Черная Принцесса: История Розы. Часть 2

AnaVi, 2023

Продолжение книги "Черная Принцесса: История Розы. Часть 1":Дорогой дневник!Ты как-то мне сказал: «Ты – не бог, чтобы дать кому-то жизнь. Не дьявол и чтобы у кого-то ее отнять». И был прав. Но лишь – отчасти. Ведь я – ангел-демон, провожающий одних к чистилищу, других к небытию. Пока кто-то же, «похожий» на меня, молчаливой тенью творит что-то за моею же спиной, а получаю за это – я. Опять же, если верить Е… му, что сначала ненавидел, а после, будто взглянув иначе – в самое нутро – за что-то и полюбил. Ну, а кто же эта «тень»? И что ее связывает с… ним? А главное – какова вероятность, что из-за нашей же с ней «похожести», «ненавидел», как и «полюбил», он не меня? Это нам с тобой только лишь предстоит выяснить. Ты же со мной(!)

Глава 22

****

— И как у нас дела? — Вернулся с красной банкой охлажденной газировки в руке, с небольшим еще конденсатом — только из холодильника, с кухни Никита, уже переодетый во все свое-домашнее: черно-белую полосатую майку-тельняшку, чуть ниже пояса и белые шорты, до колен. И тут же попал в поле зрения Влада, переведшего на него донельзя хмурый взгляд, мол: «Что, сам не видишь, «как» — по довольным лыбам этих двух?». Но и, затем, резко повеселевшего, увидев то, что ему: «так» хотелось, но и не хотелось лишь ради этого лишний раз вставать и прерывать игру. И, вырвав буквально живительную влагу из рук шатена, смачно отхлебнул ее, под сокрушенное «Эй!..» и рывок металлического сосуда обратно: в результате чего — большая часть оказалась на обивке дивана, на которой и восседали до этого он и те же все самые двое; парень и девушка.

— Свинота! — Огласил неожиданно и мысли всех же здесь собравшихся Влад, отряхивая левую руку от мелких темно-коричневых капель и свою же уже светло-зеленую майку, надетую поверх горчичного цвета бридж, чуть ниже колен, от них же. Двигаясь и отодвигаясь еще, параллельно с этим, с мокрого края дивана: под понимающим взглядом Софии, отодвигающей и пододвигающей, в свою очередь, в это самое время, доску к себе и вполне же себе спокойному Егору. Который, то ли и сговорившись, но и разве что с самим собой, то ли и подыграв, что и скорее же всего, то ли нет и просто так, от своего же желания, но и так же переоделся, правда уже и в тон самой девушки: в черную футболку и того же цвета свободные спортивные штаны. И да!.. Он никак особо на это не отреагировал. Ни: как старший брат. Ни… как!.. По-другому. Как кроме: в своей же все уже и излюбленной манере — закатил, по итогу всего же действа, глаза на этот цирк; и очередную же попытку вновь поругаться из-за такой мелочи. Считай и: «ничего». Да и процедив еще что-то похожее на: «Два дебила!.. Это: сила! А раз “сила” есть — ума и не надо». На что уже и брюнетка, услышавшая это, как и все же до, собственно, отреагировала на это, толкнув его локтем своей свободной левой руки в его же левое ребро. В ответ уже на что — была еще сильнее сжата в объятиях и слабо укушена за левое плечо, в которое он до этого уткнулся подбородком. — Рукожопая еще — плюс ко всему!

— Хотел пить — пошел бы и взял сам!.. Себе. И свое… — спокойно отреагировал Ник, обходя диван и облокачиваясь на его спинку: смотря теперь лишь на фигуры — не в лучшем положении для них, но и в «лучшем» и, вот же сюрприз, для Егора и Софии.

— Сам посмотри!.. Если он не закончит ей помогать — проиграем мы. А если «закончит»…

— Закончится — и игра!.. Да. Я таки нашел «альтернативу» — скуке: точь-в-точь, кстати, как и в прошлый раз!.. — И коснулся слегка, будто и между прочим, губами левого уха Софии: на что та загорелась, не хуже и огня в камине, только и ярко-красным, даже и алым, вместо оранжевого; и тут же постаралась выбраться из его хватки, только сильнее в ней утопая и прижимаясь же к нему. — Во всех смыслах. И вы нам больше — не нужны!.. — Усмехнулся Егор, начиная уже и щипать, а после — и щекотать ее.

Да… уж!.. «Игра командами» — впервые не радовала глаз самого младшего из парней: ведь обычно с ним играл — именно Егор; и они, естественно, побеждали. Теперь же — с ним играл Влад: и все шло… не так «прекрасно». Вообще: ни разу и… не прекрасно!.. Ни в одном из моментом: ни в начале, ни в середине… ни в конце. Которые, к слову, сменялись, таким образом, «таким образом»: достаточно быстро — за то время, пока он отсутствовал. И тут тоже — не было: никакого «сюрприза» и… ничего удивительного. Все же было — на руку тому же Егору: поскорее избавиться от них, чтобы остаться с Софией. Перечить же «составу», казалось, по меньшей мере — глупо. Как и возникать же все «на пустом» — тупо. Не говоря уже: за отказ от… брата!.. Да и ведь, как ни крути, а был же рад и сам — не только за брюнетку; что сейчас, как не то юла, не то уж, уворачивалась от щекотки блондина, безуспешно достаточно, надо сказать, но и сдаваться же все при этом, так просто, не хотела, принимая, раз от разу, поражение; но и за него же самого: впервые и буквально ставшего тем, каким и хотел, став именно на «верный путь». Да и есть ли разница: как проигрывать?.. Ведь, была бы София с Владом; чего бы — не было, естественно, кто бы ей, и тому, это позволил; Егор бы все равно подыгрывал ей; чего бы, опять же все, никогда-никогда не было бы. Будь то: разрез или не разрез, над — — отношений. Игра же на них — не распространялась. Как и работа — на «личную жизнь». Егор — умеючи делил и раз-делял, между собой, эти понятия: не совмещая; и так же все, при этом, извлекая выгоду — из всего и сразу. Как для себя, так и для других. Другой!.. Но Никита этого — не знал. Как и не знал — о прошлой уже и их двоих «игре»; и к чему именно — были те его слова. Как и к кому именно — были обращены те его же отсылки. Ведь и Егору — не столько важно было побеждать и… победить во всем, сколько найти еще одну причину, чтобы уложить Влада «на лопатки»; пусть даже и этой же самой все игрой. Доказав просто, в очередной же все раз, свое первенство и… превосходство. А девушку!.. Ее уже — другой игрой. Но о ней уже знали — только эти же самые все: двое. Хоть и итог — был всегда: один!..

И стоило бы еще сказать: «Спасибо». Да!.. Что Егор смилостивился, как ни крути, делая же все это и пока: играючи. Не стараясь отделиться и отделаться — сразу и жестко. А растягивая удовольствие. Назло, да, и практически не следя на ходом игры; за шагами и их просчетом. Больше и именно — развлекая Софию, в своих же все руках, и себя: беся вдвойне, всем и сразу, проигрышем и «обжимашками» Влада. Но — и без прямого злого же умысла!.. Просто хотел — поиграть не его нервах. И с чем, надо сказать, справлялся все прекраснее… и чудесатнее. Ведь, и лишь только поначалу, имея в голове — быстрое избавление от них двоих: и получая выигрышем — пустой первый этаж. Одновременно, как и «бонусом», для них двоих уже: с Софией. Ну а после же — в голову пришло доведение его: до «белого каления»; развернув буквально же все свою и ее, их бурную «отношенческую деятельность-жизнь» — прямо у него на глазах. Чтобы он сам понял — «насколько» худшей была затея: развлекать ее — ему же самому. Во-первых, без него: разводя буквально и снова же все — ту самую «голубятню»; которую уже и однажды хотел раз и навсегда разогнать. Да, видно, время все не приходило. А теперь, вот, взяло и подошло!.. При-шло. А во-вторых, предлагая то, в чем он сам же все был — не из лучших. Шахматы!.. Серьезно? Если: и не из худших. А Егор, соответственно, наоборот. Хотелось посмотреть: на каком моменте — Влад сдастся!.. Да и не придется ли лишний же раз все уговаривать «цивильную» Софию — на продолжение всего того, что подслушивал этот же все засранец в кухне и наверху, а теперь, еще, вот, и видел? Ну а последней каплей дегтя, в бочку с ним же, рыжего, стала пересадка Софии на колени к Егору: устроенная им же самим. Пока только — обоими коленями и в сторону доски; ступнями же ног — вниз и к полу. Но руки, руки-то, продолжающие находиться на ее талии — так и говорили: о незаконченности действия и о следующем пируэте-уровне; который завершит и до-вершит начатое, развернув ее полностью и к нему. О чем говорил еще и вполне же себе уже хитрый серо-зеленый взгляд, так и берущий на слабо: «Продолжаем?.. Или нет?».

— Черт с тобой!.. — Фыркнул Влад, вставая и уходя от дивана: под победный смех блондина, разливающийся, будто бы и морем, так еще и смывающим, неожиданно, всю не свою мяту. — Идем, Никитос!.. Уж что-что, а это — не детское, да и не взрослое зрелище.

Но и проводив же лишь только взглядом спину парня, шатен сделал последний глоток из банки и, перегнувшись через диван, добил игру за Егором… и Софией:

— Мат!.. Ты пожалел его?

— Скорее: тебя!.. — Пожурил его блондин и потрепал левой рукой, правой же все еще держа девушку «при себе», по шевелюре. — Куда ж мне — и бросать младшего-то братишку?.. Тем более: когда с тобой бы — могла играть Софа, если бы Ксан не ушел. А я бы — у того… в команде.

— Зачет!.. — Хохотнул Никита, отбивая кулачок о кулачок блондина, и удалился следом за Владом наверх.

И, теперь уже проводив взглядом и последнего до лестницы, а там и второго этажа полноценно, ребята уже оба выдохнули: правда, каждый — за свое и о своем; за себя. А София еще и облокотилась на парня, укладывая голову на его грудь и окольцовывая его же руками, задумчиво уставившись в доску с фигурами. Егор же — откинулся на спинку дивана и обнял девушку в ответ: левой прижав ее к себе за талию, а правой — огладив по спине, но и обращаясь же все при этом тем же взглядом, хоть уже и к камину.

— Наконец-то: ушли!..

— И все-таки — ты их любишь!..

В один голос проговорила пара, хоть и совершенно разные вещи. Но и только София решилась продолжить — после недолго молчания: поняв, что он — либо не собирается соглашаться, либо шокирован и не понимает, к чему она вообще ведет. А подняв голову затем и взгляд же на него, еще и убедилась во втором: только приметив нахмуренные и сведенные на переносице светлые брови и чуть расширенные зрачки глаз.

— Их!.. Их обоих.

— Я… промолчу!.. — Отмахнулся Егор и перевернул к себе девушку целиком, усаживая ее удобнее, как для нее, так и для себя, на себя же самого: ее же ногами и по обе же стороны от себя и своих же все ног.

— А молчание — в знак согласия!.. — Подняла руки с талии на его же грудь брюнетка.

— Не в этом случае… — скривился блондин, отрицательно качнув головой, и потянулся к ней за поцелуем: вот только она — отклонилась от него назад. — И ты не сможешь заставить меня это подтвердить!.. Не сможешь и заставить: согласиться с этим.

— Думаешь?.. — Снова отклонилась она, так или иначе, но и заставляя уже блондина: следовать за ней. А после, и с оставшимися же парой сантиметров от нее до пола, резко потянуть ее на себя и вжать же так же все в себя, окольцевав руками ее талию.

— А мы смелеем на глазах!.. — Усмехнулся Егор, привлекая ее уже к себе правой рукой за шею, удерживая, при этом же всем и все еще, левой рукой за талию и касаясь кожи ее губ своими же губами. — Интересно!.. И что же дальше? Будешь «динамить» меня и морозиться?.. «Студиться»? Пока я не приду к нему с повинной?.. Ты не на той территории, чтобы подобным оперировать; и пользовать — таким оружием и правом!.. Выбирая сама: где, когда и… как. Сколько!.. Но и единственное условие, которое я, так уж и быть, могу соблюсти и соблюду: это «единение». Что значит: не при всех.

— Вот это да!.. Прямо: с барского плеча, — оттолкнулась все-таки от его груди София, после чего, и сама, укладываясь на нее: подложив под подбородок — сложенные друг на друга свои ладони. — Забыл лишь только добавить, что в противном случае, не подчинения и не повиновения, снова придешь ко мне ночью: как какой-то «Бабайка».

— А говорила, что не нравятся «отсылки»!.. — Оскалился он, опуская руки ниже ее талии на ягодицы, и, сжав их, подвинул ее по своему же все телу повыше, поднимая обратно к себе и на уровень своего лица, как и глаз. — Я могу быть и грубым, сладкая!.. Собственно, могу быть: любым. И да. Каким только и ты же лишь: захочешь, пожелаешь!.. А нет, захочу, пожелаю и «возьму» — уже я сам!.. Ты вернешь мне мою рубашку или нет?

— Нет!.. — Отрицательно покачала головой девушка и хитро улыбнулась, уложив свою левую руку поперек его груди, правой же, локтем, уперлась в его левое плечо и уложила уже на ее ладонь свою голову. — Не поверю, что с ней одной, и из-за нее же одной, у тебя в гардеробе рубашек — прямо резко поубавилось. Или, что, она одна: такая? И такого же цвета?.. И «самая-самая» любимая?..

— Забыла добавить: пресамая. Нет!.. — Покривлялся Егор и аккуратно поднял ее левую руку с себя вместе с правой, и своей же все правой, заставив саму же брюнетку, тем самым, оторваться ими от себя и своей же груди, убирая затем их себе же за шею и на спину, не сводя взгляда с ее карих глаз, что против света камина казались куда темнее оригинала и походили больше уже и на два же черных дула в тонкой белой окантовке-оправе, словно и белые пистолеты, что в любой момент были готовы разрядить в него, если не всю обойму… сирени, то ее часть; как и он же сам чуть ранее — растягивая удовольствие. Но и он же, кстати, был и к этому тоже готов: не столько потому, что не умрет; пусть и от таких же все «метафорических сравнений»; сколько потому, что знал, что и она его не убьет — скорее сама «самоликвидируется». Пацифистка!.. После чего коснулся ее щеки, медленно соскальзывая уже и своей левой ладонью на ее шею; а затем уже и сам поддался — чуть вперед, к ней. — Но она носилась — здесь и мной… Хотелось бы, чтобы вернулась и продолжала, продолжила делать: то же самое. Пусть даже, а там и тем более, тобой, но: здесь!.. А не где-то там и с чем-то… кем-то непонятным.

