера телефона явно недостаточно!?», — ухмыльнулся дядя.

Лангер почувствовал сейчас только дрожь от утреннего летучего воздуха, и долго не смог сосредоточиться. Дядя терпеливо ждал, выпуская вверх порции дымков сигареты.

— «…Когда ты мне дашь вертолет?», — переспросил Лангер.

— «Когда тебе нужно?» Лангер смотрел на дядю, рассчитывая про себя.

— «Не позже двух часов дня. Сколько туда лететь?»

— «Полтора часа..»

— «Отлично. В час.» Дядя кивнул.

— «Если до двух от меня не будет вестей, позвонишь и скажешь следующее — «Я звоню по поводу тура в Гавану на три персоны. Запомнишь?» Дядя усмехнулся:

— «Да. Значит, как я понял, если ты каким-то образом со мной свяжешься, то звонить не надо!?»

— «Да, все правильно! Мне нужна будет твоя машина на пару часов.»

— «Тебе дать с водителем? Он хоть из туземцев, но я ему доверяю. Даже больше, чем тебе. К тому же ты не знаешь города настолько, чтобы проскочить побыстрее.»

Дядя не смог удержаться от колкости. Лангер чуть улыбнулся.

— «Когда вызывать его?»

— «К восьми, я еще хочу немного подремать. День хлопотный предстоит.»

— «Да уж конечно…», — дядя опять не сдержал иронии. Лангер-младший вопросительно смотрел на Лангера-старшего. — «Не спрашиваю. Подъедет BMW, чуть старомодная, но самая надежная на наших дорогах. Номер — SW 101 848. Вроде все.»

Лангер кивнул дяде:

— «Спасибо, Вилли!»

— «Ты все-таки, не фамильярничай.» Лангер взял в свою очередь небольшой реванш:

— «Дядя, привыкай к новому, которое не за горами..», — он огляделся на светлевшее полукружья Вандерберга.

— «..В той Германии, где тебя не ждут, уже давно тыкают (dutzen) любому и называют самых уважаемых родственников по именам. Так что я тебе оказал уважение.»

Пока Вилли Лангер раздумывал с ответом, племянник развернулся и поднялся к себе.

Предстояла подготовка к неопределенным обстоятельствам, которые могли завершиться против воли планировавшего их. Приходилось доверяться незнакомым прежде людям.

От Виндхука у Лангера осталось впечатление бесконечности при гораздо меньшем количестве людей, к которому он привык в Европе. Ему казалось, что сюда, на далекое африканское плато перенесли на гигантском грузовом самолете собранные впопыхах — в Германии, Голландии, Норвегии, Бельгии — маленькие аккуратные дома и вывалили как попало из брюха самолета.. Просто оттого, что самолету негде было сесть.. И эти дома разметало по обширнейшей площади. Со временем их нашли пришедшие следом за ними люди, у которых ничего не осталось на далекой родине. Этим искателям нового пристанища ничего не оставалось делать, как, засучив рукава, обустраиваться…

Машина, ведомая малоразговорчивым черным водителем, изредка смотревшим на Лангера, и сверкавшим белым ожерельем зубов, преодолевала бескрайние полосы сухих деревьев, покрытых голубоватой листвой. Стремительно взлетавшее вертикально вверх солнце разогревало крышу видавшей виды зеленой «BMW», неутомимо затягивавшей под себя километр за километром то шоссейной, то гравиевой дороги. Лангера морило сном, он пробуждался только, когда машина переставала раскачиваться. Он осторожно отдирал слипшиеся веки, покрывавшиеся тонким слоем красноватой пыли, и медленно поворачивался к негру. Тот терпеливо ждал, пока его спутник очнется и произносил одну фразу: «Do your deal.»

Лангер неохотно вылезал наружу, в пекло.

Он успел за почти три часа встретиться со связными. Оба были немцы, судя по произношению, откуда-то «сверху», о чем их, разумеется, не спрашивал.

