Чужие сны

Ян Валетов, 2018

Есть мир, умирающий от жара солнца. Есть мир, умирающий от космического холода. И есть наш мир – поле боя между холодом и жаром. Существует единственный путь вернуть лед и пламя в состояние равновесия – уничтожить соперника: диверсанты-джамперы, генетика которых позволяет перемещаться между параллельными пространствами, сходятся в смертельной схватке на улицах земных городов. Писатель Денис Давыдов и его жена Карина никогда не слышали о Параллелях, но стали солдатами в чужой войне. Сможет ли Давыдов силой своего таланта остановить неизбежную гибель мира? Победит ли любовь к мужу кровожадную воительницу, проснувшуюся в сознании Карины? Может быть, сны подскажут им путь к спасению? Странные сны. Чужие сны.

Глава 5

Мир Зеро. Будапешт, Венгрия. Октябрь.

Есть вещи, к которым привыкнуть нельзя. Даже если ты джампер со стажем: переход — это всегда переход.

Кирилл ударился грудью о рулевое колесо. Удар был не так силен, чтобы треснули ребра, но вполне достаточен, чтобы забить дыхание. Давыдов покраснел лицом, постарался вдохнуть, но лишь издал сипение и захлопал губами, как боксер, которому попали в солнечное сплетение.

Ему повезло — он не потерял сознание и успел выровнять машину до того, как пробил ограждение моста. Еще пара секунд, и она бы улетела вниз, в серые воды здешней реки. Продолжая хватать ртом воздух, Давыдов несколько раз энергично крутанул руль. Инстинкт самосохранения подсказывал ему тормозить, но он, вопреки рефлексу, придавил педаль газа вместо педали тормоза и таки умудрился увести автомобиль из-под огромного туристического автобуса, едущего навстречу.

До смерти оставались сантиметры, а возможно, и меньше, у него не было времени над этим размышлять. Действовать. Действовать! Для начала понять, кто он и где.

Он даже не сразу сообразил, что в уши ему бьет не визг покрышек, а пронзительный вопль двух пассажирок на заднем сиденье. Перекошенные от страха лица девушек отражались в зеркале заднего вида, вернее, даже не лица, а распахнутые до предела рты. Работу дантиста и состояние миндалин можно было оценить, не вставая с водительского места.

Нужно было входить в роль и в здешнее тело — времени мало, до получаса, считая резерв. Разум Кирилла работал быстро, на пределе возможностей.

Руки у его нынешнего носителя нестарые, ощущения, что он попал в изношенный организм, тоже нет. Можно считать, что повезло. Это первый плюс.

Город… Если джамп расчетный, то это…

Да. Знакомый пейзаж — тысячи открыток когда-то растиражировали по миру эти крыши, реку, мосты и замок, обнесенный стеной.

Рыбацкий бастион. Будапешт. Отлично. На месте. Плюс номер два.

Резким движением он повернул к себе зеркало заднего вида.

От сорока до пятидесяти. Белый. Европеец. Смугловат. Волосы темные, редкие, зачесаны назад. Седины практически нет, значит, носитель красится. Это не плюс, но приятная деталь.

Руки… На среднем и указательном пальце руки, лежащей на баранке, кожа желтоватая. Курит.

Одет в легкий свитер-водолазку, джинсы и пиджак. Слегка не по сезону, но день теплый, солнечный — замерзнуть трудно. Для конца октября просто превосходный день.

Машина — такси. Рация, электронный таксометр, на экране 3 евро. Лицензия с фотографией — Ференц Месар, 47 лет, адрес здешний. Марка автомобиля «фольксваген», если судить по эмблеме в центре баранки. Не первой свежести, не лучшей комплектации: сиденья даже не тканевые: винил — дешевый развозной вариант. Такой же дешевый, как и часы с потертым ремешком на левой руке таксиста. То есть, поправил себя Давыдов, на его собственной левой руке.

