Амплерикс. Книга 1. Серый камень

D_Kart, 2019

Амплерикс – далекая планета, лишенная естественного светила и питающая себя огнем, водой и воздухом изнутри. Население планеты разбито на шесть ступеней – от первой, венценосной и неприкосновенной Королевы, до шестой, на которую поставлены самые бесправные обитатели этой суровой земли. Смертельная болезнь Королевы, которая ценой своей крови охраняет орбиту Амплерикса от нашествия демонических ящеров, вынуждает представителей противоборствующих ступеней сплотиться и отыскать лекарство для повелительницы. В этих поисках под вечно черным небосводом рождаются союзы, разрушается любовь, плетутся интриги и находятся пугающие ответы на давно забытые тайны Амплерикса.

Глава 3.

Деревня Кай-Ур стояла на самом краю Медистого плато. Фраза «на самом краю» не красит большинство мелких населенных пунктов. К Кай-Уру это не относилось, ибо в данном случае речь шла о западной, а не восточной части Медистого плато. А значит, рядом сама столица.

Жизнь в Кай-Уре в этот день не отличалась от жизни в день предыдущий. Там, где учатся и тренируются солдаты, царствует четкий распорядок. А чем четче распорядок, тем и жизнь монотоннее.

— Ты опоздал, — недовольно бросил своему сыну Гальер, когда юноша показался в дверях кабинета отца.

— Простите, — виновато ответил Лафре, все еще стоя на пороге и не решаясь подойти к столу отца, — нас задержал командир. Мы упражнялись на мечах, когда ваш слуга сообщил мне, что вы изволите видеть меня, и я…

— Кто задержал? — с презрением в голосе перебил его Гальер, подняв на сына маленькие черные глаза.

— Командир Дамори, отец, — тихо сказал Лафре.

— Не командир Дамори, насколько мне известно, предводитель Вильдумского отряда, а Гальер Аберус. И пока Гальер Аберус все еще отдает здесь приказы, их надо выполнять. Беспрекословно и незамедлительно! — стукнул он кулаком по столу.

— Виноват, отец, — еще тише ответил сын.

— Что мне до твоей вины! — горячился Гальер. — И какого пса ты мямлишь, как сопливая девка?

— Виноват, отец! — громко повторил молодой человек.

— Виноват… Что произошло вчера?

— А что вчера произошло?

— Ты мне скажи. — Гальер сверлил своего сына острым, как жало, взглядом. — От меня только что вышел Итус Сирой, и он, должен заметить, был вне себя от недовольства, что ты вчера не явился к ним в дом. Ты можешь себе представить, каково было мне, предводителю Вильдумского отряда, оправдываться перед ним, будто я малолетний воришка? Мне!

— Отец. — Лафре ощутил, как его бросило в жар. — Я вчера чувствовал себя нехорошо, даже с кровати не вставал.

— В заднице нивенга я видал, как ты вчера себя чувствовал! — рявкнул на сына Гальер. — Все их семейство собралось в доме, чтобы устроить тебе смотрины! Они прождали тебя до позднего вечера, а ты, треклятый сын диетры, даже не послал им слугу, чтобы отменить встречу!

— Отец. — Юноша приблизился к столу и отодвинул кресло, чтобы сесть в него. — Я… Я на дух не переношу семейство Сирой. Всех их, а в особенности — Хельду.

— Ты можешь сколь угодно питать к ним отвращение. Я не заставляю любить их, но уговор есть уговор! Если семья Аберус дает слово, его надо держать.

— Но не я давал слово, отец.

— Ты тоже Аберус. И если слово даю я, то значит, даешь его и ты.

— Отец, я вас умоляю! Сошлите меня в Низину, лишите меня фамилии, убейте меня! Прямо сейчас. Вонзите в меня кинжал, но только не заставляйте меня родниться с ними!

— С ними роднишься не ты, треклятый сын диетры, а мы! Договоренность достигнута, а договоренность крепче стали, если в ней участвует фамилия Аберус.

— За что вы так со мной? Почему именно они? Почему именно Хельда? — воскликнул Лафре. — Она уродлива, как сутулая собака, и от нее несет за милю.

