Черная Принцесса: История Розы. Часть 2

AnaVi, 2023

Продолжение книги "Черная Принцесса: История Розы. Часть 1":Дорогой дневник!Ты как-то мне сказал: «Ты – не бог, чтобы дать кому-то жизнь. Не дьявол и чтобы у кого-то ее отнять». И был прав. Но лишь – отчасти. Ведь я – ангел-демон, провожающий одних к чистилищу, других к небытию. Пока кто-то же, «похожий» на меня, молчаливой тенью творит что-то за моею же спиной, а получаю за это – я. Опять же, если верить Е… му, что сначала ненавидел, а после, будто взглянув иначе – в самое нутро – за что-то и полюбил. Ну, а кто же эта «тень»? И что ее связывает с… ним? А главное – какова вероятность, что из-за нашей же с ней «похожести», «ненавидел», как и «полюбил», он не меня? Это нам с тобой только лишь предстоит выяснить. Ты же со мной(!)

Глава 23

****

Дернувшись от резкого открытия двери машины слева, еще и в общей же тишине салона до, брюнетка повернулась в сторону водителя и увидела Женю, тут же севшего на свое место — водительское кресло. И, оправив, чуть одернув вниз, свою белую футболку под черной кожаной курткой на такой же кожаный ремень светло-синих порванных джинс, а затем еще и установив обе свои ноги, в белых низких кроссовках, у педалей, кивнул на черный ремень безопасности Софии. И только после того, как она с положительного же своего кивка, проделала все нужные манипуляции с ним, пристегнулся сам и завел мотор своего белого глянцевого Range Rover последней модели: с черной тонировкой стекол повсеместно; и внутренней же белой кожаной отделкой — салона. На что уже и девушка, лишь грузно выдохнув на эту его «автономию» и такую же безэмоциональность, отвела взгляд к окну, справа же от себя: но и так же, как и он, не произнесла и слова; хоть и словив себя на мысли, что, и совсем не сговариваясь, они оделись почти одинаково. Только она предпочла футболке, как обычно, кофту с длинным рукавом и со средней же высоты воротом; хоть и белую. Удлинив и удивив, таким образом, всех и вся, все; а и в первую же очередь — себя. И такое — бывает, что ж. Бы-ло!.. Ведь и когда-то еще перенеся в их дом не только домашние темные вещи, но и не домашние светлые; и сейчас, казалось, вспомнив «молодость» и те еще времена, почти прослезилась: могла же, на началах, носить подобное. А уж и теперь еще, с принесенными вещами Александра, впору было уже и «разрыдаться» — ведь их стало куда больше. Вот только: куда? И зачем?.. Ну а что же насчет остального: джинсы такие же, хоть и в ее же все случае, так же все без дырок, но и все-таки — были подвернуты: у высоких же белых кроссовок. А из верхней одежды — на плечи был наброшен: легкий бежевый плащ. В косметике же — она отдала предпочтение такому же «нюду»: светло-бежевой помаде, теням… и лаку для ногтей. Подкрасив лишь брови — темным карандашом; и ресницы — черной тушью. Да и то, опять же, лишь: слегка. Благо, и «по мелочи», что-что, а что-то такое и тут же «этакое» — всегда было в ее рюкзаке: «на всякий случай» и «про запас». Как и те же все: пудра и «тон». Но и в этот же раз — она обошлась без них; оставив их дома, вместе с другой косметикой. В то же самое время, как и сидящая же все за ними Карина, и пристегнувшаяся же следом, поддержала их: «молчаливый паритет»; но и в отличие же все от них же двоих — не сдерживаясь в чувствах и эмоциях, ощущениях, как и «в цветовой гамме» одежды и косметики: буквально выдавливая, нет, вырывая глаза, своим ярко-красным вязанным платьем, до середины бедра и под горло, с длинными рукавами, бордовыми замшевыми сапогами, по колено и в цвет же им уже обоим плащом. Губы же ее — были покрыты ярким и глянцевым красным, «алой» помадой; и таким же лаком — ногти. Скулы — выделял светло-бордовый румянец. А веки — растушеваны от светлого к темному, как от красного к бордовому: в окантовке же черных ресниц, подкрашенных «шибко» тушью; ну и куда же без темных бровей, подведенных так же темным карандашом. И, вот, всякий же раз, когда София случайно ловила ее взгляд справа, в боковом или зеркале заднего же вида, она не случайно кивала головой на темноволосого и прищуривалась; получая — такой же прищуренный отказ, еще и с отрицательного кивка. Так же и Никита, к слову, «предусмотрительно» отказался: предпочтя «семейному междоусобчику» — общественный транспорт; отказавшись сразу, таким образом, и от отца, и от парней и их же уже предложений подвести. Сославшись на то, что давно не ездил в нем: в его же все случае — метро. Да и не хотелось же мешать ему «семейной идиллии», которую и так, и без него, нарушит и нарушила уже Карина; которую, да, он хоть и звал с собой и хотел зайти за ней: но та, с желанием все-таки заставить поговорить брата и сестру после нелицеприятного инцидента, их первой встречи, поехала-таки с ними. Женя же, во всем этом и как было же оговорено с Александром ранее, отвез ее, после представления фотографий всем и вся, всему; а, вот, и на следующее же уже утро, сегодня, заехал за ней: чтобы уже отвезти в университет — вместе с сестрой. И не зря!.. Ведь и если бы не она — София бы: всю дорогу молчала. А так… Молчит — пока только, да и делая же вид, что не видит ее, Карины же, недоброжелательный и несогласный с бойкотом, взгляд. Может, что и проклюнется: не по ее воле; так устав — от террора и обстрела «глазами».

— Ска-жи!.. Начни — первая. Боже мой, Софи!.. Будь — умнее и мудрее, в конце-то концов; и хоть — где-то. «Когда-то». И… С кем-то!.. — Наседала на девушку Карина, буквально начиная и буравить же ее не только своим взглядом, но и словами, если и пока еще не действиями: но и зато уже — не скрываясь и не тушуясь; перла сахарным петушком — без глазури и присыпки. Ну или как бы еще сказал Никита: без мыла и… смазки.

— Кар!.. — Взмолилась жалобно София, ловя ее взгляд: но подруга — была бы не «подругой», если бы была «так просто»: прошибаема и пробиваема: — Егор?.. Или «тату»? — «взвесила на весах» строго Карина, выставив в голове руки перед ней и собой, так еще и в виде ультиматума. — Ты же ни в «этом», ни в том — лично ему не призналась!.. А между прочим… Он, как минимум, заслужил: личного обращения и такой же правды!.. К себе. От любимой, пока еще, и единственной, слава всему же и всем уже, сестры. Скажешь, нет?.. Выбирай! Скажешь — ты или я? Если я, то скажу: про все и сразу!..

— Ты же не знаешь — про первое!.. — И брови Софии поползли вверх: с одной стороны — от понимания собственной правоты, но и, в то же время, от удивления; а с другой — от возможности, что кто-то ей уже и до нее успел рассказать. Тот же все и Никита!.. А не она. И теперь уже, от додумывания-домысливания, от страха. Буквально: за себя и… того парня. Не только — от и из-за гнева же Карины, но и Жени уже, возможно.

— Зато Егор — знает! И про первое… И про «второе». И про компот!.. — Не унималась шатенка, пиля девушку: на чем только свет стоит… и еще же тьма держится-зиждится. — Ты, как вообще, дружишь с приоритетами?.. Или нет! Умеешь их расставлять?.. Али как? Я вижу, что: «нет»!.. Иначе, каким боком, обо всем этом: знаю и я — лично! И он — тоже: лично. И не «знает» же — Женя! Твой брат!.. Ладно: отец. Но!.. Она же — его мать. Должен же он знать: с «кем» жил под боком, все это время. И как не «жила»: с ней же, в сравнении, ты!

— Главное здесь слово: «жил»!.. — Настаивала на своем брюнетка, не желая подчиняться ни в какую: ведь и если решит, то сама; как и скажет ли, но — в свое время. — И оно — в прошедшем времени. «Жи-ву», сейчас же все, я! И… Зачем ему знать: как? Когда он и так — это все в… И как это «как» — именно отличалось и отличается: от его!

— С «кем» — живешь: ты!.. Господи, София, ну не придирайся, хоть здесь и тут, к словам! — И только почувствовав, как подруга закатила глаза, с гортанного же еще и тяжкого вдоха-выдоха, София еще и убедилась в этом: посмотрев в зеркало заднего вида и вдохнув «кисло-го» коктейля так, что и даже ее озон не помог. — Я понимаю, как веду себя; и «кого» представляю. Но и!.. Елки-палки. С тобой же — иначе, походу уже, никак! Нель-зя. Только — быть стервой; и заставлять. Принуждать. И «провоцировать»…

— Малышня!.. — Глянул и уже на них обеих, по очереди, Женя, затем вернул взгляд своих пока еще спокойных болотных глаз на дорогу. — Когда больше двух — говорят вслух. И да!.. Я до сих пор — не фанат: разговоров о моде; обсуждений трендов и брендов… прочих «девчачьих штук». Но и судя же все по тому, лицу и моей же сестры, вы говорите — не о них. Позволите и мне — вписаться и узнать: о чем; а и может быть уже и ком?..

На что уже, и зыркнув лишь один раз на подругу своим темно-карим взглядом, не бешенным, но и уже на грани, София только опустила его на ее белые большие накладные наушники, все это время висевше-лежащие на ее же шее и ключицах, мягко прося: удалиться. В ответ на что уже и Карина сначала не поддалась, будучи уверенной, что та что-то задумала и опять увильнет, но и повторный спокойный и даже в меру уже строгий и внимательный взгляд, убедил ее в обратном; а легкий утвердительный кивок следом — докинул баллов. И, положительно кивнув в ответ, она все-таки водрузила наушники себе на уши: перед этим, правда, еще, как включить музыку и отключиться от мира сего совсем, ткнула в нее пальцем правой руки, не касаясь, и своим уже твердым серо-зеленым взглядом, уже не намекая, а требуя: «Ты должна и ты исполнишь!». Ну а брюнетке уже ничего не оставалось, как кроме, набрав в легкие побольше воздуха, будто в их вселенной правило о перед смертью не надышишься не работало, вцепиться пальцами в ежедневник, лежащий все это время на ее рюкзаке и коленях, начать хотя бы с чего-то: мысленно еще благодаря все свои металлические лацканы и замки, с какими-то только ей же все и понятными, а и главное нужными цветными брелоками и висюльками, за то, что те, пусть и не в полную меру, но холодили ее кожу и держали саму ее на плаву; так хотя бы она могла, для себя, сохранять трезвость рассудка и быть уверенной, что не улетит в эмоциях и чувствах, не слетит в ощущениях, сохраняя разум холодным и неприступным, твердым.

— Жень, я!..

**

…я висела — над своим телом!.. Приклеенная и… Будто бы: и прибитая к потолку. Так и словно бы еще: на «распятье». В белой больничной рубахе… И не могла пошевелиться!.. Пока, и все же это время, подо мной — меня же: приводили в сознание и… откачивали. Группа медсестер и… медбратьев. Во всем белом… «обмундировании»!.. По два человека, женского и… мужского пола, кажется. С двумя взрослыми же фигурами!.. Врачами. Женщиной… И мужчиной. Лиц же их разобрать — не удавалось: они все — склонились надо мной; и, разве что, по росту и ширине плеч, спины — можно было определить: пол!.. Пищали — датчики… медицинских приборов: оповещая всех же и вся, все — явно… о чем-то нехорошем. Но и куда мне: до медицинского образования и… терминов? Да и хоть каких-то уж знаний и… пониманий… о и в медицине. Об их: действиях, в частности. И… всем процессе же, в целом. Где уже там: и «принятие». В виде: фильмов и сериалов?.. Что ж. Хотя бы… Но и они — уж дюже: суетились. Бегали — в палате и… Выбегая же… из нее. По коридору!.. И другим палатам. Слышала — топот и… хлопки: в отдалении. Палаты!.. Да. А это была — именно она: стерильная и белая, почти и слепящая же своим светом, комната. Затем — снова прибегали: и бегали опять — здесь!.. Меняли приборы в своих руках: от белых стетоскопов… до прозрачных шприцев; разных размеров. И, как видно же все и водится, такого же различного функционала и… принадлежности. С одними лекарствами. После — с другими… Разве что: по цвету их — и различала.

Приходили… Уходили!.. Возвращались… Была такая жуткая суматоха!.. Много криков… и шума. Гама!.. Как… Когда мы с Александром сидели на лавке — и я смотрела наверх. Только там — они носились по и на улице. А тут… По палате больницы!.. И как они еще друг друга — слышали, в этом всем: когда даже я не могла разобрать и слова. Разве: тон и… какие-то лишь нотки тембра. Опять же все, да, позволяющие понять: женщина подо мной… или мужчина. Какие-то — были: даже очень знакомы!.. У врачей. Прямо: очень. Будто, я их уже… где-то слышала. Могла: слышать — раньше. Но и ничего же, вместе с тем, не приходило на ум. Не припоминалось!.. Да и вспомни тут, ага. Сконцентрируйся!.. Когда перед глазами то и дело: как метались, так и метаются — серо-белые пятна, за счет теней и… как «мушки», «муфи», отслоившейся кожицы… в глазном же яблоке. Вроде… так это называется. Ну, я: по крайней мере; и называ-ю. Мешающие: что-либо рассмотреть, преломляющие все… Белые же еще — капельницы. Прозрачные — шприцы. Белые — провода… Удары — тока!.. Все смешалось — в один большой и… белый ком. Кони. Люди… А датчики — все пищали… и пищали!.. Главный из которых, в какой-то… один момент, все же «проглянулся» из-за спин этих… этой «могучей кучки»; и я увидела, что: не так она и «могуча». По экрану бежала — всего одна белая линия. А после!..

