Имя Нормы

Янга Акулова (2024)

«Есть люди, настолько неповторимые, что, кажется, не могут исчезнуть из жизни даже после своей смерти», — одержимый учёный воспринимает эти слова об актрисе Мэрилин Монро буквально. Безумие это или мечта? Вернуть её, живую? Чуть ли не ценой собственной жизни. Вопреки всему, с чем сталкивалась наука до сих пор. Невыполнимая миссия выполнена, и… Только теперь герой задумывается о том, имел ли он право единственно из своего эгоистического желания уподобиться Создателю? Хотела ли "возвращения" сама актриса, однажды уже побывавшая жертвой? Можно ли прошлое встроить в настоящее, не сломав чьей-то судьбы? И может ли "новый" вариант прошлого стать удачнеее "старого" для человека со сложным душевным устройством и уникальной индивидуальностью?

Глава 4. Тебя убили люди

— Придётся тащиться в такой, где есть всё сразу. Только лучше загримироваться, — с тоской констатирует Крис.

Хоть Норме и действительно нужны одежда, косметика, блокноты, разные мелочи, она не горит желанием шляться по магазинам. Да и прежде это занятие её не слишком увлекало.

— Из-за того, кстати, что надо маскироваться. И опять всё то же: появиться на свет, чтобы скрываться изо всех сил! — замечает она.

— Ну да. — мямлит Крис, — ничего нового. Ты и раньше это делала — парик, платочек, тёмные очки. Между прочим, костюм Ирэн идеален, чтобы слиться с толпой.

— Почему у меня его раньше не было? Слилась бы и спаслась, самой счастливой.

Смирившись, Норма напяливает капюшон, большие тёмные очки Криса и проходит в гараж — через дверь прямо из дома.

Крис впервые чувствует некоторую досаду, садясь за руль. Его Кадиллак ДеВилль кажется ему жалким устаревшим драндулетом. Каковым он, в сущности, и является. Однако пассажирке, похоже, он как раз в пору, чуть ли не её ровесник.

— Если не запоёшь в торговом зале «Лучших друзей девушек», точно, спасёшься, — для собственного приободрения заявляет Крис, и хотя не бог весть как любит вождение, в странном для него приподнятом настроении выруливает на улицу.

— Браво, браво! Чувство юмора у тебя всё-таки есть, — Норма весело глянув на Криса, быстро чмокает его в заросшую щёку. Он крепче вцепляется в руль и усиливает внимание к дороге, не глядя на неё. — Я ещё утром хотела, но ты спал, — уже довольно бесцветным голосом, немного отодвигается от него и направляет взгляд в окно. — А ты уже думал, чем будешь заниматься теперь? Ведь я… готова…

Крис ошеломлённо оглядывается на Норму, желая убедиться, что именно она произнесла такие слова.

— Ты что, слышала, как я это сказал ТОГДА?

— Точно не помню. Но помню, что очнулась в каком-то… застенке.

— Ну уж, застенок. Хотя для меня так и было — добровольное заточение.

— Все сорок лет?!

— Нет, не все… Начинал я, когда мы ещё вместе с Ирэн работали в таком институте… Там был перебор всякой зауми, включая жизнь после смерти, но в итоге, стало ясно, что «светила» занимаются там страшной белибердой. Опираясь на основной закон — Священное писание. Я, конечно, ушёл оттуда. Потом вообще переехал из Калифорнии сюда, после смерти тёти Иды, — Крис с готовностью, не слишком похожей на него, идёт на разговор, лишь бы побыстрее сбросить с себя потрясение от свалившегося на него поцелуя. — Позже и Ирэн перебралась. Она, получается, единственная, кто меня как-то выносит. Но… — глянув опять на Норму. — Знаю, что ты хочешь спросить. Нет, про это я ничего не собираюсь говорить.