Не замедляя хода, Кирилл распахнул бардачок и вывернул его содержимое на свободное переднее сиденье. Ничего полезного. Он на всякий случай пошарил в глубине перчаточного ящика. Ни ножа, ни пистолета — а откуда, собственно, им там взяться? Только куча старых чеков, несколько леденцов, липких от старости, смятая пачка дешевых сигарет, монетки. Черт! Зато сзади восседают две крикливые дамы: одной хорошо за тридцать, второй чуть до тридцати. Обе белобрысые. Обе испуганные. Обе истеричные. У младшей от шока дрожат губы. Старшая зла как мегера! Того гляди вцепится в загривок. Только этого еще и не хватало.

— Все в порядке! — сказал Давыдов по-английски и изобразил на лице подобие улыбки. — Не надо волноваться!

— Дебил, — прошипела старшая на чистом русском. С чувством прошипела, с большим желанием съездить неуклюжему таксисту по физиономии. — Ты же нас чуть не угробил, мудак! Куда едешь? Куда ты прешь? Мила, не бойся! Я сейчас такое устрою этому козлу! Ты чего на дорогу не смотришь, а, животное?

Кирилл едва сдержался, чтобы не расхохотаться.

Соотечественницы. Ну, почти соотечественницы. Можно считать, землячки — пусть из здешнего мира, но до боли знакомые персонажи. Такие и сейчас водятся далеко на севере, там, где Мурманская Ривьера, пальмы, зеленая до невозможности трава и мох на скалах…

Южнее такие экземпляры встречаются редко, больно уж суровы условия. Не выживают принцессы в условиях нового мира.

Давыдов глянул через плечо, столкнулся с прожигающим насквозь взглядом старшей блондинки и неожиданно ей подмигнул.

— Ничего, сестренка, считай — приехали!

Дама задохнулась от возмущения, не сразу сообразив, что с ней говорят на ее языке.

— Сестренка? Какая я тебе сестренка, быдлан!

А Кирилл уже забыл и о ней, и о перепуганной подруге Милочке — девице невнятного возраста с заячьим двузубым оскалом, примерзшим к белесому личику. Были дела поважнее, и время не уходило: оно истекало, словно вино из треснувшей бутылки — быстро, неумолимо, бесконтрольно. Давыдов не мог точно определить, но прошло не менее трех минут с тех пор, как он влетел в тело носителя, выбив из Ференца Месара сознание и заставив приложиться грудью о руль.

Значит, так…

Он едет из Буды в Пешт, слева видно здание Парламента. Значит, если он правильно помнит карту, это Цепной мост. Слева виден мост Маргид. Сто процентов из ста — он везет пассажирок на шопинг. Сорри, дамочки, но с шопингом выйдет незадача. Вы-то на него, конечно, обязательно попадете, но довезет вас кто-нибудь другой.

Кирилл швырнул «фольксваген» в поворот, не снижая скорости. Машину занесло. Покрышки и соотечественницы завизжали одновременно, но автомобиль не перевернулся, а, вильнув хвостом перед самым носом представительского «мерседеса», подплывавшего к стеклянному кубу отеля со стороны города, благополучно затормозил возле «Интерконтиненталя». Гулко ударившись рычагами о гранитный бордюр, «фолькс» остановился передними колесами на газоне.

Давыдов заглушил двигатель и вывалился из салона, не обращая внимания на ругань, несущуюся ему вслед. Секундная стрелка неумолимо двигалась по кругу, а сделать предстояло много. Или не сделать. Тут уж как повезет.

Молодая пара с ребенком. У девушки рука должна быть на перевязи — в лангете. Мужчину и ребенка можно и не трогать.

Девушку нужно убить.

Он понятия не имел, что рассчитал компьютер — какой именно жгут и с какой вероятностью был прикреплен к неизвестной ему молодой женщине. Он вообще старался не думать о ней как о женщине — иначе пришлось бы думать о себе как об убийце. Он не убийца. Он делает свою работу. От этой работы зависит жизнь его мира — не одной неизвестной ему особи женского пола, а миллионов людей. Его мир поставил все на победу, и если для достижения цели нужно будет убивать — он будет убивать. Оборвать жгут, изменить вероятность. Все остальное… неважно.