Договорились быстро — Курт, невысокий, до удивления мало загоревший, если не сказать, бледный, выслушал краткую инструкцию Лангера. Они встречались возле Steinkirche в Верхнем — «Немецком» — городе. Оттуда им предстояло добраться до того самого рейнджерского поста, о котором сообщил Вилли Лангер.

Второй из связных, мулат, говоривший свободно по-немецки («…саксонский…», — определил Лангер — «даже лейпцигский акцент»), улыбался, но оставался непроницаемым.

— «…Встречаемся на пятом километре, с выезда на указатель «Овамбо», там примите от меня снаряжение…» Лангер озабоченно посмотрел на часы — времени до обещанного дядей вертолета оставалось совсем впритык, всего полтора часа. Таким же озабоченным он ушел со встречи, едва кивнув своему кратковременному другу.

— «Got set?» Лангер не понял. Водитель — всплыло из жары его имя — «Нкадемо» — переспросил: «All done?» «Да», — скорее кивнул Лангер. «Steinkirche..5 kilometers to Ovambo at the gaz station». Нкадемо широко улыбнулся и показал Лангеру на ремень. Лангер помедлил, соображая, и пристегнулся.

Машина, скрипя и выстреливая из-под шин очередями мелких камней, неслась вверх. Рощи проносились как нестойкие облака, открывая взору очередной обособившийся район Виндхука. У Лангера голова тряслась от дикой езды, и постепенно он провалился в сон, выбиваемый оттуда время от времени при заносах…

…Дядю Вилли Лангер увидел сразу за разъехавшимися воротами. Он стоял метрах в десяти от них, не скрывая напряжения ожидания…

Лангер старался понять роль дяди во всей истории. Он возвращался много раз к своему тогдашнему приключению, и теперь, после разговора с Рахимом, вдруг пришла неоспоримая ясность — он, Лангер-младший, послужил необходимым, но все-таки второстепенным, звеном между раскрученным механизмом и другим, готовым к движению, которому недоставало лишь короткого контакта для передачи материализовавшейся воли.

Но, видно, забуксовавшей силы не хватило для полного завершения усилия. И все пошло совсем не по плану. Еще тогда ему казалось странным, что вся его миссия состояла из этапов, каждый из которых приходилось преодолевать безо всякой поддержки, с риском его не пройти. Точно те, кто его послал до самого окончания не были уверены в его, Лангера, пригодности, и новый этап становился следующим экзаменом на выживание. У него до сих пор оставалось убеждение, что им пожертвовали уже в самом начале. А его возвращение вызвало всего лишь кратковременное удивление у людей, занятых передвижением фигур в Игре, ставки и цены которой были куда как выше его, Лангера, жизни и никому до конца не ясны.

Все-равно начало всех движений зарождалось глубоко внизу, куда не утруждали бросить взора те, кто были заняты Наверху. Но как часто эти невидимые движения, зачастую бессмысленные, становились загадочными для тех, кто эти движения затеял. И нередко ломались все замыслы, подтверждая в который раз простую истину — невозможно предотвратить естественные движения душ. И раз уже совершенные, нельзя было отменить результаты, произведенные ими.

Лангер отказался после раздумья от дядиного предложения и отправился на машине, за рулем которой сидел теперь уже неразговорчивый белый. В течение всех трех часов гонки по тряской, каменистой дороге он произнес лишь несколько слов, предупреждая седока об опасных поворотах.

Водитель затормозил на въезде в узкий каньон, в котором едва могли разъехаться две машины. Лангер недоуменно посмотрел на него.