— Серьезно?.. — Изумилась брюнетка. — Или мне показалось? — И, придвинувшись к его лицу и окольцевав уже сама руками его шею за спиной, прижалась к его лбу своим: и так же дотошно начала изучать его глаза и сам же этот его взгляд сейчас… и здесь. — Это сейчас была… ревность? К одежде?.. Или ко мне?

— Ко всему и сразу!.. — И, отклонив ее голову за шею в правую сторону от себя, коснулся нежной кожи губами: опаляя и даже обжигая ее своим дыханием. — Мы же так до конца и не выяснили: природу твоих снов. А и точнее — откуда у «сей информации» ноги-то растут; и откуда, по всей же видимости, по окончании всего — мне таки и придется их вырвать; у кого!..

— Ты и, правда, думаешь, что я могла на «ком-то» принципиально учиться: этому?.. Использовав — кого-то, таким образом! — Но и проигнорировав ее вопросы к себе, стараясь больше не зацикливаться сам, чтобы, как и в прошлый же все раз, не пойти искать «кого-то» уже и другого, но и под горячую же все руку, а там и обе, и ноги, банально — отрываясь просто-напросто и «от процесса» же сейчас, Егор с новым воодушевлением продолжил оставлять влажные следы на тонкой коже ее шее. Но так и не дошел до главного «эрогенного участка», той самой синей венки, пульсирующей под бледной кожей, как София взметнулась своей правой рукой в его волосы, левой — продолжая лежать на его плечах, и буквально оторвала его от себя, сжав светлые короткие пряди в кулаке. — Егор!.. — И взгляд ее карих глаз вмиг потемнел с удвоенной, а то и утроенной силой, теперь мешая в общий «микс» не только цвет и не-свет, но и не самые положительные эмоции, вообще же ни разу не положительные, а только лишь негативные, отрицательные, да и более того — самые ядерные из возможных, в сумме и коллабе: ярость и гнев. — Да кем ты меня вообще?..

— Никем я тебя не возомнил и не считаю, ладно?.. — И, изъяв ее правую руку, мало по малу начинающую уже причинить и реальную боль, из и со своей головы, вернул ее в поле своего зрения, перед собой, своей же левой, и сжал на своей груди. — Сама посуди… О чем еще я мог, и на тот же все момент, подумать?.. Точнее: о ком! Не мои же все слова и на тебя же вдруг — такой фурор произвели!.. До этого, будучи, вообще: по нулям. А тут в один заход — и до «ста». Было же и до: что-то и… кто-то! Да и явно же еще, что: не повтор… и не инерция. Тем более: не «автомат»!..

— Странный — ты все же: человек!.. — Резюмировала София, но и тут же постаралась прояснить, заметив недоумение и ярый скепсис, на манер, что: еще немного и она по-настоящему «напросится»; но только своего же холода и стали так из голоса и не убрала, решив, уж если и «отхватывать», так за дело и правду. — Что и вообще же: не человек. Просишь «отключать» голову — и тут же вставляешь мне же: за это!.. А ничего, что я снами управлять — не могу? Как, собственно, и какими бы то ни было «душевными порывами» в них!.. Эмоциями. И чувствами… Ощущениями!.. Если у меня и был, какой-никакой, да «опыт» до тебя… Это еще не значит, что он весь — кочует… и перекочевал к тебе и в тебя же!.. Это значит, что, как минимум, я могу — думать о таких вещах… и размышлять о них! А и как максимум, имея еще часть от и самого же демона в себе, не будем забывать, да: говорить и делать!.. Пусть в реальности — и не так открыто. Все же, тут же, и про ангела: помня. Но!.. Но и во снах-то я этого, «на привязи», держать не могу.

И не успела она еще что-либо прибавить к своей тираде, чтобы, возможно, даже, а там и тем более после нее же все же встать и в обиде же уйти, как блондин, будто бы и ощутив это, прижал ее к себе и так же прижался к ее губам своими. Да-к, еще и вспомнив прошлый свой опыт с ней, вернул уже и обе ее руки к себе, сжав их одной своей левой на себе; правой же — продолжая удерживать ее саму на себе, но и так же уже не за талию, а за спину, чуть не доставая лопаток: ведь затем София еще и начала вырываться. Вот только и проделав же это вновь безуспешное дело несколько раз, в попытках еще где-то между и параллельно увернуться и как-то же все слезть с него, она осталась на месте; и даже — начала отвечать. Хоть и все так же с неохотой и скупо: все-таки успев «докрутить» себя и закопать же в невесть что. Но и зато — вместе же с ним!.. Почти. Его же: просто закопав.

И только спустя какое-то время оторвавшись от нее, чтобы заодно набрать и побольше воздуха, Егор соединил их головы и лица лбами, придержав ее правой рукой за шею и смотря в ее же глаза; пока же и она — нарочито не смотрела на него, да и вовсе же их не открывала, тяжело и сбивчиво дыша, попеременно еще срываясь на сиплые хрипы.

— Прости… — прошептал он, опуская ее руки и свои на ее же талию, но, и на этот уже раз, не прижимая к себе никак: просто — придерживая, чтобы она вдруг не упала; давая, таким образом, еще и свободу ее действиям, если она захочет все-таки встать. Но София сидела ровно, чуть опустив голову вниз. — Я и, правда, подумал: обо всем и всех. О чем и ком… только возможно. Но этого-то, как раз, и не учел. Об этом-то и не подумал!..

— Может, ты и прав… — в тон ему же вдруг ответила она и прокашлялась, возвращая себе свой, более-менее, отчетливый, если и не громкий, голос; и открыв затем еще и глаза. — В плане… Это — странно!.. Да. Действительно: странно. И даже: нелогично, в какой-то степени. Но!.. И как уж есть. Я не была над собою властна… Собственно, как и всегда. Чего бы… и кого бы — тот или иной сон: ни касался. Этому — можно научиться, бесспорно! Управлению: ими. Но и… Должен же быть хоть один «мир», которым мы не властны… Не можем. И не нужно… Не должны!.. Не управляем. И который от нас, как таковых, не зависит и… независим. Чтобы хоть где-то — отдыхать: от вечного и… извечного контроля!.. — И, сморгнув поток прямо-таки уже и бесконечных мыслей, подняла и перевела взгляд на него. — Я еще не настолько «прошарена» — в этом, чтобы… Да и, чего уж там, в принципе: не прошарена!.. Чтобы и что-либо с этим делать… Как и!.. Как-то… Как-либо обращаться и… извращаться. Вроде!.. Представления и на месте «кого-то» — кого-то… другого. Другой… Менять лица и… имена. Не знаю… Тела!.. — И усмехнулась, отрицательно покачав головой. — Пусть мои фантазия и воображения — достаточно широки, далеки и глубоки, как все — и вся-обхватны, но… Как и у всех!.. Хоть и тут же все — не до такой же степени. Опять же, там — я не могу и не умею… Ими — не управляю. И ничего ими, а уж и тем более за них — не решаю; и решать — не могу!.. Не умею. Не должна… Да это и не нужно. Как уже я это и сказала: выше!..

— Прости еще раз… — теперь очередь пришла опускать взгляд, как и голову, Егору.

На что уже и сама брюнетка, склонив голову к своему левому плечу, чуть помедлила, как с ответом, так и в принципе: с минуту сравнивая и анализируя, сопоставляя; после чего опустилась по его ногам на самые колени и «подлезла» под его взгляд и угол, ложась ровно под него и чуть ниже груди, подкладывая под голову руки.

— У тебя же никогда не было такой низкой самооценки… — немного пораженно начала она, переходя на скрипучий и хрипящий шепот: не зная до конца — может ли говорить об этом, как о слабости; и считает ли он сам это — слабостью, да и что ее, и о ней же — стоит знать всем, в том числе и ей. — Даже… Не столько: никогда!.. Сколько… Сейчас. И… Со мной! Да даже и если: не сейчас… Так!.. Со мной и… Точно!

— У меня и «слабого места-то» — не было!.. До сейчас и… С тобой! — Проговорил грустно, и как-то «по-своему» расстроено, парень, придержав затем все-таки ее на себе руками: подхватив под ягодицы и не дав свалиться, тем самым, с себя же и дивана — окончательно. Но и не делая более — ничего. Посчитав это уже как минимум: неуместным. А и как максимум — неприятным: для нее и себя же самого. По крайней мере: сейчас. — Но, и вот, как говорится, не было, не было, и вот… появилось. Так теперь еще и думаю, что они еще как-то связаны и взаимо-связаны — между собой: перетекая… друг в друга.

— Хм… Может быть!.. — Согласилась София, стараясь ни в какую не отводить и не отвести от него своего взгляда, ловя каждую реакцию, каждое чувство и эмоцию, каждое его ощущение: будь то приятное или нет; буквально же — ступая «на цыпочках» по еще одному пока неизведанном «минному полю», где и каждый раз готовясь уже и отсчитывать секунды — до взрыва и полного разноса. — Как?.. Как мне тебе помочь? — Не ожидая ничего подобного, хоть и, казалось бы, готовясь и будучи же готовым ко всему, Егор впал в ступор: раскрывая глаза шире и чуть приоткрывая рот, будто бы пытаясь что-то сказать, но и на деле же, как рыбка, ловя воздух им, будучи выброшенным ее же все словами на берег. Он был — в шоке!.. Когда же она со спокойным и даже куда более безэмоциональным, чем у него, видом: проследила весь этот-его путь от мелкого до расширенного зрачка, но и продолжала, при этом же всем, смотреть на него и почти не моргать, ожидая ответа. — Я же вижу, что проблема — не в ком-то или чем-то там!.. Так или иначе — связанных со мной и-ли не… Проблема: как в принципе! И связана же она — не со мной лично. Видимо, как и с Розой!.. Которая, как ты и сказал чуть ранее, всегда: причем. Мы так и будем ходить, и продолжать же все ходить, по кругу другого; а и точнее другой, другой «причем»; пока есть ты, я… с тобой… и!..

— Мы не будем ходить — с этим; и по ней! — Отрезал Егор, смотря на нее спокойно, но и достаточно строго: чтобы так же и «на корню» — срезать все не и «против» его же все и точки зрения. — Тем более: с ней! Если ты будешь — со мной…

— Ты уверен, что именно так, а не?.. — Решила все же уточнить правильность его формулировки девушка, но и почти тут же была прервана им же: — Так, а не иначе!.. — И, отпустив ее из своих рук, раскрыл их пошире, подняв голову, как и взгляд: предлагая ей свои объятия — чуть выше и ближе. И София — поднялась к нему: вновь оказываясь головой на его груди; а после — и на его же правом плече, лицом к нему. — Уход, какой и каким бы он ни был, не делает: лучше и правильней. Не делает — легче!.. Как ни посмотри.

— Хорошо… — смиренно поддержала его брюнетка, прижимаясь к нему всем своим телом и сжимая его в своих руках за его же спиной. В то же время, как и он же сам, обняв ее за талию и оставив легкий поцелуй на ее макушке, замер в таком положении на несколько минут, отмечая и подмечая этот момент, запоминая его в себе и про себя. После чего — вдохнул поглубже ее озон, с запахом шампуня, «чайной розы», уже Никитиного; и ненадолго прикрыл глаза, чтобы затем — открыть их и проговорить: — Уже тем, что ты, и в принципе, помогаешь!.. Думаешь — об этом. И готова — к этому… Представляешь себя — в этом. Перед этим еще и спрашивая или не спрашивая: об этом!.. Ты — помогаешь.

И, приподняв ее за подбородок к себе левой рукой, заглянул в ее посветлевшие и прямо-таки даже как-то по-своему и просветлевшие карие глаза: что сейчас как никогда лучились — и собой, ей, изнутри, и отражением в них языков пламени камина извне.

— Она, «так» не делала?..

— Нет… — отрицательно качнул он головой и мягко, почти невесомо, коснулся ее губ, продолжая шептать в них же. — Хотя: зря! В нашем случае: инициатива — поощряется. — И теперь уже он — следил за ее реакцией: как медленно, но верно, до нее доходит. После чего — в негодовании подбрасывает!.. Но он успевает — ее вовремя перехватить и прижать обратно к себе, запоминая оставшиеся пункты: ее собственного принятия информации; в виде страдальческого, почти и «подбитым зверем», стона и зарывания в его шею головой и лицом, плюс, на последних аккордах, еще и мычания чего-то, на подобии: «Какой же ты все-таки неисправимый!.. Невыносимый засранец». И, не скрываясь, гортанно рассмеявшись, он так буквально и видел: как ее лицо, точно та «кроваво-красная маска», перекатывается всеми оттенками красного; от алого, к малиновому… до вишневого и обратно. Как не контрастируют с этим: ее же уши и шея. И как к этому всему затем присоединяются — еще и ее же ладони: которые он вовремя, собственно, как и всегда, успел сжать, обезопасив сразу и себя, и ее; себя — от ударов, ее же — от проколотых ногтями ладоней. Ну а как успокоился сам, и дав же нормально и до конца успокоиться ей, чуть ослабил свою хватку, как и напор, просто теперь сжимая ее в своих объятиях и спокойно продолжая: — Я сказал и говорю же это все следом — не для того, чтобы поддеть тебя!.. Или за-деть. Пристыдить!.. А и тем более: унизить. Я говорю это, как факт!.. Да и к тому, что ты «а»: опять себя излишне накручиваешь… и накрутила; и «б»: так и не услышала ноток гордости и торжества, моей благодарности!

— Все!.. Давай больше не будем — об этом говорить, пожалуйста… — взмолилась София, готовая в моменте буквально и на все, чтобы и, в этом же самом-его потоке, еще и уши закрыть: если и не подушками, то нырнуть в и тут же под ворот его же футболки. Но и только ли для этого?.. Это — уже другой вопрос! Да и совмещать приятное с полезным: никто пока не запрещал. А уж что говорить и за продление все того же удовольствия!..

