Чужие сны

Ян Валетов, 2018

Есть мир, умирающий от жара солнца. Есть мир, умирающий от космического холода. И есть наш мир – поле боя между холодом и жаром. Существует единственный путь вернуть лед и пламя в состояние равновесия – уничтожить соперника: диверсанты-джамперы, генетика которых позволяет перемещаться между параллельными пространствами, сходятся в смертельной схватке на улицах земных городов. Писатель Денис Давыдов и его жена Карина никогда не слышали о Параллелях, но стали солдатами в чужой войне. Сможет ли Давыдов силой своего таланта остановить неизбежную гибель мира? Победит ли любовь к мужу кровожадную воительницу, проснувшуюся в сознании Карины? Может быть, сны подскажут им путь к спасению? Странные сны. Чужие сны.

Глава 2

Мир Параллель-1. Октябрь

…деньги и иметь неисправный кондиционер. То от жары умираешь, то покрываешься инеем. Только ведь на прошлой неделе отремонтировали климатический блок!

Кир перевернулся на спину, нехотя открыл глаза и уперся взглядом в низкий потолок своей студии.

Со стороны плотно задернутого шторами окна веяло теплом.

Из решеток кондиционера, прямо на Кириллов бок, вытекал ручеек ледяного воздуха.

Кир, щурясь спросонья, нащупал на прикроватной полке телефон и проверил температуру на улице.

Плюс 42. Неплохо для половины восьмого вечера. Впрочем, это еще не предел — октябрь означает, что лето пока еще не кончилось. Это в феврале выше +40 по Цельсию температура не поднимется, а сегодня, в обычный октябрьский полдень, термометры зашкаливало за пятьдесят. Всего сорок два на закате — значит, ночью можно будет дышать нормально, не перебегая от кондиционера до кондиционера галопом и не хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба.

Делать нечего, придется подниматься — через полтора часа надо быть в Конторе. Он обещал встретиться с группой новичков перед джамп-тестом, а потом… Потом получат очередные данные по Параллели-Два — сегодня расчетное время с 23 до 23:45, и, возможно, придется прыгать самому. Сколько он уже не прыгал? Недели полторы? Больше?

Кирилл Давыдов потянулся так, что хрустнули суставы, и, совершив грубое насилие над собой, встал с постели.

Он отдернул металлизированную штору, впуская в студию меркнущий вечерний свет. Датчики, уловив поток фотонов, сразу же сработали, затемняя стекла и снижая уровень освещенности и солнечную радиацию до приемлемого уровня.

За стеклом балконной двери, на узком карнизе, призванном по мысли проектантов исполнять роль балкона, которым, правда, никто и никогда в здравом уме не пользовался, лежал неизвестно откуда взявшийся мертвый голубь.

Кирилл присел на корточки, разглядывая взъерошенную неподвижную птицу. Он давно не видел пернатых в городе, во всяком случае, в этой Параллели. В этом городе давно не было ни живых птиц, ни живых растений.

Пластиковые термостойкие деревья были — пальмы с огромными кронами, дающие улицам тень. Под ними можно было схорониться, перебегая из сан-кара в помещение и обратно. Это хоть как-то уменьшало дозу радиации, безжалостно изливаемую солнцем на Сити. Нынешний Господин Мэр «насаживал» их целыми аллеями. Над раскаленными тротуарами парили механические птицы — камеры слежения, замаскированные под пернатых. Господин Мэр всерьез считал, что эти соглядатаи в синтетическом оперении должны напоминать горожанам о том, что когда-то на улицах жили птицы. Господин Мэр, подумал Давыдов, всегда отличался большим чувством юмора и своеобразным взглядом на вещи.

Сегодня утром птицы здесь не было. Вот уже два дня, как дневные температуры не поднимались выше сорока восьми, ночью воздух охлаждался до вполне комфортных 36 градусов, так что теоретически голубь мог появиться в городе после заката. Но, кажется, ночью голуби спят. Да и до места, где могли еще жить птицы, лететь не близко, даже на вертолете.