После — я сорвалась; и слетела на пол. Но и приземлилась уже — аккурат: в другой такой же… белой палате. И знаешь еще: что?.. К лежачему… и лежащему… Отцу!.. Он был — в состоянии, но… И не лучшем же, чем я. Так что лучше бы — … Чем: мое тело!.. Даже… И хуже. Тем более… В худшем… состоянии!.. И пусть — в той же рубашке, что и я; а не в черном пакете. Он был полностью истыкан — иглами: белых капельниц. Со всех… сторон!.. Да-к; и ко всему — был еще подключен к белому аппарату… искусственного дыхания и вентиляции легких. С кучей мониторов и… с самой же маской для дыхания: на лице. Но что меня больше всего удивило — он был привязан к койке. Буквально!.. Блокирован — по рукам и… ногам: белыми бинтами. А вокруг него!.. Стояли цветы! Где-то — в белых фарфоровых вазах. Новеньких, с еще не застоявшейся водой… А где-то — стеклянных; двух-трехлитровых банках и даже… белых пластиковых ведрах. Но — одни и те же. Розы! И… Вокруг!.. А все же, что у него «жило», как я поняла, и что двигалось, были: глаза. Которыми он все переводил и переводил — от меня к стене; и обратно. Будто: там — кто-то сидел. Был!.. Кроме меня и… него же: в палате. Но — в тени!.. Опять-такие: буквально. Его палата была — будто и разбита, «разделена»: на две равные части. Свет… И тьму!.. И пока в световой комплектации и наборе — было, более-менее, все; во тьме же — стояло: лишь одно, ирония-умора, деревянное кресло. Обтянутое, угадай, какой кожей?.. Правильно. Белой!.. Этакое пятно и… свет же все: во тьме. И вот на нем-то как раз, как и было же все видно по реакции отца; по его же расширенным черным зрачкам и бегающим, даже в какой-то и панике уже, карим глазам; кто-то и сидел; кто-то его занимал… там. Я же — не могла пока рассмотреть: кто. Но и будто бы откуда-то знала!.. Точно — знала, что… На меня — так же все: смотрят. Уже: оттуда. И… Что это все — рай. И… Я!.. Каким-то… чудом(?)… не судом… вдруг; и оказалась здесь. «Переместилась»: сюда. Но переместилась — не просто так. Он — попросил «меня»: первым и… последним своим же желанием. Выпросил!.. У «дьявола».

Который уже, да, и действительно сидел: по левую — от него; и правую же от меня сторону. Пока еще — не вмешиваясь; но и пролив хотя бы уже на себя: немного света. Он-то, к слову, и «внушал» мне параллельно, доходчиво разъясняя, вопрос: кто… что, почему… где, когда… и за что? Пока другой — еще дышал. Под угрозой же, в любой момент, лишиться этой… возможности. Лишиться — кислорода!.. А кто это — был? Кто мог быть, а и самое-то главное должен был быть, «линчевателем»? Я!.. То есть. Моя же копия! Или оригинал?.. Все зависело от того: кто — я. Но и что-то же мне уже опять-таки все подсказывало, что и именно: копия. Точнее — та… Вторая: я! Темная… половина: меня. И темная же: я!.. Да и не я же вовсе, как стало понятно… совсем недавно. А тут же — еще и почти: принято!.. Будучи полностью — в черном облачении: от мантии с капюшоном, покрывающим голову, до кофты под ней… джинс и кожаных сапог по колено, на высоком и тонком каблуке, поверх; с темными волосами и… черными же глазами: без зрачков, радужек и даже… без хрусталиков. Черные… яблоки глаз, просто!.. На мертвенно бледной, белой же коже… С широченной улыбкой. Ухмылкой и… Гримасой!.. Оскалом. Ровных, но и «заточенных» же все при этом и будто бы специально в клыках, зубов. Пока кисти же рук; на левой из которых были темные рисунки и со стороны же все которой рукав был будто бы и так же все намеренно закатан до локтя; были сцеплены меж собой в замок и водружены локтями на колени. На коий уже, и в свою же очередь, была уложена голова… вместе с лицом и взглядом… устремленная на меня. Не сводящая — взгляда, не мигающего совсем… как мне казалось. Вот, честно, две зияющие… черные дыры — смотрели на меня. Но и одновременно — сквозь меня: вовнутрь.

Она рассказала мне — все!.. От начала… и до конца. С чего началось — и чем же все, по итогу, закончилось. «До койки», буквально, в которой мы оба, с ним, сейчас, здесь и оказались. Равно, как и то, почему: мы — не вместе. И почему же вместе — сейчас; и как — я его, вот, вижу. И круг из роз — был сомкнут!.. Она его — расставила для меня; и открыла. Я же — осталась и оставалась: внизу. Когда и пока же все он — был прикован: здесь. «Наверху» и… У себя. Лишь: с собой. Таким: каким он предо мной — и предстал!.. В той же самой все позе, что и я… «На распятии». Но — и не в том же самом состоянии, что и я. Тяжелее!.. Гораздо. Гораздо: тяжелее. У меня, да, всего-то, остановилось — сердце. Но и хоть руки были — просто перебинтованы. В отличие — от… него!.. Почему?! Его же прокачивали и на-качивали — «подавителями света»: насколько я могла только понять, но и никак не принять, по его же все… недееспособности!.. Как и меня? Лишь: возможно. На деле — только «играя»: всю эту спешку и… «заботу». Все это: лечение и… откачивание, приведение в себя. Меня!.. И, вот, к счастью ли; горю… С ним же — все это: было тихо. Тихо и… понятно!.. Ничего этого — просто… не было. Да. Да!.. Ведь и если там — могли быть: маленькие дозы. Ради какого-то… того же самого все и спектакля, цирка: какого-то хоть и действа. Правда, непонятно пока и до конца: какого и зачем. То здесь — в дозе, в которой… Если и не качеством, то количеством — «выбьет»: на раз; и… увезет. На что уже и он, прочитав это все, видимо, уже и по моему лицу — лишь попросил прощения!.. Да. Попросил меня — простить его!.. Глазами и… слезами.

Соленые капельки — мешались между собой… сливаясь на краю: прозрачной прорезиненной пластиковой маски. А он — все просил и… так же все молил. Молча!.. Вы-маливал. За все то время, что не выходил на связь. Отметив, почему-то, именно: шестнадцать дней. Шест-над-цать!.. А именно столько — его и не было. Чуть больше… полумесяца. Да. Когда он — появлялся, ровно посередине и… давал о себе знать. А здесь же!.. Ни свиданий. Ни писем… Ни!.. Стоп! А как тогда?.. Мы же — виделись! Или… нет? Да!.. И тут же ведь, тем самым, пока не зная этого, но и подтверждая: мои собственные смутные и спутанные догадки-опасения о… Брате-близнеце!.. Как и том, что мое письмо — не дошло, а… Попало, видимо, к тому самому!.. К кому: не должно было попасть. И кого мы никак не должны были, уже не видимо, тогда встречать: «вызывая» на разговор!.. Па-ле-во… Лажа!.. И так ведь хотелось спросить, подтвердить это, но… Не было сил. Ни сил… Ни желания: перебивать его. Да и… Не при ней же!.. Куда уж больше, чем и эта же все услада ее глазам: отсутствие «последних» речей и… прощаний. Так еще и от того, кто ее: покарал. И кого — покарает: она сама. С той, кого… Покарает — она же? В отместку?!.. «Азбука Морзе», чтоб ей!.. И чтоб: ее! Анну!..

Принцип «…Небо все знает» — медленно, но верно: касался и распространялся — и на землю. Точнее… Меня!.. Да. Он будто бы знал, что я знаю и… все-не-все уже узнала!.. Как обычно. О чем я — думала и… размышляла. Или лишь еще и догадывалась… И сейчас!.. Пытался успеть — «заверить» меня в этом, будто боясь… Уйти — раньше!.. Не рассказав: сам и… всего. Всего-всего… Без: не. А мысли!.. Не проходили, будучи гашены всем и сразу. Но — глаза!.. Глаза — говорили: куда больше слов и… Впервые!.. Впервые мне так было — на них плевать. В отличие же все: от обстановки и… его же положения!.. Он — просил. А она, я, стояла и… держала белый длинный провод правой рукой, у белой же пластиковой розетки на стене, чтоб отключить его от приборов насовсем; подпирая стенку правым же боком и сверяя-проверяя, параллельно и играючи, свои черные длинные ногти на левой. Проверяла — целостность: маникюра и… лака!.. Вместо целостности же тела, если уж и не духа, перед ней… И мной!.. Ей, мне, было — плевать. Плевать — на это; и на все!.. Дам я: прощение? Прощу ли я?.. Или нет. Отключила бы — все равно. Что так, что этак… Вопрос же был — лишь в том: куда он попадет… прямиком. В «лист ожидания» и… чистилище. Или сразу и… на поруки. К тому… или иному? Другому. Не себе!.. В небытие.

И я — простила!.. Простила и… отпустила. «Жертва линчевателя и палача» — стала линчевателем и… палачом. Стала — охотником… над жертвой: «бывшим охотником». Если они, и такие, есть, конечно… Как и… всегда! «Легко», не правда ли?.. И будто бы все его грехи разом — ему же отпустила. И все пороки… «Его». Да. Но и… «Свои»!.. Ведь и с ее, моих слов, конец значил и значи-т — лишь: начало. И я, вроде как, придала ему тем самым — только больше и дольше, дальше и… глубже: «скорости». Только вот… Так — странно!.. Вроде же — и родной, а не вроде бы: и чужой. Вроде — близкий, а и так же все: далекий!.. Еще? Или уже?.. А чего бы и здесь ни совместить: полезное с приятным?.. Я спросила: кем является — она. Скорее: для проформы и очередного же подтверждения, «развенчания»: одновременно и… всего. Хотя — и так понятно: что ангелам бы такое — не выдали; и не дали… сделать. Но «надежда», видимо, все еще теплилась. Как, в прочем, и всегда!.. Так что. Непризнанный ученик Будды!.. Да-да. Это: я. Она же, в ответ, спросила: о правильности моего вопроса и… точно ли именно это — я хотела спросить. А я — и переспросила: о своем исходе. И та уже — нормально ответила-сказала, что: «рано». Ну а когда я уточнила, бонусом, об ее имени, замолчав настоящее и предъявив свое, Тень или Тен; когда я была, как никогда, близка к истине и сути, разгадке; она просто промолчала и вышла из палаты: но и полностью же из поля зрения — не скрылась. Остановилась!.. Секунду — так постояла. Затем — повернула голову и… с ярким оскалом кивнула: «Тен. Куда лучше — тени!.. Если — про сборники. Но — и не прозы!». И я поняла — все!..

Мои пять минут «в коме» там — обернулись пятью днями «здесь». Я вполне могла поехать колпаком и остаться!.. Не вернуться. Но спустя час, с моего же возвращения непосредственно в тело, на радость и шок одновременно персонала больницы, всего и… понемногу, мне сказали, что буквально час назад — скончался мой отец. Скончался!.. В «Минеральных водах». И над… А я же — «в рубашке»… родилась. Да… В Минеральных… винах. Вот и думай теперь, после всего этого, что это все было и, черт побери-подери, на самом деле, значит?.. Сон? Или явь?.. И что: хуже? А что и… лучше? Если до этого — я прочно не видела: кошмары. Да они и не снятся… уже… просто так. От какого числа — он? И… Самое-то главное!.. Где. Мой. Отец?! Он — жив? Он — не?.. Папа!..

****

— И замолчала… — усмехнулся Женя. В то же время как сама София, встряхнув головой и сморгнув наваждение, уставилась на него, по-прежнему, хоть и с чуть большей уже силой, сжимая книгу. Затем, проверив по зеркалу заднего же все вида Карину и убедившись, что они еще не приехали, изъяла из середины исписанного строчками, и меж них, «друга» заранее вырванный и свернутый вдвое белый листок в мелкую голубую клетку и положила его поверх твердой сиреневой обложки: вновь крепя листы между собой — резинкой снаружи; какой-то контроль и такой же порядок, пусть, ее успокаивало.

— Ты давно… с «отцом» общался?

— Довольно-таки… — перевел на нее удивленный взгляд парень, а затем — и на листок, но спрашивать пока предусмотрительно не стал: оставив это заметкой — на задворках; ехать же еще — по утренним пробкам: как раз все и узнает. — А причем тут?..

— Я вчера — отправила ему письмо!.. — Так и не дала договорить ему девушка, взяв в руки листок и сжав его по краям, не открывая. И да, он так же и тоже — был весь исписан!.. Так же: как и все остальные листы… в ежедневнике. Но и почему-то — удостоился куда большего внимания. Большего ее внимания!.. Раз был еще — и вырван. Так и ко всему: одним из первых. До этого!.. До него — она никого не лишала их… их же «насиженных мест»: только черкала и малевала. «Замазывала» и… Заклеивала. Но!.. Не вырывала. Значит и, правда, стоил внимания. И «особого»: стоило сказать и не забыть. Но и пока только она же все и знала: почему. Женя же — лишь так же все мог: строить догадки и тешить надежду — узнать тоже; и желательно же все — от нее. — Сожгла его — в камине: выпустив пеплом и… рассеяв под облака, смешав с воздухом. Как ты и учил… Помнишь?

— Да… — протянул темноволосый, так и не поняв, да и не понимая же все: к чему же его сестра клонит; но и скрупулезно дожидаясь завершения ей — ее же мысли.

— Он — не ответил!.. — Взглянула на него серьезно брюнетка и тут же отвела взгляд. — Никак. Ни одного знака — не подал!.. Я даже, впервые, да и в принципе, «пожалела», а уже и потом о том, что потратила тот шанс на встречу: когда мы с Александром к нему пришли. А после и вовсе — начала сомневаться: во всем!.. Даже в том: была ли она — настоящей и насущной… эта встреча. Такой, какой… Казалась! И каким же — казал-ся: он.