На набережной Дуная собралось полно народу. Здесь всегда бурлила многолюдная толпа, а в теплые осенние дни — особенно. Туристы и местные зеваки, уличные торговцы, музыканты, старики, мечтающие посидеть на лавочках да погреть старые кости, молодые мамы с колясками, шустрые подростки на роликах — кого тут только не было! Тысячи голосов сливались в один низкий волнующий звук, от которого чуть-чуть чесались зубы — словно в воздухе над набережной завис огромный работающий трансформатор и гудел, гудел, гудел… И в этой мешанине лиц, в этой бессистемно перетекающей от ларька к ларьку людской каше Давыдов должен был найти свою цель.

Найти и уничтожить.

Эта набережная, люди, звуки живущего огромного города и даже легкое дуновение прохлады от закованной в бетон и гранит реки напоминали давно исчезнувший мир, оставшийся в памяти с детских лет. И это почти абсолютное сходство не радовало. Каждый раз, попадая в Зеро, Давыдов испытывал не охотничий азарт, не возбуждение перед очередной акцией и не облегчение после очередного удачного джампа. Он ощущал острую и болезненную, как укол цыганской иглой, тоску. Фантомную боль. Ностальгию по миру, в котором солнце было ласковым и дети иногда играли в снежки. По миру, который много лет назад исчез. Сгорел в лучах обезумевшего светила.

И именно эта тоска заставляла его делать то, что должно, насколько бы страшным не было то, что он делал. Иначе тот мир не вернуть. Никогда. А Кирилл хотел его вернуть. Пусть из чисто эгоистических соображений, но хотел.

Люди, лица, люди, лица…

Он лихорадочно вглядывался в прохожих, в сидящих на скамейках, в стоящих у парапетов.

Девушка с рукой на перевязи.

Мужчина.

Ребенок.

Где-то в этой же толпе двигались ребята из его группы. Он не мог узнать своих — сейчас у них были чужие лица, чужие тела, но Давыдов был уверен, что они здесь, в радиусе нескольких сот метров от него. Все четверо находятся рядом. Идут, прочесывая толпу глазами. Еще минута, две, пять — и он увидит хотя бы нескольких из них. А, возможно, что и не увидит — поставленная перед группой задача с каждой секундой становилась все более и более нереальной.

Хотелось заорать. А еще лучше — выстрелить в воздух.

Первое бесполезно, второе невозможно.

Он закрутил головой в поисках цели, стараясь охватить взглядом как можно больше идущих мимо людей.

Мир Зеро. Будапешт. Венгрия. Октябрь

Джамп у Киры получился жестким.

Носитель несся по набережной на роликовых коньках, ловко лавируя между прохожими, и в момент перехода, когда сознание покинуло его, рухнул на бетонную плитку, проехавшись по ней плечом и щекой.

Падала на землю, сдирая кожу о шершавый камень, рослая девушка лет восемнадцати, а волна боли накрыла уже не ее, а Киру, надевшую новое тело.

Больно было очень. Саднил рассаженный локоть и огнем пекло расцарапанную скулу. Кира на секунду потеряла связь с реальностью — мир вокруг поплыл, закружился, стал нерезким — и застонала, чувствуя, как ее поднимают с тротуара чьи-то сильные руки. Она слышала голоса на незнакомом языке — эти люди явно обращались к ней, интонации были тревожны, они ждали ответа, а Давыдова только трясла головой. Окружающий ее мир не желал приходить в норму — джамп сам по себе может вызывать расстройства вестибулярного аппарата, а если после прыжка приложиться головой о мостовую, то эффект получается просто потрясающий.

Из розово-желтого тумана выплыло мужское лицо в нелепых роговых очках. Лицо шевелило губами, толстые щеки тряслись и голос звучал, как потусторонный — низкий, искаженный.