— Ладно!.. Не будем. Не будем: говорить. Но будем — повторять!.. — Окончательно внеся нотку веселья в их диалог, Егор, как впрочем и всегда, напрочь отказывался «слезать со своего любимого конька»: довести… и вывести Софию на эмоции; ведь, и подкрепив этот самый свой «теоретический маневр» практикой не раз и не два, он был в нем полностью уверен и никогда не сомневался. Так и пользовался!.. А она и не мешала. Ведь и было бессмысленно!.. Как во всем, так и в этом — он побеждал. А тратить нервы на доказательство обратного?.. Себе же дороже! Да и ей уже было — не до этого, как и не до чего. Разве что: кого. Ее взгляд уже был обращен к лестнице: по которой недавно, как поднялись и сами парни, так и до них… — Тебя же уже не это беспокоит, да?.. — Погладил ее по спине левой рукой блондин, зарываясь, уже и пальцами же правой, в ее темные волосы: в каком-то, опять же таки, «своем» и исключительном понимании: расслабления и массажа; а не путания и превращения, более-менее, прически в «гнездо». Или нет?.. Хотя и девушке же было уже — все равно. Даже: если не первое. И тем более: если второе.

— Александр… Расстроился — сильно, да? — Вопросом на вопрос ответила ему она, начав царапать через ткань футболки его грудь ногтями, создавая, таким образом, подобие «паучков»: сжимая и разжимая ладони почти невесомо, но от того и не менее щекотно.

— Не меньше, чем мы!.. Но и не больше, могу тебя заверить. Просто ему, как «отцу», не так это приходится… В плане!.. По сердцу и… Душе. Иначе. И… По-другому! Он ведь переживает — за тебя, как за дочь. И слышать — такое. А уж и тем более: видеть!.. — И он сглотнул, вспоминая все это в быстрой перемотке и тут же вытряхивая, покачав отрицательно и быстро головой. — Ты — молодец, что не побоялась и все-таки выступила!.. Дала — свою оценку. В моментах: и смягчая… И было понятно, что: для нас и него. Но!.. Хотя бы: не на сухую. Не просто: информация в виде фотографий!.. А с сопровождением. Теперь — ему надо это обдумать… И обмозговать. Понять. И!.. Принять. Себе и… Для себя. Он — справится!.. Как и мы. Только — в своем ритме и толке. Со своей: расстановкой.

— Кажется, я его добила: после встречи с Розой!.. — Поджала губы София и сморщилась, сильно сжимая веки: то ли чтобы не расплакаться, то ли чтобы развидеть лицо мужчины и его сгорбившийся, удаляющийся силуэт, а то ли и все вместе. — Как думаешь, что она ему сказала такого, что он?.. Пришел и… Стал. Остался: такой!..

— Явно, что ничего хорошего!.. — Раскрыл глаза шире Егор, показывая и буквально свой страх и ужас, под соусом: «А чего еще от нее можно было ожидать?». — Она не способна — на другое и… иное! Видела бы ты Влада — после встречи с ней: все кусты собрал… И деревья. Все ветки их!.. И листья… с цветами. Хоть: не стволы!.. А уж про опаленные волосы — я вообще молчу.

— Легко отделался… — выдохнула через нос она, давя в себе: «Уж я-то — в курсе».

— Не нарывайся!.. — Цокнул он, ощутив уже и сам на языке собственную же соль: прямо-таки и в гранулах. — Точнее… Не «нарывай» — меня; и на нее. Уж кому-кому, а точно не тебе — это говорить!.. Легко отделался… — и, спародировав ее, тут же фыркнул, отгоняя насильно еще и кислоту ее травы. — Да ему в пору — «всобачить» все это, что на и в тебе. А не тебе… «Мне»!.. Да и… Кому угодно. Не знаю… Но и точно: не тебе!

— А на ней ведь тоже — были «татуировки», да?.. Как на демоне!

— А вот теперь — нарываешься: ты!.. — Ущипнул он ее за левый бок правой рукой, как и, параллельно с тем, потянул левой же рукой за волосы, стягивая их, тем самым, у корней и вызывая пока только легкую боль и такой же хриплый стон. — И нарываешь меня же — на себя. Не переводи все это — в плоскость: где я уже и пытаюсь «отделить» это от тебя, потому и только потому, что «это» же было и на ней; так как не хочу, чтобы вы были «похожи». Даже, а там и тем более, в этом! И не хочу, чтобы это — осталось на тебе, как память и в память: о ней же. Чего я, поверь, смерть как не хочу, действительно!.. Но: и в принципе. Потому что «ты», а не она… Будто это и на ней мне нравилось: невесть как!..

— Больше, чем на мне?..

— Ну… — псевдо «задумался» парень. — При условии того, что я «это» вижу второй раз подряд — за всю свою вполне себе и долгую жизнь!.. Причем: и на достаточно похожих девушках. Одна, из которых, ко всему: «променяла» меня, подчиняясь Розе; и творя же невесть какую хрень!.. Под ее же, конечно, контролем до; и божась же мне, что покончила с этим, после. Мне же, на деле, как ты уже и сама поняла, соврав!.. И бросив, чуть ли не… ни по ее и Влада же воле-указке… Ты и сама — ответишь на этот-свой вопрос.

— Но ей — шло! — Сузила глаза брюнетка, не сводя взгляда с блондина.

— Не-т!.. — Фыркнул Егор и только хотел продолжить в том же тоне, как вмиг изменился в лице и, глянув поверх ее головы, громко и вымученно простонал; хотя, казалось бы, лаванда и шалфей — должны ведь успокаивать. — Да ты издеваешься!..

— Д-а!.. — Вернулся-таки в гостиную Влад, неся с собой металлическую стремянку и картину, завешенную черной тканью. — И сразу же — на два: вопрос и восклицание… — но, и словив же почти тут же два взгляда на себе, рассерженный и заинтересованный, остановился, театрально приложив ненадолго освободившуюся свою правую руку к сердцу. — Я прервал?.. Простите, пожалуйста. Не хотел!.. Как и не хотел: подслушивать. Но, так уж вышло и получилось, что это немного и меня касается тоже, так что… Я не преминул воспользоваться возможностью — и чуток помешать. Капелюшечку!.. Малипуську такую… совсем. Заодно — и придать этому месту: эстетичности галереи Ксана!.. Видишь ли, София, прошлое мое дарение — ничем хорошим не увенчалось: может быть с тобой — он будет помягче; и с достоинством и честью, с любовью, конечно же, братской, отнесется к моему внимаю к нему… и оценит его. Не обращайте на меня внимания!.. Продолжайте то, чем вы занимались до. Я только — повешу и сразу же уйду!..

— Так он все же не от меня ее прятал, а тебе — носил!.. — Обернулась на рассерженного и начинающего прямо-таки уже и сатанеть на глазах Егора София: да так, что, казалось, только и она же все, сидящая на нем, могла сдержать его же пыл и чуть расслабить, удержав и охладив. Ему, по крайней мере, хотелось в это верить; и так же все впервые — захотелось обмануться и разуверить, разувериться и развидеть… окончательно.

— Я — не прятал!.. — Отрицательно покачал головой рыжий, ставя стремянку у камина и начиная взбираться по ней, чтобы повесить холст на нем и тут же над ним. — Ну, не от тебя, Софи… Просто, так, опять же, все вышло, что между, показать тебе и показать Егору, я выбрал — не тебя. Прости уж!.. Твою реакцию — я тоже хотел, конечно же, посмотреть. Но решил отложить это, так сказать, «на десерт». И до лучших времен!..

— И они наступили — сейчас, да?.. — Рыкнул блондин, на что брюнетка тут же, почти молниеносно, сменила позицию и села на него и нем, как в первый раз, представ затем уже перед всеми в первоначально-зданном же виде: свесив обе ноги в одну и левую же сторону, к Владу, обнимая Егора руками за талию и уложив голову ему и на его же грудь.

— Да!.. — Утвердительно кивнул, но вот только и куда-то же в стену Влад, не боясь брата, а не отрываясь и пытаясь выловить на темной кирпичной кладке — такой же темный металлический гвоздь. — Так… О чем вы там? Шло или не шло?.. Шло! София права, Егор.

— Затк-нись!.. — Шикнул последний, из последних же сил держась, чтобы не схлопнуть эту самую «двуногу», с грузом же еще на ней, имея ввиду все же лестницу; а уж затем — и захлопнуть самого же «патлатого».

— Ладно тебе!.. — Фыркнула брюнетка куда-то и ему же все губами в грудную клетку, чуть прикусывая кожу и отметая же еще, тем самым, его правоту; и заявляя же все права — еще и на свою. — Шло!.. Как шло, и идет, тебе. И Никите… Владу!.. — Тут уже и он не поскромничал, как обычно, гордо вздернул голову, заодно еще оправляя и откидывая упавшие рыжие прядки на лицо назад. — Александра, правда, я не видела… Но, думаю, и ему — вполне же все себе: и идет. Демон же!.. А демонам — все идет! И Тен: так же идет.

— Тен?.. — нахмурился Егор. И не один!.. Даже уже и Влад развернулся, смерив непонимающим взглядом сначала девушку, а затем и его: который и сам, пребывая в непонятках, забыл и на что злился; как и рыжий — зачем ему вообще и был нужен гвоздь.

— Ну да… — замялась тут же София, прикусывая нижнюю губу и опуская взгляд на диван, поймав сразу две пары глаз на себе: ей и одному, порой, было трудно что-либо рассказывать, тем более — глядя в глаза, а тут сразу и двоим. — Что-то вроде… Литературной героини, знаешь!.. Влад — поймет! — Тут уже и названный, более-менее, «отозвался», утвердительно кивнув: вновь лишь и словив о себе упоминание. — Он ведь — предложил ее: как-то обозвать. Назвать!.. Чтобы различать и… «отличать»: меня и ее. Мои мысли… И придуманные мною же сюжеты… Для… Для нее!.. Вот. Я и назвала. «Тень» — было слишком чопорно… и пошло. Будто бы: я притесняю ее и выдвигаю, наоборот, себя; за ее и счет нее! А «Тен» — даже интересно прозвучало. А после — и выглядело: на бумаге!.. Выглядит — и сейчас! — И, подняв, наконец, глаза, не заметив никакого недопонимая, а скорее даже и интерес, еще больше загорелась, продолжая рассказывать уже и обоим, мечась взглядом от Влада к Егору и обратно, о Тен. — Она, вроде как, демон!.. Можно сказать, что я и отделила ее: как тьму Розы. Не свою!.. Перенесла ее, вместе с «тату», в наш мир. И… Общаюсь с ней!.. Иногда. Но скорее: как со своим «прототипом», имеющим свою точку зрения!.. Будто: отдельный человек! — И, вновь получив утвердительный кивок, уже и от обоих, в знак «Продолжай», задумалась, но и тут же затем усмехнулась; даже и слегка, чуть хихикнув. — Знаете, забавно!.. Но когда я говорила с ней… здесь… она, вроде как, даже и обстановку эту вспомнила. Сказала, что… «Знакомое… что-то». Хотя, до этого, я говорила с ней — только: в своей комнате.

Тут уже у Егора не только глаза раскрылись донельзя, но и взметнулись вверх, по лбу и к волосам же, брови. Да и буквально сами же волосы, как на голове, так и на руках, а там и… везде, встали дыбом, явно контрастируя, как с кожей, так и с теплотой помещения и прямо-таки «жаром» от камина, которых он не чувствовал ранее: не так остро, как сейчас; подмечая теперь — даже как будто и похолодевшие-то вмиг конечности. Собственно, как и Влад!.. Что и еле-еле-то, душа в теле, удержал все ту же самую картину в руках, в какой-то момент Софии же рассказа — почти ее и уронив; да и чуть было совсем не разбив-сломав ее же раму о ступеньки лестницы и пол, на который она бы, так и так, рухнула-приземлилась с нее. Сама же «рассказчица» — будто бы и не замечала этого, никакого изменения. Да и никак-их изменений. Она — и не замечала!.. Сев ровно на ногах Егора и уже даже жестами жестикулируя достаточно широко, начала погружаться, все больше и глубже, дальше и дольше, в свой же рассказ о метафорической Тен, которая, в сознаниях блондина и рыжего, все больше теряла эту самую «метафору»: и буквально же, с их же все и думами, мыслями, «метаморфозами», в одном же направлении, впервые без розни и взаимных оскорблений, зацепок, так же все и обретала настоящую, что ни на есть, оболочку.

Но и Влад, был бы не Владом, если бы в какой-то момент, после встречи их взглядов и одновременного нервно-неровного сглатывания, ни сделал пас холстом, на манер, мол: «Может, показать?». И да!.. Он хотел сдернуть ткань уже после того, как повесит; но и этот момент был достоин и достаточен того, прямо-таки и требовал жертв: красоте и эпичности. На что уже и Егор отрицательно мотнул головой, решив обождать и кое-что все-таки уточнить. Мало ли!.. О чем тут же сообщил и «первому»: в разговоре — между ними.

— Малыш… — перебил он ее, обращая затем все-таки ее же внимание на себя: легким поглаживанием правой руки по спине. — А эта… — и откашлялся, будто бы и в секунду подавившись воздухом; и ее же озоном, бывает же. — Тен!.. Была: тобой?.. Досконально?!