— Ты — спрашиваешь или утверждаешь?.. — Изогнул правую бровь Женя, «играючи», по привычке, поджимая левую: но и все больше, при этом, путаясь и не понимая: к чему она ведет и при-ведет же, и тут же ли, все — по итогу. — Если «первое», то меня там не было: я не смогу тебе ничего об этом сказать; ни согласиться, ни опровергнуть. А если «второе»!.. С чего бы? И что ты ему такого там написала, что ему стоило бы, если уж и не «требуемо», тут же среагировать?..

— Все!.. — Грубо резанула она, заставив его даже подскочить немного на месте и тут же попытаться перестроиться к обочине, чтобы успокоиться и успокоить ее, но она вмиг пресекла все его эти попытки: оттолкнув его ногу с тормоза; и развернув его же руки — обратно: «в положение». — Прости… Прости меня, Жень, но мы не будем отходить от маршрута: не при каких обстоятельствах; и ни под каким предлогом!.. И да. Ты сейчас вполне резонно можешь и посчитаешь меня — параноиком. Но… Я не верю — в совпадения; как и в случайное же стечение… чего-либо. Особенно!.. — Затем сглотнула и плотно сжала веки на секунду, чтобы затем резко их раскрыть и уставиться на не менее испуганного и пораженного, всем и сразу, брата. — Когда меня, раз от разу, посещают какие-то непонятные сны. «Непонятные», но… Такие!.. Что: до ужаса. До трясучки… правдоподобные!.. Что я: не только просыпаюсь в холодном поту, но и в горячих слезах. А еще, кажется, время от времени — душа «кровит». Но и не от того, что я там вижу, а что я делать и сделать там с тем и… тем-и — ничего могу! Потому, что не знаю: что «правда», а что и… нет. Что сон, а что… Явь!.. Что быль, а что… не «быль». Меня — будто: раздирает. Буквально!.. И… Мне — страшно. Мне очень страшно! Временами даже — мне кажется, что я просто и окончательно, бесповоротно: сойду с ума! Просто — слечу с катушек!.. И все.

— Софи!.. — Постарался вырвать руки Женя, но остался в ее хватке.

— Не перебивай!.. Пожалуйста… — прошептала она, уже и не просто моля, а умоляя. — Это — ужасно выглядит, и «слышится», я знаю!.. Воспринимается — тоже: не из лучших. Вообще — никак: скорее всего. Но… Просто!.. Поверь — мне. Знаю. Знаю!.. — Прервала она его вновь и такие же очередные попытки открыть рот и сказать хоть что-то в противовес или оправдание: согласиться или опровергнуть. — Это — сложно!.. Но, кажется, это — тот самый момент: когда судьба сама ставит меня на колени — и подставляет дуло пистолета к виску, требуя, да, и именно уже «требуя», да и не «хоть», а что-то и уже с этим всем, со всем, сделать и самой, пока этого и так же все не сделала она. И я — «сделала». Я — написала… Не «сказала»!.. — Тут уже он не сдержался и метнул-таки в нее свой строгий взгляд, но и промолчал, возвращая его затем вновь на дорогу и стараясь теперь — лишь не терять: ни полосу движения, ни машины перед собой, как и за собой; ожидая лишь возможности высказаться. — Да!.. Прости… Еще раз. Но мне — трудно, трудно… говорить это. Да и вообще!.. «В принципе». Переживая и… перемирая буквально заново: все это. А уж и говорить. «Повторять»… Карина — в курсе. Как и… Егор!.. — На что уже и его же все темные брови — только взметнулись вверх, в удивлении и полном непонимании, неприятии-принятии всего: да вот и только вновь же все — без подкрепления, что ведь и еще хуже; ведь и как фак-т. — Прости… Который уже раз?.. Да! Порой — это: не заставишь вылезти. А порой!.. Не заткнешь. Не заставишь: и заткнуться. Не остановишь, как… поток. И пусть, конечно, как и всегда: не прямым текстом. «Витиевато» и… Как-то «междустрочно». Но!.. Я сожгла — не один лист, так что… Если и не по тексту, то по эмоциям и чувствам, по моим ощущениям — он должен понять: что это и… кто, как это и… Каково!.. Все тексты — у меня остались: выписанные через кальку или… электронными копиями. Сканами!.. Сброшенными на компьютер Ника и… Твою почту. На всякий случай!.. Все — там. Пожалуйста!.. — И обрубила же его уж и которую попытку вставить хоть слово — на корню, боясь уже даже под конец сбиться, что-то забыть и вдруг не сказать. — Просто — согласись сейчас… И все. Мне тоже — не нравится, что происходит с моей головой!.. Что происходит — в ней. Но… Чтобы ни происходило — просто знай, что… Я — пыталась: сохранить это; и справиться — сама! Как могла… Побыть — сильной!.. Попробовать себя — в самостоятельности и… самодостаточности; ответственности своей. Хотя бы — за это… За что-то и… кого-то. За себя и… «свое»! Глупо и… тупо, да! Дура и… идиотка! Все — я. И ошибка — тоже: я. Ошиб-лась же так же — я. В который уже раз и… кряду, а? Но — и я же не могла более быть: на твоей шее или… чьей бы то ни было. Опять же, да, прости, но и это же все — стоило того. Пусть мы и пришли, по итогу, к тому: к чему пришли. Черт!.. С чего… кого и начали-то, по сути.

— Ты меня пугаешь, София!.. — Проворчал зло парень, держа себя из последних сил, чтобы не отпихнуть ее и не сделать так, как хочет он: остановиться и нормально поговорить, а и чего хуже — не бросить руль и не забить на управление… посреди дорожного полотна и потока же машин; а что делать, если только так, и таким уже лишь, образом, походу, «путем жертв», сможет сделать это. — К чему?.. К чему мы пришли?!

— К этому!.. — Подняла вдруг листок она и, свернув его еще пару раз, всунула его ему же во внутренний карман куртки. — Остальное — найдешь на почте; или у Никиты. Как я уже и сказала… раньше. И нет, я — не пугаю!.. Пока. Я — предупреждаю. «Пугала» бы — если бы знала: что и к чему идет; и кто и… к чему, кому может и… при-дет. Я — не знаю. Не… до конца… знаю. Но и!.. Все — описала. Все свои чувства и… эмоции. Все и ощущения. Сны… Сон!.. Сегодняшний же и… кряду. И, думаю, лишившись «ловца снов»: это только — начало. Но!.. Если… — И Женя вновь напрягся, скрипнув зубами. — Еще раз. Если!.. Если что-то все же, да и кто-то случится — ты не найдешь, да, все и… там: как с этим справиться. Но, может, найдешь хотя бы «подсказки»: из настоящего… в прошлое. Потому что пока и для меня же все лично — это все: ворох всего же… и сразу. Но и если клубок начнет разворачиваться и раскручиваться — ты сможешь зацепиться и… проследить цепочку событий. Найдешь — путь!.. Правильный и… верный путь! Сможешь и пройти его: от начала… до конца. И, может, даже… По итогу!.. Найдешь — и меня.

— Тебя?!.. — Тут уже и сама София подорвалась к нему с сиденья и обхватила за плечи, прижимаясь ближе и стараясь «спрятать» от «вернувшейся» к ним, но и все еще в наушниках, Карины: от ее зоркого глаза — редко же что и когда могло укрыться, а и особенно — на расстоянии метра, как сейчас; но и успокаивать еще и ее, от ее же все и иногда прямо-таки «параноидальных сдвигов по фазе», брюнетке было ни к чему, да и незачем — очень жирно же и перебор уже будет, с «горкой»: всего же все же — и понемногу, как хорошего, так и плохого. — А ты — где будешь?.. — Как не унял, так и не унимал свой разгоряченно-разъяренный тон-пыл он, пыша углями направо и налево.

— Знать бы… — прошептала его сестра, стараясь хотя бы пусть и «только», но и выглядеть спокойно.

— Вы, наконец-то, поговорили!.. Молодцы! — Крикнула им через музыку шатенка. — Рада — за вас! Песня закончится — и я присоединюсь к вам. Ну… К обсуждению!..

— Конечно… — улыбнулась ей в ответ брюнетка и развернулась к брату: но и только уже с уголками губ — вниз. — Ты поймешь — лучше, когда прочтешь все сам: что слушал и слышал; от меня или… нет, да… или нет. Но и: от корки до корки!.. Все, что ты говорил на парковке, правда. Ты же это и так — уже знаешь!.. Как и все. Но и подкрепи же ее — фактами из записей и… сохрани их! Я слишком много светила этой книжкой… и собой с ней, чтобы… Если и не броситься впрямь и уже прямо в глаза, то вызвать подозрения и… сомнения. «Засветиться» и… По-крупному!.. Боюсь, что и письмо — могло попасть: не в те руки. И не дойти… просто!.. А если оно — так, то и кто-то уже знает: что я, да и «в принципе», знаю. И может предполагать, что уже знают — и все. Все, кто… вокруг. Я, даже не подставляя тебя под удар, принципиально, нечаянно — подставляю!.. — И, зарывшись лицом в его темные волосы, вдохнула его и их запах, оставляя затем и свой легкий поцелуй на его макушке. — Я до последнего — не хотела этого. «Не хотела» — говорить, держа же в голове: тебя, Полину и… вашего ребенка. Вас всех и… Втроем! Я не хотела… и не могла допустить, чтобы тебе приходилось утаивать и врать, волноваться самому и… волновать ее. Но получается уже — так: как получается. Я «нашлась» — на той стадии, где мне нужно, уходя, прощаться с… любым. И если не говорить правду, в очередной же все раз, так как это будет еще сумбурней и непонятней, чем могло бы быть и есть, на самом деле, то сказать: где ее можно найти. Найди — ее!.. Найди — меня…

И только ощутив, как похолодела правое предплечье, а вместе с тем — стал мокрым и рукав пальто, только тогда она заметила уже и соленые дорожки на его щеках; а затем — и на ткани. Которые, видимо, до последнего держались, как и сам же Женя, раз тот так и не проронил ни звука и никак, ничем себя не выдал: но предательская влага вновь исполнила свое предназначение — и предала, излившись: всеми же его эмоциями и чувствами, всеми и ощущениями, что он держал в себе так долго до… и вот опять.

— Почему даже уже и находясь рядом, я чувствую, что вновь теряю тебя, Соф?!.. — Спросил горько и опечаленно он, мельком утирая слезы своей правой рукой; левую же — все так же держа на руле. — «Обретал» ли… хоть когда. И вообще!.. Ты — есть?.. А я?..

— Прости меня!.. — Выдохнула она в его макушку, тут же и сжимаясь вся: как внутри, так и снаружи; нужно было — держаться: ведь и если уже не он, то она, она должна была держаться, держать и вы-держать этот… весь костяк, и «крест», вывезти их. Как-то, да, и опять же все; но — вывезти. — Прости, что не сказала раньше. И сказала — так, не сказав и толком… ничего. Кучей малой… и какой-то: сборной солянкой!.. С винегретом. Я бы и сказала тебя все — сейчас. Сказала бы: и по приезду из университета!.. Но… Не подкрепив это — ничем стоящим?.. А ты и так уже — на пределе. Представь, что будет, когда все это — окажется правдой. Если бы у меня была такая возможность — я бы дождалась. Но и что-то мне уже подсказывает, что шанса такого — мне не представится; и возможности же таковой — не будет, не предвидится. Я не скажу, что, возможно, не приеду… Или!.. Не скажу, что: не появляюсь! Что: пропаду. Или… Или меня похитят!.. — И вновь же почувствовав, как брат, медленно, но верно, вместе с ней сжимается, будто и исчезая, готовый скрючиться, уменьшиться и… раствориться, она сжала его еще сильнее и прижалась сама же крепче к нему: чтобы дать понять, что она — здесь; и он — здесь. Что они оба — здесь, еще вместе; и все так же пока — в порядке. А если и «сейчас», то, может, и в дальнейшем!.. — Не знаю… Нет!.. Так я — «кликать» не буду. Но, как и слезы, предательское же «шестое чувство» — так и долбит, так и просится, чтобы его услышали и… поняли. Приняли: во внимание!.. Ты знаешь, что его у меня — не было: никогда. Да я и не верила в него. Но… Поверь уж — хотя бы ты. И прими!.. Просто: пока — во внимание. Это, может, оказаться бредом и… Сплошным же ведь… бредом! Но и если бы я не попыталась сейчас… Не отдав бы тебе это и не сказав: где и что найти, в случае чего… Я бы точно — себе этого никогда не простила. И вот!.. Как я никогда же не прощу себе: молчания! Отсутствие бы прощания — не простила бы: вдвойне. Да и что там!.. Втройне. Нет… Я уже — не прощаюсь, но… И не обнадеживаю. Держи это — на задворках, ладно?..

— Я не могу — тебя спрятать?.. — Уточнил все-таки и еще раз парень, быстрым и повторным движением своей правой руки стерев остатки влаги с лица и вернув ее тут же на руль, будто ничего и не было. — Увезти!.. К чертям… на куличики. Подальше от… Кто бы это ни был. Ангелы? Демоны?!..

— Нет!.. — Покачала головой София, вновь оставляя легкий поцелуй в его волосах; но и вплетая же в них не только его, а еще и немного своей сиреневой сирени после дождя, да и не только в них, а и во всю же напряженно-разожженную атмосферу вокруг них. — Ты — нужен: здесь. Ты же — уже: под присмотром. И да!.. Как и мы же… все. Под контролем и… «вопросом». На их карандаше!.. Но и все же. Если: не я и ты!.. Тогда… Тогда: Полина. И!.. Это — не альтернатива. Ни разу же: и не «вариант»! Совершенно!.. — Женя тут же нахмурился и дернул плечами: не столько и стараясь от нее отстраниться, сколько отстранить ее и от ее же все мыслей. — Я тоже — нет; и ты прав! Никто: не «тоже». Но — согласись: не худший. Учитывая, что и меня-то, в случае чего, не так жалко, правда?