— Кииииииира… Кииииииира…

Какого черта? Он зовет меня по имени, но в этом мире у меня нет имени — я его не знаю! Ох, как больно!

Давыдова зажмурилась изо всех сил, и это, как ни странно, помогло. Боль, конечно, не прошла, зато, распахнув глаза, она увидела мир хотя черно-белым, но резким.

А еще через мгновение он обрел цвет.

Вокруг были люди. Много людей, привлеченных ее падением и последующей суматохой. Все они кололи ее взглядами, заслоняли небо…

— Кира, это ты? — спросил еще раз по-русски толстяк-очкарик. На самом деле у него был не бас, а слегка дребезжащий баритон, — не скажешь, что слишком приятный. — Жером! Жером! Не дергайся ты! Кира? Ты слышишь меня?

Она не сразу сообразила, что это кто-то из группы. Из ее группы. Он сказал пароль. Она должна ответить.

— Андрон? — прошептала она едва слышно, — Отзыв — капель! Капель!

И мужчина расплылся в улыбке.

— Вот и отлично! Вот и здорово! Только я не Андрон… Я — Рич, Кира. Рич. Повезло мне с тельцем на этот раз! Встать можешь?

Кира кивнула.

— Я сразу понял, что это ты падаешь. Меня самого едва не поломало о скамейку. Давай, поднимайся, поднимайся… — Он протянул ей руку, и Кира с радостью ухватилась за влажную, чуть липкую ладонь. — Вставай, вставай! Нет времени отдыхать, командир!

Давыдова привстала на одно колено, а потом, кряхтя, выпрямилась.

— Я знаю… Сколько времени я лежала, Ричи? — прошептала она в полголоса.

— Минуты две-три, не меньше…

— Я в порядке, — Кира сказала это уже по-английски и как можно громче, чтобы толпа расслышала и потеряла к ней интерес. — Спасибо! Спасибо всем! Я уже в порядке!

Толпа разочарованно загудела и начали расходиться: ничего интересного! Туристка упала, катаясь на роликах, эка невидаль! Ни крови, ни переломов, ни скорой… Скукотища!

Кира крутила головой, расточая благодарные улыбки, а Рич поддерживал ее за талию — стоять на коньках после джампа и падения было очень сложно.

— Остальные? — спросила она тихонько.

— Пока не вижу. Будем искать?

— Нет времени искать… Обойдемся. Нужно только ее найти.

— Точно, — подтвердил Рич, подставляя ей плечо. — Хотя не думаю, что в такой толпе мы легко с этим справимся. Но это не единственная проблема. У нас гости, командир.

Толпа расходилась, и это было здорово, но со стороны реки к ним приближались двое полицейских. Парни как на подбор, таких не грех и на племя разводить — рост хорошо за метр восемьдесят, плечистые, подтянутые. Черная форма, наручники, баллон со слезогонкой, пистолет в кобуре — вариант назывался «готов к любым неожиданностям».

«На самом-то деле не к любым, — подумала Кира, глядя на спокойные холеные лица стражей порядка, простых патрульных, давно не встречавших ничего страшнее обдолбанного до потери подвижности наркомана или перепившего горожанина. — Что ж… Сытая жизнь развращает. Чем самоувереннее, тем беззащитнее. Через минуту и у нас будут пистолеты. И дубинки. И баллоны с газом. Это прекрасно. Это просто сюрприз. Если бы еще не эти дурацкие ролики, из-за которых разъезжаются ноги! И идущая кругом от резких движений голова. Хорошо, что она не моя, а прокатная. Точно заработала сотрясение».

— Готовься, — прошептала Давыдова на ухо Ричу. — Подбери свое брюшко, Ричи. Будем их брать.

И в тот же момент ощутила, как ей жарко. Жарко и удивительно приятно. Кирсанов не соврал — бабье лето.

— Патрульных? — переспросил зачем-то Рич. — Я готов, командир!