Странно, подумал Кирилл, все живое в Сити давно уже под землей. Там не так жарко, там нет жесткого излучения. Наземная жизнь — на севере. Живая зелень и хоть какие-то божьи твари, что все еще бегают по поверхности, — в тысяче километров отсюда, там, где кончается пустыня. Никогда не поверю, чтобы голубь пролетел тысячу километров на юг и не сгорел по пути. Скорее, сбежал, бедолага, из клетки в каком-нибудь богатом доме. Вылетел на закате, а утром, когда солнце встало, умер. Пока еще не мумифицировался, но к вечеру высохнет до хруста. И из всех тысяч окон в этом доме он выбрал мое. Если бы я услышал, как он стучится в стекло, я бы впустил его в комнату и спас бы от неминуемой гибели. Но я не услышал… Да и трудно было услышать. Барышня попалась голосистая, концерты впору давать.

Давыдов усмехнулся и повернулся к кровати, на которой спала…

Он задумался.

— Гм… Как же ее?.. Марина? Селина? Мы вообще знакомились?

Он почти не пил вчера.

Прежде всего, потому, что перед джампами пить небезопасно: врачи говорят, что после перебора можно легко поймать инсульт — как на входе, так и на выходе из прыжка. После джампа лекари даже советовали набраться под завязку, причем сразу же — вроде от ударной дозы алкоголя происходит «разгрузка» каких-то клеток в гипоталамусе. Поврежденные прыжком, проблемные клетки гибнут от выпивки в штатном режиме, как от дезинфекции, а здоровые — приходят в себя и служат хозяину долго и счастливо. Впрочем, для чистки гипоталамуса есть специальная процедура, которой подвергают всех джамперов по возвращении, а историю с выпивкой могли просто придумать для того, чтобы иметь дополнительное основание нажраться в хлам. Тем более что после пребывания в Зеро повод напиться до амнезии у джампера найдется всегда.

Во-вторых, ему больше нравился секс на трезвую голову, а вчера он приехал в «Подсолнечник» не для того, чтобы оглушить себя спиртным, — именно за сексом. За чьим-нибудь телом. Уж чего-чего, а тел в модном нынче дневном клубе с издевательским названием полно. Каких хочешь. На любой вкус.

Кирилл отметил, что выбрал хорошее тело.

Ночная гостья спала на животе, уткнувшись в подушку.

Темные, чуть вьющиеся волосы закрывали лицо и часть плеча, простыня сбилась вокруг тонкой талии, остальное, вплоть до совсем интимных подробностей, было открыто взгляду. Сложена Марина-Селина-как-ее-там была хорошо. Волосы вроде натуральные, не импланты, тонкая длинная шея с трогательной пульсирующей жилкой, родинка под лопаткой, маленькие аккуратные уши. На коже нет следов удаленных опухолей — гладкая, ровненькая, без нарочитой химической бледности по нынешней хипстерской моде, смуглая, как и положено быть уроженке Юга…

Значит, девочка может оказаться из хорошей семьи, хоть и не строгих нравов. А может и не оказаться.

Впрочем, кто б уже говорил о строгих нравах, так только не он! Все было здорово, оба получили что хотели. Прекрасная ночь, достойное ее завершение, страстный день. Вот бы еще вспомнить, как ее зовут!

— Просыпайся, малыш, — произнес Давыдов негромко, выбрав нейтральное обращение (вдруг обидится?) и, проходя мимо кровати, погладил барышню по гладкой шелковистой попке, выглядывающей из-под простыни. — Уже вечер, пора… Через пять минут душ будет свободен.

На воду у него лимита не было.

Одно из преимуществ работы на Контору, не самое главное, конечно, но такая приятная деталька. Можно стоять под душем хоть каждый день или несколько раз за ночь по часу или, если вдруг взбредет в голову, по два. Никаких проблем — вода будет поступать по водоводам без ограничений.

Вода, конечно, переработанная, ресайклинг второго, а то и третьего уровня, и душ не целиком водяной (обычного водяного душа нет даже у Господина Председателя), а с ионной очисткой, но и такой суррогат в тысячу раз приятней, чем просто ионный.

Кириллу было плевать, сколько раз этой водой мылись до него и сколько чужой мочи перерабатывалось системами очистки, чтобы дать ему возможность насладиться настоящим купанием. Пресная вода в высыхающем мире — это такая ценность, что задумываться о ее происхождении — дурной тон.

Сейчас такие привилегии по пользованию водными ресурсами имеют только члены правительства, высшие чины армии и силовых ведомств да джамперы — особая каста, боевики, ведущие почти безнадежную битву за выживание Параллели.