— Вот, что есть, то есть!.. — Фыркнул он и подпрыгнул на месте: не больно, но сильно придясь — в ее же подбородок; о чем тут же свидетельствовал и тихий стон боли, но и было же, как и он, «заслуженно», так что — она и промолчала. — Как ты там себя называла?.. Повторяй — почаще. Постоянно!.. Не заставляй только нас и мозоли же на языке зарабатывать — этим, ладно? С ума она — сходит!.. С катушек слетает! Уже — слетела, мать! И я тебе сам даже — об этом как-то говорил. Куда — дальше-то; и больше?!..

— Ты — понял меня, Жень!.. — «Спустилась» на его правое плечо брюнетка, легко приобнимая того за шею и не мешая: как ему же самому, так и управлению машиной. — Кровь — потекла; и акулы — выехали по следу. Фигня?.. Да. Но и как никогда же все — подходит. И да, уж лучше поймать их — на мне и меня, чем и на ком бы то ни было. Как говорится: «Я заварила — я и разварю». Я — и «съем»! На мне же началось — на мне должно… и закончится. С твоей же все стороны — я прошу лишь, как и прежде, брата-джентльмена: который пропустит девушку вперед!.. Ну и брата-ублюдка, который, опять же, пропустит вперед, а затем, захлопнув за ней и перед собой, выпроводив остальных ранее и оставшись внутри, закроет оставшихся, всех, в одном месте и… Там уже — не «мультики»; и не для детей. Не подеритесь только: когда будите на пятерых делить!..

— Чего не обещаю — того не обещаю!.. — Хмыкнул темноволосый, после чего съехал на асфальтированную дорогу, ведущую во двор к университету, и припарковался у ворот. Потом дождался, пока Карина выйдет первой, забрав «свою» кислоту, и обнял Софию в ответ: оставаясь сидеть — так, немного еще в тишине и молчании, прерываемой разве что сбито-тяжелым дыханием обоих; будто каждый пробежал кросс — «человеком»: и если не внешне, то внутренне точно, так еще и пару-тройку… сотен кругов сердцем отдельно намотав; и… и впрямь уже горящей сиренью, благо же это «сорняк», и еще поборется. — Я услышал — тебя. И принял: к сведению… — проговорил затем спокойно он, пока не открывая глаз, но продолжая держать сестру в крепких объятиях. — Это не значит, что я во все поверил: и принял так же все уже — за чистую монету. Так как, как и ты, не видел же еще этого… всего; и не проверил теории — практикой. Но!.. Я буду — начеку. Да!.. Это я тебе — могу обещать: точно. И пообещаю. Обещаю!.. И тут же, как и прежде все, запрещаю тебе — жертвовать собой. Но и ты же уже, как и прежде, не слушаешь меня, не послушаешь и делаешь, сделаешь все — по-своему!.. — Грустно усмехнулся он, но и не отчаянно уже, а и скорее принимая в этом поражение. — Поэтому я уже, как и прежде же все, найду тебя: где бы ты ни была. И чтобы потом или в процессе: ты мне ни говорила! Я не глух — сейчас, но глух потом. И если в первом случае, с не, сердце, а без не — разум, то во втором: все наоборот. Уж прости и ты, но я плачу: той же монетой и… самоуправством.

— Спасибо… — прошептала София, тесно-тесно прижавшись к брату и стараясь не сорваться на хрипы или всхлипы: эмоции прямо-таки уже и сами просились наружу; а чувства — хотели излиться и… пролиться всеми же ее ощущениями и сразу.

— И не думай даже прощаться, поняла?! — Не спросил, а и скорее даже потребовал это от нее он, ожидая неукоснительного подчинения: хотя бы — в этом. — Я еще не отчитал тебя — за Егора!.. А его, в свою очередь, за тебя. И за вас: вместе взятых и… друг за друга!

— О да!.. Если и стоит за что-то и кого-то… и из-за чего-то и кого-то жить, то из-за и для этого: чтобы мне прилетело — за то… чему даже и названия-то, как такового, и не пока, адекватно-нормального нет! — Фыркнула брюнетка, отстранившись и все же утерев слезы: можно, уже можно… Она же его видела — пусть увидит и он «ее». — Тем более!..

— А его — и не будет! — Закатил глаза парень, щелкая сестру по носу указательным и большим пальцами правой руки; а левыми — по лбу. — Вы же оба — неадекваты… еще те! Что он, что и… ты. И это — еще бабка надвое сказала: кто — более. Спорю: не он!..

— Дурак!.. — Стукнула теперь уже его и в ответ, хоть и достаточно легко, небольшим, в сравнении же все и с его же, кулачком своей левой руки она; и тут же попала в «медвежий капкан» из его же рук, придясь ровно и прямо: лицом к лицу. — Ну, Жень!.. Не заставляй меня рыдать — при всех. Я ж остановиться: не смогу!..

— Я. Найду. Тебя! — Прижался теперь и он губами, только и к ее же уже лбу, меняясь, что взглядом в себе, что и речью же снаружи, с веселости на строгость. — Что бы ни случилось и… что бы ни произошло. При любом раскладе!.. Даже, и тем более, если ты — сама этого затем не захочешь. И мне будет — глубоко плевать: кто встанет на моем пути!.. — София дернулась, чтоб подлезть к нему и если уж ничего не сказать, то видеть: но вновь, теперь уже и сама, была осажена им, как и крепким, сильным его захватом: где уже и он приподнялся, водрузив свою голову на ее, принижая саму и подсбивая ее пыл. — Плевать: совершенно!.. С твоей же стороны — на нем: не оказаться! И это не значит, совершенно не значит, что я не буду специально и под горячую же все руку: ловить нашу с тобой «мать». Как и не значит… и не отрицает, что я ее ловить так же все «специально»: не буду! Просто… Не мешай — мне… И в этом: тоже!.. И все. Договорились?..

— Спа-си-бо!.. — И, поблагодарив его повторно, сжимая его в своих объятиях и сжимаясь же сама, прикрыла глаза, выдыхая: наслаждаясь — уединением-единением. — Все. Будет. Хорошо! Пусть: не сейчас. И не у нас… Зато после — точно!.. И у нас. Нас: всех!

**

…«Сколько лет должно пройти, чтобы я поняла, что взрослею?.. В каком возрасте — я почувствую себя взрослой?..». Стандарты и стереотипы возрастной ранжировки, «возрастного ранжирования», медленно, но верно — отходят на второй план: шаг за шагом!.. Да и вовсе уже почти — скрылись, скрываются из виду. И я сейчас — не о: «невозможности определить возраст по физиологическим особенностям» и «генной предрасположенности “к сохранению” на любом отрезке времени»… Я же сама и до сих пор — не могу точно определить возраст людей и… не: входящих в и… «проходящих» через меня!.. Тот, кому же «на вид» лишь лет восемнадцать — может быть тридцатилетним; и наоборот. Опять же: не о «цифрах»!.. О содержании. Насколько вдумчивым и сложным — может быть индивид… перед тобой, имея за плечами опыт — во «всего лишь»: десяток или два десятка лет. И насколько может быть пустой и фальшивой «оболочка» — с тридцатилетним стажем: и психологическим возрастом — в пять лет!..

Правду же говорят, что есть: вечно молодые… и вечно пьяные. Вместе!.. Или раздельно. Но и на всем же — протяжении жизни. А есть те, кто, так и не дождавшись отметки «Дожитие», умирает: в шестнадцать или… семнадцать лет. И это: максимально!..

Порой, человек и не, не успев родиться — погибает. Не «внешне». Да!.. Но и когда видишь же это… его в толпе: невольно задумываешься — уж лучше бы; и внешне! Избитый и… убитый. Напрочь и навзничь!.. Близкими и родными… Семьей и друзьями. Как в частности!.. И социумом… «Обществом». Как в общем… Добит — и «нитями связей»!.. Которые, с периодичностью, то путают и лишь сбивают с ног, пути, то и душат… удавкой на шее. Он — настолько замыкается внутри себя, что: теряет связь с внешним…; и «миром» же, в том числе. И!.. Начинает: атрофироваться. Гни-ет!.. Не достигнув: совершеннолетия. Не достигнув — того самого «расцвета», про который так и говорят отовсюду: как «лучшие годы» и… «лучшее же время»!.. Туфта. «Субъективное представление — о лучшем»?.. Лишь и только — еще одна причина, не «причуда»: упадка. Да… уж!.. Не у всех есть возможность — войти в «эти» годы: с распростертыми руками и… такими же объятиями, сказав-крикнув: «Прими меня!..». Ночь… В большинстве же своем «распростертые руки» — пресекаются; а объятия — штрафуются… «Распятием»!..

«Забавно»!.. А ведь еще и у некоторых в памяти — время, когда было просто страшно думать: о двадцати годах. О тридцати!.. А о сорока и пятидесяти?.. «Думать» же и вообще — не хотелось!.. «Закат жизни»!.. Зачем? А живешь, вот, затем — и понимаешь, что: можешь и не дождаться-то, в принципе, этих же все самых… юбилеев. «Пенсионная людская… человеческая реформа». М-мм!.. Вкусно-та. С ударением на «о» и… чаек!.. Да. Да… Пока все думают: как в нее — выйти? Не в не-го. Ок-… Кхм!.. Другие думают: как в нее — войти? Входит и выходит!.. Замечательно — вых… Ладно!.. Страшно представить — поколения, следующие за… А что — дальше-то?.. Семьдесят лет? Восемьдесят?!.. А это вообще законно уже — так долго ж… «Существовать». Только это — и?.. Да все!.. Все.

Но и если же ты вдруг сейчас же все удивился, и до сих пор удивлен, моей же все и ответственности — за человек… людей, то… Какого?.. Я — обижусь, вообще-то! Я, так-то, тоже, пусть и пока, но и: не вечно молодая и… такая же пьяная. Молодая и пьяная!.. Да! Хорошо… Нет! Я еще: среди них. У кого «годы» — не пустой звук. А после — будет уже «после». Века… Ха!.. Да и «кого» я обманываю?.. Я всегда буду — за них! И даже: в этом. Тем более, в этом!..

«Забавно»!.. Два. А ведь… и было время — рвало башню, даже и у меня, от американских «сроков». Не пенсионных!.. «Тюремных»! Хоть и тоже: от звонка до… звонка!.. Какое: «пожизненное»?! Там — и сто лет. И сто «тринадцать» лет. И «двести» лет!.. Нет!.. Это — не пожизненное. Кончечно!.. Как тату. На всю жизнь… Почти. На всю жизнь и… немного дольше. Немного — после и… позже. Только ведь и потом поняла, что: один «пожизненный» — пересмотреть могут; а вот уже два, а там и три — нет. Век живи!.. Так — и с этим!.. И проводя, вот, такие «наипрекраснейшие параллели и красные нити», между теми и э-тими: на кого так любят смотреть, теряя «себя» из вида… «Тонкий» намек — на бугорок и на за-бугор. Кхм!.. И на кого — так же усиленно все стремятся: не только походить, но и прямо же быть «похожими». Как-то!.. Начинаешь уже и именно сомневаться — в адекватности: высшего каста… Но — и ничего радикального!.. В политику мы — не лезем. Принципиально!.. Себе — дороже! Да и, черт бы, с этой реформой!.. Дело же — в другом. В том, что… В самом возрасте. И в том самом: моменте!.. Потоке… Когда уже ты, да, ты; и по-настоящему же все, натурально и естественно: почувствуешь себя — взрослым. «Когда»?.. А когда он наступит — для тебя? Или, может, он уже: наступил?.. Не ограничиваясь же все — рамками и гранями: разумного и… возрастного. Ты же ведь можешь — повзрослеть и поумнеть: в двадцать лет. Можешь — и в тридцать… А можешь: и в десять лет!.. И только лишь — тебе решать, когда… «А!.. Нет. “Это” — не тебе…»!..

****

— Ты только посмотри на них, а!.. — Фыркнула темноволосая женщина, размыкая пальцами левой руки, с французским красным маникюром на своих длинных и острых ногтях, светло-бежевые жалюзи-шторы белого деревянного окна и смотря же теперь в него с третьего этажа университета. — Любуются. «Милуются» — в машине!.. Аж смотреть — противно. Тош-но… Прямо же, как и настоящие же все: брат и сестра! Как — вот только; и главное же тут: слово. Неспроста — он приехал… То есть, «вернулся». Ой, неспроста!.. Разнюхивает же — все здесь, сейчас и… сам: сто процентов. Если и уже — не!..

— А есть: что?.. — Даже и не пытаясь проявить какой-то, хоть уже и маломальский интерес, но и сделав же все же над собой усилие, в виде вопросительной интонации, проговорил почти такой же темноволосый мужчина, развалившись и буквально на темно-коричневом кожаном диване, уже у другого окна, напротив соответствующей же деревянной двери с круглой ручкой в цвет, закинув ногу на ногу и уставившись своими такими же темно-карими глазами в текст очередного бумажного журнала в красной матовой обложке: в черную узкую полоску-строчку и с синим же мелким почерком меж.