— Ну… да!.. — Склонила голову к правому плечу брюнетка, хмурясь: одновременно задумываясь и не понимая — столь странной, по ее же все мнению, реакции обоих ребят. — И не была, а есть… До сих пор! — Затем снова перевела взгляд на такого же потерянного Влада и опять взглянула на Егора, начиная, который уже по счету, круг взглядом: между ними. — Я же — и говорю!.. Я «полностью» как бы — отсканировала… и отксерокопировала, скопировала себя: и вставила в зеркало. В зеркал-а!.. Чтобы можно было разобраться — в себе, во мне: вне. А «досконально» ли?.. Нет! Она же не взяла — всю «тату». Только: левую руку. Предплечье и… кисть. А что? Что-то случилось?.. Вы оба… как-то!.. — И коснулась затем лица блондина левой ладонью, проведя кончиками пальцев по его правой скуле. — Побледнели… что ли. — После чего — вновь взглянула на Влада, обретя ту же пугающую ее «мину» и на нем. — Это… странно слышится и выглядит, я знаю!.. Но я — не «сумасшедшая»: в самом понимании этого слова. Да и вряд ли это можно считать — еще и: психозом!.. На таком-то еще коротком отрезке времени: с периодическим лишь появлением и… исчезновением. В основном: когда я к ней обращалась… по имени. Или же: когда не; но и тогда она просто — присутствовала на заднем плане и… фоном. Выступая, скорей, генератором мыслей!.. У нее, кстати, с этим, не так хорошо: как у меня! — С гордостью отметила она, подметив небольшую эмоцию на лице Егора: в виде улыбки. Вот только и точнее: ухмылки. На левый же бок и… угол. Почти что: и как попытку — выйти из-под гипноза, наложенного им же самим и на себя. Вот только, и от этого же все, не менее пугающую и ужасающую: своей натянутостью и… вымученностью. Он будто видел свет — и шел к нему, но и все больше, при этом, погружаясь во тьму: обретая вместо солнца — луну; а вместо света, несущего его, хотя видеть различия ее рассказа и своих же догадок, видел одни только сходства. — В плане: дотошности и долгого «рассусоливания»… Надолго ее — не хватает: в описаниях и… прописывании. Но зато хорошо, и даже очень, с короткими мыслями. Со стихами! Как у тебя. И… Вас!.. «Краткость — сестра талантов», да?..

— Конечно… — сжал губы в тонкую полоску Егор и глазами на миг, лишь на миг, попросил помощи у Влада, чтобы и он вступил уже в диалог: иначе, как он уже и показывал без стеснения самим же собой, его подорвет; прямо здесь и сейчас. Да-к еще и проорав в конце: «Зеркально, да, Влад?!.. “Зеркально”. Как в зеркало ж глядел!.. Придурок». «Егор!..». Но, так и не получив вразумительного ответа, «последний» крик, и тот, и другой, но и больше же всего первый, о помощи, тут же понял, принял — и продолжил за ним: — Сестра!.. Я так понимаю, она помогает тебе: в особенно трудные моменты жизни и… «стечения обстоятельств» в ней, да? Применительно и примечательно: в «дни Розы»!.. Точнее: вечера. Назовем это: так…

— Не во все!.. Но. Да… — еще больше удивилась брюнетка, пытаясь прочесть что-то в глазах обоих парней, но, как и их лица, так и их же души: были сейчас закрыты от, хоть и тут же все для нее. Сокрыты!.. Будто бы и под корочкой же льда, с большим же, прямо-таки и превалирующим, количеством его; а не чистого виски или, допустим, той же реки. Моря!.. Запотевшие. И словно бы… с инеем! Морозной… мятой. Или под слоем пыли. С сухой грязью… на камнях, занесенной на них ветром. Словно бы и: ностальгии. Чего-то старого и… забытого. Ненужного: тогда. Но, и отчего-то, нужного так же: сейчас! — На началах — это было прямо: особенно остро. Когда я только начинала же и старалась, пыталась разобраться с собой и в себе. А после!.. После — я привыкла и смирилась, вроде как. Перестала обращать внимание. И воспринимала: как… Данность. Но вы не думайте!.. Она — не «плохая». В том плане, что… Она не делает: ничего плохого. Мне!.. Да и… себе. Никому!.. Мы не обсуждаем — все и всех, как… Подруги! Не сплетничаем. И не судачим… Говорим: по делу! Да и она… Успокаивает меня! Ненавидит… и ругает Розу, как и я!..

— Что?.. — Прохрипел блондин и будто из ступора вышел, вместе с этим; а за ним — и рыжий; даже и сев как-то чуть более вертикально, прямо, до этого же: практически и распластавшись: будучи — полулежа-сидя на спинке и сидении-сидушке же дивана. Да-к еще и смотря теперь на нее — совершенно другими глазами: с каким-то понятным, и только ему же все, недоверием. Но и при этом же всем!.. Шоком. Влад же — сменил, наконец, ногу, правую на левую: вдруг и осознав, что слишком сильно давил первой на ступеньку под ней — и мышцы ее затекли настолько, что и начали же теперь колоть в ступнях и пальцах; вызывая неприятные ощущения и последующие же его гримасы.

— Да!.. Представляешь! — Улыбнулась девушка, тоже теперь садясь прямее и выравнивая же спину: до этого — чуть сутулясь; просто не находя опоры. А правая его рука, вновь задвигавшаяся и гладящая же ее, только еще больше расслабляла; теперь она могла смотреть — ровно в его глаза, не снизу-вверх, как и Владу же все до этого: не боясь. — Я же говорю: как я. Ну!.. Почти. Чуточку же, разве что, самую чуточку, лучше, конечно. В плане!.. Смелее. И… Грубее. Тверже!.. Даже: где-то и злее. И!.. Яростнее. Не скупясь: в выражениях… Я — постаралась!.. Уместила все, что могла и не от ангела же, в нее. И она — приняла это, восприняла это… все!.. Разом. И одним же… махом.

— Что-то вроде… — и Влад, наконец, приспустил ткань, держа задником картину к себе, как и за раму; а передом и показывая же само полотно — к ребятам. Затем и вовсе — скинул «покрывашку» куда-то на пол; не особо заботясь о ней, не так, по крайней мере, как о своем же все состоянии и не стоянии-состояния самого же Егора, — …этого?

— Да!.. — Радостно воскликнула София и даже подскочила, так и бросившись навстречу «прекрасному»; выбивая сразу же и из двоих страдальческий полустон-полурык: который она, опять-таки, пропустила мимо ушей — уже разглядывая красивую девушку перед собой. — Александр-таки сподобился — и нарисовал ее!.. — Осматривая каждый миллиметр, чего уж там сантиметр, полотна, с придыханием и каким-то детским восторгом, бормотала она. — А ведь до этого — рисовал же все: из моего дневника. А ее — нет. Кроме: нее!.. Почему?.. — И бросила быстрый волнительно-взволнованный взгляд на Влада, переведя его затем и на Егора. — Боялся не оправдать ожиданий?

— Думаю, наоборот!.. — Сел на край дивана блондин, ставя локти на колени; ладонями же их — создавая кулак: в который затем и уперся нижней частью своего лица, не сводя взгляда с Влада. — Боялся: оправдать! — И перевел его затем на саму девушку, упорно избегая картины. — Именно на ней, через зеркало, ты и видела «тату», не так ли?.. И именно с ней — ты и общалась! — А когда получил лишь кивок — осклабился: но и не в сторону ее, а той — на кого так ни разу и не посмотрел. — Что ж, знакомься, Софи, это Анна. Та, на которую ты была: так… «похожа»!.. Для нас всех. И, как ты уже и сама, опять-таки, поняла, пока не приняв, в особенности: для меня и Влада. И, как я уже, да и он, так думаю: Аннет!.. — Затем, все же не выдержав, скривился — и лишь на секунду скосил взгляд на холст, тут же после возвращая его на Софию: будто мог неожиданно и опять постареть; а холст же, наоборот, разродиться и… переродиться. Свят-свят!.. — Отбрасывая же первый и… оставшийся слог. Читая: с заду-наперед!.. Никакая она — не Тень. А уж и тем более: не Тен. А… Истинная, во всем же своем не великолепии, тьма!..

И картина — летит на пол!.. Но и уже: из рук брюнетки. Влад еле успевает — ее поймать. Хотя лучше бы — не поймал. Отставил. И оставил… Забыл!.. Поймав, например, с таким же успехом и вместо нее же — ту же: Софию. Но с этим — справился уже и сам Егор: потерявший буквально, в мгновение же ока, казалось, куда больше, чем мог и хотел.

****

— Сергей?.. Сергей!.. — Донеслось в спину темноволосому мужчине от молодого светловолосого парня, прямо-таки и сорвавшегося, бегуще-летящего за ним в наполовину застегнутой белой рубашке и таких же расклешенных к низу брюках; пиджак же он держал на левом плече, как и почти же что свой язык, и за спиной — свободной левой рукой; так и стараясь поспеть за широко идущим выше названным и окрикнутым же не единожды, и не упасть: в своих же в цвет и тон лакированных туфлях — с весьма длинным и узким носом. На которого, раза так уже и с пятого, впереди идущий же все же обернулся, так и не открыв белую деревянную дверь в помещение из светло-серого же коридора, в которое он так же, как и тот, так стремился: но был остановлен и сдержанно хмыкнул, заметив взволнованность и всклокоченность того — как в самой одежде и прическе, в частности, так и на лице и, в общем, теле; внутри и снаружи. А ведь так приятно поначалу пахло кокосом!.. До того, как и сам же эпицентр приблизился-подошел, как и тот же еще Магомед к горе, и практически влетел — не только в ноздри, но и в целом. Продемонстрировав тут же, прямо-таки и «с глазу на глаз», как его же все зеленые глаза были широко распахнуты до сих пор, в обрамлении таких же светлых и почти невидимых коротких ресниц и под такими же узкими бровями на высоком бледном лбу, а рот же — и приоткрыт от сбитого дыхания; а что уж говорить и за ноздри курносого и узкого носа, что так и раздувались от попыток вдохнуть как можно больше, когда же и ртом, при том же самом, хоть и наоборот уже — выдохнуть: и попробовать, наконец, синхронизировав, дышать одновременно и всем же, сразу, не соглашаясь «на меньшее»; разве что «добавить»: то ли и лишь еще от бега, а то ли уже и по жизни. Но темноглазому почему-то хотелось употребить: именно второе; и еще раз, уже и усмехнуться в открытую — с и такой наглости, нерасторопности-неопытности, «халатности» и «зелености»… во всем; хоть он и уже — не там, а здесь, тут. — Вам!.. — Тут он уже полноценно затормозил, пытаясь все же нормально восстановить дыхание и уперся руками в колени, согнувшись чуть ли и не в три погибели. И только спустя минуту-две, когда полностью справился с этим и оправился же от всего этого, а и прежде всего — «торопыги-себя», поднял себя и свой же взгляд с лицом, головой на того, к кому так торопился, несся, не бежал. — Письмо.

— От кого? — Изумился «адресат», принимая свернутые вдвое листки белой бумаги в мелкую голубую клетку: как видно, чтобы не помять и не порвать — по дороге и при беге же, да-к еще и вложенные в основной и первый, «титульный» лист, с которого все и начиналось: вырванное откуда-то, как минимум и из тетради, судя же все и по «ребристому» левому краю, от которого же был еще сделан небольшой отступ; и за чем уже — шел красивый и витиеватый почерк.

— От дочери Вашей!.. Кого же еще… — фыркнул паренек, оправив волосы; и следом же затем — стараясь вернуть полы рубашки под белый же кожаный ремень своих брюк. И, только проделав все возможные и не процедуры-мероприятия по восстановлению своего имиджа и образа, словил, наконец, в себя, влетевшее буквально и в него же все «требование»: призывающее к восстановлению и выправлению — за посягательство на «чужой» авторитет. Да-да!.. Мужчина явно же не оценил его уже и «нахальства» — и ждал теперь «чего-то еще»: если и не извинений, то чтобы тот скорее уже ретировался, а лучше всего — вообще исчез с глаз, не перед ним же ему, в самом деле, читать — слишком много чести; да-к еще и «руки марать». — Прошу прощения!.. От Вашей дочери Софии, сэр.

— Свободен!.. — Процедил он сквозь зубы и, дождавшись, пока посыльный скроется, все-таки вошел в белую, «застланную светом», палату; а это была — именно она: палата больницы, крыла «интенсивной терапии»; раскрывая первый листок и пробегая взглядом по строчкам, аккуратно выписанно-выведенным уже и ранее же названной девушкой:

Здравствуй, о… Привет, пап!..

Впервые за все время ведения записей в дневниках (ежедневниках) решилась пролистать их… пролистать «написанное» и… Ты же знал, знаешь, как я это не выносила?.. И не «выношу». Да. До сих пор же… все. Знаешь!.. Не умею и абстрагироваться!.. Всегда — втягиваюсь и… теряю мысль, теряю «нить». Теряю — то, что хотела сказать… изначально. Бросаюсь — править и… забываю. А тут!.. На тебе. «Решилась». И знаешь!.. Хм. Такая ирония… Первый блин — комом, м? Напала — именно на те темы, которые не дают мне покоя и… «гложут» же все… буквально… по сей день. Мое отношение к себе. И… К «тебе». Вранье тебе и… Ложь. Да еще и «в глаза»!.. Да и что я тебе… Ты ведь и так… и «без меня»… все понял, не правда ли? Я имею ввиду!.. «Как» обстоят дела: о которых я… так тебе и не рассказала. «О которых»: так и не сказала, ну, сама!.. Хотя; и ты же все, «сам», спрашивал. Да еще и так!.. «Таким» тоном. И… «Взором»!.. Да. Что я… Я тебя и не узнала, если честно. Ха!.. Взбрело же в голову, да? Просто ты… Так изучающее, и будто бы заново, смотрел на меня… Знакомился, что ли(?) «Ты» же — знал! Все: «знал»! «И» знаешь… Как и «меня»! Знал и… и-ли еще до-узнал и… «но» хотел услышать это: от меня. А я!.. Я — подвела. В который уже раз, а? «В который»: не стала для тебя — хорошей дочерью, оправдывающей и… оправдавшей… ожидания? В который!.. Да уж и вряд ли — стану, если честно-то. Теперь. И… С этого, вот, момента… «В потоке»… *Капля. И еще одна… Капл-и слез*.

