Br.Dragonfly

Alex Trall, 2022

Задумывались ли вы о том, что существуют параллельные миры, где жизнь идет своим чередом. Где возможность сделать шаг в прошлое является нормой. Как поведёт себя настоящее, если внести небольшие изменения в прошлое? Например, став тем, кем мечтал быть всю свою жизнь, представляя себя другим человеком. Мы склонны доверять тому, что видим, но реальность слишком обманчивая штука, и порой разобраться в ней становится невыполнимой задачей.

Предисловие

Приветствую, дорогой читатель! С каждым прожитым днём мы становимся на шаг ближе к новым неизведанным границам неизбежно надвигающегося будущего. Ещё каких-то 200 лет назад то, что являлось всего лишь фантазией художников, писателей или просто мечтателей — сегодня уже неотъемлемая часть бытия. Я думаю, что когда-нибудь наступит тот день, когда и время сдастся во власть человека. И пройдёт ещё немало веков, прежде чем мы изучим последний атом в нашей вселенной и заглянем в закрома пустоты. Изучение физического мира несёт смерть духовности, а власть двигает человека к познанию. Власть над числами, территорией, другими людьми, власть над первенством. Любой человек, теряя духовный мир, пытается заполнить недостающую его часть: алкогольной, наркотической, табачной или любой другой зависимостью. Но, любая зависимость — всего лишь иллюзия. Невольно вспомнилась притча о стакане, который до середины заполнен водой. Он наполовину пуст или наполовину полон? Я думаю, оба варианта неверны. Ведь, одна его часть заполнена водой, а другая — воздухом. Пустоты не существует точно так же, как темноты или холода. Любой сосуд всегда заполнен. Остаётся лишь понять, чем?.. Читая эту книгу, забудьте, кто вы есть, какой у вас пол, вес или рост. Забудьте вашу должность и количество денег на банковском счёте. Прошу, присаживайтесь поудобнее и окунитесь в таинственный мир, в котором время играет ключевую роль.

Бр. Драгонфлай

ВОСПОМИНАНИЯ

Ничто не приносит так много страданий, как большое количество удовольствия; ничто так сильно не связывает, как безграничная свобода.

Бенджамин Франклин

Время… Время — это необузданная часть бытия. Мы придумали его для создания точки отсчёта и для лучшего понимания устройства вселенной. А оно придумало нас…

Меня зовут Бруно Драгонфлай. Я родился и вырос в уютном городке с необычным названием — Мемфис. Мне всегда казалось, что этот город, поистине, уникален. Побывав здесь хоть однажды, вы навсегда сохраните в памяти неповторимую атмосферу его улочек, многообразие его всевозможных запахов и причудливых звуков. Архитектура Мемфиса покоряет своей удивительной неповторимостью — вереницы старинных одноэтажных построек выглядят микроскопическими на фоне гигантских бетонных небоскрёбов, упирающихся прямо в облака. Памятники, статуи, городские фонтаны, скверы, впрочем, как и самый захудалый уголок этого города, насквозь пропитаны своей историей.

Мой дом находился на краю города, расположившись у самого подножия холма. Со всех сторон он был окружён густым, почти непроглядным лесом. Вдали от городской суеты и бесконечных потоков несущихся автомобилей, стоя на островке тишины и безмятежности, он словно нашел своё единение с природой. Сквозь толщу зелёной листвы отчётливо проглядывались белоснежные стены строения с красивыми арками и резными колоннами. Внутри двора расположились два небольших фонтанчика, в виде танцующих фигур, которые изящно украсили парадный вход. Декоративная каменная тропинка, ведущая вдоль дома, прорезала насквозь идеально выстриженный газон и вела к небольшому лабиринту из кустарников роз, затем, плавно обогнув небольшой пруд, ограждённый живой изгородью, уходила прочь, в самую глубь соснового леса.

За домом стоял покосившийся сарай, где мои родители складировали своё старое барахло, которое там и уходило на покой, ржавело, гнило, или рассыпалось в труху, покрываясь плотным слоем вековой пыли. Иногда я заглядывал в этот сарайчик, с любопытством осматривал его бесчисленное содержимое и часами перебирал всевозможные штуковины. Мне казалось, там можно было найти всё, и даже немного больше, чем хватило бы моей фантазии. Старые лампы с потрескавшимися стёклами, огромные напольные деревянные часы, изъеденные термитами, автомобильные инструменты, которых было не сосчитать, и ещё несметное количество самых разнообразных вещей, на перечисление которых наверное не хватит и целого века.