— «Jetzt warten bis ein Signal kommt», — был ответ. Лангер кивнул и снова стал смотреть в лобовое стекло. Облако желтоватой пыли, поднятое колесами, лениво догнало их, окутало машину и неспеша рассеивалось в безветренном воздухе, снова открывая глазу окрестности. Вид снаружи был уныл — рощи остались на холмах, перед каньоном росло несколько чахлых изогнутых деревьев со сводящей с ума синеватой листвой. Солнце дальше передвинулось по вертикальной черте в небе, плавкая жара неумолимо разогревала машину внутри. Лангеру хотелось спросить, сколько еще ждать, но тут дрогнул край обочины. Водитель повернулся к Лангеру, посмотрел внимательно в глаза:

— «Es ist die Zeit», и пригласил выйти.

В двух метрах слева стояло двое в песочной униформе, с загорелыми лицами. Они вскинулись на выходивших, водитель поднял руку, люди легко придвинулись вплотную к машине.

На Лангера смотрели две пары глаз — серые и зеленовато-коричневые. Водитель что-то тихо произнес. К Лангеру протянулись две руки. Он их пожал одну за другой, едва удержавшись, чтобы представиться. Судя по уверенному поведению водителя, привезшего Лангера, нужды в этом не было. Один из людей в форме, с зеленоватыми глазами, пригласил за собой небрежным взмахом руки. Его спутник сделал шаг в сторону, пропуская Лангера. Лангер заметил в его руке короткоствольный, песочного цвета, автомат. Под обочиной дороги, рассыпавшись редкой цепочкой, стояло пять человек, все с оружием. Тут Лангер увидел автомат и у старшего, такой же песочно-камуфлированный.

Зашуршало за спиной — к ним спустился водитель. Старший из встречавших — теперь Лангер понял, для чего они сюда прибыли — негромко переговорил с водителем, оглядывая изредка каньон. Говорили по-немецки — Лангер услышал легкий эльзасский акцент. Пока шел разговор, люди в форме и Лангер успели осмотреть друг друга. Он заметил среди них троих чернокожих — («Наверняка, сваповцы…») Старший обернулся и подозвал одного из них:

— «Stell mal die Kiste an, die sind bald da.», затем махнул остальным: — «Klar bleiben!»

— и все тут же пропали из глаз. Водитель пожал руку старшему и Лангеру, ободряюще улыбнулся и взбежал на обрывистый откос. Через минуту раздались звуки заводимой и затем отъезжавшей машины, вскоре все утихло, заглушенное поворотами дороги.

— «Also, er funkt, da sich das Ziel an uns nähert, dann sind wir im Geschäft.» — среднего роста, сложения как и Лангер, с темным от загара лицом и выгоревшими белесоватыми короткими волосами — старший обратился к Лангеру. Ему хотелось спросить, как они здесь очутились и что вообще происходило. Но эти вопросы застряли, он спросил только, тоже по-немецки:

— «Мы действуем вместе?»

— «Да! У нас машина. Сейчас не время, а потом все объясню, куда и как.»

— Лангеру оставалось только кивнуть в знак согласия. Его собеседник снова протянул руку:

— «Ирбис!» Лангер не понял сразу, сжал сухие пальцы и тут сообразил:

— «Neffe…»

— «Настоящий?», — «Ирбис» насмешливо сощурил глаза. Лангер усмехнулся:

— «Временный.», и поспешно направился вслед повернувшемуся к нему спине.

Дальнейшее для Лангера произошло с калейдоскопической быстротой. Даже ожидание в кустах не показалось долгим — он рассматривал лежавших рядом с ним, хорошо просматривавшуюся дорогу. Она делала резкий поворот, на котором любой проезжавший вынужден был затормозить. «Ирбис» находился рядом с ним. Он время от времени поглядывал тоже то на дорогу, то на молчаливого радиста. Внезапно — Лангера будто окатило жаром — тот поставил ладонь вертикально вверх. Вдоль обочины рассыпались люди. Раздалось легкое похрустывание, шум мотора, и прямо перед Лангером вывернул из-за поворота бежевый джип «Grand Cherokee», на высокой подвеске. С четырьмя пассажирами.

Лангер вдруг засомневался из-за возможной ошибки, что уже бы ничего не изменило.