Это же — был: ты!.. «Кто» же еще, верно? У тебя же — нет: брата-близнеца… И. Или… Чего-то!.. Кого-то же еще, и уже, «такого»… Ты бы — мне, если и не одной из первых, то… Все равно же: рас-сказал!.. Как и о «сестре», уже и… моей, простой или «не»: ведь… правда? Да и есть же, у тех же все и людей, как минимум, «семь клонов»: по всей земле? Может… И у «ангелов»: есть? А уж, и тем более, у ангелов-демонов!.. Чтобы и у ангела — был… Ну, знаешь… же. «Демон»! Почему нет?.. И это же я не к тому, что ревновала бы: будь она и ангелом… «Тоже». Да и в принципе… Просто!.. Как оказалось: «она» — не мое альтер эго; что и не странно!.. Не плод моего же воображения и… итог, факт разделение личности. Не «тьма Розы»! Ты же понимаешь, о «чем» я, правда?.. Только теперь — появился другой вопрос. Точнее!.. Появился. И тут же: отпал. Она — связалась со мной. «Душой»?.. То есть… Как «копия»… к копии? Уйдя же все и от ребят?.. Она… «Ушла»!.. Уходя же — уходи. «Так» же… все, да? Ушла: «совсем»! А будучи и» ученицей» же Розы… Думаю, понимаешь, «почему» вопрос — отпал сам собой. И за «что» ее могли: «уйти». Возможно, и «ты»… И, возможно, поэтому — она меня и ненавидела. Ненавид-ит!.. Применяя… всяческого же рода… «гиперболизированные мучения»: с преувеличением и… «перебором». Нет, я ее не оправдываю!.. Но, может, ей и, правда, было… «куда» больнее? «Больнее», чем могло, например, и от потери: своего же собственного сына?.. «Так» ведь… могло быть? Вряд ли: она так стенала по Жене — с его отъездом. Не «стенала»!.. Наоборот: была же даже… и рада-радехонька. И никак не показывала: свою неприязнь. Фактически: она-то и подначила меня — от него избавиться. Будто: он — мешал!..

Что ж!.. Времени — не вернуть, чтобы отмотать назад и… узнать всю правду. Почему бы и не спросить, да?.. А вот: и почему?!.. «Возраст — не тот». И куча еще: таких же и «не» оправданий. За которыми я, в первую же очередь, спрячу свои истинные чувства и… понимание дела. Тела!.. Свои эмоции и… Ощущения. Себя же: настоящую. Да-да!.. Вот… Назло тебе — пришла с миром: в этом письме. Как «тогда» и… В этот же все: «мир». От которого — ты меня прятал, не давая вздохнуть и… продохнуть: самой. Как хотела и хочу — я. И лишь — по моим правилам. Не по «твоим». И законам!.. Но и кто же знал, да, что и «вдруг»: твои — станут моими? Станут: нашими. Хотя!.. Таковыми — ведь и «были», да? Ты — совершал ошибки. Я тоже: небезгрешна… И у нас же был повод: начать все сначала… «заново» и на-… и быть же рядом. Не скрою: я хотела — быть рядом. Хотела бы — и остаться с тобой, чтобы продолжать и продолжить: твое же дело. Хоте-ла!.. Да. Да и, в конце-то концов, меня уже саму: выносит. А окружающие — ненавидят, наверное, за мою же все; и привычку извиняться первой. И быть всегда: виноватой!.. Но я хотела — быть рядом. «В прошедшем»!.. У всего же есть — свой срок и… такой же предел. И точка терпения (кипения): тоже есть. Он — настал!.. Он-и… Ничто не вечно… под луной. Как и!.. Она… же. Сама… Да и ты же!.. Ты не захотел — быть рядом: сам! И да!.. По известным нам обоим, и до боли же все, причинам. А я — просто не хотела: гордиться тобой. Твоими — достижениями: выбитыми и… выпитыми. До последней капли крови и… пота. Нервных клеток… «Выпитыми»: из тебя. «Не хотела»!.. Опять же все: по причинам. Да и все — тем же!.. Но и теперь, знаешь, мне — обидно; наверное, как и «тебе». Не только же и получить сие: от своей же все и… неблагодарной дочери. «Узнать»!.. Но: еще и помимо. Не в глаза, а… на бумаге. В строках и… не «между». Черным же все… и по белому. Но и!.. Но. Если уж меня за что-то и судить, то точно не за это. Ведь!.. Мне всегда было проще — именно так выражать свои мысли. Чувства и… Эмоции. «Свои» ощущения!.. Позволь мне это — здесь и… еще раз… ладно?.. Эту: слабость. Пусть и вовсе же: не «слабость». Но и: последнюю. Не «крайнюю»!.. Пусть: будет — так. Да!.. Можешь подписать-подтвердить разрешение… на отказ: о моем возращении в… тот мир. И твой же… мир!.. К тебе. В твою… «Нашу» семью. Нашу… «с тобой»! Раз и я же ею: не являюсь. «Уже» — не являюсь. И… Так же: не вернусь. Та-дам!..

Да-да!.. С Днем рождения… ме-ня! Нового и… «Очередного»!.. Смена ипостаси — не заставила себя долго ждать и… Осквернила» твой род. Прости… «Осквернила»!.. Разрушила и… испортила, «демонической» же все и… меткой! «Ее»: демонической меткой!.. Ох… И я бы могла представить — доказательства: срез кожи, как скальпа. Но… «Мне» же — не подняться. А «подарок» — отличный!.. Современный и… своевременный же! Кому-то сверху, рядом с тобой и «над» тобой же все, видать, тоже окончательно уже надоело, осточертело — смотреть: как я одну и ту же шишку набиваю, да и теми же все граблями; по нескольку сотен-тысяч-миллионов раз на… «в» секунду!.. «Им» — да. Тебе — «да». Но: не мне!.. Я же ведь и правда, па, извращенка. Мне «нравится» — боль. Я «заслужила» — ее. Заслужи-ваю!..

И вот… Ехала же на метро, как всегда, пару дней назад и… Думала. «Думала». Думала!.. «А вот… Принял бы меня “кортеж”, с мигалками и чудами в перьях, под белые же ручки: стоило мне только подняться; через пень-колоду и обходными же путями, не воспользовавшись, в кои-то веки, статусом; и представиться же твоей… “дочерью”? Покрутил бы он и мне же все перед носом актом: о не приближении к тебе и… небу; как и перед опасностью из опасностей? А, может, и дал бы перекантоваться пару дней — прежде, чем и сбросить же все меня и обратно, без уведомления тебя?». Два «да» с одним «нет»?.. Ты бы еще и «до кучи-то» докинул, да? Узнал — и повторным бы прошением: поднял и выпроводил бы меня. «Сам»!.. Расширив еще заодно и обхват территории, правда? Не до ворот, а… «за» них. И до «грани» же все: между мирами. Разделяющей нас… Только: ее. И… «Только»: она!.. Не пойми меня превратно, пап!.. «Неправильно». Но!.. Нет. Все же: пойми меня — превратно; неправильно!.. Я не хотела: этого. Не просила. И не выбирала: сама… Но ты… Ты и это же: знаешь. А я — издеваюсь!.. Как всегда же все, собственно… Но и зря же все: не на всю Землю!.. Так, чтобы меня и в другую же уже Вселенную: еще выкинуло. Да… А, вот, была бы я — тобой… Вообще бы: запретила!.. «Воспретила» бы мне: как опасности. Всему и… всем! Для всего и… Всех. «Быть», да, где бы то ни было. И с кем, «чем» бы то ни было… Ведь я причиняю боль — всем, кто меня окружает. Кто: мне дорог!.. И. Кто мне — по-настоящему же: близок. Кто мне — уже и родной… А «иначе»: не получается. По-другому: просто — не выходит. Я будто запрограммирована — на свою боль и… боль окружающих. Чтобы они — откликались и… питались друг другом. Насыщались и… Подпитывали же друг друга!.. Была б я: человеком! Не факт, что и «была»; да и было бы — лучше. Вообще: не факт!.. Если и лучше: там, где нас нет… То и где нет нас: сейчас. Сегодняшних и… Нынешних. «Настоящих»!.. «С другими»?.. Не чужими… Было бы: попроще. Я б — в космонавты подалась!.. Не «балериной», да, так космонавтом. Не мытьем, так… катанием. Но нет!..

В этой реалии и… «нашей» реалии… я слетаю кубарем: вниз!.. Спускаюсь в метро. Перед этим — взяв с собой бутылку вина. И… «Все»!.. Еду домой. К «маме» и… ее мужчине сердца!.. Моему же — еще; и мужчине «тела»! Который… И пусть мать сама — прикладывает ко мне руки… и ноги!.. Свою силу: через них! Он — делает мне: эти красоты. «Будто»: по трафарету!.. Знаю. Сама — дала. «И»… Думала. Что; и «она» же все это — сама. Одна… Но!.. «Кто» бы говорил, «мычал», правда? Ей же противно — бить: но она бьет. А делать из-за и из этого всего — еще и конфетку?.. Да. Ну да… Стала бы она и заморачиваться: так?.. И я, вот, думаю, что: нет! Как и «нет»: каждый день. Не «каждый день». Нет… «Два-три»… раза… в неделю. «Мастером» — было бы назвать его: слишком сильно и… мощно, равно как и ее же все Маргаритой, поэтому… Он — как бы и был; но и «как бы» и нет. Но и все — без «обезбола»!.. «Поэтому»… Приходится — глушить «внешнее»: внутренним. «Градусом», да, и во-внутрь. И в этом, знаешь, есть «плюс»!.. «Такой себе», не спорю, но и все же. Хоть: какой-то!.. Уж. Надо же уметь — радоваться мелочам; и всегда искать что-то положительное… во всем. Хоть; и что-то же все же «положительное» в… нашей… «моей» ситуации!.. Пока все это дело заживает — меня не трогают. А после: по новой!.. Уже — без градуса; но и с солью… из моих глаз. И «металлом» же все… и из ран. Простор для фантазии и воображения — мое тело!.. Даже и не представляю: «как» ей было тяжело, тяжко и… туго, когда рисунок — только за — и начинался. И она просто не могла позволить себе — «большего». «Теперь»!.. Теперь же: не в силах позволить себе — меньшего…

Полупустой вагон… С «кривыми», на первый взгляд, людьми. «Косыми»?.. Нет!.. Они просто пытаются — незаметно для себя, а и тем более «меня», прояснить и выяснить: весь масштаб трагедии. Ну и «опасности» же все… «Конечно»!.. От девушки же, вроде меня, «от меня», с початой бутылкой вина и… без горла. Гор-лыш-ка!.. Никогда не умела пользоваться штопором и… прочими «дополнительными» приспособлениями: вроде ключей, ножей и… вилок. Ни до ангела: в себе и… до. Ни до демона: там же и… «после». Поэтому!.. Либо: пробку внутрь. Либо: горлышко наружу и… вне. Ну а когда они узнают всю суть и… истину, восприняв ее не по «деталям», вроде косметики и… одежды, обуви; каких-то аксессуаров и гаджетов, «бутылки»; когда увидят все, в целости и общем, тогда-то они уже не воспримут меняя более, чем: как алкоголичку. Но и благо же все — не «менее»! Обойдут — стороной и… пройдут мимо. В отличие же все и от детей!.. Дети… «Дети», кажется, бесстрашные — ко всему и всем. Предлагают: свои же печенья и вафли, конфеты!.. «Бездонная доброта»! Со сладостями же все, как бонус. Хоть и пить же все вместе — отказываются!.. Да я и не предлагаю. Еще — адекватная, вроде как. В этом разрезе: по крайней мере!.. С каким-то левым парнем и… такой же девушкой. По чуть-чуть!.. За мои… За мо-й год: к ряду. И рисунок, такой же все, к и «в» коже… К общему же всему, да, и «полотну»!.. Какой-то ребенок — даже ухитряется и прикипает к моему мишке!.. Имеющему, к слову, даже и свое личное место: в моем рюкзаке. Не говоря уж и за «сердце»… Подарок бывшего парня! Единственный!.. Который я не выкинула. Оставила, да, себе! «Привыкла»… Но малышка; а это была «девочка», лет пяти-шести; так долго и дотошно его рассматривала, что я даже подумала ей его отдать, раз «так» понравился. Я-то — «взрослая уже»… для игрушек. «Вроде»… Но и ее мать — увела ее раньше, выходя на «их» станции; будто мысли мои читая и запрещая своему чаду взаимодействовать хоть как-то с такой, как я.

Уходят!.. «Все». Все — уходят. «Уходят» — все… А я — остаюсь, «продолжаю» мешать слезы с алкоголем; и «их» образы; между собой. Выводя для себя — контурно, но и «мутно» же все одновременно; в прозрачных, а когда и цветных «кружочках и квадратиках»; различая — по голосам и росту, как и полу… и возрасту. Так круто!.. Поглаживая же еще при этом — мягкую шкурку «моей живности» с подушкой, пришитой к лапам: за счет чего же еще, кстати, он мог распластаться на мне; и не гундеть — за и на мои же все «кости». Эх… Да!.. Личное место — еще и в метро? Ха!.. Личн-ая… «я».

Но и все же могло быть и хуже, па!.. Я б — могла и «стояла» бы… в забитом донельзя вагоне, а не лежала на… «целой» скамье!.. С игрушкой же все и на животе. «Минеральное вино»!.. Он — ценит мои хохмы и… молчит. Только — смотрит своими черными глазками-бусинками!.. И «молчит». Тишина… Разбиваемая — лишь грохотом колес: о скрипучие рельсы. Сам вагон тоже скрипит — не меньше, но я встраиваюсь в этот момент-поток, стук… и вспоминаю рассказы Александра: о тех еще, «старых» поездах. «Самых первых»!.. Когда они еще были: на угле. Представляю — их. Представляю себя — в них… И ухожу — в себя же: от оставшихся и… заходящих в вагон: на «новых» станциях. Не смотрю уже — на них. Тем более: в глаза!.. Сдались мне их: уже и жалость, скорбь!.. Сдалось: и «сострадание»!.. Лучше бы и дальше — считали: алкоголичкой. «Ребенок-сирота… с разрушенной психикой»!.. Так хоть — одно б слово было. Без «уточнения»!.. Уменьшили б — и сотрясание воздуха. Хотя бы: до прибытия. А по нему, «приезду», меня ждут: дом и… квартира. Отключение — от реальности!.. Ночь. С небольшим жаром и… «Температурой»!.. В полном забытьи и… бреду. В метании — по кровати: в попытке — то ли разодрать себе кожу, то ли и замотаться так, чтобы даже минимально не касаться себя. А утром… «Утром» — университет!.. Мои друзья. От которых я — запрусь: сначала — внутренне; после — и внешне, придя обратно домой. Попрошу — молчать и… не спрашивать: ни о чем. «Ком»!.. А там: и за «болезненную» мимику, стоны и… прихрамывания. Забыть, «по возможности», об этом; и «сейчас»! Не делать: акцента. Но и каждый из них про себя же все же произнесет: «Я же говорил(а)». А я — поблагодарю за это уже; и их: про себя. Я ведь тоже: говорила. Но и как-то же все: не подействовало!.. «А кто тебя (меня) послушал?..».