Джамперы — надежда человечества, поэтому у них есть все. Практически все, что они хотят. Вот только самих джамперов официально в природе не существует. Их нет для широкой публики, как нет джамп-бригад, джамп-технологий и теории джампинга. Они актеры, инженеры, ассенизаторы, летчики, танкисты — кто угодно, но только не джамперы. Личности «прыгунов» засекречены, их имена известны считанным людям в Параллели. Даже между собой они общаются, используя ники, а не настоящие имена. Что поделаешь, такая профессия.

Даже не профессия, подумал Кирилл, скорее, судьба.

Вся информация о джамп-эффекте закрыта лет двадцать как.

Конечно, засекретить существование Параллели-Два и Зеро не смогли — слишком уж широко освещали открытие параллельных Вселенных до начала войны, да и сам факт войны скрыть было никак нельзя. Как бы тогда можно было объяснить то, что мир их Параллели скатывается все ближе и ближе к краю пропасти?

Еще пятьдесят лет назад среднегодовая температура была меньше на пятнадцать градусов, а площадь суши на 40 процентов больше. И жить можно было там, где сегодня не выживали даже скорпионы. Двадцать лет назад, когда столицу только перенесли в Сити, в окрестностях были остатки лесов и фермерские хозяйства. Сегодня вокруг пустыня. И на тысячу километров к северу пустыня. Так что здесь, на юге, пресная вода — это привилегия и благо. И плевать, из чьей мочи она восстановлена!

В Сити осталось всего полтора десятка действующих скважин. Три верхних водоносных горизонта пусты. Высохли или ушли в землю, так что теперь «водники» забурились на глубину в четыре километра и черпают влагу оттуда. Но ученые говорят, что ресурсов осталось максимум лет на десять. Значит, проблему надо решать уже сегодня, завтра будет поздно и Сити станет еще одним вымершим городом — высохшим и пустым, как старая змеиная кожа. Сколько таких сброшенных шкурок осталось позади за последние полвека? Кто сосчитал?

Высоколобые выдают идею за идеей — одна фантастичнее другой. Транспортировка айсбергов (хотя любой идиот понимает, что лед растает еще в тысяче километров от берегов!), замораживание воды у северного побережья с помощью гигантских холодильников, запыление атмосферы… Пожалуй, ученые головастики могут добить людей быстрее, чем жара. Есть, правда, проект водовода с севера, гнать по трубам морскую воду и уже здесь перерабатывать ее в гигантских подземных опреснителях, а потом разбрызгивать над жилыми кварталами, создавая дождевые облака.

Опреснение сейчас не проблема, каких бы энергозатрат оно не потребовало. Солнечные батареи и само светило обеспечивают Сити энергией с избытком: теперь все работает от солнечного света — машины, кондиционеры, холодильники. И разбрызгивание не проблема. Проблема в том, что модель обкатывали и она не работает ни на малых площадях, ни на больших. Драгоценная жидкость легко превращается в пар, но никак не может снова стать водой. Энергии вокруг значительно больше, чем человеку надо для того, чтобы жить. Но почему-то это уже никого не радует. Теперь энергия убивает.

Давыдов еще раз намылился и с наслаждением подставил лицо под колючие освежающие струи.

Вода по карточкам, еда по карточкам, без защитного крема на коже из дома и шагу не сделаешь, живем, как кроты под землей, или прячемся под крышами, выходя на улицу только ночью. О, дивный новый мир…

Когда «головастики» придумали джамп, казалось, что победа уже у нас в руках, что через месяц-другой, враг будет поставлен на колени и все пойдет как прежде, но оказалось, что победить гораздо сложнее, чем предполагали самые умные умники.

В Параллели-Два тоже открыли джамп-эффект, и победные торжества отодвинулась на неопределенный срок. Не на год, не на два и не на десять лет — на неопределенное время. «Головастики», которые кричали и радовались больше всех, получали от Правительства неограниченное финансирование и любые льготы, как-то сразу поникли и перестали давать оптимистические интервью.

Потом выяснилось, что большинство людей джамп убивает, превращает в растения или в буйных сумасшедших через два-три прыжка. Или через десять. Или через сто. И никто не знает, сколько прыжков может сделать человек без вреда для себя — два или тысячу. Каждый джампер, шагающий на диск, знает, что этот шаг может быть последним. Каждый, кто благополучно вернулся с Параллели, имеет право никогда больше не прыгать. Главное — успеть воспользоваться этим правом…

— Можно к тебе?