— Главное, чтобы поблизости не оказалось еще двоих полисменов. — Кира оперлась ладонями на колени и быстро огляделась вокруг из-под упавшей на глаза челки. — Если их поддержка близко, то расслабиться нам не дадут. Вот тогда-то и случатся настоящие неприятности.

Полицейские были настроены добродушно и явно не ожидали никаких неприятностей от девушки-роллера с помятым в падении лицом и очкастого толстяка, поддерживающего ее под руку.

— Jó napot kívánok!

— Jó napot… — поздоровался Рич.

— Hogy állnak a dolgai? Minden rendben van?

— Köszönöm, minden rendben van…^[6]

Стояли ребята грамотно, но недостаточно далеко от Киры и Рича. Впрочем, кто бы мог предположить, что упавшая девушка и увалень, взявшийся ей помочь, на самом деле — тренированные убийцы с богатым боевым опытом?

Кира качнулась, словно теряя равновесие, Рич сделал вид, что не успевает ее подхватить. Стоявший ближе к Давыдовой молодой полисмен сделал шаг вперед, и Кира в доли секунды скользнула ему за спину, исполнив достаточно сложное па, похожее на элемент из экзотического танца. Локоть ее здоровой руки врезался полицейскому в печень, колено ударило в сгиб правой ноги и, когда парень начал заваливаться на спину, Давыдова уже взяла его в замок за шею, а пистолет — это оказался мощный полимерный «Глок-9» — уперся бедняге в правую почку.

Рич действовал безо всякого изящества, па и прочих излишеств — сократил дистанцию и ударил второго полисмена в солнечное сплетение. От такого удара никакой пресс не спасает, и бил Рич не сильно, а ровно как надо, чтобы не убить, а отправить оппонента в нокаут.

— Умпц! — выдохнул полисмен, когда кулак безобидного с виду толстяка выбил из него весь воздух.

Его пистолет оказался в руках Рича, и тот аккуратно опустил обмякшее тело стража закона на землю. Кира сжала замок, ее пленник захрипел, задергался, но прием отрабатывался на тренировках сотни раз, а тело носителя оказалось достаточно сильным для успешного исполнения удушающего захвата, так что через несколько секунд и второй страж порядка, потеряв сознание, очутился на мостовой.

На все вместе с разговорами ушили считанные секунды.

— Есть! — Кира качнулась, но равновесия не потеряла. — Бери «слезогонку» и дубинку. Ищем…

— Девушку с рукой на перевязи. В гипсе.

Рич перехватил дубинку поудобнее.

— Наша задача, — сказала Давыдова, — сделать так, чтобы с ее головы не упал ни единый волосок. Остальное — по обстоятельствам… Вот, сейчас начнется!

Толпа цепенеет от неожиданности, но, к сожалению, длится это недолго.

Лежащие на земле полицейские и черные пистолеты в руках странного вида гражданских, привели в действие групповой инстинкт самосохранения и человеческая масса внезапно зашевелилась, поползла, как перестоявшее в тепле дрожжевое тесто, выдохнула со стоном застрявший в сотнях грудей воздух и бросилась врассыпную.

— Началось! — крикнул Рич визгливо, засмеялся лающим смехом, и пальнул в воздух. Звонкий выстрел вспорол спокойствие и негу теплого осеннего дня, как сабельный удар подушку. — Ложись!

Завизжали женщины.

— Дорогу! — заорала Кира и тоже выстрелила в синее яркое небо.

Мир Зеро. Будапешт. Венгрия. Октябрь

Пистолетный выстрел ударил в сотне метров от Кирилла.

Он невольно присел, ноги стали пружинами, мышцы задрожали от напряжения. Даже в чужом теле работали его, Кирилла, рефлексы.

Взревела перепуганная толпа и Давыдов понял, что сейчас начнется паника. Люди побегут кто куда и, если найти цель среди тысяч прохожих очень сложно, но все-таки теоретически возможно, то обнаружить объект в бегущей перепуганной людской каше, полностью нереально. Вопрос чистого везения, а оно, как известно, случается редко и вовсе не всегда в нужный момент.