ПЫ.СЫ. Да, мы — неидеальная семья. Никогда ею не были; и не стремились!.. Да и уже ведь: не станем! Не «будем». Но у нас всегда было — одно общее чувство. Объединяющее… нас. Хоть и иногда. «Любовь»!.. Теперь же — и его не осталось… Разве: внутри и… под черными же все линиями. Ну и в подушке же все того же «моего» мишки, которая «так» отчетливо пахнет… «Розами»!.. Но и не «яркими». Не ярко. А!.. Потухающе и… затухающе же все. Будто и отцветающе… как-то. Сухими лепестками. Но и только же, лишь с ними — мне легче засыпается и просыпается. Так что!.. И на том: «Спасибо». Без кошмаров!.. Стараюсь — спать с ним! А когда не выходит: писать по ночам. И высыпаться — уже затем; и с ним. За все сутки… Или терпеть кошмары!..

— «Кого» же еще. Ну да. Ну да!.. — Усмехнулся он, возвращая лист в его первозданный вид, «сложенный вдвое», и укладывая его затем вместе со всеми: во внутренний же карман своего белого пиджака. После чего — оправил наброшенный поверх него и, надо все же признать, «на скорую руку»; но и ему же — все можно; белый больничный халат, в цвет им же бахилы, постучал немного ногами по полу, чтобы размять «вставшие» мышцы, и, решив дочитать оставшееся уже после, обратил все свое внимание, наконец, на пациента, смотрящего на него от самого его же появления здесь усталыми, но и скорее же куда более болезненными карими глазами. — Как дела, брат?.. Не могу сказать, что рад нашей встрече, но!.. Как вижу — обстоятельства прямо-таки и требовали: жертв. Да еще и каких!.. Моего — появления-возвращения… сюда? — И уже своими, такими же, глазами, их взглядом, коснулся букетов цветов, расставленных вокруг больничной койки, на полу, по тумбочкам и подоконникам, и ярко контрастирующих на фоне белого же все же помещения, такой же мебели: как пара деревянных тумбочек у металлического каркаса, заправленной соответствующим же тканевым постельным бельем, кровати; и белой же больничной рубахи «второго». Не говоря уж: за металлические светильники над ними, стулья, на одном из которых уже восседал и сам «гость» и саму же входную дверь. Сама же палата была — одноместной, что позволяло не только говорить достаточно громко и отчетливо; но и приносить такие презенты, не боясь «сторонней» аллергии или нелюбви, в общем, к «флоре и фауне». — Миленько тут у тебя…

— Я и сам не хотел, но что поделать!.. — Откашлялся «больной», прикрывая рот правой рукой и тут же возвращая ее на место, параллельно же левой, почувствовав неприятное жжение: от неправильного положения и сместившегося катетера в ней. — Дочь пока не согласна — на замену; как и подменять же все меня. Что уж говорить — за полное обучение: для полноценной смены меня на посту. А волновать — ее?.. Тем более: вырывать — из ее же жизни? Заставляя делать то, чего она не хотела; и не хочет? Принуждая к этому!.. Да-к еще: и насильно! Я — не хочу. Вот и пришлось вновь выбирать: из двух зол!.. Она бы меня — возненавидела. И поболее: твоего, между прочим. Собственно, как и моего. Как и я же все — сам; и эти букеты! Это же: не от нее?.. Ты же ей — ничего не сказал?!

— Я ее еще для этого — не видел!.. Как и «в принципе»… — Фыркнул «проведывающий», но затем заметил взгляд того на себе, после — и на своем пиджаке, явно указывающий на «внутренности» его, и закатил глаза. — Не «по твою душу»: по работе!.. И вообще: да, не видел — ни для чего! Кого… В ближайшие дни — наведаюсь, возможно. Но — и ничего из этого, как и из всего того, что здесь… а уж и тем более сейчас, не скажу, как и обещал!.. Она — не знает. И ничего не узнает… Пока. Во всяком случае!.. Будь спокоен и… выздоравливай! — И вновь, но и уже куда более серьезным взглядом, прошелся по прозрачным стеклянным вазам. — Я узнаю: можно ли их убрать. Но пока — пусть так!.. Они их будут менять; и периодически — приставлять… и отставлять. Знаю: выглядит — странно! Как «ведьмовской круг». Но… Однотонность!.. Темно-синий, плавно переходящий в фиолетовый и… черный. «Успокаивает». Не находишь?..

— Ни они. Ни их «название»!.. — Отрицательно покачала головой мужчина на кровати. — Ни имя: которым они являются; и которое же — являют. И которая, если и не София, точно их мне передала. Еще — и в своем цвете. Конечно!.. Кто, если не она? Сказал — ей?..

— Ну!.. — Хохотнул рядом же все с ним сидящий. — Даже если бы и не сказал — она бы все равно: все сама узнала. «Жена», все-таки… Какая-никакая!..

— Какая-никакая: это ты верно подметил. Почти. Именно же. И… «Никакая»!.. — И подхватил затем его смех, перебиваясь на кашель, а после — и вовсе им окончательно зайдясь. Что, и до сих пор же все сидящему, пришлось даже подскочить и все-таки позвать врача или медсестру, медбрата, на худой конец: дабы не ухудшить положения вещей совсем. Сейчас!.. Да еще и при себе. Тут же в палату вбежал медперсонал, из двух медсестер и медбратьев, в той же униформе, что и пришедший, плюс еще шапочки и маски, вернул пациента в горизонтальное положение и надел на лицо уже его и прозрачную маску для дыхания, которую он, перед приходом «гостя», все же снял: надеясь поговорить; так еще и немного подышать самостоятельно; чтобы не выглядеть уж совсем, еще более жалостливо и жалко. А ведь, казалось бы, так неожиданно подхваченное недомогание, больше похожее на «отравление», не должно было так же надолго вывести его из себя и сбить, выбить же из колеи, равновесия, баланса и гармонии, оставив Совет: без одного, пусть и не из главных, но и его же все членов. Ему просто нельзя было терять — сноровку; и свой же стержень. Свое положение и статус. Имидж и авторитет. Репутацию, в конце-то концов!.. Как вообще, так и будучи сейчас буквально прикованным и «привязанным» к койке: дабы минимизировать вред себе, возможно, окружающим и отдыхать. Спокойно — отдыхать, набираясь сил и выздоравливая, поправляясь. Но и что уж поделать!.. А делать нечего — только все же: выше перечисленное; и со строжайшим же соблюдением. И, бросив свой крайний взгляд на дверь, в которой задержался его «брат», перед тем, как ему введут все же успокоительное вместе со снотворным, чтобы он одновременно здорово и здорово поспал, он все-таки прошептал в маску, зная, что тот все равно услышит, как бы и что бы он ни сказал. — Присмотри — за всем. И за ней!.. От… моего лица. Как… как доверенное, Ан… Андрей!..

— Не беспокойся, Серег!.. Все — сделаю. В лучшем виде. Не подведу!.. И обязательно оправдаю — твои ожидания. Оценив твое доверие, так сказать и таким же, вот, образом, по высшему разряду и… достоинству!.. — И, подмигнув, тот тут же выскользнул-вылетел из палаты: отряхивая только ему видимую пыль с рук и ног. — Тьфу!.. Святоши. Да-да… И без тебя — разобрался уже, бра-тец! А к белому… Хм… Что ж!.. И вполне же себе — адаптироваться можно! Не привыкнуть. Не навсегда… И все же!..

Затем, легким движением изъяв прочитанный ранее листок из «закромов», вновь пробежался уже и своим карим взглядом по строчкам, правда уже и куда более темным, а после — и совсем же черным; но и только же для того, чтобы полностью изменив письмо, как и адресата, «написать»: «Роза!.. Планы — меняются. Девчонку — ввели в игру!.. Не ждем никакого воскресенья — выступаем и приступаем же: завтра». А следом, обратив его черной дымкой, «сжечь», как и все же листы вместе с ним, передавая их, таким образом, отсюда — туда, вниз. Но и «целым» — только первый и основной, «титульный» лист!.. Поигрывая на языке: закатно-рассветную прохладу… над горящими торфяниками.

****

Показавшись из ванной комнаты со светло-серым средним махровым полотенцем на голове, которым еще пока промакивал ее и волосы, парень улыбнулся открывшейся ему картине, состоящей, в общем, казалось бы и как всегда: из самой же уже и спальной комнаты и кровати; но и в кои-то веки — не «пустых». Ведь и, буквально утопая в черном шелке пастельного белья и с темными же волосами, разбросанными по подушке, в его постели лежала — никто иная: как София!.. С медведем. «Так» уместно — для него же самого и нее; но и так не уместно — для самого же Егора: так как расположился «косолапый» — не где-нибудь, а прямо и ровно на ее груди. Пока и она же сама — смотрела на него «во все» свои глаза и в его же все черные-бусины одновременно, не отрывая взгляда и почти не моргая: словно бы и мысленно еще так — общаясь с ним. И только, когда с левого боку от нее промялся матрас, оторвала-отвела его, тут же встречаясь своими светло-карими со светло-синими глазами хозяина сей «опочивальни»: демонстрируя еще тем самым и друг другу, что и оба, здесь и сейчас, были спокойны как никогда; и тут же — как внутри, так и снаружи. Зрачки же их глаз — так же все: не были расширены. Что еще раз доказывало и позволяло же увидеть: весь свет и цвет их; без спектра и оттенков. Как и всю истинность же: чувств, эмоций и ощущений. Всю натуру и… не только перед «собой». Прикрытую, разве что, покрывалом!.. Ну а под ним: черным спортивным нижним бельем — у нее; и такого же цвета боксерами — уже у него.

Но и полежав так еще какое-то время на спине, брюнетка все же подвинулась к блондину и, перевернувшись так, чтобы могла головой разместиться на его груди, натянула покрывало повыше; параллельно — укрыв им еще и игрушку, почти с головой.

— Меня одного пугает — этот его взгляд?.. — Хмыкнул Егор, проведя левой ладонью по его макушке и тут же пряча ее, вместе с носом и… всего же его, под покрывалом; когда же София и вдруг повернула его мордой к нему. — Не поворачивай его — на меня!

— Ну, Егор!.. Он же — задохнется! — Отпихнула его руку София, высовывая медведя вновь «на свет». — И кто бы говорил, между прочим!.. У него — еще добрые, хоть и черные, глаза. И да!.. Пусть и черные — совершенно, но… Не как же все; и у вас!

— Ауч!.. А вот это — обидно было, знаешь? — Насупился блондин, получая затем легкий щелчок с правой же ее свободной от мишки руки по носу. — Ой, кто-то сейчас получит!.. — И уже его обе руки, до этого расположенные за головой, нырнули под легкую ткань покрывала и ущипнули ее за правый бок. А после — и за левый!.. Вызывая тут же — ее легкий смех и быстрое барахтанье: в попытках избавиться от щекотливых ощущений и рук, их же все и вызывающих. — «Кого-то» — и медведь не спасет!.. Его б — кто спас. И ее!.. Да и пусть не возникает — сам, между прочим!.. Ведь я мог бы, и вполне, ему предъявить сейчас: и за положение тел! А конкретно — его и на тебе. Но молчу: же!.. В который раз.

— Ты опять — ревнуешь. Снова!.. — И, вновь отвернув свою голову от моськи игрушки, она перевела свой взгляд на другую: менее радостную; так еще и с таким хмурым прищуром!.. Что и пришлось же ей, развернувшись уже и полностью на левый бок, обнять игрушку обеими руками, прижав ее к себе, и тут же спрятать ее уже и самой под покрывало, продолжая теперь смотреть лишь на парня. — И к кому?.. Чему! К игрушке?.. Правда, что ли?! Все настолько — плохо? Нет, я, конечно, думала… И поняла: уже. Там. И… С тем! Тем-и!.. Но и не приняла, не думала же, что у тебя — такая и настолько же: низкая самооценка. Хотя, нет!.. Не так. Что она, вообще и в принципе, является такой и… таковой! Да и есть же… еще, несмотря ни на что; и при всем же э-том!

— Кому понравится — делить кровать на… троих?.. — Выплюнул он, обнимая девушку левой рукой за талию, в то же время, как и правую, уложив под ее же все голову: тем самым — поворачиваясь полностью на свой же правый бок и придвигаясь к ней ближе.

— Кому, как оказалась, они только и заходят!.. «Тройнички».

— Ну… Не с игрушкой же!.. — Хохотнул блондин и тут же шикнул-фыркнул себе же под нос. — Черт!.. Не знал бы — сказал, что: дежавю. Вот «такие» отсылки — мне не нравятся!.. А относительно: тройничков… И не только!.. Мне и «парные сеансы» из двух, вполне себе, нравятся и… очень даже устраивают!.. — Осклабился он, но и тут же сменил свое игривое настроение на заинтересованное, под серьезным и внимательным взглядом Софии: думающей о чем-то своем, но и смотрящей, при этом, на него; на него, но и будто бы — вскользь, сквозь него. — А теперь — меня пугаешь: ты!.. Вытаскивай — медведя: он, в сравнении с тобой сейчас, очень даже неплох! — И, не дождавшись ее каких-либо слов, как и действий, снял свою левую руку с нее и сам изъял из ее рук игрушку, уложив ее уже на себя; после того, как и сам же упал обратно на спину и обхватил медведя двумя руками. — Стоило догадаться, что так просто все: не кончится!.. И ты же так же «легко» эту всю ситуацию — не отпустишь. Я б — не отпустил!.. Ничего нового.

— Я — не об этом!.. Но… — Вернувшись на подушку без игрушки и «обняв» уже ее своими обеими руками, София взглянула на парня; а после — и на его же уже махинации с медведем: как он сначала его просто гладил, а затем — и начал перебирать в руках его лапы с подушкой; так, хоть и как прежде же все по-своему, «играя» с ним. — Раз ты начал!.. Егор. Как ты и правильно подметил… «Сказал»!.. Я не скажу тебе — ничего другого. Как и не скажу: ничего «иного». В сравнении же все и с тем, что и о чем же я говорила — чуть ранее; и тебе же. Но!.. Да. Я немного в шоке!.. И да «немного» — это еще: сильно сказано. Я просто в невероятном шоке — от того: насколько — «мы» похожи! И насколько моя же все версия с двойниками, ака «братьями-сестрами-близнецами», оказалась: рабочей. Начала же — работу. И… «Работать»: с меня же все; и моего отца. Может, и там — все не так чисто и… Моя интуиция — не только здесь: не врет?!