— Издеваешься?! — Шикнула она ему и тут же оказалась сидящей на столе из темного дерева, окруженная, как и он сам, такой же мебелью, но и уже в виде тумб и шкафов; с личными делами студентов, преподавателей… и рабочими журналами, не говоря уже за личные записи «хозяина сей обители»: разноцветные и разноформатные тетради и ежедневники, блокноты… и такую же разноцветную и разношерстную, разноперую же — канцелярию к ней; расставленных по углам кабинета, выполненного, в основном, в светло-коричневых и бежевых тонах — обоев по стенам и ламината на полу, когда же белый штукатуренный потолок, с таким же холодным светом ламп на нем, высветлял общим фоном саму комнату, уже и именно затемненную мебелью. И, сбросив ненужную ей, но нужную «хозяину же сего помещения», макулатуру со стола куда-то за свою спину, только тогда вспомнила и при-помнила себе же, что они не одни, не вдвоем в помещении, заслышав сразу же и стон — с другой стороны стола: за которым все еще полусидел-полулежал еще один мужчина; тот самый «хозяин». Но и в данный же все момент — только темного кожаного кресла на металлических колесиках, а не своего же кабинета, куда уж там — жизни и судьбы, в проеме между тумбочек, встроенных в стол: с залысиной темных волос на достаточно полной голове, таком же лице и при тучности всего же тела. Прямоугольные очки его, на тонкой металлической оправе, скатились на кончик круглого, картошкой, носа. Глаза же за ними — были прикрыты, так еще и при-накрытые, ко всему, нахмуренностью же довольно высокого лба и встретившимися на переносице темными широкими бровями. Пока темные короткие ресницы его — покачивались в такт его же ровному дыханию. А ноздри — чуть расправлялись. Когда же рот, с полными губами, был приоткрыт — сам по себе; как и весь же его внешний вид. Начиная распахнутым темно-серым пиджаком, брючного классического костюма, почти снятым с плеч, но оставшимся висеть на нем, продолжая расстегнутой, наполовину, белой рубашкой, с так же все наполовину развязанным черным галстуком в темно-серую полоску, откинутым куда-то за спину и заканчивая же все это дело расстегнутыми и приспущенными же с ног темно-серыми брюками, открывающими вид на… серое нижнее белье в черную полоску; но и зато же хоть прикрывающими — черные лакированные туфли на небольшом квадратном каблуке. Хотя — лучше бы: наоборот; и открывали — их, чем!.. И пусть он был — заранее одурманен и находился под «гипнозом-внушением», не способный ничего сделать, кроме как, время от времени, постанывать и хрипеть; не от боли, а совмещения приятного с полезным; но он все же дал Розе, а это была именно она, то, что она и хотела от него — полную власть над кабинетом и данными, находящимися в нем, без вопросов. Ну а она!.. Воспользовалась этим. Но и после же все того, как отблагодарила. Да… Где еще найдешь такого… такую… совместительницу же все и приятного с полезным: дала же и сама ему то, что он хотел; не без ее же все и встречного хотения-желания. Что же — до него?.. А кто был и против — на месте же н-его?.. Не она. Так точно. И опять же!.. Так еще и подсбив «баланс» — среди людей; и напитавшись досыта. И кто был знал: кто был снова, так как еще и ранее же все остался, в выигрыше?..

— Сказала та, кто так и не удосужилась же все — застегнуть, до конца, рубашку… — смерил ее скептическим взглядом мужчина, а затем вернул его на строчки, облизав, параллельно, указательный палец своей правой руки: перед тем, как и вновь перелистнуть же страницу. — И да!.. Себе уже… хотя бы; не ему. А ему — и штаны!.. Или сдвинься уже — чуть левее: чтобы я прекратил это… его лицезреть. Всего… его!.. Вместе: с опущенной же вниз головой, закрытыми, в изнеможении, глазами и… открытым слюнявым ртом.

— Так — выглядит удовольствие!.. — Оскалилась собеседница, оборачиваясь и прикусывая нижнюю губу, после чего вернулась, как и взглядом, обратно — перед собой, а спиной же и затылком — обернулась к сидящему в кресле: оправив, затянув потуже, свой темный пучок на затылке, приподняв затем черную юбку-карандаш по обнаженным ногам и, закинув правую же ногу на левую, начала «играть» с в цвет же лакированными туфлями на высокой тонкой шпильке; почти снимая туфлю с правой ступни и тут же ее надевая, перекатывая, с пятки на мысок, и обратно, опять снимая. Что юбка, что и обувь: играли на контрасте — с белой же ее рубашкой на таких же мелких пуговицах, под которой в разрез, а после уже и в «полурасстегнутый вид», виднелся в тон же кружевной лиф; ведь, и да, застегнула она ее, но и опять же все, не до конца, оставив на виду — часть грудной клетки: к ключицам и шее. Потом — сверила макияж, по экрану же своего белого в черном матовом чехле телефона, изъятого из стоящего рядом же с ней на столе черного лакированного клатча, убедилась, что нет «пыли» на нижних веках от черных же теней и не смазалась ярко-красная матовая помада на губах; как и то, что сохранился темный контуринг скул; и, убрав его на место, окончательно обратилась всем своим видом и вниманием к дивану и мужчине на нем. — Но и куда тебе?.. Тебе — не понять!

— А так — выглядит: шлюха!.. — Махнул тот в ее сторону на миг освободившейся правой рукой, не отрываясь взглядом от папки. — Но и куда тебе?.. Тебе — не принять!

Мгновение — и она отбрасывает журнал из его рук в сторону, сбрасывает его ноги, обтянутые черными потертыми джинсами, такими же кожаными ботинками на пол, устраиваясь на его левой ноге и прижимая свое правое колено: максимально близко к его паху, в свою очередь, устремляясь же и своей левой острой коленкой — поддых; левой рукой — держа его за ворот красной кофты, а правой — прижимая за горло к спинке дивана.

— Ты назло мне — пропустил мимо ушей: мою же просьбу о «дресс-коде»?!.. — Рыкнула она ему в его правое ухо, попадая «градусным ядом» куда-то еще и в ту же область его шеи; что, и рикошетом, пришлось — по левой, и левому, будто и впрямь выйдя.

— «Просьбу»?.. — Хрипнул он, стараясь оторвать хоть одну ее руку от себя, но на деле: только держа их сам — мнимо контролируя ситуацию. — Это было: требование. Приказ!.. Еще — и от тебя. Сказать: насколько мне было плевать?.. Настолько — насколько и сейчас. Я ношу его — там!.. Не собираюсь париться, и буквально, в нем — еще и «здесь». Ты — не убьешь меня; и потомства — не лишишь. Я уже — лишенный!.. А с тобой — еще и умственно… отсталый! — Гаркнул он, после чего еще: и хрипло заливаясь же истерическим смехом. — Пугай этим — тот, вон, мешок картошки, который ты и только недавно «седлала». Если по итогу и не откусила, конечно!.. До того, как решила: оторвать!

— Какой же ты все-таки: урод!.. — Выплюнула Роза ему в лицо — его же гнилью: мхом и тиной. — Ни разу не пожалела, что выбрала его, а не тебя. И дети твои, «эфемерные», явно: тоже — не пожалели; и ничего не потеряли — не родившись: от тебя!..

— А ты — пускаешь пыль в глаза!.. Для чего? Примерная мамочка!.. Пришла просить за дочку. А давно ли тебе стало — на нее: не наплевать?!.. — Рявкнул темноволосый, переводя тему, и таки откинул ее всю и обратно к столу; через который она даже затем перелетела и упала в ноги… к телу. Не трупу!.. Пока. Но и уже — просто: телу. — «На позиции», родная!.. К истокам. Или хотя бы «некрофилия» — будет единственным, чем-то: не твоим?! В мужском разрезе: естественно!.. Но и тоже же все: пока. С ней-то все, «дочкой», ты этим — промышляла!.. Вдруг, дело дойдет — и до «муженька». Дело до… тела. Смекаешь?.. Чай, недолго-то — осталось! Оседлаешь — и его! Только — подожди…

— Пошел ты!.. — Крикнула она из-под стола, стараясь подняться, но, и раз от разу, падая обратно: как олененок на тонких ногах; только рожденный и… не обвыкшийся.

— Не пожалела — она… — усмехнулся мужчина, оправляя ворот и рукава кофты: тут же закатывая их до локтя. И, упершись руками в стол, посмотрел на нее: сверху вниз. — И именно поэтому — я здесь, а не он?.. И ты — со мной, а не с ним. А где же: он?!.. Хм… Дай-ка подумать. — «Играючи» задумался он и даже нахмурился, но и сразу же затем буквально и озарился «светом» ответа. — Точно!.. «Дожидает» свои: последние деньки. Пока ты, наконец, перестанешь ломать комедию — и доделаешь все: до конца!.. Я тебе когда «отписал», м? Почему нельзя было все это сделать — еще вчера?.. Ночью сюда пробраться! Без переодеваний и… прочей лабуды!.. Которая — соответствует и определяет разве что: «ночных бабочек» и… мотыльков; с низкой… социальной ответственностью. А!.. Постой. Мы же уже и так определились, что они — это ты! А ты — …

— Я — комедию ломаю?!.. — Приподнялась, наконец, женщина; не без помощи того же самого все «тела» — просто уцепившись за него: для равновесия на каблуках; и пихнула его кресло со всей дури в угол, сбив его же затем, тем самым, под стол, чтобы встать ровно уже перед другим и посмотреть прямо в его глаза: со всей яростью и гневом, что не могли до конца быть реализованы ее же голосом. — Не ты ли мне сначала говорил — подождать и обо-ждать?.. А после — резко же все и отменил. И что?!.. Как собаке — палка? Мне, что, нестись: по первому твоему зову и требованию? Окей. Принеслась!.. Вот. Да, не «вчера». Сегодня!.. И, вот, я уже — на финишной прямой! А ты — где? В п… На старте?!.. Где твоя — часть сделки? Где: девчонка?!..

— Ты хотела, чтобы она прознала про наши планы — раньше, чем они произойдут?!.. — Фыркнул темноволосый и изогнул свою правую бровь, поприжав левую, под стать ее же все обугленному влажному дереву, пораженному плесенью; и в еще одном вопросе: уже немом. — Чем и они же ей все расскажут и… собьют? Чтобы видела все: своими глазами? И слышала — ушами?!.. А после: чтобы ее вытащили. Или она сама — сбежала; и слила все и всем!.. Опять оборвав — на полусогнутых и… только готовых, готовящихся к прыжку.

— Один фиг!.. — Отмахнулась Роза и сузила свои темно-болотные глаза. — Она и без этого же всего — слила. Ладно еще: письмо не дошло — до адресата!.. Теперь — она, и вся же ее шайка-лейка, в курсе. А если не вся и все, и не обо всем, то: догадываются. И так и ждут — нашего же с тобой промаха: чтобы мы вновь — запоролись и налажали. И чтобы взять уже нас двоих — под белые ручки; и выдать «в свет». Под; и Совет!.. Пока она где-то шкерится — мы в опасности; и «зоне риска»! Риска… раскрытия всего: еще — до окончания! — И раскрыла же свои руки по сторонам, стараясь охватить весь кабинет. После чего — приблизилась к нему: и ткнула ему же в грудь — своим правым указательным пальцем. — Нужно «вычесть ее из уравнения» — первыми!.. Пока она — не вычла нас. И вместе же: с ее записями: которые она — еще не раздала всем. Сама она — ничего не скажет и не прочитает!.. — На ее губах раскрылся злорадный и хитрый оскал. — Тем более: не даст прочесть — другим. В этом плане: она достаточно — запугана; и недостаточно храбра и смела, недостаточно доверчива, чтобы высказать все и первому же все встречному-поперечному. Тут — мой авторитет и сила, моя власть над ней: незыблема!..

— Да?.. — Усмехнулся он и склонил свою голову к левому плечу, отрывая ее руку от себя, на этот раз, одной левой и сжав ею же затем ее шею. — Тогда чего ж ты так боялась и просила убрать ее: раньше?! Боишься и просишь — до сих пор… Не скажет и не скажет!..

— Женя — тут!.. — Ударила она его по лицу своей правой рукой, ненадолго оглушая грубостью и звонкостью хлопка; и, выпутавшись, таким образом, из его руки, ударила уже левой — по и так уже растрескавшейся поверхности стола. — Ты не слышал меня? Он подвез ее — пару минут назад!.. И в городе, скорее всего, да и как минимум: пару дней. Ясно, что не она его — обратно «вызвала»: выгнав до этого — сама же; пусть и не без моего же в этом все участия и вмешательства. Он — не дурак!.. Парень — умный. Чтоб его… Весь — в меня. Еще же тогда — догадывался и догадался: о чем-то. А сейчас: и тем более. Подавно!.. Все — откопает; и всех — уроет. После того, как и от-роет: вместе со своей-ее же все шайкой! Не было бы их — девчонка бы и носу из дому не казала. А тут — попробуй, ага, спрячь ее: на пару дней. Припрутся же — всем табором… «дружным семейством»!.. Да и ладно же еще, если просто: «убьют»… Поиздеваются же; и поизгаляются еще — на славу!

— А спрячу — я: не придут и не найдут, да?.. Л-логика! — Закатил глаза мужчина и, оправив челюсть, отпрянул от стола: встав ровно теперь и скрещивая руки на груди.

— Не придут и не найдут!.. Потому что — не будут: знать! Во-первых, где искать. А во-вторых, кого и… когда. Все будет — так чисто выполнено и исполнено, что Александр и носа не подточит. А уж и его стая!.. — Роза фыркнула и отмахнулась. — Есть у меня — кое-кто на примете: среди них. Кто, если не выжжет и не выбьет полностью нюх, то со-бьет его точно; и выиграет для нас, тем самым, время. Нужное время!.. Для завершения. Если, конечно, и опять же все, в том самом порядке: семья, быт и жизнь — дороги!.. — И осклабилась, прикусив нижнюю губу. — Но — нужно торопиться!.. Излишне внимание — притягивать не будем. И концентрировать его — в одном месте: тоже!.. Но и растягивать — уже: нет никакого смысла. Пахнуло же — жаренным!.. Спускайся — на парковку: и жди — ее. А я — на второй; и за… второй. С конца… Едем — раздельно. Встречаемся — у нас!..

— Зашли же тебе — темноглазые и… темноволосые!.. — Хохотнул такой же и встряхнул головой: отправляя назад свои короткие темные пряди. — Подглядите только!