…Машину занесло, скрип царапавших грунт покрышек проник глубоко в уши, в набор звуков вмешались ватные хлопки. Они участились, и Лангер наблюдал терявшие круглую форму шины, проседавший корпус машины в распускавшихся с металлическим позвякиванием рваных лепестках отверстий, звонко рассыпавшиеся и глухо опадавшие на песок вспыхивавшие короткими радужными бликами осколки.

…Обмякали на сиденьях фигуры в расползавшихся ярко-красных пятнах, обсыпанные белыми клочками…

В упавшей тишине, совсем рядом с собой, Лангер услышал легкий шорох осыпавшегося песка — зеленая змейка скользила вдоль его ноги. Он похолодел, прислушался к себе, но не почувствовал никакой резаной боли в теле, и, успокоившись, снова огляделся. Никто из бывших рядом с ним не шевелился. Лангер внезапно вскочил и подбежал к расстрелянной машине, курившейся множеством дымков из пробитых дырок. Он не услышал, как ему сдавленно крикнули «Назад!», увидел лихорадочно сдававшую задним ходом прочь от него голубоватую легковую машину, бледное лицо водителя… Звуки затихли быстро, как только машина скрылась за поворотом…

— «Was soll der Scheiss!? Ну какого черта ты поперся?», — Лангера трясли за плечи. Ирбис, скорее озабоченный, чем разозленный, рванул Лангера за руку:

«Тут смотреть уже нечего. Надо сматываться.» Лангер оглянулся — около машины появились двое из людей Ирбиса — с двух сторон. Они обшарили глазами все, что было внутри, один из них поднял большой палец кверху.

— «…Вторую машину проморгали», — досада слышалась в голосе Ирбиса:

— «…уходим…»

Люди построились в маленькую походную колонну, Лангера поставили вторым, сунув ему в руку автомат.

— «Нами, все осмотрел?»

Высокий, с синевато-черным лицом, сверкнул зубами. «Вперед!», и Лангерь качнулся за побежавшей спиной в песочного цвета комбинезоне.

…Лангер споткнулся, его поддержали неизвестно откуда взявшиеся руки. Жарко налитого воздуха не хватало для дыхания…

Он не мог потом сказать, сколько им пришлось бежать. Один раз сели отдышаться. Лангеру протянули флягу, на него смотрели, раздвигая улыбки, разноцветные лица — красное, темные, иссиня-черные, белое… Ирбис не садился, он стоял, внимательно глядя на Лангера и, когда тот встречался с ним взглядом, насмешливо щурил глаза. Все снова поднялись на ноги и беглым шагом углубились в редкую саванну. Лангеру оставалось идти с ними, не спрашивая, сколько и куда идти..,

Палатка песочного цвета, такого же, что на людях, шедших с Лангером, была укрыта под огромным камнем, край которого обвило корнями дерево с красной гладкой корой. Под его листвой пришедших встретило еще двое, с белыми лицами. Один из них что-то сказал Ирбису. Он, заметив, что Лангер прислушивался, усмехнулся. Все стали устраиваться под тенью дерева. Лангера отозвали в сторону.

— «У нас коллектив сборный, эти парни, что нас встретили, русские. А вообще полный интернационал…», — Ирбис наклонил голову, снова рассматривая, как впервые, Лангера.

— «Мне почти ничего непонятно, но мне другого делать не остается.», — Лангер постарался подыграть в насмешливости своему собеседнику. Он кивнул: «Du begreifst recht — Правильно понимаешь.»

Остальные устроились, двое возились с машиной. Развели примус, на котором стоял котелок. Люди без суеты перебирали рюкзаки. Видно было, что они подобным делом занимались не в первый раз.

— «…Дожидаемся темноты» — опять голос с эльзасским ацентом — Лангер повернулся —

— «Нас должны подобрать в сотне километров отсюда. А дальше — по обстановке». Снова насмешливый взглд. Лангеру очень хотелось спросить, откуда его собеседник, зная, что сам никогда первым не спросит.