Марина-Селина-как-ее-там стояла у дверей душевой кабины и со страстью во взгляде смотрела то ли на бьющую из распылителя водяную струю, то ли на Кирилла. Разбираться Давыдову не хотелось. Какая, в сущности, разница? Привлекательная девочка, каких тут перебывало без счета…

Он поманил гостью и приоткрыл стеклянную дверь.

Девушка мигом проскользнула вовнутрь и тут же прижалась к Кириллу всем телом, замерев под струями живительной влаги.

Она дрожала. Вода, ласкающая ей кожу, действовала сильнее всякого синтетического афродизиака, мода забрасываться которым прокатилась по всем дневным клубам Сити в последний год.

Она была мокрой и счастливой — губы невольно растягивались в усмешку. Влажные волосы еще больше закудрявились на висках, потемнели. На ресницах повисли блестящие капли, глаза довольной кошки вспыхнули под приоткрыми веками.

И голос ее звучал, как мурлыканье.

— Так ты богач? — спросила она, глядя на Давыдова снизу вверх.

Острый язычок Марины-Селины-как-ее-там коснулся груди Кирилла.

— Смотря с кем сравнивать…

— Значит, богат. Только у богачей есть такие вот кабины. И у чиновников. Но ты не похож на чиновника.

Она улыбнулась во весь рот и зажмурилась, подставляя лицо под струйки.

— Настоящая вода. Знаешь, я с самого детства не принимала водяной душ. Помню, как мама меня купала. Но у нас уже тогда стоял таймер на пять минут в день. Потом остался только ионный дезинфектор. Уже и забыла, как это прекрасно. Дивно. Мокро. Сексуально. Я вся теку… У нас есть время?

— У тебя есть. Можешь плескаться, сколько хочешь. Когда накупаешься, захлопнешь двери. Мне скоро уходить…

— Совсем скоро? — промурлыкала она и снова лизнула его в грудь, на этот раз сильно, прокатившись шершавым язычком по соску. — Послушай, Кир, у меня всегда была мечта… Хочешь знать, какая?

Она обвила его бедро ногой, и он сразу почувствовал ее мечту кожей. Она была горяча. Она обжигала. Он даже услышал ее запах, заполнивший кабинку от пола до потолка — горячий, терпкий, пряный…

Подождут, подумал Давыдов. Ну, опоздаю чуть-чуть. Не всю же жизнь мне приходить вовремя?

— Так ты задержишься?

Ногти гостьи коснулись его спины, твердые мокрые груди прижались к животу.

Кирилл поцеловал пахнущие мятной пастилкой губы.

Она подпрыгнула, охватила ногами его бедра, зависла на мгновение, сделав легкое движение аппетитной попкой, и все случилось само собой. Он подхватил ее под ягодицы и прижал к себе, приподнял, снова прижал, нащупывая нужный им обоим ритм. Марина-Селина-как-ее-там запрокинула лицо под струи воды и задышала хрипло и размеренно.

— Не спеши, — выдохнула она. — Умоляю тебя, не спеши…

Просьба была лишней. Давыдов уже никуда не спешил.

Аруба. Отель «Аквамарин Резорт» Октябрь

Она вскрикнула, застонала и выгнулась, словно пытаясь сбросить его с себя. Но Денис нависал над ней, чуть привстав на локтях, и двигался, двигался, двигался, не останавливаясь, все быстрее, быстрее, быстрее…

Он не понимал, где находится, но отчетливо понимал, что делает: занимается любовью со своей женой. Ее зовут Карина. Они женаты много лет…

Почему в спальне так жарко? Проклятый кондиционер опять не работает? Ведь только что они были под душем. С ней, с Кариной. Или не с ней?

Погоди-ка… Марина-Селина-как-ее-там… Что за чушь? Родинка под лопаткой, дыхание пахнет мятной пастилкой — она успела бросить конфетку под язык, когда шла к нему под душ.

Он продолжал двигаться. Ноги жены обвились вокруг его поясницы, руки она забросила за голову и ухватилась за кованое изголовье кровати, подрагивающее от их любовного танца.

Чушь! Чушь! Чушь! Какой душ? Какая девчонка? Он просто не помнит, как они с женой начали любить друг друга. Был сон…

Сон.