— И не надо. И так понятно, что у тебя за характер… не самый уживчивый. Ничего удивительного, если ты с детства считал себя… калекой, чего там, и тебя тыкали в это носом. Но Крис! Теперь у тебя нет папки с файлами «Норма», заведи себе новую — папку «Крис». Займись собой! Ведь ты изумительно красивый мужчина!

Он чудом удерживает в руках руль. Взрыв диковатого хохота! Даже не успев наброситься на это нелепое высказывание, изумительно красивый мужчина смеётся взахлёб, как не он, — тряся своей нечёсаной головой, став будто бы даже моложе. Может, оттого, что в смехе открылись его ровные белые зубы, не менее идеальные, чем у его… матери. Вдруг он резко обрывает смех.

— Постой! Папки, файлы… Откуда ты знаешь такие слова?

— Ну вот, только обрадовалась, что ты умеешь смеяться… От Ирэн я знаю. Ей ужасно хочется подсадить меня на ваш волшебный телефон, но сначала, она сказала, надо посадить меня за компьютер. Это то пианино, за которым я тебя видела?

— Вот именно! — Крис снова невольно улыбается, — в том числе, на нём можно и играть. Многие только это и делают. Можешь не сомневаться, засажу я тебя за него, у меня их… не один. Но сначала — да, телефон. Их же специально изобрели для того чтобы выбраться из супермаркета, если там заблудишься.

Настороженность Нормы улетучивается без следа, как только уже в магазине Крис вкладывает в её ладонь гладкую плоскую коробочку, которая, судя по всему, хотела лечь именно в её ладонь. А уж когда он показал возможности этой крошки…

— Ради такой игрушки можно было и попробовать… возвратиться! — на лице Нормы азарт не меньший, чем на её фото с полными горстями бриллиантов.

— Даже если не сможешь выбраться отсюда, можно здесь и… как бы пожить, — Крис показывает, как найти фильмы, музыку, книги.

— Да, но стоит эта игрушка! Как бриллианты. Раз у меня нет денег, значит, что? Ты должен меня содержать?

— Что такого? В общем-то, это принято — помогать родителям. И потом… ты сама сможешь зарабатывать.

— Тебе тоже необходимо купить кое-что. Вот что у тебя на голове? — она смотрит с выражением старшей, делающей наставление младшему.

Крис в недоумении проводит по своей голове рукой, определяя эмпирически.

— Волосы, — не слишком уверенно говорит он.

— Расчёска! Она тебе нужна. Слышал про такой девайс? Или думаешь, что так тебя можно перепутать с Эйнштейном? Ох, взять бы да намылить тебе твою гениальную голову. На бездомного бродягу ты похож, вот на кого!

— Да мне всё равно на кого я похож! — он помолчал. — Было всё равно. А теперь у меня ещё больше работы, чем раньше. Я должен обеспечивать…

— Подзарядку?

— Перестань! Хватит этой чуши!

— Тогда я — копия? Искусственная копия той актрисы?

— Да нет же! Ты — она! Как ты можешь быть кем-то ещё, если нейроны твоего мозга сохранили память о том, кто ты. Ведь не отшибло тебе память?! Этот-то блок воспоминаний как раз недоступен никакой… фальшивке. Ну, как доказать тебе?.. Нет таких критериев, которые показали бы идентичность, некому ещё было их разработать. Но… Если бы не совпали наши ДНК и Х-хромосома, я бы не смог добиться… возвращения.

— Ты опять про то, что ты мой сын? — увидев, как Крис, жёстко сжав губы, резко отвернулся от неё, она добавляет чуть мягче. — Тогда ты должен показать мне папку «Норма», чтобы я хоть что-то поняла.

Есть такой спорт. Гонки на магазинных телегах. В огромных супермаркетах они им под стать так огромны, что на них можно прилечь верхней частью туловища, да так и ехать — особенно тому, у кого с ногами не всё хорошо. Но Крис не был в чемпионах. Даже с такой «каталкой» он совершенно выбился из сил, когда было куплено всё необходимое. Уж он-то вовсе не был шопоголиком. Как раз таки ярым шопоненавистником.