— А тебе — будто и нет?.. — Усмехнулась темноволосая же и изогнула свою такую же правую бровь, поджав левую, только лишь и заметив его напускную хмурость: в попытке скрыть в глазах — грусть; и даже какую-то: «свою личную боль». — Или уже перехотел? А, точно, ты же — лишенный. «К истокам», так к истокам, ми-лый!..

— Ты!.. — Прошипел мужчина, но продолжить так и не успел: — Николай Серге!.. — Влетел в кабинет парень и тут же остановился, осматривая собравшихся в ректорском кабинете и за его же столом: по обе стороны от него и без самого же ректора за ним. Затем, оправив свои взлохмаченные от бега и резкой остановки мелированные каштановые волосы, шатен быстро оттянул вниз свой черный вязаный жилет с эмблемой университета, прикрывая пряжку того же цвета кожаного ремня на светло-фиолетовых джинсах, и, одернув так же вниз, но и по своим уже рукам рукава белой рубашки, сбил спесь с вставших колом от «незаконченной нетренировки» мышц ног, заодно еще и оправив фиолетовые шнурки высоких черных кроссовок внутрь них и к штанам, и только тогда продолжил, фоном еще восстановив дыхание и набрав в легкие вновь, но и тут же уже побольше же воздуха: ведь еще и напополам с замшелостью. — А ректор?..

— Вышел!.. — Гаркнул темноволосый, тут же и почти «без палева» сместившись чуть вправо и встав посередине небольшой щели между полом и столом, в которую могло просочиться все: начиная от частей одежды… и заканчивая самим «телом», заткнутым между тумб; и прикрытым лишь листом древесины — с его стороны. Почти что — в гробу, но и не совсем: не со всех сторон и до конца — закрытом и заткнутом, забитом.

— Эм… Ладушки!.. — Дернул плечами студент, будто бы и не придав значения тому, что отчетливо как слышал, так и слышит же все до сих пор — одно настоящее, человеческое сердце: слабенькое, но еще стучащее; и как раз — под этим самым столом. Как, в прочем, и тому, что узнал в женщине — мать своего друга и… подруги-сестры. А, вот, мужчину — разглядеть так и не смог. Собственно, как и вспомнить — его; и его же все энергию. Хоть и сзади — он: точно ему — кого-то напоминал; а именно — широтой спины и… размашистостью плеч. Высоким ростом и… Темной шевелюрой. Только: кого? И, решив таки забрать свое, нужное, а заодно и посмотреть на этот самый силуэт сбоку и постараться узнать его уже вблизи, он подошел к столу: без лишнего интереса. — Если что — он разрешил мне забрать телефон: как только пара закончится. Спалился!.. — «Сознался» он, без вины виновато закусив нижнюю губу, ведь и тут же еще: с легкой ухмылкой. — Да… Ну а с кем не бывает, правда?.. Ладно же еще — родителей; и с ними же — не вызвал.

— Ксандер бы — отлично «сошел»: за отца!.. А, вот, с матерью — пришлось бы, конечно, попотеть. Да?.. Ни-ки-та! — Ухмыльнулась Роза, не стараясь скрыть то, что узнала его. Как и он — ее!.. Что она таки и поняла — сразу: еще у двери; и по его же глазам.

— Как и вам, Ро-за, с кем-то и на роль отца: что Жени, что и Софии. Хотя, кажется, вы неплохо справились с этим — и сами!.. — Кивнул он, а затем — еще и на мужчину рядом; и лишь мельком взглянул на него, тут же переведя взгляд обратно. И хотелось бы, конечно, рассмотреть лучше, но и лучше — палевней: как уже понял и сам, раз уколовшись.

— Забирай — и проваливай!.. — Кинула ему его же серый гаджет женщина, единственный, что лежал в ворохе исписанных белых бумаг и синих же ручек с обычными карандашами, что она сама и разбросала чуть ранее. — И ни слова!.. Ни Софии. Никому!

— Вы не в том положении, чтобы мне условия ставить!.. — Хмыкнул Никита, ловя телефон на лету и прямо разливаясь собой, аки молочные берега и кисельные реки; только и теряя момент перехода в… «кисейного барина». — А я — в том. И поставлю!.. Пожалейте — мужчину. Пятый десяток, все-таки. Человек!.. Слабое сердце. Два инфаркта!.. Еще: и клаустрофоб. Знаю, что: трудно!.. Но и если отмести все «нечеловеческое богатство» — вы почти в одном возрастном промежутке… с ним. «Сверстники»!..

И не успел он и еще что-то съерничать, как на его шею пришелся мужской, но и не только поэтому еще и достаточно сильный захват правой руки: один взмах-рывок — и он уже висит над полом; перед лицом все того же мужчины и его же левого указательного:

— Ты, что, не понял, щенок?.. Проваливай!

И, замерев всего на мгновение, парень почти тут же попытался согнать и сбросить это если уж и не секундное, минутное наваждение, но ничего не получалось, никак не выходило: он-о как стоял-о перед ним, так и стоял-о, так еще и давил-о на шею, душа; буквально и выдавливая не только душу, но и все внутренности через рот, ломая шею.

— Да… Понял я!.. — Прохрипел Никита, после чего прокашлялся и повторил, хоть и знал, что они — и мысли, если захотят, услышат, но и для себя: чтобы, если не трепыхаясь и телом — «вес» себе придать, то, каким-никаким, а «голосом». — Понял!.. Отпустите.

И, так же резко очутившись на полу, на ногах, как и над ним, но и все же устояв, чуть лишь покачнувшись — от резкой смены координации в пространстве, он только потер шею обеими своими рами, избавляясь от сдавливающего до этого ощущения, бросил последний взгляд на присутствующих и вышел, громко хлопнув дверью: за которой уже стояла Карина, ожидая его.

— И откуда здесь: Сергей?.. Он же — не спускается: без всякой на то нужды. Надобности!.. Да и… Веской причины. Чего там: вообще… практически… не спускается!

— Что ты сказал?.. — Тут же схватив девчонку в охапку, он буквально в один прыжок переместил ее в правое крыло этажа из левого: пока студентов было не так много и его не могли отправить к ректору… еще раз за этот день, но и уже за «уничтожение духа равновесия и баланса, гармонии»; и самого же университета, как «территории вне всяких сил». Будто бы — и тот же самый все Хогвартс, где магия запрещена — вне его-ее стен, но и наоборот! — Ты чего?.. — Прошептала уже девушка, поддаваясь таинству обстановки и самого парня, который был: не то напуган, не то взволновал, не то все и сразу. Но и лишь махнув головой, сбивая и без того растормошенную шевелюру, он только перевел дух, затем извлек из переднего правого кармана штанов телефон и, сняв тот с блокировки, убедился, что все-таки забыл отключить диктофон с записью лекции до того, как его изъяли, нажал «Стоп», «Сохранение» и тут же крутанул запись, длинною почти что в два часа, на пару минут назад, и, поманив к себе поближе, своей же все и левой рукой, свободной от телефона, девушку, установил гаджет между их голов, чтобы им обоим было слышно, а сам еще и нагнулся, пригнувшись к ней. — Это: Роза?!.. А что она здесь?.. — Развернулась лицом к нему шатенка. На что ему же вновь пришлось возвращать ее внимание к насущному, а именно — ухом к динамику; отвернув лицом от себя за подбородок — той же рукой: — Цыц!.. Слушай дальше. Голос узнаешь?.. Мужской.

— Да ладно?!.. — Округлила глаза Карина и тут же прикрыла рот руками, поймав на себе уже и строго-твердый взгляд, не тонко намекающий на, какие-никакие, но тишину и шепот, если уж не полное молчание и слипнувшийся… рот. — Стоп!.. Стой! А как он?..

— Вот это — нам с тобой и предстоит узнать!.. Вы-яс-нить… — отключил запись Никита и убрал телефон обратно в карман джинсов, смотря теперь внимательно и серьезно, но, и в то же время, с хитростью и ребячеством на девушку. — С тобой. Да… Как ты смотришь на то, чтобы прогулять последнюю пару и последить за ней?.. Со мной!

**

…Привить любовь, «внушить» ее кому-то и чему-то… или к кому-то и чему-то — невозможно. Просто: не-ре-аль-но!.. Что уж говорить — и о людях, в целом. А о взрослых и детях, в частности?.. Что уж говорить — о них! А что уж говорить: и об учебе?.. И да. Давай, вот, просто здесь и сейчас, «тут», раз и навсегда — решим; сразу и у стенки, «на берегу»; что я не буду уточнять каждый раз, что: существа и-ли не… и их «возраст». Повышая, тем самым, ценз интереса — для одних: и понижая же его тут же — для «других»!.. Пойми уж и прими же тоже это, как данность: всё и все, вся теперь и отныне — под одну линейку и гребенку. Да и… как не то, что: нужно. А то, что: «можно… и должно»!.. Ребенку с целью, поставленной сразу и им же, трудно объяснить — значимость этого «этапа»: самого же обучения, «учебы»…; и «предметов», которые ему (кажется) — не пригодятся. И да!.. Вполне возможно, что и… не пригодятся. Как и вполне возможно же все, что и: не «кажется». Не кажется!.. Не так уж ведь и часто в жизни выпадает момент, когда: «Пифагоровы штаны — во все стороны равны» или «Квадрат гипотенузы — равен сумме квадратов катетов». А что уж говорить и о таблице умножения, которую… ну не каждый, давай честно, спрашивает на… всем твоем пути. Ироды!.. Правда? И, вот, кому я ее должна — рассказывать, м? Себе? Я, конечно, сумасшедшая; как, впрочем, и все, так или иначе; но и не настолько же!.. Увольте. Правила чистописания… Произношения и ударения… «Теоремы»!.. Таким пластом — ложатся на… малюсенькие плечики, что и готовы придавить человечка: той самой же все и бетонной плитой. Гранит науки!.. Выбив, напрочь, не только воздух, но и само же желание учиться. Желание: стремиться!.. Делать и хоть что-то — в этом самом направлении. Лучшим же все и мотивом, как по мне, было бы показать малышу… и доказать, что школа!.. Это: не «конец света». Как и в будущем же все: колледж или техникум… «Университет»!.. Не конец: и жизни! А и скорее даже — ее и начало. Как!.. Маленькая жизнь. Часть… в «котле» общего; и целого! И да. Такая себе — метафора, но дальше!.. Не будет: хуже. Не точно!.. Как и лучше же все… всегда… тоже. И все же. Ты, да, «варишься» — в них; и познаешь — новое. Не в рамках… «предметной направленности». Они (предметы) будут идти все же — параллельно… с основой: тем, что, действительно, тебе будет нужно… и важно понять; как и с адаптацией и выбором; если не выбрал изначально или перевыбором, если выбрал «неправильно»; той самой цели, о которой уже было сказано… чуть выше. Связи… И знакомства. Общение!.. Весь социум и… Окружение!.. Которые будут: идти рядом, «входить» в тебя и проходить… насквозь, идя дальше; или оставаться. Или и вовсе — уходить… и исчезать!.. Все это — тот самый «предмет»: который необходим. Который даст тебе — тот самый важный… и нужный опыт. С которым ты уже будешь — идти дальше. Дольше и… Глубже!.. С высоко поднятой головой и… уверенностью. Не «задирая нос»!.. И нет, это не «пустые слова»…

Все же мои «начинания», будь то хореография или… художественная школа, были — об этом; и только — об этом. Школа, колледж… Университет!.. И тоже ведь не обошли стороной — это самое правило; и не стали «исключением» — из него. «Подтвердив» его — и так!.. Но и да, естественно, «пустым звуком» — тоже не были: как и, влетев в одно ухо, в другое не вылетели. Но и… «по факту» — это все было: на подкорке и… где-то на задворках, «заднем» же все и плане. Ведь и… человек, как «существо социальное», ориентировано больше — на общение и… познание же все и нового. И именно — в этом самом направлении, нежели где-то еще!.. Нужные люди… И ненужные люди. Бывшие нужные люди… И ставшие таковыми, ненужными… люди!.. Все это — было. И все же это — так же: еще будет!.. Сколько слов — было сказано… А сколько: еще будет. Тех и… не тех. Тем и… не тем. Но и сильнее же всего — закрепляются именно: жизненные устои и… такие же «установки». Да!..