— Хельда уродлива, Алира гнусава, Женни стара… Кого ты себе ищешь? Красавицу из ангалийцев?

— Но не Хельда же, отец!

— Тебе уже двадцать один, Лафре! Я не молод, твоя мать тоже, и мы глубоко озабочены твоей взыскательностью в выборе невесты. У Итуса доброе имя и обширные земли. И не только в Медистом плато, но и под Триарби. Земли, которыми я не прочь был бы обладать.

— Вот оно что… — покачал головой юноша. — Земли… И ради земель вы готовы на то, чтобы ваш единственный наследник ложился в постель с вонючей Хельдой? Нет лучше способа, чтобы не допустить продолжения нашего рода! На такую не позарился бы и слепой.

— Мое решение озвучено, Лафре, и оно не подлежит обсуждению. Сегодня вечером я сам повезу тебя к ним, и ты будешь обходителен и учтив с Хельдой. Вы женитесь в следующем месяце. И если после свадьбы ты не сможешь обрюхатить это уродливое… эту… дочь Итуса, я лично заберусь в кровать к ней вместе с тобой и собственными руками всуну в нее твой член! Ты меня понял?

— Вы жестокий, — сквозь зубы процедил Лафре.

Юноша рывком поднялся с кресла и стремительным шагом направился к двери.

— Стоять! — заорал Гальер.

Но Лафре, которому было наплевать на то, какой силы гнев он сейчас пробудил в отце, уже сбегал по лестнице вниз.

На тренировочной поляне деревни Кай-Ур командир Дамори выстраивал в шеренгу семерых солдат Вильдумского отряда, которые должны сейчас направиться в Низину. Напротив шеренги на лужайке сидели вымотавшиеся из-за изнурительных упражнений на мечах курсанты, наблюдавшие за тем, как опытные солдаты Вильдумского отряда готовятся к спуску. Лафре подошел к остальным курсантам и тоже сел на лужайку, обхватив колени руками. Заметив его, командир Дамори нервно хмыкнул, а потом снова повернулся к солдатам: «И помните, что воздуха в ваших мешках хватит ненадолго! Мешки с воздухом надевать только в момент пересадки — нечего тратить воздух понапрасну. Когда достигнете Низины, меньше чем по двое по земле не передвигаться. Найдете ребенка — прижгите его. Не найдете — поднимайтесь обратно, но участь ваша тогда будет незавидна!»

— Что я пропустил? — шепотом спросил Лафре у своего товарища. — Почему участь их будет незавидна?

— В Низине пропала одна беременная из нивенгов, — не отрывая глаз от экипированных солдат, ответил курсант, — и теперь солдаты из отряда пойдут вниз искать ее.

— С чего такая забота о нивенгах? — усмехнулся Лафре.

— Ни с чего. И заботой тут не пахнет. Командир Дамори сказал, что она, возможно, уже родила ребенка где-то в чащобах и теперь прячет его, чтоб не прижгли. Идиотка. Вчера трое солдат туда спускались, искали, но так и не нашли ни ее, ни ребенка. А нивенги молчат — делают вид, что не знают, где она. Вот теперь сегодня уже семерых отправляют. Тех троих вчера высекли ночью в наказание за бесполезность. Глянь на этих, — парень кивком головы указал на солдат. — С виду невозмутимые, а по глазам-то видно, что страшно. Кому охота, чтобы жопа от жгучих стеблей потом неделю горела. А когда-то и мы туда спустимся…

Между тем командир Дамори закончил инструктаж и отдал солдатам команду отправиться к краю Рубежа, который пролегал трещиной между земной твердью Медистого плато и территорией Триарби. Количество переправ и мостов, перекинутых через ущелье по всему Рубежу, не поддавалось счету — как-никак, свободный проход для жителей и торговых караванов с Медистого плато в столицу и обратно должен быть обеспечен. В некоторых местах Рубежа были установлены невысокие лебедки, при помощи которых солдат Вильдумского отряда на длинных тросах, в клетках, спускали в Низину. Конечная точка спуска — Низина — была так далеко внизу, что длины тросов не хватало, и поэтому метрах в трехстах после начала спуска вокруг стволов игура были сооружены пересадочные пункты с другими лебедками. На этой отметке, где располагались пункты пересадки, стволы игура были еще совсем узкие, метров пятнадцать в диаметре. И досюда еще достигал воздух. Но вот ниже уже начиналась опасная туманность, после которой становилось трудно дышать. В небольшую, сколоченную из досок, клетку помещалось пять человек. В этот раз для спуска задействовали две клетки: в одной было трое солдат и водчий, в другой — четверо солдат с водчим. Когда каждая клетка достигнет пересадочного пункта, солдаты перейдут в другую клетку и наденут мешки с воздухом, а водчий останется на пересадке, чтобы продолжить спускать клетку дальше и потом поднять солдат обратно.