— Не думаю, что твой отец бы — промолчал: про то и… про другое!.. — Отрицательно покачал головой Егор, не смотря на нее. — Ведь это… Он бы «по-любому» сказал: будь ты — вторым ребенком!.. Или «племянницей». Для своего же… брата. И да, конечно, отрицать — ничего и никого, никогда не стоит!.. Как и то, что «вы» могли быть… Она — могла быть… и являться… твоим «клоном». Так или иначе: у всех нас — они же есть. И разбросаны… где-то по Земле!..

— Или я — и ее!.. — Пожала плечами девушка, но и тут же затем тушуясь: словив начинающий темнеть взгляд, из темноты же все и комнаты, на себе. И да, она не видела его, но прекрасно чувствовала: его; и как повело, повеяло же холодом. И это уж точно — не морозная свежесть кондиционера для белья. Да и не ветер — из приоткрытого окна. Не прохлада и бриз… с моря. Морозное море!.. — Ладно!.. Прости. Я написала ему — об этом. Не знаю: ответит ли?.. Но, да, ты вновь прав: отрицать — нельзя! Как и то, что у него — могли быть «существенные причины»: чтобы не посвящать меня — в это. Но посвятить, допустим, Александра!.. Что и из всего, кажется, куда более: верным и насущным. Тогда хотя бы — было бы логично!.. Учитывая: сколько времени я провела там, изредка спускаясь сюда. Вестимо же все — в моменты: когда отец и мог держать же ее сам — под контролем. Как и «Розу»!.. Опять же — стало бы понятно: почему он так редко был со мной, уделяя все же свое внимание… ей. И «им»!.. И пусть же это все по итогу — никак не помогло… Но!.. Тогда бы, ее двадцать один год, из моих же все и двадцати двух, стали бы — вполне себе: реальными и объективными. Они бы — обрели оболочку: в лице… Ее. И тут же — потеряли: когда он… убрал ее, спустив уже меня. И!.. — Тут она осеклась и прервала сама же себя, все так же не видя, но ощущая его, какую-никакую, а грусть: если не по ней и тем временам, то по себе в них и с ней. — Прости, еще раз!.. Еще хуже, чем «с клоном».

— Ничего… — отмахнулся парень, убирая, наконец, медведя на тумбу: со своей же стороны кровати; и повернулся к брюнетке на правый бок, складывая руки под подушкой. На что и она же слегка улыбнулась и повторила за ним, повернувшись с живота на левый. — В любом случае: пока мы этого — не знаем. И… Знаем то, что знаем. Спасибо: и на этом!

— За что?.. — Прищурилась София, в попытках все-таки разглядеть его и его же все эмоции, чувства и ощущения, во все еще кромешной темноте. Но и тут же почти сдавшись, решив, просто-напросто, не тратить зря время, как и силы с нервными клетками, решила пока отдать все на поруки своим же уже чувствам и эмоциям, как и ощущениям с касаниями: чем, кстати, не преминула воспользоваться сразу же — и дотронулась своей же правой ладонью до его левой щеки; о которую он тут же и так же, сразу же потерся, будто бы и только этого же и ждал.

— За то, что не убежала. И… Не ушла!.. За то, что осталась. Хотя: могла. И я бы — понял… Не «принял» бы. Возможно… Опять же: сразу!.. Но — со временем…

— Боюсь, с сестрой — такое: не прокатит!.. — Грузно выдохнула она и хотела было вернуть ладонь опять под подушку, как та была перехвачена его уже и левой рукой и прижата ей же к нему: с другой стороны; оставшись между его лицом и его же ладонью.

— Ее — нет, ладно?!.. — По словам, разделяя каждое и отделяя его от предыдущего и последующего, проговорил он. — И не «будет». Что бы Роза там ни чудила!.. Совпало «так» или действительно она пыталась бы… и «пытается»… ее возродить — через тебя?.. Это — ничего не меняет; и не «изменит»! Ее, как и Розу, вернут «туда», откуда же вторая первую и достала!.. И куда сама же «вторая» с ней туда — и по… уйдет. Заслуженно!..

— Ты так спокойно об этом говоришь!.. Тебе ее, вот, совсем-совсем — не жалко?.. Ан-ну! — И как бы ни хотела, а голос все же «сдал», во всех же смыслах, и дрогнул на имени: да-к еще и когда его же рука — чуть сильнее, чем прежде, сжала ее; и вдвойне. Давая же еще, и тем самым, ей понять, что она вновь же через густой лес — вышла на голое минное поле… без миноискателя; идя «по приборам», только на ощупь и буквально же все — по больным и болевым… «болезненным» еще точкам. Садистка!..

— Нисколько.

— Она ведь «помогала» ей, Розе, до меня, да?.. Делать то, что та делала и… «делает» же… сейчас: со мной и… другими; «во время» же уже — меня!

— Да.

— И поплатилась — за это?.. — Последний вопрос — не был, да и не «стал» же все в процессе «вопросом», как таковым, скорее уже и именно: утверждением. Но он и здесь нашел в себе силы, после обстрела ее, с остаточно-осадочным сиреневым флером, и его одиночно-односложными же ответами, хоть и просто уже кивнуть: опуская и пуская, спуская затем ее ладонь по своей же щеке, перед этим оставив легкий поцелуй на ладони.

— Это было — до или после того, как она тебя?.. — Но и так и не договорим-спросив, София сглотнула, максимально тактично и методично стараясь преодолеть и преодолевать не только его, но уже и «свои» для себя же ловушки. — Как она ушла. От тебя… И к Владу.

— После. Он мне — и рассказал об этом, кстати!.. Не размениваясь… на большее. Сказал, что… «Ее забрал Совет». А после, что: «Розу все-таки оправдали — и она вышла сухой из воды, повесив же все: на нее». Представляешь!.. — Так и не сдержал еще того удивления, как видно еще не остывшего в нем, да и не нашедшего ответ на себя же самого, Егор. — Глава!.. «Главарь» и… Организатор! Вдруг… Ну ни с того ни с сего… Становится: свидетелем. То есть… Кто кого учил, а? И яйца ли — отвечают за курицу?..

— Ты с самого начала знал — об их… сговоре?.. — Она же все, как могла, старалась удержать свое же уже и удивление при себе: дабы выдать все «по-холоду» — и уползти затем по нему же; не создавая лишней претенциозности — на возможные и «вполне же себе» дополнительные подрывы… И себя же! Но голос вновь выдавал ее с потрохами — она была в шоке. — И что Роза — использует Анну: в этом всем… и для этого же всего!

— Не уверен в том, что… Кто кого еще и именно «использовал»!.. — Тяжело вздохнул блондин, прикрывая глаза, но так и не отпуская ее руку. — Она — вполне же могла затем войти во вкус и… Потеснить — ее!.. Сама. Анна!.. Да и как тут не войти: когда твоим учителем выступает — такая же… «сама»; самая же, что ни на есть, «влюбленная в демоническую жизнь», баба. Годно еще же к тому — промывающая, вымывающая чужое и… забивающая, параллельно, «своим»! Ну а Роза… Просто под шумок — воспользовалась этим, обрезав все свои хвосты: и указав — на ее. На хвосты… своей же ученицы!..

— Да уж!.. Это — похоже на Розу. Но и тогда: так, может?..

— Нет, Софи!.. — Шикнул он, обрывая ее и тут же распахивая свои глаза: смотрящие ровно и прямо же на нее и в ее; что и ей даже показалась, что она таки и увидела их черноту. От чего по спине ее — пробежали мурашки, вздымая мелкие волоски. — И даже, тем более, при таком раскладе — я ее не жалею и не соболезную, не сострадаю ей. Ни Анне!.. Ни Розе. Ни им обеим и… вместе же взятым!.. Чего уж там. Я и мало же того, что не принимаю это к себе и в себя — я не принимаю это: ни в ком и ни в чем. Но, да, хоть и по большей же части — все же: молчу. Стараюсь, во всяком случае!.. В неком роде — ЗОЖ’ник: среди «выпивох». Но вот и только когда этим еще и пользуются — в своих нелицеприятных, а там и «незаконных» целях!.. Я это ни то что не принимаю — я это не переношу!.. И пытаюсь же — от этого «избавиться»: тут же!.. Уверен, что если бы до меня это не сделали ребята — это сделал бы я. Сам!.. С ними. Да. Не «своими». Или без них! Уже и своих. Они же — промолчали и уберегли: от этого. Наверняка: зная и до. Не только до суда, но и всего!.. Но. Сказали — только после. И сказал же: Влад. Один из них!

— Не думаешь, что, как и в случае с тобой бы, где они были бы — под твоим главенством и направлением, контролем; так и с ним, Владом, они так же все были бы, как и есть, наверняка, но уже и под его?.. Мог он развернуть и провернуть такое — ради тебя?

— Мог!.. Почему нет? — Выдохнул спокойно блондин: и у нее вдруг отлегло — вместе с ним. — Но я, как ставил, так и ставлю — на Ксандера же все: до сих пор. Почему ты так усердно борешься за него, Влада: в моих глазах?.. — И, отпустив ее руку, наконец, из плена, опустил и свою уже левую руку под ткань покрывала, пройдясь лишь только пока и кончиками же пальцев — по ее же правому боку вниз: тормозя затем на линии талии и сжимая после слегка ее. — И продолжаешь бороться: из разу же в раз?

— Потому что вы оба — не-плохие!.. — Придвинулась к нему уже и сама ближе брюнетка, на ощупь попадая и говоря точно же в самые его губы. — И заслуживаете того, чтобы если и называться «семьей», то и быть ей. Что бы, и кто бы, там ни был… И что бы, и как, ни говорил. Ни встречался — по и на пути… И ни вставал, «встревал»: на нем же. Не «казаться», а быть!.. Не беря же в расчет — и кровные или не кровные узы, связи… И я уж не знаю: какой там основной был «камень преткновения»!.. И что он, или она, делал или делала. Как и сделал… или сделала. С вами… Но!..

— Им была: она!.. — Вновь перебил ее парень, оглаживая кожу и чувствуя, как под его касаниями формируются, а после — и сразу же разбегаются мурашки. Как рассредоточиваются удары тока: разнося электричество, как внутри нее, так и снаружи; и вокруг же них. И как ее же все и начавшее же лишь сбиваться дыхание, после — и вовсе сбилось, потяжелело в разы: и просто же — над-, а затем и подорвалось. — Ты удивишься, но… Да!.. Так «один элемент» — может напрочь разрушить годы и века единения: прожитые вместе и под одной же крышей. Как и один плохой поступок — все хорошие и… весь такой же опыт. За один щелчок!.. До этого — мы с таким и подобным не сталкивались. У нас все было — поровну. И только в этом же все вопросе и стало — раздельно. Потому что мы — не совпали вкусами!.. И дьявол же упаси, честное слово, совпасть: когда-либо! Повторять подобный-не-подобный опыт «еще раз» — я не хочу, не могу и… не намерен!

— Если он и повторится, то только как уже настоящий и… полноценный!.. — Кивнула София и улыбнулась. — И я все равно буду до последнего убеждена, и убеждать в этом всех и тебя, что это все: было играючи и во спасение тебя же! Перекинуть огонь — на себя; и принять его! Вот увидишь, так и будет. Потому что: так и было. Он. Твой. Брат!.. — И простучала затем каждое слово ногтем указательного пальца правой руки в его грудь. — Да и куда ему… со своей разношерстностью и разноперостью… в твою «однотонность»?

— Как быстро мы перешли от обиды к подтруниванию!.. — Ущипнул ее у ребер он, поднимаясь затем ладонью выше и стыкуясь с резинкой топа-лифа: пока не решаясь двигаться дальше или нырять под нее; просто — оглаживая кожу. — Не рановато ли?..

— В самый раз!.. — Улыбнулась еще шире она, чуть с опозданием следуя за ним и опуская свою правую руку с его же груди, за чем перенося ее уже за его спину: и начав оглаживать ей чуть выпирающие позвонки. — Но я — согласна!.. Повторять это — мало кому захочется: что с твоей стороны, что и с моей! — И тут же вновь задумалась, нахмурившись. — А какова все же вероятность встретить — такую же: еще одну? Не точь-в-точь!.. Но…

— Ноль! — Раскрыл широко глаза Егор, но и больше, как и для нее, именно интонацией выделил свой шок и ужас: от возможной да и подобной же вновь перспективы. — Это — первый и последний случай: такого, вот, «сходства». В остальных… Что — может быть. А может, и нет!.. Если только — какими-то отдельными деталями и… в мелочах. Но и это уже — извращенная полка Влада: с его параллелями и… «красными нитями». Между цветом волос… и глаз. Ростом и весом… Мне же — и вас хватило!.. И «хватит». Если и не на все время, то на ближайшее: так точно!.. Дос-та-точ-но! — И, сделав еще один акцент, «грузно выдохнул», дав, таким образом, еще и понять, что таки и закатил глаза. — Думал, одной — обойдется… Но тут — и «вторая» подкатила. Так нарисовалась, что и… не сотрешь! Теперь: точно — все! Больше — и не надо. Да и не куда!..

— Мы вернулись — к началу? К «обиде»?!.. — Отстранилась вмиг от него София, но и тут же вернулась обратно: посредством его же левой руки, возвратившейся на ее талию и затем перевернувшей ее саму, подмяв под своего же хозяина. — Я — м… могу!..