В походе в магазин ему виделась пугающая первобытность: только древние люди выходили в поле или в лес с копьём и каменным топором, а теперь в супермаркет с телегой и банковской картой. Его покупки обычно совершались виртуально с доставкой в реальность. И даже они тяготили его. Вся-то суета ради права переступать порог лавки с запасами еды, чтобы насытившись, в самозабвении продолжать суету.

Он близок к обмороку. Ряды и полки превратились во что-то уплывающее за горизонт и невозможное для восприятия, пёстрые этикетки слились в одно грязное враждебное пятно. «Где выход? Помогите!» Крис озирается по сторонам и вдруг понимает, что Нормы нет рядом. А только что была.

Отчаянные гонки без правил на каталке, расталкивая и наезжая на другие неповоротливые телеги, делая заезды в каждый из бесконечных рядов. Костюма с капюшоном серо-голубого цвета нет нигде.

«Я сейчас закричу!» Обливаясь потом, Крис катит тележку, доверху набитую тряпьём и упаковками, неведомо куда, чтобы только не упасть… когда вспоминает о телефоне.

Ответили не сразу. После того, как Крис раз в третий выкрикнул свой вопрос, с потерянностью и непониманием в голосе «чего от неё хотят?», Норма смогла наконец назвать свои координаты. «Отдел игрушек».

«Игрушек!?»

Сидя на корточках, ребёнок, предоставленный сам себе, перебирает одну куклу за другой, все они в одёжках королев бурлеска. С головёнками, оправленными в подобие причёсок кино-Мэрилин-Нилирэм и лицами-карикатурами на неё же.

— У неё… мои волосы. Ну да, у меня были такие, — показывает Крису экземпляр блондинки с неестественно пышными закрученными волосами и остекленевшим взглядом. — Как же это?..

Крис, тут же забыв про смертельную усталость при виде Нормы, пытается говорить почти бодрым голосом.

— Очень просто. Сделали специально, как у тебя, все ведь видели твои фотографии. Расхожий товар.

— Товар? — она непроизвольно хмурится, но тут же заявляет, — Давай, купим эту.

— Господи, ты что!? Ночью ведь не уснуть, так она безобразна!

«Вот этого бы точно не надо!»

— Именно потому. В ней всё уродство той жизни. Мой портрет самой пустой и отвратительной женщины. Они говорили, что я была такой. Они видели только такую.

«Нет, этого нельзя допустить!»

— Послушай, если это так, на кой тебе напоминание об этом? Мазохизм? И к тому же она уродина сама по себе, эту Барби давно уже не покупают, если хотят вырастить девочек без отклонений.

Норма продолжает сидеть, глядя куда-то вдоль длинного ряда с игрушками, вряд ли слыша Криса. Безобразная подделка прижата к груди.

— Я помню это розовое платье. Бесподобное, правда? — умилённо поворачивает куклу так и сяк. — Шёлк назывался «Кожа ангела». Только подумай! Ангела! Где оно сейчас, моё платье? Хотя… не было оно моим. Оно принадлежало студии. И я принадлежала студии вместе с этим платьем.

Обратный путь был совсем не похож на путь «туда». Нет, путь был как путь, но попутчики из собеседников, которые не могли наговориться, переродились в глухонемых. Норма теперь не одна. На её коленях лежит пошлая коробка с дурацким окошком. В нём виднеется кусок пошлой пластмассы с пластмассовыми глазами и волосами. «Гнусное создание!», — Крис не смотрит в их с Нормой сторону, понимая, что может сорваться, схватить эту коробку и швырнуть её в окно. Норма погружена в свои мысли, не похоже, что радужные, смотрит прямо перед собой на незнакомую ей дорогу.

— Я не хотела по телефону… — толком не причёсанная Ирэн, очки вот-вот свалятся с носа, оглядываясь по сторонам, лепечет срывающимся шёпотом. — Это касается Нормы.