По команде Дамори солдаты синхронно развернулись лицом по направлению к Рубежу и двинули в путь. Лафре с остальными курсантами смотрел им в спины взглядом, в котором были соединены зависть, страх и любопытство. Большинство курсантов не могли дождаться того дня, когда примерят солдатскую экипировку и направятся в легендарную Низину, про которую сложено столько сказаний. Некоторых, правда, бросало в дрожь от мысли о долгом, словно несколько жизней, спуске на ядовитое дно под столицей. Каждый юноша Амплерикса, достигший двадцати одного года, мог явиться на сборы в деревню Кай-Ур, где решался вопрос, станет ли он курсантом Вильдумского отряда, а затем и солдатом сроком на пять лет. Служба в Вильдумском отряде была делом добровольным, ибо не все мечтали попытать судьбу и спуститься в Низину, уповая лишь на один мешок с воздухом, защищающий легкие от губительных паров той мрачной местности. И все же отбоя от желающих остаться в деревне Кай-Ур не было — кто-то считал честью нести службу в Вильдумском отряде, а кого-то привлекало щедрое вознаграждение и освобождение от налогов после отставки. Штатный состав отряда не превышал сотни солдат, в то время как число кандидатов было многократно больше. Претендент на то, чтобы стать курсантом, с завязанными глазами запускал руку в большую железную бочку и зачерпывал пригоршней насыпанные туда засушенные желтые и черные листья деревьев. Если черных листьев, которые вытащит претендент, было больше, чем желтых, молодой человек в тот же день мог остаться в деревне Кай-Ур, чтобы стать курсантом. В бочке, как и на деревьях, преобладали желтые листья, и поэтому основная часть кандидатов после жеребьевки отправлялась восвояси.

— Морус! Морус! — подбежал Лафре к курсанту, с кем сидел на тренировочной поляне, когда шеренга солдат скрылась из виду.

— Чего? — обернулся к Лафре молодой коренастый парень.

— Будь другом, поупражняйся со мной на мечах, — заискивающе попросил Лафре.

— Тебе зачем? — недовольно бросил ему Морус. — Все утро меча из рук не выпускали. Тебе мало?

— Мало, — невозмутимо ответил Лафре. — Я заметил, что у тебя техника владения мечом на высоте, ты с ним управляешься, точно это перышко. Мне бы у тебя поучиться.

— Ну, — почесал затылок подобревший от комплиментов Морус и бросил: — Можно и поупражняться, раз тебе надо.

Лафре довольно подмигнул Морусу и побежал к казарме, где хранились тренировочные мечи, чтобы захватить оттуда оружие для себя и товарища.

Морус и впрямь непревзойденно обращался с мечом, что немного диссонировало с его кажущейся на первый взгляд неповоротливостью. Высокий и изящный Лафре порхал вокруг Моруса, пытаясь увернуться от его ударов, но то и дело меч курсанта касался Лафре, давая понять, что будь эта битва настоящей, юноша уже лежал бы на земле в луже крови, в которой отражались бы висящие в темном небе огненные шары. Вконец изнуренные, Морус и Лафре кивнули друг другу в знак того, что тренировка подошла к концу, и выронили мечи из рук.

— Надо б пойти окунуться. — Морус взглянул в сторону небольшого пруда возле сарая. — А потом накормить нивенгов. Сегодня мое дежурство.

— Окунись, — ответил Лафре, — а я домой.