Щелкнуло еще раз.

И еще.

Кирилл наконец-то увидел тех, кто стрелял: девушка на роликах — высокая, стройная, чуть угловатая по причине молодости, с красивым оцарапанным лицом, и толстяк в смешных роговых очках, похожий на китайского божка. Толстяк был с виду мягким и розовым, только вот ухмылка у него была совершенно из другой оперы, и пистолет в пухлой лапе с образом добродушного увальня явно диссонировал, зато со взглядом находился в совершенном согласии.

Девушка оглядывалась, вполне профессионально держа пистолет у груди, и Давыдов мгновенно присел, стараясь не выделяться на фоне бегущих в панике горожан. Момент был опасным — безоружный, в одиночестве, минимум два вооруженных человека в тридцати шагах. Кто они? Свои? Или чужие? И ведь не спросишь же! Не крикнешь! А что, если и эту точку вычислили в другой Параллели? В последнее время такое происходит практически в каждом втором джампе, а может быть, и чаще. И у нас, и у них — хорошие вычислители, способные определить точку вероятности с максимально возможной достоверностью. Что это значит, если говорить человеческим языком?

Давыдов начал двигаться, но не прочь от опасности, а ровным счетом наоборот, стараясь подобраться ближе к странной паре.

Это значит, что сейчас здесь, на Набережной, начали операцию две группы — наша и чужая. Численность противника? Неизвестна. Задание? Можно предположить, что оно полностью противоположно полученному мной. И если мы должны убить девушку с загипсованной рукой, то задача антагонистов — этого не допустить. Единственное, что утешает — сейчас и свои, и чужие станут видны как на ладони. Люди из Параллелей не побегут, они здесь не для того, чтобы бегать.

Грудастая матрона в неожиданно коротком пальто едва не сбила его с ног. Она двигалась со скоростью и грацией испуганного носорога (Кирилл еще помнил документальные фильмы об африканской фауне) и, попадись ей на пути стена, снесла бы ее с легкостью. Давыдова закрутило, он едва не упал — получил несколько чувствительных тычков локтями, болезненный удар по коленной чашечке, но на ногах устоял. Толпа несла его, но Кирилл умудрялся двигаться против течения, не высовываясь и не выпуская двоих стрелков из поля зрения.

Где же остальные? Где его группа? Пятеро его ребят? А вдруг эти двое — его? Что если крикнуть пароль погромче? Какова вероятность, что ему тут же не отстрелят голову? Вот сукины дети! Откуда у них пистолеты?

Давыдов шарил взглядом по толпе, стараясь объять необъятное и увидеть сразу всю картину (желательно присутствие на ней и девушки со сломанной рукой), но засек лишь странного старика в мягкой шляпе, который, вместо того, чтобы убегать со всеми вместе, стоял, словно утес в течении реки, отталкивая особенно шустрых своей тростью с резиновым набалдашником.

Старик — это легче. Во всяком случае, куда как безопаснее для здоровья, чем эти pistolero^[7], несмотря на трость. С тростью мы еще повоюем, а вот с «глоком»…

Ствол уперся ему в позвоночник, и кто-то большой горячо дохнул в затылок.

— Спокойно.

Говорили на русском, правда, с акцентом.

— Не дергайся — выстрелю.

Давыдов просчитал свои шансы подергаться и решил, что незнакомца стоит послушаться. Оружие было зажато между его спиной и животом нападавшего, который плотно прижался сзади. Шансов не было. Вообще. Главное — не паниковать. Это может быть кто-то из своих, ведь так?

— Жером, — произнес человек ему в ухо.

Твою мать, подумал Давыдов.

Ему не было страшно, но очень не хотелось умирать.

Примечания

6

— Добрый день!

— Здравствуйте…

— Как ваши дела? Все хорошо?

— Спасибо, все хорошо… (Венг.)

7

Убийцы (исп.).