По какому-то неведомому ему, Лангеру, замыслу были присланы эти молчаливые странные люди. Он также понимал свою роль «приводного маяка», о чем ему не говорили, но к выполнению которой его исключительно и готовили.

Началось с перехода до Фарерских островов на «Nordperd». Впрочем, все начиналось еще раньше, со службы в Kampfschwimmerkompanie 11 в Кюлюнсгборме. Лангер служил уже третий год обер-лейтенантом. Его судьба решилась апрельским утром, когда был запланирован выход в море с тренировкой высадки на берег без буксировщиков.

…Позвонил телефон на столе дежурного. И через час, сдав снаряжение, Лангер ехал в закрытой машине…

Задание ему предложили вначале обдумать, но он, не имея никакого представления о том деле, что ему предстояло исполнить, согласился сразу же и подписал все, что нужно, не читая.

Лангеру пришлось забыть все свои специфические навыки — высаживаться, стрелять, плавать, прыгать с парашютом, вести ближний бой. К счастью, все это умение оказалось настолько крепко вбитым в него, что он благодарил судьбу и свое упорство, когда осваивал то, что, как казалось, станет его профессией до конца жизни… Или конца того государства, которому он дал присягу.

Лангеру не говорили, каким образом он окажется в месте назначения — ему сообщили только конечный пункт: Виндхук в Намибии. И адрес его дяди…

Только после многих лет Лангер осознал, насколько цепкими были невидимые сети, захватывавшие множество разнообразных людей по всему миру, заставляя их выполнять навязанную им волю.

«Нордперд» невозмутимо рассекал море под низко пролетавшими «Фантомами», «Скаггенами». Он бешенно раскачивался, почти касаясь бортами воды, на кильватерной волне проходившего вплотную британского крейсера, но не сбивался курса. И после трех дней хода по океанским волнам, трепавшим изящный корпус с удлиненным баком, «Нордперд» бросил в вечернем тумане якорь в виду скал Фарер, встававших в дымке из океана гигантскими вертикальными стенами. Лангера в водолазном костюме переправили на борт подводной лодки, легшей на грунт Фарерской банки.

Все время перехода до Карибского моря Лангер практически просидел в кубрике. С ним общался лишь человек, говоривший на немецком, как родном. А дальше — после двух дней в Доминиканской республике его, так и не увидевшего ничего, кроме комнаты в отеле, посадили в этот раз на гидрографическое русское судно, и снова пришлось болтаться больше недели в каюте… Чтобы душной тропической ночью пересадить его во всплывшую у борта судна другую подводную лодку. В конце концов он снова облачился в привычный водолазный костюм, в котором вышел на пустынный пляж в бухте Людерица. Лангера там уже ждали…

От него ускользал смысл таких сложных манипуляций по переброске его в Виндхук. Лангер стал постепенно приходить к выводу, что своим спасением он был обязан себе самому и людям, нарушавшим правила тайной войны.

…Африканская ночь упала сразу, закрыв на мгновения непроницаемым пологом мир. Разгорелись звезды так, что стало все ярко различимо на синеватой в небесном свете земле. Тусклый блеск Южный креста давил безысходностью… Саванна ожила звуками, далеко разносившимися в душном ночном воздухе.

…Самолет высился в ночи громадой, отбрасывая горбатую лунную тень. По упавшей аппарели въехала машина, за ней, глухо стуча ботинками, зашли люди. Ирбис крикнул:

— «Все!»

После бесконечного, казалось, времени крякнула с треском, натолкнувшись на края выходного проема, аппарель.

— «Надеть парашюты!»,

— Лангер понял, что скомандовали по-русски. Все устроились вдоль борта. Самолет гудел, вздрагивая. Закрепленная в проходе машина раскачивалась, тонко скрипели рессоры. Загрохотало вокруг и сверху, дернуло. Пол под Лангером подскакивал мелкими толчками. И вдруг тяжесть прошла через подошвы и нагнула плечи… Так продолжалось бесконечно долго.