— С тебя пот ручьями стекает, — поморщил нос Морус. — Тебе б вымыться…

— Вот именно, что пот, — улыбнулся Лафре и, хлопнув курсанта по плечу, бодрым шагом пошел прочь.

Морус непонимающе пожал плечами и поплелся к пруду. Проходя мимо сарая, он посмотрел в щель между досками, из которых было сколочено дряхлое строение, — четверо нивенгов сидели на полу, прикованные цепями к стоящему посреди сарая столбу, и смотрели в никуда пространным взглядом. Корона старалась контролировать численность нивенгов в Низине, чтобы их было ровно столько, сколько требовалось для выполнения каторжного труда по сбору семян. Всякий раз, когда женщина из нивенгов втайне производила на свет мальчика, солдаты Вильдумского отряда спускались в Низину и прижигали новорожденного — каленым железным стержнем касались гениталий младенца, навсегда лишая его способности к совокуплению. Репродуктивными были лишь несколько мужчин-нивенгов, которых еще мальчиками отбирали у матерей, поднимали из Низины на поверхность и держали в сарае в деревне Кай-Ур. Когда возникала необходимость в новом рабе, солдаты Вильдумского отряда по распоряжению Гальера Аберуса спускались в Низину, отыскивали подходящую женщину из нивенгов, поднимали ее на поверхность и доставляли в Кай-Ур, где бросали ее в сарай, в котором содержались репродуктивные нивенги. Там и должен был состояться акт любви. Неоскопленные нивенги были превосходными любовниками, отличались недюжинной мужской силой и природной тягой к продолжению своего рода. Забеременевшая женщина содержалась в соседнем сарае, пока не производила на свет ребенка, которого нельзя было отличить от обычного человека, если бы не кожа, покрытая черным узорным рисунком. Если рождался мальчик, младенца прижигали и, оскопленного, отправляли вместе с матерью обратно в Низину, где он и рос, превращаясь со временем в рядового собирателя семян. Истории Амплерикса были известны случаи, когда женщины из нивенгов беременели прямо в Низине, и им удавалось укрыть свое новорожденное дитя от взора Вильдумского отряда и воспитать его как полноценного мужчину. Бескрайняя, мрачная, опасная, окутанная едким туманом поверхность Низины была неважным полем боя для солдат отряда, у которых было слишком мало времени и воздуха в мешках, чтобы в этой тьме отыскать беглянку и отобрать у нее ребенка. Заветной мечтой мальчика, спасенного матерью от каленого железа, было выбраться из Низины на поверхность и дать себе шанс прожить нормальную жизнь под видом обычного деквида. Выдать такого нивенга мог лишь слабо различимый, но все же заметный глазу черный узорный рисунок по всему телу, оставшийся в память о том, что у их предков, мерсеби, когда-то была непробиваемая чешуя. Впрочем, и этот предательский признак, выдающий шестую ступень, можно было скрыть — помогал в этом сок диетры. Те нивенги, которым посчастливилось раздобыть немного сока, втирали его себе в кожу, и черные узоры уходили. Уходили ненадолго, и вольные нивенги боялись рокового момента, когда сока не найдется, и кожа начнет вновь обретать ненавистный беглецу черный рисунок. Разоблаченного нивенга немедленно прижигали и ссылали обратно в Низину. Если же он успел обзавестись семьей, вместе с ним в Низину отправлялся и его несчастный ребенок. Несчастный и ничего не ведающий о том, кем он в действительности является, ведь на поверхности отец заботливо обтирал малыша соком диетры, сохраняя в тайне истинное происхождение ребенка, даже и не помышлявшего о том, что он нивенг, а не деквид, которым привык считать себя всю свою жизнь.

Нервно потирая ладони, Лафре поднялся на порог роскошного дома Итуса Сирой, где сегодня по просьбе Гальера должны состояться повторные смотрины. Из-за двери доносились голоса, среди которых Лафре узнал голос отца. Выдохнув, Лафре толкнул дверь и зашел в дом. В просторной гостиной сидели толстый Итус, его такая же необъятная жена и Хельда — тридцатилетняя уродливая старая дева, которую Итус безуспешно пытался выдать замуж последние несколько лет. Напротив семейства на длинном диване располагался Гальер, который громогласно смеялся над какой-то шуткой Итуса. Заметив сына, он метнул на него недовольный взгляд и указал на место рядом с собой.