Они прилетели на Арубу. Вот почему так жарко, но кондиционер работал, когда они с женой ложились спать. Он сломался уже потом. А Карина… Наверное, Карина прижалась к нему во сне, он почувствовал ее близко и все случилось само собой. Такое уже бывало…

Нет, не бывало. Им случалось засыпать после любви, так и не разъединившись, но так — никогда.

Давыдов должен был бы замереть, чтобы попытаться вспомнить, как все произошло, но тело его продолжало действовать, и это было прекрасно! Прочь дурацкие мысли! Это был сон. Просто сон. Глупый образ, что-то типа самолетной феи. Игра вечно эрегированного писательского воображения. Если бы они с Кариной не были такими уставшими вчера, если бы перед сном они отметились на новом месте… Никакой Марины-Селины и близко не пригрезилось бы. Ведь так?

За годы супружеской жизни ему никогда не снились другие женщины. Это в детско-юношеских снах к Давыдову то и дело приходили разные девы и дамы, так на то и существует сладкая нега пубертатного периода. Но давно, очень давно, даже после достаточно долгой разлуки с женой к нему если и приходили эротические сны, то снилась ему Карина. В этом не было ничего удивительного, и за супружеской верностью Давыдовых не крылись чудовищные клятвы или страх перед отвратными сценами ревности. Ни ревность, ни клятвы никогда и никого не сделали образцовыми супругами. Наверное, дело было в химии тел. Или в физиологии. Или еще в чем-то ином — кто мог это знать наверняка? Они подходили друг другу, как ключ к замку, если употреблять банальное до невозможности, но проверенное веками сравнение. Избитые сравнения зачастую бывают убийственно точны — это знает каждый, кто в своей жизни написал хотя бы абзац. Давыдовы даже не пытались разобраться в сути взаимного влечения, которое чувствовали друг к другу с первой минуты знакомства, а, не мудрствуя лукаво, с удовольствием пользовались его плодами. Им нравилось заниматься любовью, и многие проблемы, неизбежно возникающие у супругов и в первые годы брака, и (чего скрывать?) в последующие, они предпочитали разрешать именно в постельных битвах, а не бросаясь посудой. Возможно, это было глупо, но помогало.

Да, ему снилась какая-то девчонка. Ну и что? Он вообще был другим человеком в том мире. Как его называют? Параллель? Эта девочка с острыми лопатками назвала его Кир. Кир — это Кирилл. Боже мой, как же реален был мир! Этот мертвый голубь за окном. Раскаленное синее небо на закате…

Это было прекрасно! Только что там, в душевой кабине, кричала эта девочка. У нее было два оргазма — от секса с ним и от секса с водой. Но какая, к черту, разница?

В голове у Дениса что-то щелкнуло, и образы сна померкли, но не исчезли совсем. Словно невидимый оператор мастерски плавно перевел фокус с заднего на передний план, превратив тревожное ощущение раздвоенности в восхитительно нечеткое боке^[2].

Он был здесь и сейчас. За окнами плескался океан. Ветерок врывался в приоткрытые окна и играл с легким тюлем балдахина.

Карина закусила губу. Голова ее запрокинулась, спина напряглась натянутым луком, и тетива внутри ее чресл уже звенела от напряжения, готовая лопнуть с секунды на секунду.

Он обожал эти секунды. Глаза жены мутнели от наслаждения, пунцовела, вспухая, закушенная губа, дыхание сбивалось, бедра начинали вздрагивать, и там, между ними, пульсировала, сжимая его плоть, влажная и жадная женская радость…

Они лежали рядом, все еще тяжело дыша после любви. Влажная кожа медленно высыхала под дуновением бриза. Шум волн, набегающих на песок, отчетливо слышался в ночной тиши.

— Мы с тобой перебудили весь отель, — прошептала Карина.

— Пусть завидуют.

— Я не люблю, когда завидуют.

Денис улыбнулся.

— Это неизбежно. Всегда найдется, чему завидовать — так устроены люди. У меня красавица жена, которая в постели ведет себя, как Мессалина, и при этом кричит, как Кабалье. Как мне можно не завидовать?

— Кабалье поет!

— Ты тоже почти поешь, когда кончаешь! И этому тоже можно позавидовать: любовная песнь — услада для мужского уха! Ты очень возбуждающе кричишь. Ты у меня сексуально ходишь, сексуально сидишь, сексуально спишь… Ты даже стоишь сексуально! Видела, какими глазами на тебя смотрел толстый американец в холле? Тот, в красной рубашке и с квадратной женой под мышкой?