В иллюминаторы блеснул голубой свет, Лангер приподнялся, Ирбис устало сказал:

— «Оторвались… Теперь только добраться осталось…»

Люди, пришедшие с Лангером, сидели, невидяще глядя перед собой, кто-то спал, опершись головой об автомат, положенный на колени. Лангера охватывал убаюкивавший ровный гул…

— «Луи, не тяните же, говорите, какой сюприз у Вас для меня», — Ангелика взяла Фюрне под руку. «Если вкратце — я решил наудачу послать фото, что мы разыскали вчера, во Франкфурт. И комиссар Йеннингер ответил, что человек, очень похожий на того, кто на фото, там в пятницу был…»

— «Похоже, что Норберту, как самому опытному, дали и самое безнадежное дело.»,

— невесело проговорила Ангелика, задержавшись перед дверью. Фюрне пропустил Ангелику вперед.

— «Вы знаете его?»

— «Луи, я знаю почти всех, кто старше пятидесяти, в полиции. Если не лично, то по делам, которые нам довелось расследовать. А их было столько, что Вы себе и представить не можете. Хотя столько, сколько в нынешнее время навалилось, не было… Нелегко вам всем будет, и это только начало», — ответила Ангелика, усаживаясь за стол. Фюрне уже раскладывал перед ней документы:

— «Мой запрос…А тут — неофициальный ответ из Полицей-Презииума Франкфурта.»

— «Комиссар не спрашивал, почему мы интересуемся этим человеком?»

— «Он спросил только, имеет ли он отношение к его делу?»

— «Луи, тут надо быть очень осторожными. Ведь если мы скажем, что мы кого-то подозреваем, то, во-первых, с нас потребуют хоть какое-то основания для проведения проверки. С ними у нас, мягко говоря, очень плохо. А, во-вторых, каждый официальный ответ придется прикладывать ко всем бумагам дела. Соответственно, это даст возможность тем, кто нас контролирует, упрекнуть, или даже обвинить, в выборе ложного направления расследования. К счастью, коллега Йеннингер сам все это прекрасно понимает, и нам повезло, что у нас такая поддержка.»

— «Коллега Рамзайер, я по тексту циркулярного сообщения — Вы его как раз читаете, как я вижу — заметил несомненную схожесть обоих преступлений. В обоих случаях действовал человек с явно профессионально выработанными качествами. Я хотел сказать «профессиональный убийца», но это, пока что еще, не совсем так… У нас — убийство, как реконструировано — произошло быстро, убийца не оставил никаких практически следов. Разве что смазанные отпечатки пальцев на ветках деревьев. Там — во Франкфурте — как установил комиссар Йеннингер — все произошло в считанные минуты.»

— «Да, Луи, очень много совпадений…Но отпечатков никаких на месте преступления нет. »

— «..Так вот — я попросил комиссара проверить, не было ли в тот вечер указанного лица. Я послал только фото, никаких персональных данных.»

— «Абсолютно правильно!», — одобрила Рамзайер.

— «..Оказалось, что его признал официант, причем совершенно уверенно. Даже показал, за каким столом тот сидел.»

— «Значит, они и отпечатки сняли?», — воскликнула в нетерпении Ангелика.

— «Они сняли, но обработку еще не закончили. Чтобы нам переслать пальцы с заключением, нужен официальный запрос. Впрочем, Вам коллега Йеннингер может сделать послабление.»