— Мой сын необязательный, — обратился Гальер к Итусу, — но в целом неплохой парень.

— Неплохой, неплохой, — ехидно улыбнулся Итус, поднося ко рту кружку пива. — Проходи, сынок!

Лафре, невнятно улыбнувшись, сел на диван рядом с отцом, и тот, повернув голову на сына, непонимающе уставился на Лафре и шепнул: «Дрянь ты такая, ты в свинарнике лежал? От тебя воняет!»

Юноша никак не отреагировал на слова отца и кивком головы поприветствовал Итуса, его жену и Хельду. Дочь Итуса зарделась от смущения и от этого стала еще уродливее.

— Так, стало быть, — протяжно сказал Итус, — ты вскоре будешь носить гордое звание солдата Вильдумского отряда?

— Так точно, — ответил Лафре. — Для любого деквида честь отдать себя служению в отряде.

— Хорошо, очень хорошо, — довольно протянул Итус. — Достойный кандидат для достойной невесты. Не так ли, Гальер?

— Вне всяких сомнений! — горячо ответил Гальер.

— До меня дошла молва, что сучка нивенгов родила детеныша, которого не могут найти, — продолжил светскую беседу отец Хельды.

— Найдут, куда денутся, — решительно ответил Гальер. — Мои солдаты хорошо натренированы.

— Но ни вчерашние поиски, ни сегодняшние успехом не увенчались? — возразил Итус.

— В Низине можно укрыть и стадо бизонов. Задача сложная, но решаемая.

— А кто родился? Пацан или девчонка?

— Не знаем, — вздохнул Гальер. — Если девчонка, то это не беда. Но вот если парень, то уже в пятнадцать он станет трахать там всех, кто попадется ему под руку. Найти и прижечь. И мы сделаем это.

— Проблема не в том, что он обрюхатит этих мразей, а в том, что говнюк может подрасти и выбраться на поверхность, не так ли? — не отступал Итус.

— Может выбраться, а может и не выбраться. В прошлом году мои ребята нашли тайный лаз в стене плато, по которому эти твари могли вылезать наружу, и засыпали его камнями.

— А сколько еще этих лазов там может быть… — задумчиво пробормотал Итус и переключился на будущего зятя: — Вот у тебя, Лафре, не дрогнет ли рука, чтобы прижечь младенца нивенга?

— У меня? — неуверенно переспросил юноша. — Ну… Нет, не дрогнет.

— Лафре неопытный, — подключился Гальер, — и наивный. Представьте только: мальчик не видит ничего зазорного в том, что нивенг может спокойно жить среди нас.

— Но ведь они же не животные, — осторожно возразил Лафре. — Подумаешь, нивенг живет среди нас… Он точно так же платит налог, добывая сок диетры. Покуда никто не знает, что он не деквид, я не вижу в этом ничего предосудительного.

— Место нивенгов в Низине, а не на поверхности! — рыкнул Итус. — Они рабы, и относиться к ним нужно по-рабски! А те из них, кто живут среди нас, используют сок диетр, чтобы втирать его в свое поганое тело и в тела своих отпрысков. У короны и без того нехватка сока — Хранилище огромное, а сейчас оно заполнено соком в лучшем случае на две трети. Или тебя совсем не пугает, сколько Хищников может выродиться из Хранилища, если уровень сока упадет? Вспомни, что было два года назад, когда сок собирали по каплям по всему Амплериксу. Десятки Хищников вырвалась из Хранилища! Пожрали две деревни возле Земли Вдов и Сентры.

— Но это же не из-за нивенгов, а просто выросло слишком мало диетр, которые дали слишком мало сока, — попытался возразить Лафре.

— Заткнись! — гаркнул на него Гальер. — Место Королевы на троне. Место плебров — у Огненного моря. Место ангалийцев — в Эрзальской долине. Место Мастеров воды — на доньях Эр-Нерая. А место нивенгов — в Низине, и нигде более. У всех есть свое место. Так решила корона, так решили Маги. Не тебе спорить!