— Что ещё? Быстрей говори, пока она в ванной. Устали до одури от этого шизопинга.

— Биохимия крови… Я расстроена ужасно. Перепроверю ещё, лучше узнать наверняка, как можно раньше. Пока в лимфоцитах превышение как раз того, что указывает на предрасположенность…

— Нет, нет! Лучше молчи. Снова наследственность? Не может быть! Я же это обходил. Чёрт! Её мать дожила до 82-х, шизофреники столько не живут. Она всех обвела вокруг пальца, актриса чёртова, почище оскароносных. Лишь бы ни о ком не заботиться. Повесила проклятье над Нормой «не сойти с ума, как мать», и та погибала именно от этого страха — сойти с ума.

— Мало того, что бросила её, так ещё и обманула родная мать! Уж если алкашу-папаше, первому её мужу, позволили забрать у неё обоих детей, то какая же она была мать? Ты же знаешь, у Нормы были сводные брат и сестра?

— Знаю. И знаю, что её сестра росла настолько здоровой в другой семье, что прожила больше ста лет в абсолютно здравом уме. Я не допущу этого… — сжав кулаки, Крис меряет комнату неверными шагами.

— Чего?

— Не допущу этой отравы в таблетках, чтобы они во второй раз разрушили её. Тогда зачем я? Зачем всё это было? Я выжил, чтобы вернуть её, мою маму…

— Крис!.. — Ирэн прикрывает ладонью непроизвольно разинутый рот. Тихонько опускает руку, глядя на друга с сочувствием. — У меня были такие догадки… Зная, где ты родился и когда, и сколько боролись за твою жизнь. Это ни на что… Ну, и нечего раскисать! Может, не так и непоправимо, раз ты, как никто, владеешь, даже не знаю чем… — прислушивается к чему-то. — Слушай, что она там делает битый час? И шума воды не слышно.

На стук никто не откликается, Ирэн с опаской приоткрывает дверь в ванную комнату… Норма в новом купальном халате нежно-розового цвета сидит на полу перед полной ванной, одной рукой окунув в воду голую куклу, другой сосредоточенно пытается продрать щёткой её жёсткие капроновые волосы, которые не хотят поддаваться.

— Ненавижу эти кудри. Сама пошлость! Как я могла жить и терпеть их? Как я вообще могла жить… с этими никчёмными руками, которые никогда, ни разу не купали своего ребёнка. И никогда не будут! — роняет голову на руки, на край ванны. Отброшенная кукла отплывает к другому краю ванны и медленно идёт ко дну.

Ирэн садится на пол рядом с Нормой, обнимает её за плечи, вся в слезах, говорит сквозь всхлипывания:

— Я тебя понимаю. Если б ты только знала, как я тебя понимаю! Я ещё хуже… Пустоцвет. Как я мечтала о ребёнке! Всё… отмечтала. Но ты ведь ещё так молода…

В ванную хмуро входит Крис. Оценив обстановку, делает Ирэн знак, чтобы вышла.

— Чтоб им провалиться, этим супермаркетам! Рой Орбисон как-то раз пришёл из магазина и умер. И всё равно все ходят, ходят, только и знают, что ходят по этим чёртовым магазинам, — бормоча вполголоса, Крис наклоняется к Норме, довольно умело и мягко подсовывает под неё руки и осторожно тянет с пола. Вроде без напряжения, лишь лицо у него багровеет, и на шее вздуваются вены. — Больше не поедем туда, — выдавливает он.

Уложенная уже в свою кровать, Норма выглядит обессилившей, лежит, не шевелясь, отсутствующий взгляд в окно. Крис, отдышавшись, вытер пот со лба рукавом футболки и в нерешительности остановился.

— Если хочешь, оставайся в этой комнате. У меня там есть другая. Я только заберу свою одежду из шкафа.