— Не сомневаюсь… — наклонился теперь уже и он к ней, нависая над ней на обеих своих руках и соединяя же, параллельно, их лица лбами. — Но — нет!.. Возвращаться мы — не будем. Мы тему эту — закрываем; и больше к ней — не возвращаемся!.. По крайней мере: сегодня. Сейчас. И… Здесь. — И, сев на ее ноги, сжав где-то между еще их и своими же по обеим сторонам, «провел» по ней только взглядом, с головы до пояса, по всем изгибам и округлостям. После чего — слегка еще и проследовал же следом, тем же все маршрутом, но уже и «на практике», своей же правой рукой, лишь костяшками пальцев, и все же: от шеи до живота, очерчивая контур и нижнего белья; под гулкие удары ее же сердца и хриплое, вновь сбившееся, так еще затем и ускорившееся в разы дыхание. — Кто бы мог подумать, что я все же тебя уговорю… — прошептал после он, не тая нотки удовольствия и прямо-таки удовлетворения в своем голосе.

— Как уговорил, так и «разговорившись», продолжив: вот так смотреть и так же все говорить!.. — Просипела она, боясь уже и сорваться: на том или ином слове. А там — и на той или иной уже букве: когда он все-таки вернулся взглядом к ее глазам, стоило ей только закончить говорить, и тут же срывая с ее губ тихий стон — под расширенные и почти поглотившие радужки черные зрачки; причем — у обоих.

— То есть, комплементы — отпадают? — Наклонился к ней совсем уже Егор и прошелся губами вверх по впалому животу и своду ребер. — И тем же макаром?..

— М-хм!.. — Облизнула губы София, заранее уже зная, да и затем уже и чувствуя, что это и мало же чем поможет и не помогло: она же будто вся и за мгновение — высохла; но только и не той частью тела, с которой контактировал и от — он; и перешла на жизнь и зависимость — от нее и ею же: как и от его уже и донельзя влажных касаний губ и языка. Буквально: впитывая эту самую влагу. И только так — борясь с обезвоживанием. — Иначе — это будет первый, и он же последний, раз, когда… я поддаюсь и поддалась на уговоры!

— Что ни говори, а девушка мне досталась: прекрасная!.. — Слушая томные вздохи и не менее тяжелые выдохи, он не без улыбки продолжал исследовать и пробовать ее и ее же кожу на вкус. А дойдя вновь до резинки — прикусил ее вместе… с кожей, внизу, а затем уже и вверху, чуть даже и засосав открытый участок груди, после чего — поднялся и к ключицам. — Никаких — комплиментов. Никаких — «хотелок»!.. Никакой меркантильности и, внимание, «материальщены», статусности!.. Никакой — важности и… значимости. Никакого: и значения. Никакой, опять-таки, значимости, но уже и цены, ценности «себя»!.. — И, оставив последний поцелуй у подножия шеи, вновь навис на руках по обе же стороны от ее головы и лица. — Ты отличаешься не только тем, что соединяешь «нас», не разделяя!.. Но и тем, что осталась. Как: вообще. Так и… «Со мной». Почему?..

— Возможно!.. Что и как раз — из-за этих же самых все «отличий»… — И поднялась на локтях рук к нему, чтобы уже и самой коснуться губами его: сначала — его правой стороны шеи, срывая уже и его тихий стон; после чего — прошла по подбородку и до губ, затем — снова по подбородку и опять возвращаясь на шею, только теперь уже именно прикусывая, кусая и зализывая свои следы: на ее середине-сердцевине и начавшем уже и ходить ходуном кадыке. — Тех, что ты все же нашел и так же все-таки увидел, различил и рассмотрел!.. Ты — захотел этого. В этом — была твоя нужда!.. А значит и, какая-никакая, значимость, значение и… ценность! Именно во мне, как «во мне», а не в… ней. И пусть меня это — все еще немного да и… коробит. Но я — смогу сделать: так же. Найду такие же в себе силы, как и ты, не смириться, а принять… и жить с этим!.. С тем, что когда-то — была она. А теперь, вот, есть: я!.. И… Что-то же подобное происходит со всеми бывшими и… нынешними, нет? Пусть у меня — и не было такого и… подобного еще! Но…

— То есть, я не похож — ни на кого из?.. — Поймал ее все-таки левой рукой за подбородок парень, отрывая от себя, когда она уже заканчивала с его левой стороной шеи: чтобы на этом вопросе, именно на этом, увидеть «ее» и ее же глаза.

— У меня их было — не так много!.. — Осекла теперь сама и перебила же его София. — Но и… Да. Собственно, как и он же все — в принципе: ни на кого. Просто иногда качество — серьезно так превышает и перевешивает количество; и далеко — не в лучшую сторону. А порой — и совсем же все плохо: в худшую!.. Что и отбивает всякого же рода и… всякое желание: не только сравнивать, перебивать и перевешивать, но и соперничать; «в принципе» и… продолжать вообще! Делать — что-либо, чтобы и… противостоять.

— Он что-то сделал тебе?.. — И пусть хватка стала чуть сильнее, но он продолжал контролировал ее, как и себя: еще помня — в ком причина. Как и то, что с последним — пока мог; а там — как пойдет. Не хотелось бы, конечно, чтобы отрезвляла, но и уж лучше: она, чем он. Да и очередная же вещь о… том. Долбанет же, явно, по всем яйцам сразу и мира — мало никому не покажется. Оставалось лишь надеяться, что и вернется: сторицей.

— Как «первый» и… последний? Определенно!.. И далеко — не по моей воле. Но… — А брови его, тем временем, позли: все выше и выше; пока и не пересекли только ему понятную и известную же грань, где буквально слетели вниз и на переносицу, являя взгляд, резко ставший из шокированного в ужасе — суровым. — Неважно!.. Это — в прошлом. Как и он!.. Хотя, если так подумать, не из-за него, но «по нему» — я стала спать: куда хуже. И… Он же — и исправил это. Хоть: что-то!.. Помог же мне восстановить — сон.

— Только не говори мне, что!.. — И взгляд Егора метнулся в сторону медведя, после чего на девушку… и обратно. — Выкину его — завтра же. Вместе: с постелью!..

— Егор!.. — Тут уже она обхватила его лицо руками и развернула к себе, проследим затем и за тем, чтобы и вместе с глазами, огладив его скулы и, тем самым, окончательно и обратно привлекая к себе его все внимание: тут же упавшего взора — сначала на ее губы, а после — и поднявшегося на и в ее глаза. — Все хорошо. Все в порядке!.. Слышишь? Уже… Его, как и Анны, нет! Точнее… В отличие — от Анны, да, он живой. Но!..

— Не-на-дол-го!.. — Рыкнул блондин, тут же меняя позу и садясь на постели, потянув с и за собой и девушку: усаживая ее затем сразу — сверху на себя и свои же ноги. — Та самая «заминка», да?.. Оговорочка… По Фрейду. С «он… а говорил… а». Про розы в медведе. И… В только начавшемся тогда и на капоте со мной же все: разговоре; закончившемся, как видно, только сейчас и… И то!.. При первом же не только телесном, но и душевном знакомстве-контакте. Ирония!.. Он ведь был знаком — с Розой. Да… И что-то мне подсказывает, что и до сих пор: есть. А такие люди — долго не живут. Просто: не должны!.. Он ведь — человек? — Брюнетке же ничего не оставалось, как кроме, хоть и еще задумчиво, но и уже, вместе же с тем, положительно кивнуть ему: пока не до конца догадываясь, понимая и принимая — к чему он это все и этим же клонит. — А они — вечные «шестерки»!.. И «на посылках» — до скончания… своих лет. Помнишь еще уже и другой наш с тобой разговор: про «инцест»? Не прямой!.. А про «солидарность»? Да и медведь же еще… этот. «С лепестками»!.. — И кивнул же еще головой в сторону игрушки. — Она напихала их — в его подушку и отдала тебе: через него. Наверняка: опасаясь всего того, что могло… и может еще — прийти в твои сны. Не столько страшного и ложного, для тебя, сколько страшного и… правдивого, для нее: и против же все… нее!.. «Кошмары» — не твои, а ее. Иначе бы — скрывать их, таким, вот, образом, она не стала. Да и не обратила бы вовсе внимания: изначально. Но она — обратила; и не обратила же, как раз, внимание — твое. Так еще и забила вновь голову «своим», ко всему же имеющемуся!.. В своем стиле.

— Есть… что-то: еще?.. — Нахмурилась брюнетка — и вдруг поймала «вину»: на задворках его глаз; вместе с закушенной нижней губой — в попытках скрыть, но и скорее уже, а там и именно размышляя — стоит ли и «говорить». — Егор…

— Мы не уверены — в этом!.. Но. Вполне возможно, что… Ты — не мученик. А!.. — И его взгляд упал вниз, параллельно с чем — еще и зубы скрипнули: под его же все и хриплый рык. — Те избиения были — из-за твоей «схожести». Не потому, что она ненавидела: ту. А потому, что, и как раз таки, ненавидела и ненавидит: тебя. Что ты — носишь, как бы, ее и… на, в себе. И ходишь — по земле, когда же она, ее же все и подопечная, вспомнила, ага, ученицу, нет. Да и твой отец!.. Вынеся приговор Анне, он…

–…вынес приговор — и мне: с ее рук!.. Рук «Розы»! — Кивнула она и усмехнулась, практически и не удивившись. А даже, и более того, где-то и на каком-то уровне, уже зная и… догадываясь: сопоставляя свою «узнаваемость» с чем-то или кем-то, кого та могла видеть в ней самой, Софии, вдруг прерываясь или делая «менее» больно; а после — будто бы и отдергивая себя, наваливаясь с новой силой. Удивлен же был — как раз: Егор. Что и показал: не только взглядом, но и чуть приоткрытым ртом — в немом вопросе. — Я предполагала — это. Точнее!.. — И усмехнулась, отрицательно покачав головой. — Она «узнавала» меня — так же ведь, как ты. Я видела — это: в ее глазах. Но — не могла никак понять, с чем или кем, это могло быть связано. Теперь же, вот, наконец, поняла!..

— Прости… — утвердительно качнул головой блондин и почти рухнул, с каким-то даже и гортанным ревом, в ямочку меж ее ключиц: вдыхая, упиваясь и, в то же самое время, «задыхаясь» ее запахом; таким горько-сладким, как и она же сама, «цветя и пахнув». Но и не он, что и скорее же, а там всегда и точно, лишь горчит, путая, а затем: только топит и «бьет», «бьет» и… — Мы оба — причинили тебе: столько боли!.. Что и я же вряд ли когда… Черт!.. Да и никогда, чего уж там, не смогу: вымолить прощения — у тебя. А если и «смогу», то и не у себя. У «себя» — я этого сделать: просто никак не смогу!..

— И совершенно напрасно!.. — Погладила его по голове девушка, зарываясь после пальцами правой руки в его короткие и светлые прядки на загривке. — И пусть то, что я говорила у университета — и не оказалось правдой, как таковой и… полноценной, но для меня: такой — она, как была, так и остается. Ты — укрепил меня: изнутри!.. А это, пусть и «извращенно», но… И куда теперь — без этого, а?.. — На что тут же раздался уже и его тихий смех, обжигая дыханием ее кожу. — Это — закалило меня!.. Выстроило, почти и внутренний же каркас, для борьбы с… внешними раздражителями и… раздражите-лем. Было — неприятно, да. И до сих пор!.. — А тут уже последовал — и легкий поцелуй в место, «обожженное», но и скорее же разожженное: его же дыханием. — Но там — уже на осадке и… остатке. Было: больно? Да. «Обидно»? Да. «Ненавидела»? Да… Но и не настолько, чтобы окончательно — сбить прицел сего чувства и перенести его на тебя, убрав, наоборот, с нее. Вы же всегда были — где-то рядом… и близко: не отдавая первенства другому. Не отставая!.. Буквально: нос к носу шли. Но это было — далеко не худшее. Далеко — нет!.. Что ты мог, и можешь же до сих пор, сделать: но так и не сделал. Как та же все и Роза, например. И нет!.. Я не сравниваю — вас. Тебя же — с ней. Я говорю — это, как факт!..

— Лучший… среди худших? — Оторвал-таки от нее и тут же поднял свою голову Егор, за чем последовал и «светлый» взгляд: пока руки — все еще поглаживали ее спину.

— Не худшее — определение и название, согласись!.. — Улыбнулась брюнетка, первая вовлекая его в поцелуй: уже не стопорясь и не отрываясь сама, вот только «но» и что сделал уже сам он: — Я все равно буду добиваться — твоего прощения!.. — Серьезно и твердо заявил-резюмировал он, убеждая не себя, а уже и ее в этом. — Даже, и тем более, если ты меня уже простила. Или только думаешь — об этом. Уже начала!.. Неважно. Просто: знай. Я сделаю все — для этого. Как: и «скажу». В-се!..

— Можешь начать — с нашего сна!.. — Обернулась к его тумбочке она и, чуть изогнувшись, тут же получив и парочку поцелуев в шею и подбородок, вернула медведя к себе, сжав его уже и между них. — Не знаю, говорил ли тебе Женя, но… подобного рода штуки… как потеря медведя или еще «отсутствие главного ингредиента в этом самом блюде»: вызывают… не самые приятные, прекрасные и «лучшие» ассоциации. Как и совсем не прекрасный и не лучший сон… вообще!.. Что и само собой уже подразумевает и вытекает из этого — ночке предстоит быть: веселой!..

— Она, так и так, обещала быть: таковой!.. — Ухмыльнулся блондин и, все же оторвавшись ненадолго от нее, взял медведя и швырнул его на балкон, тут же закрывая за ним и одной же из подушек, сброшенных с кровати, и дверь. — И «будет»!.. Лесной же житель — пока проветрится, подумает над своим поведением, если уж и не хозяина-хозяйки, не «тебя», и подышит свежим воздухом. Но завтра — я его со всем этим, чего он успел докоснуться, все равно выброшу!.. А и лучше: сожгу. Не считая: нас!.. — И, вновь прижавшись к ее губам, не спеша углубил поцелуй: ровно так же, как и развернул их обоих правым боком к кровати и медленно на нее опустил, аккуратно затем отрываясь и опуская свою левую руку на ее талию; а правую — укладывая под ее голову. — Совместный сон, кстати и к слову, предполагает и такой же утренний душ. Не говоря уж: за завтрак!.. Но и дальше этого — мы заходить не будем!.. Пока, во всяком случае. Это явно — не тот случай: когда одна боль — может и должна сменяться другой. Пусть еще — и на грани: с удовольствием!.. Не будем — спешить. Будем отвыкать и вновь привыкать — постепенно!..