Лафре притих. В гостиной стало напряженно. Тут голос подала жена Итуса:

— Лафре, — по-матерински улыбнувшись, обратилась она к юноше, — твой отец говорил, что ты проходил тренировку в Эрзальской долине. Не каждому выдается шанс посетить обитель ангалийцев. Она и вправду так красива, как о ней говорят?

— О, да! — оживился Лафре. — Это удивительное место. Небо в Эрзальской долине еще краше, чем в Триарби, растут яркие цветы. И прозрачная вода, не то что у нас. А воздух! Воздух такой чистый, что кажется, будто он сладкий.

— Лафре полгода жил там, — встрял немного отошедший от гнева Гальер, который уже успел пожалеть о том, что не смог сдержать себя в руках и наорал на сына на глазах у будущих родственников. — Я хотел, чтобы он овладел искусством стрельбы из лука, а лучше лучников, чем ангалийцы, на всем Амплериксе не сыщешь. Сам ветер, будь я проклят, помогает стрелам, пущенным этими зоркими засранцами! С сыном моим тренировался сам патриций Шай.

— Наследник Эрзальской долины? — впервые молвила слово Хельда, чей голос был столь же безобразен, как и его обладательница.

— Да, милая, — постарался выдавить улыбку Гальер, и сделать это было непросто, ибо последним, что вызывала Хельда, было желание улыбнуться ей. — К сожалению, по непонятной мне причине Лафре недолюбливает патриция Шая, и это чувство взаимно. Мастер лучников специально ставил моего сына и патриция в одну пару, чтобы их неприязнь друг к другу вызывала состязательный дух. Однажды они даже сцепились на глазах у остальных курсантов. Не поделили лук, два идиота! — И Гальер расхохотался.

— И кто же победил в драке? — с глуповатым видом улыбнулась Хельда.

— Давайте не будем о драках, — мягко сказала жена Итуса. — У нас сегодня такой приятный повод, а мы — то о нивенгах, то о лучниках.

— Дело говорит, — кивнув в сторону жены, сказал Итус, а затем обратился к гостям: — Ну вроде бы решать тут нечего?

— Нечего, — подтвердил Гальер. — Мы с женой немолоды, вы, — он помедлил, но продолжил, — тоже. Нам всем нужны наследники.

— Иначе приберут мои земли к рукам, — тяжело вздохнул Итус. — Совсем не хочется подыхать, зная, что дочурка останется без присмотра. А тебе я доверяю, Гальер.

Отец Лафре довольно улыбнулся и сказал: «Мой мальчик станет отличным зятем. Отслужит в Вильдумском отряде, через пять лет уйдет на покой и станет тебе, мой друг Итус, хорошим помощником. И о дочке твоей позаботится».

Итус похлопал ладонью по своей ляжке, погладил толстый живот, а потом, стреляя поросячьими глазками, сказал всем: «Пойдемте-ка, что покажу».

С этими словами он поднялся с места и двинулся к выходу. Гальер встал следом и взглядом заставил сына следовать за ним.

Они вышли на улицу. Итус по-хозяйски шествовал по своим безграничным владениям. На огромном дворе возвышались большие и маленькие дома, хлева и сараи, стоящие в тени высоких деревьев. Принадлежащая Итусу территория была столь огромна, что казалось, будто в его руках находится все Медистое плато. В нескольких милях от дома виднелись макушки зданий Триарби, слева от двора — покосившиеся домики и казармы деревни Кай-Ур, а справа простиралась вглубь плато бескрайняя прерия, уходящая в горизонт. Лафре, который впервые был дома у своей будущей родни, увидел на прерии сотни пасущихся лошадей и верблюдов, которых разводил Итус и продавал торговцам и простым деквидам, на чем сколотил в свое время неплохое состояние. Он был так богат, что не утруждал себя разведением диетр, ибо налог в тридцать монет, немыслимый для обычных жителей Амплерикса, он мог бы платить по нескольку раз в день, даже не замечая этой траты.