— Здесь не хуже, чем там… Где прежде…

— Ты помнишь, где ты жила… до этого?

— Я жила? Ты настаиваешь? — неохотно поворачивается к нему, с подобием улыбки. — Там… там всё было заляпано… рекламными щитами, домами, неоном, перечёркнуто проводами, дорожными знаками… Город ангелов, — ухмыляется не без ехидства, — любой из ангелов повесился бы там через час. Не город, а… варикоз. Раздутый от вещей, машин, и тебя, вроде бы и нет, ну, или ты такой… меньше карлика с крошечным мозгом и не понимаешь — ты-то тут зачем? Ах, да… Чуть не забыла. Голливуд! Конечно! Воистину, Остролистный лес! — натянуто усмехается. — Околдует, заманит в чащу, да и нанижет на остриё.

— Да, но ведь… Весь мир засматривался…

— Ты про конвейер? О да, волшебное искусство снов! Для толп карликов, чтобы забыть, что они карлики. Не хочу… То, о чём я действительно пытаюсь вспомнить, это… бог мой, если бы это тоже был сон, но это хуже! Что? Что было перед тем… как я очнулась вчера в барокамере. Ну, в этой твоей…

— Нет, вот уж про это… Нет, на сегодня достаточно. Это и так давно уже стало наваждением, все кому не лень расписывают тот последний день, будто дежурили тогда в твоей спальне.

— Нет, я должна попытаться… После молчания… во сколько лет? Не мешай, — Норма закрывает глаза, немного запрокинув голову, руки без движения поверх одеяла. — День тот был обычным до странности. Солнечный, спокойный, — сомнамбулически-ровным негромким голосом. — Кто-то мне звонил, приятный. И у меня были планы, тоже приятные. А к вечеру всё рухнуло. Ускользнуло что-то… Меня… Не взяли, куда мне очень хотелось. Захлопнули дверь. Зло, прямо в сердце. И мне стало плохо. Жутко плохо, не так, как всегда, гораздо хуже. Это я точно помню. И… я стала хвататься за что-то, за всё подряд, в панике, сама начала звонить, звонить, без толку. Всем было некогда. Некогда — такой зверь, пожирающий жизнь, понимаешь? Если бы только все знали, как он её пожирает! Превращает её в Никогда.

Крис, уже не в силах остановить этого рассказа, бессильно опускается на стул, как врач подле пациентки.

— Меня отрезало от всего. Я хуже всех на земле, и кровать подо мной начала тонуть. Воздух выкачан. Кажется, перед тем, как потерять сознание… Или… это был бред. Кто-то вошёл, не знаю кто, показалось, что женщина, когда она подошла ближе, нет, не женщина… Таких жёстких рук не бывают у женщин, они схватили меня, как сноп сена, одним движением перевернули на живот лицом вниз. И держали. Думала, я под водой, дёргалась, извивалась… Крикнуть не могла. Кто-то ещё вошёл, я подумала — освободить, ведь я погибаю! Как-то успокоилась сразу и не сопротивлялась… Вот это было последним: ужас, обида, страх — всё отлетело. Спокойствие, нет, равнодушие. Меня вытащат… И вот вытащили, — открывает глаза и вопросительно смотрит на Криса. — Ты? Вот оно что!

Крис сидит окаменело, зажав руки между колен.

— Не знаю. Эти психи… психоаналитики внушили всем, что надо обязательно вот это, что ты сейчас сделала — будто бы, если расскажешь, то и…вот оно, счастье. Никогда им не верил. Хоть раз тебе полегчало после сеансов с тем шарлатаном? Это не я придумал, что именно твой любимый доктор довёл тебя до того… о чём ты говорила сейчас.

Расцепив руки, Крис освобождается от оцепенения и обращает к Норме пристальный взгляд.

— Не тебе судить! Ральф старался, но… он просто не знал, что со мной делать. Иногда мне казалось, мы плутаем в лесу — я слепая, хватаюсь за него, незрячего, и не выйти… из остролистого леса никогда.