Помню, как на паре экономики, преподаватель, молодая девушка-ангел, так грамотно отошла от насущной темы, что еще и вложила в наши «полупустые» головы — одну деталь, без которой, наверное, и невозможно было бы понимание сути… жизни, в принципе!.. Да. «Без которой» — этот механизм: просто-напросто не пошел бы; не «заработал» бы так, как… нужно. Опять же: на мой же все и крайне субъективный взгляд!.. Да и ты ведь и сам прекрасно знаешь, как я и люблю же все фразы и мысли, «жужжащие» в собственной, собственно, моей голове роем пчел; а после неожиданно и высказанные — чьим-то… другим ртом. Есть же в этом — что-то… не от мира сего!.. Необычное и… Даже: волшебное. Что и хочется сказать-крикнуть тут же: «Вылези из моей головы!». Так было — и в тот раз… Шла — не то пятая, не то уже и шестая пара… второй смены!.. За окном — вечерело. И так совпало, что… это был один из тех дней, когда можно было: не «срываться». Мне!.. Вроде и «выходного дня»… на туманном Альбионе. «Можно было» — доучиться и… отправиться-таки: сразу домой. Сюрприз-сюрприз — не праздник-праздник!.. Но и не в этом же — была суть и основной замес. Домом же — не то, что еще не пахло: уже не «слышалось»!.. Материал — все лился и лился: из этого двадцати-восьми летнего рта; еще той… «черноперой» и темноглазой птицы. Что и никак, просто ни в какую не собиралась, да и не хотела: с нами расставаться; не объяснив еще одну тему, а за ней и еще… и еще. Ведь, и с ее же слов, они просто вытекали: друг из друга. И так были похожи!.. А наш мозг, уже и один на всех, не то, что «закипал»; а выкипал и… «тек»: с крышечкой. Ну и вот!.. Под середину же все и второй темы, осознав, что ее уже никто не слушает, даже, а там и тем более, «первые парты»; казалось бы, «прожженные» — под все, вся и на всех; она грузно выдохнула и, закрыв презентацию, отключив белый пластиковый проектор под потолком с такого же небольшого пульта, оставив таки и остальное же все на завтра, вышла из-за темно-коричневой деревянной трибуны, установленной перед белой доской и первой партой второго же ряда, соответственно, и включила свет. Тотчас весь наш светло-зеленый кабинет, с белым потолком и светло-бежевым же полом, обставленный мебелью в цвет трибуны же, озарился холодным белым светом: будя и тут же слепя всех в нем. Пришлось, знаешь ли, знатно так поморгаться и потянуться всем телом, чтобы отогнать от себя дрему; и как-то хоть еще ненадолго активизироваться!.. Но и знаешь же еще: что?.. И в этом же всем и все «на помощь» — пришла она же: выделяясь своей и впрямь темной фигурой — на фоне всего и всех же, вся; встав между первым и вторым рядами в своем черном брючном костюме поверх белой блузы и подогнув свою левую ногу, чуть уведя ее назад и носком черной же лакированной туфли уткнувшись в пол, выбрав ее «для опоры»; когда же и правую — для устойчивости и поддержки. Как и первую парту первого же ряда, опершись на нее же своим правым боком, и почти даже еще и сев на нее, таким образом, одним бедром. Ну и, как последний аккорд, скрестила руки под грудью!.. Ее иссиня-черные волосы были сплетены достаточно свободной косой и покоились на левом плече, так же вытемняя и контрастируя уже и на фоне ее же все бледной, даже в сравнении и с блузой, кожи лица. Но и в отличие же все от той же Розы, которая бы подобрала и косметику «под это дело», затемнив глаза и губы, выделив скулы, она подкрасила — лишь узкие брови на высоком лбу темным карандашом; и длинные ресницы серых глаз — такой же тушью. Покрыла светло-бежевым, ближе и к кофейному латте, цветом пухлые губы. Немного сузила темным же контурингом и без того узкий длинный нос и, выделив тем же самым и скулы, припудрила его, как и округлый подбородок. Ногти ее же, средней длины «в тон», были окрашены в светло-бежевый цвет.

— Девочки!.. — Начала она и осеклась, ловя за-тем недовольное гудение «сильной» половины группы. — Я не просто так «вывела вас в культ», имея перед собой: еще и мальчиков. И я не прошу их сейчас, таким образом, не слушать и слышать; или вообще — выйти!.. Вам всем — будет полезно узнать, ну а некоторым — еще и «особенно»: о том, что… Какими бы вы ни были красивыми и… очаровательными; просто и прекрасными же все от природы!.. Как бы ни были: «генетически сложены». Все это — пустое… и временное. Ни-что. Ненужно!.. Развиваться и украшать же себя, «красить» — нужно изнутри и… внутри! Нужно — созерцать и… созидать. А для этого — нужно самопонимание и самопознание. Самосознание и саморазвитие… Самовыражение!.. Нужно — выстраивать и… работать над собой. — И, подняв на мгновение свою правую руку, «обвела» ею по воздуху себя: сверху донизу. — «Внешний мир» — продукт не ваших действий и стараний. Не то, что вы: посеяли и пожали!.. — После чего — надавила указательным пальцем на свою грудную клетку: но и скорее, а там и именно — зря, таким образом, в самый корень, внутрь себя; и позволяя же — сделать то же самое за ней и остальным. — Внутренний мир!.. Вот, что говорит — о вас больше, чем: и глазки-бусинки, губки-бантиком и с бровками же… домиком. Внешняя вышивка — ничто!.. В сравнении: с обратной, задней (внутренней) стороной; «изнанкой»… медали. Где — просто и до кучи же все: узлов, зацепок… путанных и порванных ниток!.. Всегда помните, что за вами — придут другие. Время — идет!.. Оно — не останавливается. Неумолимо… Да!.. Не ждет, пока вы сами — дойдете до этого: и начнете «быть», а не казаться. Молодые девчонки — уже дышат вам в затылок; и наступают на пятки!.. Они уже готовы — заменить вас. — И, не заметив пока никакого достойного и адекватного желания дополнить или воспротивиться, продолжила так же серьезно и даже сурово: теперь еще — и подгибая пальцы правой руки. — Вы не заточены на что-то большее: помимо тряпок и шмоток, побрякушек?.. Вам найдут замену! С вами не о чем поговорить: кроме трендов и брендом, СМИ и прочей такой рюше-шушеры? Вас заменят! Ваши приоритеты и ваша же прерогатива — только красота тела и лишь умения же в постели? Вас. Заменят!.. — Поделила она слова точкой между собой и тут же сжала (в) кулак. — Такая — правда жизни. И тут: ничего не попишешь. Вы с этим — ничего не сделаете, если не будете развиваться. И развиваться: внутренне!.. Развивайтесь. Ищите — точки соприкосновения. Ищите: темы! Новые. И-ли старые… Духовность!.. Не надушенность и… душность. Духота… Ду-ша!.. Лишь она — незаменима: в этом мире. Внешняя красота — есть у каждого. Мы все — красивы, так или иначе, от природы. Внутренняя же красота — нет. Она — особенная и единственная… Индивидуальная!.. Целиком и полностью — ваша. Собственная!.. Работайте — над ней. Работайте: над собой!..

Не уверена, правда, уже и спустя время, что это «отхождение от темы» — было, целиком же все и полностью, им. Как и… осталось: затем!.. Может, на самом деле, она имела в виду: развитие — в сторону той же самой все экономики; про которую мы, по итогу-то, благополучно и забыли, забив. И «искать темы» для бесед за столом — нужно именно в ней. Может… А может!.. И где она вообще видела семьи, беседующие — только о курсе одной валюты… к другой? А там и… к третьей. А семьи, беседующие — только о налогах и реформах? Об инфляции!.. О политике и экономике, самих, в конце концов! Других тем для бесед — нет, что ли? Только с ними — аппетит и можно нагулять? Лишь от них — он и просыпается?.. По мне — так и избавиться от него: вовсе. Про-ще!.. Нет, может такие — и есть. Спорить — не буду!.. Да и бесполезно. У кого и каких еще грехов и пороков, извращений — нет?.. Каких-либо. Но и я же все, почему-то, поняла это: не так!..

Что же… Каждый видит и слышит — то, что именно он и хочет: слышать и видеть. Я же — услышала это: как призыв; к действию… в развитии — именно человеческих и моральных, духовных качеств. К развитию: внутри. К внутреннему… развитию!.. И пусть же это было — даже и не так. И смысл был заложен — совсем, а там и совершенно иной!.. Но и, в любом-то случае, идея-то — дельная, как ни крути. И на любой случай жизни. На любой вкус… и цвет. «Движение — жизнь!..». И даже если в данной точке отсчета, и таком же моменте, ты сидишь: сидишь и читаешь это — ты двигаешься. Не внешне!.. А внутренне. Но и я же лишь вновь только буду надеяться, верить и… что: в нужном тебе направлении. И я не стала — спусковым крючком: деградации тебя, как… личности. Да!.. Если уж и не подтолкну к чему-то, то вызову… хотя бы эмоции. Вызову — чувства; и мысли. Ощущения и… Размышления. Спор!.. А в последнем уже, к слову, и родится: истина. Сугубо — субъективная и… Единственная. Индивидуальная!.. Твоя. И… Для тебя!..

****

— Ой, «кто-то» скоро разучится сидеть и привыкнет лежать!.. На животе. Или боках… — Пропел Егор не своим, а каким-то… более веселым, что ли, голосом: хоть и тут же все — больно; ведь и, не отходя от кассы, еще и зловеще-хитрым. — Ой, «кому-то» прямо-таки и не поздоровится: по возвращении!.. Хотя, почему именно и «по возвращении»? Не думаю, что Женя будет против, если я прямо сейчас заберу тебя… А точнее: похищу. Да!.. «Украду». Ты чего ему наговорило такого и «не» такого, по дороге, что он: как сам не свой пришел, так им и остался?!.. Ходит, как призрак… Как «тень»!

— Читал, что я ему дала?.. — И, еле-еле же сдерживая смех, стараясь еще больше не нарваться на такого и не такого, как он сам, так и рода же все угрозы, София тут же поспешила сменить тему. — Я ему листок положила… во внутренний нагрудный карман.

— Не знаю!.. Не видел. Но… А!.. Несет — что-то… — переключился уже и он сам, не только в разговоре, но и в эмоции; да еще и так: что и ей же уже не показалось, «будто» он теперь и не столько зол, сколько… напуган. — Черт!.. А он: зол. Не… В «ярости»!..

— Ну-с, чую, вы и без меня на вечеринке — справитесь!.. — Поспешила откланяться девушка. — Тебя мне «таким» — хватило: и в прошлый раз. Двое таких: точно перебор!..

— София!.. Не вздумай: отключаться! — Рявкнул блондин, но брюнетка уже начала отступать; да и что там «отступать» — побежала: с волосами назад и сверкая же пятками: — Удачи!.. — И только рукой не махнула: с платочком же все и… Александра. Хотя это было бы уже и тогда — не «перебор», а и именно: слишком и даже, «тем более», чересчур. Белая накрахмаленная ткань бы — в один счет и щелчок: стала бы тряпкой. Вновь… Красной!.. Или не «красной», а кроваво-ал… По барабану!.. «Для быка». А она же сама… А она — и не «тореадор», чтобы подобным заниматься и промышлять, не подготовившись. Да и «в принципе»!.. Одно же дело — еще бык, а и совсем другое… уже Женя. И Егор!.. В «одном» флаконе!.. Ядерная же смесь. И какой-то и впрямь же — убийственный симбиоз: «А вот и Джонни!..» и то же самое «Удачи!..», хоть и почти, ведь уже и из «Заложницы». — У меня сейчас голова взорвется!.. — Простонала затем уже и «в голос» она, уваливаясь на парту, но и тут же все прячась за спину одногруппника, как всегда; но и не как всегда: от серо-голубых же глаз и преподавателя уже по финансам… в кабинете же экономики. Тридцатилетнего русоволосого мужчины-демона… с «татуировкой» орла: во всю спину!.. Телом — по широкой спине и позвоночнику; а крыльями — по таким же размашистым плечам. Так еще и проходящая и… уходящая — дальше и вниз: заходя на бока и… чуть выдаваясь вперед: на переднюю же все часть туловища… под белой рубашкой. А носил он, к слову, только: такие!.. Под классический же костюм. И такие же лакированные туфли: на небольшом квадратном каблуке. Не говоря уж и за преподавательский кожаный портфель. Сочетая, казалось, несочетаемое: дресс-код и… веяния моды!.. Собственно, как и сейчас же все, будучи: в светло-серых брюках и белой рубашке; без галстука, как и без пиджака. На парах — он присутствовал: без них. Только ли ради — того: чтобы «рисунок» показать, задержавшись у доски спиной к аудитории… чуть дольше?.. Или — еще и с прекрасно физически сложенным и подкаченным телом? Знал: только он. Ну а уже и догадывались, естественно, что «да» и по всем, все: кто, так или иначе, но и ходил же за ним вереницей… и чуть ли и слюной ни капал. «Прекрасный» пол!.. Да. Одна же… за другой. Облегчали, и «знатно», уборщикам и уборщицам: их же роль!.. Ну а с другой стороны? А что?.. Ведь и позалипать, а там и «зависнуть», там и действительно: было, и есть же все, на что. «Субъективно», опять-таки; и каждому — свое. Но и если же не на рост; чуть выше головы самой Софии, а она явно и давно уже — не авторитет и не предел мечтаний, «возможностей» данной характеристики и ее же все о(б)хвата; то на туловище же и… в целом: что на грудную клетку и кубики пресса, что и на… спину. Саму же Софию — куда больше при — и увлекали: его же веселые «искорки» — в глазах. Что, и были же там, практически — всегда: если дело не касалось, конечно, прогулов. Ну и морщинки у глаз: при улыбке… и смехе. Собственно, как и ямочки — на впалых щеках: от них же. Несравнимые, конечно, и ни в коем же разе, с ямочками Александра. И все же!.. Что же и до остального?.. Узкий и бледный его лоб, как и губы, небольшой, но прямой подбородок, не выделяли его — из всех так, как нос; и стремящиеся же к нему — острые скулы. Если не знать, то и можно было подумать, что причина, по которой выбор пал именно на эту самую птицу, была именно: в носу; что был клина — и тут же клювообразной же формы, так еще и с горбинкой. Он будто и проецировал — тот самый: его клюв. Но, и скорее же всего, был простым совпадением. «Случайностью» и… Исключением. Подтверждающим же правило — об их… не существовании!.. Да и, тем более, когда же и глаза его — были куда ближе к «его» и… тому: если так оно и было. Сам же он — не рассказывал об этом!.. Как и о том: нравится ли ему — такое внимание. Да никто и не стремился спросить, если честно: девушки — души не чаяли и молчали, давясь воздухом и слюной… периодически же еще и всем и сразу; а парни — завистливо пыхтели или закатывали глаза… на все это.

— Егор?.. — Ухмыльнулась Карина, принимаясь теперь и с особым же усердием следить за спиной преподавателя: чтобы, и если что, вернуть подругу в вертикальное положение; до того — как ее поймают за дремой, а там и сном с поличным.

— М-хм!.. — Закатила глаза София, сжимая виски пальцами обеих рук; и впервые кривясь — от своей же чрезмерно сиреневой сирени. — Так еще и… с Женей! Да вы издеваетесь!.. Серьезно? На пару?!.. Гремучая смесь — камикадзе и самоубийц: в одном флаконе.