«Вот, — сказал наконец Итус, когда привел гостей к большому трехэтажному бревенчатому дому, — здесь и будут жить наши молодые». При слове «жить» Лафре поежился, окидывая взглядом то свое будущее жилище, то свою будущую жену. Хельда тем временем подошла к юноше и виновато улыбнулась. Лафре не смел отойти от нее в сторону, хотя находиться рядом с этой дурно пахнущей особой с желтыми зубами и жидкими серыми, как мех мыши, волосами было далеко не самым приятным досугом. Надеясь, что Хельду отпугнет запах пота после упражнений с Морусом, Лафре сам сделал шаг навстречу ей, приблизившись вплотную, но Хельда, явно давненько не знавшая горячей ванны, ничего не учуяла. «Даже если рядом с ней положить сгнивший труп, ее вонь перекроет и запах разлагающегося тела», — обреченно отметил он про себя.

— Ну? — довольно спросил Итус, оглядывая дом. — Спален на шесть, а то и семь детей хватит. А на третьем этаже спальня хозяина. Кровать там такая, что сама Королева позавидовала бы!

— Ты, друг Итус, как всегда, все делаешь с размахом, — услужливо произнес Гальер.

— Для дочки самое лучшее, — бросил ему толстяк, не переставая с восхищением смотреть на дом. — И для внуков! Сынок твой уже мужчина или так, еще мальчишка?

— Мальчик еще, — ответил Гальер. — Девушек у нас, в Кай-Уре, почти и нет. Хотя псы его знают, сколько он их перетрахал, пока учился в Эрзальской долине.

— Твой мальчишка хорош, — оценивающе посмотрел на Лафре Итус.

Он не лукавил — сын Гальера был высоким и стройным, с глубокими, как озера, темно-синими глазами. Его тонкие губы порой изгибались в смущенной улыбке, отчего на левой щеке проступала ямочка, и тогда он незаметно для себя запускал руку в крупные завитки своих волос цвета сахарной патоки и расчесывал их, чтобы занять беспокойные пальцы.

— В материнскую породу. Не в мою, — ответил отец Лафре.

— Хорош, хорош, — продолжал будущий тесть. — С таким и ангалийке не зазорно возлечь. Говорю же, что моей дочурке — только самое лучшее. Ну, Лафре, брюхатил ангалийских девок? Сознавайся, песий сын!

— Итус! — воскликнула его жена, почти перейдя на писк. — Постыдись своей дочери, старый ты осел!

— А чего? — не унимался Итус, уперев руки в свои жирные, свисающие вниз бока. — Не самое большое удовольствие, если к ним в дом заявятся его ублюдки.

— Сношений с ангалийками не имел, — послышался наконец уверенный голос Лафре.

— Не имел! — передразнил его Итус и рассмеялся так, что один из его подбородков стал колыхаться. — Проверим годков так через десять.

Когда он закончил смеяться, стало тихо, даже далекое щебетание птиц не доносилось больше до них. Решив, что он не желает более тратить время на аудиенцию, Итус обратился к Гальеру:

— Что ж, друг мой Гальер, тогда через месяц?

— Свадьба? Да, как и договаривались.

— Добро, — протянул ему руку толстяк. — Да соединятся семейства Сирой и Аберус.

Сделка была заключена. Гальер понял, что смотрины на этом закончены и что настало время убираться домой.

«Нам, видимо, пора, — сказал он Итусу, вытащив из кармана небольшой эспир, светящийся темно-синим цветом почти у самой верхушки, возвещая о том, что на дворе поздний вечер. — Хотел еще в казарму заглянуть и дать по шее этому старому пердуну Дамори. Завтра лично снаряжу на спуск своих лучших ребят, а то сегодня эти болваны только зря израсходовали семь мешков с воздухом. Найдем этого выродка нивенгов!»

В это время откуда-то со стороны деревни Кай-Ур стали доноситься тихие прерывистые звуки. «Похоже, стервятники», — услышал Лафре голос Итуса за мгновение до того, как за хозяином дома захлопнулась дверь. Но Лафре хорошо понимал, что это не стервятники. По мере того, как отец и сын постепенно приближались к деревне, звуки становились все громче, четче и пронзительнее. Вскоре в них легко можно было распознать стоны семерых солдат Вильдумского отряда, которые сегодня вернулись из Низины ни с чем и теперь несли наказание жгучими стеблями.