— Какими?

— Вот такими! — Давыдов показал два кулака вместе. — Жадными! У него были не глаза, а яйца! Огромные жирные тестостероновые яйца! И он тебя ими жрал!

Карина рассмеялась.

— Он жрал меня тестостероновыми яйцами? Какой ты грубый!

— Я не грубый. Я образный. Я не могу сказать «тестостероновыми тестикулами» — это будет непрофессионально, у меня язык не повернется такое сказать! Он смотрел на тебя так, что мне хотелось…

— Милый, — промурлыкала Карина, переворачиваясь на живот. — Скажу тебе как врач: яйцами нельзя смотреть, ими нельзя жрать, а с таким животом, как у того американца, их даже нельзя увидеть в зеркале. Успокойся, потому что с образностью у тебя сегодня не задалось.

— Жаль, — искренне огорчился Денис, — а я-то полагал…

— Зато с другим задалось. Я что-то не припомню, чтобы ты так изощренно меня будил.

— Извращенно?

— Изощренно, глупый! Все писатели такие глуховато-глуповатые? Или мне такой достался?

— Тебе достался извращенно-глуховато-глуповатый редкий экземпляр. Даже в страшном литературном мире такие почти не встречаются!

Она снова рассмеялась и, потянувшись, поцеловала Давыдова в щеку.

— И это хорошо… Спасибо, мне очень понравилось так просыпаться. Мне снился странный сон, Денис. Очень странный сон. И ты, — она привстала на локте и наклонилась над ним, заглядывая ему в лицо, — ты выхватил меня из него.

— Странный сон, — повторил Давыдов, стараясь голосом не выдать свою растерянность. Ему почему-то стало неуютно. Очень неуютно. — А что за сон, малыш? Ты не помнишь?

Карина покачала головой.

— Почти не помню. Знаешь, если человека разбудить в быстрой фазе сна, то сновидение стирается. Помню, что там было холодно. Очень холодно. И дул страшный ледяной ветер… Я должна была куда-то ехать или лететь. В общем, что-то делать…

— А я там был?

— Нет, тебя не было.

— Ты же точно не помнишь?

— Это помню, — сказала она твердо. — Тебя там точно не было. Там был другой мужчина. Не ты.

— Вы занимались любовью?

— Нет. Я была в каких-то мехах, в комбинезоне… Нет, не помню. Только холод и свист ветра. А потом… Потом ты меня согрел.

Они поцеловались неспешно, нежно, словно пробуя друг друга на вкус.

— Знаешь, — сказала Карина ему на ухо, — мне показалось, что ты сегодня был другой. Совсем другой. Обычно ты нежнее, не такой напористый, не такой властный. Ты удивительно нежный любовник, милый. Но только что ты был не таким. Это был ты — твой запах, твои руки и… — ее ладонь скользнула вниз и коснулась уже затвердевшей плоти, — и все остальное тоже твое. Но все-таки — не ты. И не могу сказать, что мне это не понравилось.

Давыдов понял, что он тоже не может рассказать ничего о том, что пригрезилось. Воспоминания стерлись не полностью, но спутались и поблекли. Яркая, выпуклая картина сновидения разлетелась на осколки, мелкие, как брызги разбитого сталинитового стекла. Кое-что он помнил, но вот именно это жене рассказывать было вовсе не обязательно.

— Мне тоже снился сон, Кара, — признался он. — Очень странный сон. И я его тоже не помню.

— Очень странный? — переспросила она и снова поцеловала его в губы.

Точным, плавным движением крадущейся ласки она перетекла со смятых простыней к нему на грудь, скользнула по ней и села на его бедрах, зажав напряженный член мужа между ягодиц.

— Там, в твоем сне была я? — прошептала Карина тихонько и, наклонившись, осторожно тронула зубами мочку Денисова уха.

— Нет, — ответил Данилов. — Тебя там не было.

— Ты же не помнишь…

Он медленно провел ладонями по ее спине, погладил бедра.

— Это помню. Тебя там не было. Тебя там точно не было.

Примечания

2

Боке (от яп. бокэ — «размытость», «нечеткость») — термин, описывающий субъективные художественные достоинства части изображения, оказавшегося не в фокусе на фотографии. На многих изображениях фон размывается фотографом намеренно, для визуального выделения главного объекта съемки.