— Так это же — одно и то?..

— Ты — поняла меня!.. И о чем — я… — выдохнула брюнетка, в очередной же раз блокируя попытки пробиться в ее сознание и укладываясь уже и лицом на скрещенные перед ней: ее-свои же руки. — Не хочу — на последнюю пару!.. Боюсь, если и не кто-то из них, так оба точно — прикатят за мной: чтобы отвезти и запереть где-нибудь!.. Ориентировочно и пока: у Александра. А там!.. Куда приведут нас — дороги… из извращенных донельзя… «моих» же кирпичей.

— Так, вы, что?.. — Заинтересованно прикусила нижнюю губу Карина.

— Если ты — про отношения: не знаю!.. Если про встречаемся ли: не знаю — вдвойне! Вообще — ничего не знаю и… не понимаю; но — принимаю. А сейчас — «примешь» и ты!.. Мы — целовались… — и губы шатенки сложились в интерпретацию буквы «о»; но звука — так и не последовало. — Да!.. Один раз — не успешно: я сбежала. Второй раз — успешно: и «вполне». Как и все… последующие же разы, учитывая ночевку.

— Ну хоть — и он-то не сбежал: в отместку!.. — Толкнула ее правым локтем подруга, привалившись уже и за своей «стеной»; и на левую же свою руку, согнутую в локте. Но и так же все: не теряя мужчину, севшего уже и проверять «наличие» студентов на паре — по черному толстому журналу, с разлиновкой в мелкую такую же полоску и синим же его широким подчерком внутри, в матовой же и в цвет обложке.

— Опять же!.. Если это и сейчас же все — к тому, что: «Хоть и он, пусть и один, но и нормальный же все же — из вас двоих». Я бы так — не сказала!.. Равно, как и о том, что: «нормальная» — я. Ну вдруг, да?.. Нет. «Этому» же даже до сих пор — названия нет, ты прикинь!.. То есть… Совсем! Со-вер-шен-но!.. — Выделила София — каждый слог: как «голосом», так и левой же своей рукой, в форме «стопки», оттопырив указательный и большой пальцы; хоть и скорее же всего, как «L»: осталось только ко лбу приставить и… «Любо-о-овь». Да-да. Морковь и… Все же: «прочее». — Вполне «возможно», что и в связи с печальным и… болезненным прошлым, в общем; как и со слов — Никиты, Александра и… Влада. И отношений, как таковых же все, в частности. А у меня!.. — И тут же подорвалась с рук, «отзеркалив» подругу: на правую же руку и сторону. — А у меня в мозгу — одна красная табличка: «Он. Твой. Брат!». Прям: отдельными словами. С точками и… восклицательным знаком. Чего б и не «инцест», да? В одно же: слово! Но совесть у меня — тоже «эрудированная», дай… бог! Ну и не совсем пошлая же еще, как видно. А я: да!.. И «серая комната боли» — вдруг озарилась пламенем надежды!.. На деле: представив лишь — кнопку, которую… не «сделаешь серой». В цвет же все. И… Стен!.. И вывеску бара, которая так тянет: выпить и… напиться! А я — не «пью». Прикинь, как все плохо, если «захотелось»! Так было — и с сигаретами. Начиналось: так! Может, в бар?.. К Артему!

— Но и он — не твой брат. Как и!.. Женя… — И Карина поджала губы, встретившись с поникшим и уже даже грустным карим взглядом напротив… со шлейфом горечи: ее же травы. — Прости, но… Да! Ты можешь их: так называть. И, как бы, получать: в обратном же… и «в ответ»: сестра и… сестрой. Но — не быть. И да!.. Это — тот самый момент, где и именно: «казаться». Может, причина — в другом?.. И сама же… «причуда», я имею в виду. Тебе же — никогда не было важно… «официальное представление»; и… статус!.. Что с отцом. Что и… — и вдруг прервала себя же и сама, откликнувшись «на зов» мужчины: подняв свою правую руку, для определения «места во времени»; и вернулась к разговору, — …сейчас! Наверняка: ты и вновь же забиваешь одну проблему — другой; настоящую — высосанной из пальца. Что-то вроде… «Я не могу с ним встречаться — потому что… А «почему»?.. Потому что: мы — семья!». И все!.. А «дальше» — думать: нет и смысла. И причинно-следственные связи: тоже — ни к чему. Но и если они же — ни к чему, на самом деле… Зачем ты их «ищешь» — сама?.. Зачем: ищешь — и «подсознательно»? Упираясь же затем в эту, как ты еще и сама же все выразилась, «кнопку». Она же — твоя!.. Созданная: тобой. То есть… Ты сама же себе — и запрещаешь… любить! Так, получается?..

— Хм… — нахмурилась брюнетка и «откликнулась» же следом, но и не «распыляясь» уже, как и подруга же чуть ранее, на определение себя: есть… и есть. Да и так уж вышло и сложилось, повелось, что, в основном, всегда и везде же, при всех: они сидели с Кариной — вместе. Разве только иногда — нет: когда у той или другой — было задание с кем-то; будь то и из одногруппников и одногруппниц, однокурсников и однокурсниц, студентов или совершенно других… чужих. Тогда — кто-то из них: садился уже с и к Никите. И так же, опять же, в отсутствии уже и его самого: они сидели — вместе. А и при наличии его же — где-то неподалеку уже от него: но и своей троицей-тройкой. И ей не требовалось как-то, еще же и кроме, привлекать к себе внимание: ей и здесь, и так, да и без того же тут же, хватало его — за глаза. — Все возможно… Не! Не так. Так — и есть, скорее всего. И ты — права!.. Но… Как уже и сказал сам же Женя: мы стоим — друг друга. То есть… «Два идиота»! Два одиночества. И… Две боли. Вдруг. И… Повстречались! Казалось бы… Сюрприз-сюрприз. Не!.. Ведь; и чтобы… Что?.. — Развела затем руками она, но и при этом же всем: максимально узко; чтобы так же вдруг и не выпасть же — из-за «скалы». — Твой — вопрос!.. Чтобы оценить — по достоинству: это. И… Себя! А и нужно ли — это, м? Так ли и важно? Надо и… Должно!.. И да, наверное, тут мы — впервые; и расходимся. Потому что… — и сникла, закусив уже и свою нижнюю губу. — Он оказался — «сильнее»: чтобы это признать и… побороть, я имею в виду. Он — понял и… принял, что: достоин. Достоин — любви! Даже: такой… Тем более — в таком… извращении, вроде: меня. Пора бы — и мне… Следом за ним. Наверное… Да?.. Расти!. Расти-ть: силу и стержень…

— Ты всегда была достойна — ее!.. Любви! — Улыбнулась Карина, дотянувшись до Софии своей правой рукой, и крепко сжала ее же левую. — Просто… кто-то. И я даже уже не догадываюсь, а «знаю»: кто!.. — И взгляд ее серо-зеленых глаз вмиг помрачнел; а губы — поджались и исказились в злобе. — Втолкнул тебе, что ты: ее, во-первых, не достойна; а, и во-вторых, достойна: боли. Нет!.. Не «достойна» — боли, а достойна любви. Ну а теперь — достойна ее и… с ним. Достойная — и его!.. Но ты же — не ценишь: себя! Так и не научилась… Так хоть, может, сейчас — и научишься! С его же все; и подачи. Или он — научит тебя… И покажет. Пока-зав!.. И доказав. Уже: неплохо. Согласись! И да. Вы!.. Не меняете — друг друга! Нет!.. И не изменяете. Как и друг другу. Тем более: себе!.. Делаете — все: то же. Но… Иначе. И… По-другому. Лучше… И правильней!.. И это — хорошо. Да и чего уж там?.. Это: замечательно! Так — и надо. Так — и должно быть. И я… Рада — за вас!

— А я — нет!.. — Опечаленно и грузно выдохнула София, но и руку же ее, все при этом, не отбросила, а и даже «сжала» в ответ. — За сильным мужчиной же — должна и стоит; всегда, как стояла, так и стоит; сильная же женщина. А я — что?.. А я — где? Нет — такого, чтобы… За ним; и стояла: просто женщина. О-быч-на-я!.. И вдруг, ни с того ни с сего, стала: сильной. С ничего и… Нифига! Или: с него и… от него! То есть… Она!.. Она — от начала: такая. И, как бы, не как бы, делает же сильным — и его. Укрепляя еще — и себя, при этом. Параллельно… Она. А не… он. Не «наоборот»!.. Не в обратную же сторону.

— Много они понимают!.. — Закатила глаза шатенка и покачала отрицательно головой. — Отношения — это: «синхрон». Не рас-синхрон, а взаимность и… сообщение. Сообщающиеся сосуды!.. Дашь на дашь, как… qui pro quo. Должен быть: обмен! А какой?.. Это уже — другое, второе дело. Как и: чем. Главное: чтобы — вместе! А не: кто-то — только дает; другой — лишь получает. Это же так же, как: кто-то — любит, а другой — позволяет себя любить. «Пока я качал ее в руках — она качала ногами…». Это — не отношения. Нет!.. — И тут же кивнула, не вступив в «рассинхрон тела и души», а «подтвердив свое же отрицание»: на нахмуренный и сощуренный взгляд подруги, готовой рвануть в бой за и на «развенчание мифов». — И да. Я — не отрицаю, что есть, изначально, сильные женщины. Воспитанные и… призванные: к этому и для этого. Буквально!.. Но. Есть и такие, как… мы! И их — большинство. Которых!.. Вести — интересней. Гораздо интересней!.. От «начала» и… самим! Как лепить: из пластилина или глины!.. Взять и ваять — от начала и самим, чем и поймать на середине: от кого-то или… «чего-то»! И подстраивать уже: под себя. «Проще» же — воссоздать! По своему же все и уже: образу и подобию. Чем… «переделывать». Строить — на разрушенном. А не «рушить»: чтобы строить. И как бы, да, это сейчас грубо ни звучало. Но… Это — так! Одну же часть времени — туда; другую — обратно!.. Даже бессмертным существам, вроде нас, и то: в напряг. А как людям?.. Жуть! Вы — нашлись; и вы — сошлись. Все! Какая разница: что это; и насколько? «Больше думаешь и размышляешь — больше теряешь»: твоя же пропорция. Запомни уже ее!.. А лучше — и запиши. Зеркально. И на лбу!.. Если уж и… не «набей».

— Вот, благодаря и кому, я «писать-то» — и начала! С идеи Полины… И твоего же: пинка! А после — уже и одобрения Никиты. И под его же все: протекцией!.. Может, и сама — начнешь? Замутишь… что-то: подобное?.. И я не только и не столько: про писательство. М?.. Но, и да, тоже — в его же все; и разрезе. Ни-ки-ты!.. — Поиграла своими темными бровями брюнетка, улыбаясь и еще же шире: от начинающих прямо-таки и алеть, напротив, щек. — Что за «мутки» с ним, что он тебя уже и по углам универа зажимает?..

— Да ну тебя!.. — Отмахнулась шатенка, откладывая канцелярию и отнимая же руку от подруги, после чего поднимая обе к своим волосами и начиная судорожно-нервно перебирать их: «плетя» во что-то известное и нужное, на данный момент, только ей одной; вплетая же еще, и в это же все, и свой же жженый сахар. — Нигде он меня уже не зажимает. Предложил… дело одно! Вот… Пару последнюю — прогулять. И да… С ним. Но!.. Это — не то… Не то же самое, что!..

— О-о-о!.. Тогда: ладно! — Подняла руки «в защитном жесте» София, но и стараясь же все при этом, помня, не попасться на глаза преподавателю. — То-то ты с темы про бар — слилась!.. Пойду — одна; что ж с вами делать. Не «идиллию» же разрушать и «проблемы в раю» устраивать, в самом-то деле. Сами — додумаетесь!.. И устроите же: так же. Точнее: не. На-де-юсь!.. «Строить же счастье на несчастье»: не ко мне; и не мое. И пусть же все собрать — не соберу; ваша все и все же вотчина и «хлеб»; но и хоть благословить — благословляю. А на путь или не на путь — сами решите, «самураи», по ходу дела и… пьесы! Только не «трагедии»: Ромео и Джульетта. Не говоря уж: про Дездемону и…

— Попроси Артема — кальян тебе сделать; а не «отмечать»!.. — Попросила ее Карина, заблаговременно зная, что и отказывать, как и отказать ей в этом, с какой бы то ни было стороны: как биться головой об… парту; «больно», только — не ей, да и толку — никакого. «Сделает» же, что задумала; и добьется — своего, как ни крути. — А лучше, езжай-ка ты сама — к Александру. А точнее: Жене. А и еще, более точно, к Егору!.. Если они отсюда тебя не заберут, то уже и из бара: точно придется. И тащить!.. Не утруждай — их; и не беси же все и… лишний же раз! Хочешь выпить — езжай уже и с бутылкой, — ами: к ним. Пусть «пить» тебе никто и не даст, но проконтролируют твое «состояние не стояния»: да.

— Спасибо, мам!.. Но если я и не буду в хлам, то «в дым» я буду — точно! — Хихикнула брюнетка. — Как говорится: «Если и “получать”, то за все… и сразу. Не по деталям!.. Хоть — и “в мелочах”». И отвечая на твой же все вопрос, «об имени сея замечательного и многообещающего с первой фразы-цитаты философа», который так и не был задан: Захотел остаться — в тени! Но и если захочешь автограф — только листик… с ручкой… протяни. Свободной. С женатиками — разговор короткий. Как… С наркотиками!

— И, правда, идиоты!.. — Закатила глаза шатенка, тихо смеясь и тут же «встраиваясь» под сгибающуюся в три погибели же от смеха и прямо-таки «стекающую» уже и под стол брюнетку: зажимающую рот своей же правой ладонью; а после и левой — не справляясь уже и «в одну». — Оба. Он, что тебя выбрал!.. А ты, что ему таки досталась.