— Просто были те, кто позаботился о том, чтобы ты не вышла. — Крис с горечью посмотрел на неё. — Тебя убили, — опустив голову, совсем тихо говорит он.

Тусклый до того взгляд Нормы, будто бы, оживляется от его слов.

— О! Конечно же, меня убили. Выпивка, таблетки, опять выпивка… Это была казнь. Само-казнь, — горькая усмешка. — Если серьёзно… Всё же я не могла сделать это сама. Не могла перешагнуть… Этот ужас — твоё тело будут кромсать, потрошить, когда ты уже ничего не можешь. Если бы просто исчезнуть, бесследно…

— Тебя убили люди. Мужчины.

— Мужчины? Ты шутишь?

— Передозировка нембутала, отличная версия. Когда в желудке его не нашли ни грамма. Ты спрашивала, почему тебе меня не отдали. Можешь не верить, но уже в то время был план. Ты им мешала, братьям, — говорит тише, но озлобленнее. — Но это им так не сошло. Смерть их обоих была расплатой, в том числе, за то, что они уничтожили ту, по сравнению с которой, они жалкие… Все они просто бледные тени. Тени! И всё! Хоть один и президент, а второй сенатор. А ты нет, не тень! Ты пережила себя, всё это время ты существовала! Нетленной. Какие-то имена вспыхивают и гаснут постоянно, только не твоё…

— Крис!

— Ты знала, что они получили своё — такую же смерть жертвы? Оба брата из этой семейки Кеннеди?

— Боже! Ты и правда безумен? ТАМ никто ничего не знает. Как может что-то знать кучка пепла или… костей?

— Кто-то сделал так, чтобы ты была отомщена.

— Что такое месть, по-твоему? Что она даёт? Может сделать счастливым?

— Мне она даёт доказательство, что именно они были убийцами.

Норма собирается выпалить протест, но вместо этого, неуверенно произносит:

— Если и убили, то её… Нилирэм. И не они убили. А та… Про неё не знал даже Ральф. Она давным-давно вынесла мне приговор.

— Очередная серия ужасов? Лучше не начинай.

— Лишь бы не встретить мне её опять. Может, и заживу тогда, в самом деле?

— Если доверишься не очередному Ральфу, а…

— Тебе, да?

— Зря ты… И слышать не хочешь… о нашем родстве. А ведь у нас столько общего! Я, как и ты, рос по чужим огородам. Но думал, что толку, что другие дети растут в нормальных семьях. Сбежать подальше из своего прекрасного дома — мечтает каждый второй.

— Ты тоже зря. Я ведь не слепая. Кое-что вижу. Твой ум… Ты не способен на подлость… кажется. Тебе тоже досталось в жизни. Но дитя — это тот, кого можно взять на руки, спеть ему колыбельную, рассказать сказку… Ну как я могу быть твоей матерью, ну, подумай! Или тебе надо было сделать меня 90-летней.

— На руки совсем не обязательно, у многих народов даже есть запрет на это. А сказки ты отлично можешь рассказывать, — он чуть улыбнулся. — Да, вообще, я теперь думаю, так ли это важно — сын, не сын… «Не родичи» могут быть в сто раз лучше некоторых кровных. Мне, возможно, не хватало отца. Но, может, я выдумал это, что мне его не хватает. Среди мужчин почти не бывает хороших матерей.

— Среди женщин их тоже не так уж много.

— Но… когда я вижу тебя, понимаю, что тебе надо помогать, всегда надо было, даже когда ты думала о себе, что сильна… как паутина на ветру. Твои стихи… они… кстати, люблю их. А сейчас — ты беззащитный росток. Дитя. Не смейся. Давай, я буду тебе отцом. Почему нет? А ты мне дочерью. Когда-то же надо побыть тебе дочерью.

Вскинув короткий взгляд на Криса, Норма тут же отводит его и смотрит прямо перед собой с оттенком сожаления.