— «Луи, вот что нам надо в первую очередь сделать. Сначала я хочу Вас похвалить — действительно, никогда не скажешь, в скольких направлениях надо двигаться, чтобы получить разгадку. Иногда случается и удача, но на удачу надеяться исключительно мы не можем. Поэтому мы разделимся — я займусь основательно проверкой переписки убитого — там, как утверждал наш основной свидетель, можно найти, кто что писал и как угрожал. Вы же начнете прорабатывать линию установленного человека в связи с его возможным отношением к обоим убийствам. Только поймите, что это не больше, чем догадка. Возможно, что и не даст результата. Но мне кажется, что слишком уж много совпадений. Хотя нас любой не то что адвокат — начинающий следователь легко разобьет.» Фюрне помрачнел:

— «То есть, Вы, коллега, не считаете то, что нам прислали, важным?»

— «Наоборот — очень важно! Но пока без доказательств. А Вы, как раз, и должны собрать доказательства. Наверное, Вам придется поехать во Франкфурт. Оформление служебной командировки я возьму на себя. Но Вы будете все-равно работать в полном контакте со мной. Так, коллега Фюрне?» Ангелика улыбнулась, Фюрне силился тоже выдавить улыбку в ответ, как Рамзайер охладила его азарт. Он только спросил:

— «Чем мы займемся сегодня?»

— «Коллега, у меня предчувствие, что поддержка со стороны министра не будет бесконечно долгой, и нам надо ее использовать по максимуму. Я предлагаю снова обратиться в EDV и сообразить, как нам получить доступ к почте убитого. Я ведь в этих технических вопросах почти не ориентируюсь. А Вы как?» Фюрне снова взял насмешливый тон:

— «Молодое поколение просто в силу возраста вынуждено знать больше. Но я с Вами, коллега Рамзайер, полностью согласен — по переписке, если только ее открыть, можно много узнать. По-крайней мере, если ему писали с домашнего компьютера, хотя я сомневаюсь — убийца явно предусмотрителен — можно много вытащить. Предлагаю еще раз порасспросить нашего главного свидетеля.» Ангелика оживилась:

— «Луи, я сейчас свяжусь с EDV, а Вы постарайтесь поговорить со свидетелем и вызвать его в ближайшее время. На любое! Хоть ночью!»

Ангелика взялась за телефон, Фюрне запер бумаги в сейф, затем тоже стал звонить…

Неприятности посыпались с самого утра понедельника.

— «…То есть, Луи, вы позвонили нашему свидетелю, а он отказался приехать!? И чем он обосновал свой отказ?», — спросила Ангелика Фюрне, когда тот с кислым лицом вернулся в девять сорок две в кабинет. Она машинально отметила время на больших часах над дверью.

— «..Господин Штернберг сказал, что нашел адвоката и теперь может с нами разговаривать только в его пристутствии.» Ангелика усмехнулась:

— «…Странно он себя ведет. Зачем ему адвокат, когда мы не предъявляем никакого обвинения. К тому же этот Штернберг всего лишь свидетель.» Фюрне пожал плечами:

— «Наверняка, ему подсказали, либо он насмотрелся американских сериалов, где постоянно твердят, мол, все вопросы только в присутствии моего адвоката.» Фрау юстицрат промолвила:

— «Его право в конце концов.» Оба помолчали. Фюрне снова пожал плечами:

— «Теперь разговор со свидетелем отодвинется дня на два — завтра к полудню он получит наше приглашение.» Ангелика вскинулась:

— «Кстати, Луи, Вы отправили письмо официально? Через нашу рассылку?»

— «Да. И с печатью нашего секретариата.»

— «Лучше было бы, конечно, с печатью Полицей-Президиума, но, наверное, Вы поступили совершенно правильно. А что за адвокат у него?» Фюрне полистал в записной книжке:

— «…Некий Дребитц.» Ангелика передернула плечами:

— «Очень въедливый тип. Испортил не одно расследование и попортил нервы многим моим коллегам. Редкостный сутяга, но заставляет быть собранными.»

Фюрне достал из прозрачной папки несколько заполненных листов бумаги. Ангелика бросила на них беглый взгляд — самый первый протокол допроса свидетеля — и предложила:

Конец ознакомительного фрагмента.