— Думала, сумасшествие в нашем роду только по женской линии.

С горьким смешком она тихо поворачивается на бок, сворачивается клубком, подложив ладонь под щёку. Крис в волнении встаёт, рывками принимается шагать из угла в угол, размахивая руками в такт своим словам.

— Послушай, почему бы тебе не отнестись к этому, как… к путешествию? Вообще, как к радости, величайшей причём! А не как к какой-то драме или там к травме. Только подумай! Какой шанс! У большинства ведь не жизнь, а черновик к ней, который так и остаётся никчёмным наброском, паршивым черновиком. Вот именно, чёрт побери! И понимают это в последний момент, когда ни изменить, ни исправить уже — всё! Поздно! Ха-ха, ничего никто не может исправить. А ты можешь!

От воодушевления щёки его розовеют, диковатые пряди волос делаются летучими, в волнении летят вслед за его стремительными движениями, каких прежде за ним не наблюдалось.

— И, думаешь, я не помню, твои же слова, что не выход это — умереть молодой, чтобы избежать старости. Тогда ты никогда полностью не узнаешь себя. Ведь так? Ты говорила это?

Обогнув кровать, обращает к Норме горящий требовательный взгляд.

Норма уютно лежит на боку, глаза закрыты, дыхание ровное сквозь чуть приоткрытые губы.

В кресле, где накануне вечером сидела Норма, теперь Ирэн с ноутбуком на коленях.

— Опять уснула? Как же она ещё слаба. Ну а ты-то! Ты! Не представляю! Как в одном котелке сидят и такой интеллект и такая глупость? И не передерутся? Вот чего ты потащил её в торговый ад? Да ещё позволил купить… этот ужас!

Он к своему дивану.

— Ничего я не позволял! Она вцепилась в него, как… астматик в ингалятор. Не вытащить её было оттуда без этого «ужаса». Ну да, затея была идиотской. Но держать её, как в тюрьме, тоже…

— Ну, нельзя же допустить… Проделав такую работу, всё потерять. Надо принимать меры, пока не поздно.

— Ты, конечно, про барбитураты? Ни за что! Стоит только начать. Тут всё зависит от неё самой. Она не дура. Надо заронить в неё мысль, что у неё есть всё, чтобы не быть рабой своей идеи фикс. Как бы то ни было, она — новый человек. И может выстроить свою новую жизнь. Вот именно. Новую!

— С новыми лейкоцитами, добавь.

— Да, их обновления тоже можно добиться…

— Самовнушением?

Он тяжело вздыхает, встаёт и направляется к холодильнику.

— Теперь вас двое. Обе будете меня без конца поддевать?

Достаёт из холодильника бутылку.

— На твоём месте я бы давно уже напилась.

— Не хочу при ней… напоминать. Не знаешь, где в этом доме стаканы?

Нервно распахивает дверцу за дверцей, ничего не находя.

— Стаканы ему! Которых никогда не было. Напечатал бы на 3D-принтере, — Ирэн внезапно поднимает голову от ноутбука. — Дует по ногам! Ты что, открыл окно у неё в комнате?

— Ничего я не открывал.

— Не чувствуешь? Дует! — отложив ноут, вскакивает и направляется к спальне. — Ей нужно тепло, а не холод.

Крис замирает с бутылкой в руке в предчувствии неладного.

— Её нет! — крик из комнаты Нормы.

Бросив бутылку, Крис врывается в спальню. Постель пуста, окно полуоткрыто.

Ирэн, высунувшись из окна, видит, что Нормы нет уже и во дворе.

Крис безвольно опускается на край кровати.

— Господи! Я никто для неё. Притворилась спящей…

— Я вдогонку, — выкрикивает на ходу Ирэн, устремляясь в гараж к своей машине.

Крис недвижим.

— Может, они и правы, эти психи-аналитики, надо разговаривать… Даже этого не умею.