Отец давно хотел перебрать содержимое и освободить место под что-нибудь более полезное, но решил переоборудовать под мою мастерскую. Мою личную, собственную мастерскую! Сказать, что я был безумно этому рад — значит, не сказать ничего. В тот же день мы приступили к разбору завалов. Я бы назвал это мероприятие «чисткой грандиозного масштаба», ведь, почти целую неделю, с раннего утра и до позднего вечера, мы с отцом занимались сортировкой, отделяя нужное от ненужного.

Дальше нам предстоял ремонт этого сарайчика, на что ушла вся оставшаяся часть лета. Отец помог мне заново обшить пол, утеплить стены и застелить крышу новой фанерой. Он сам уложил черепицу, а я в это время окрасил стены в светло-жёлтый цвет. Новые окна и дверь отец также установил самостоятельно. Мне оставалась лишь обустроить мастерскую самодельными шкафами, полками и лабораторным столом с мощной вытяжкой и всякой мелочёвкой.

С самого детства я любил физику и мечтал создать вечный двигатель. Мне кажется, что каждый человек, любящий физику, хоть раз, но пытался его создать, пусть и понимая где-то в глубине души, что идея заранее обречена на провал. Я знал, что нарушаю первый и второй законы термодинамики, но меня это не останавливало, из-за присущей человеческой черты, именуемой упёртостью. Я жаждал знаний и новых открытий, а теперь, когда у меня появилась собственная лаборатория, я, наконец, смогу проводить всевозможные опыты, не опасаясь спалить полдома из-за короткого замыкания.

Мне безумно нравилось проводить в своей новой мастерской научные эксперименты, ставить опыты с химическими веществами или создавать сложные механизмы. Например, индукционный нагреватель, который я смастерил из старой микроволновой печи, измеритель индуктивности, прибор ночного видения, дозиметр, терменвокс и ещё с пару десятков различных приборов. Конечно, вид их был далёк от заводских, но они были созданы собственными руками. Я бережно складировал их на полках, рядом с металлическим шкафом, наполненным инструментами. Всякий раз, заходя в мастерскую, я бросал взгляд на созданные приборы и очень ими гордился. В каждый из них я вкладывал частичку своей души, и, как только они попадались мне на глаза, я невольно вспоминал, сколько времени было потрачено на их создание.

Вершиной моих творений стал резонансный трансформатор Теслы. В нём было что-то особенное и загадочное. Иногда по вечерам я включал его, чтобы понаблюдать, как сотни маленьких фиолетовых молний, будто щупальца, снова и снова прощупывают различные металлические поверхности, создавая ошеломляющие эффекты с образованием всевозможных газовых разрядов. Этот прибор мне казался более впечатляющим, чем другие, несмотря на отсутствие функциональности. Генератор, индуктор и высоковольтный резонатор — вот и весь секрет. Зрелищность и ничего более!

Однажды, стоя у окна в своей комнате, я наблюдал за лениво покачивающимися деревьями. Яркое майское солнце ласково проливало своё тепло, изредка скрываясь за небольшими облаками. В приоткрытое окно врывался свежий весенний воздух, наполняя комнату сладковатым ароматом цветущего под окнами жасмина. Странный шум и внезапно хлопнувшая дверь резко отвлекли меня от размышлений. На первом этаже послышался раздражённый голос мамы, который с каждой минутой становился всё громче, пока и вовсе не превратился в крик. После этого вдруг неожиданно раздался пронзительный звук бьющейся о стену посуды, сменившийся всхлипыванием и новыми выкриками недовольства.

— Всю жизнь! Все наши совместно прожитые годы ты слышишь только себя! «Я! Я! Я!» И живёшь ты только для себя! Хоть раз ты спросил, чего я хочу?! Хотя бы единственный раз?!

— Да прекрати уже свои истерики! Ты же сама вечно всем недовольна! Что бы я ни сделал, в ответ…

— Что в ответ?! Что я должна давать в ответ, когда я целыми днями выполняю лишь роль прислуги в этом чёртовом доме, а ты даже не можешь нормально позаботиться о своей семье?!

— Я всё только для того и делаю, чтобы о ней позаботиться…

— Ха-хах! «Всё..!» Работаешь за гроши или настраиваешь связь с космосом, сидя в своей комнате — вот твоё «Всё». Спасибо, хоть сарай, наконец-то, разобрал! Тебе не понять, что я женщина! Я хочу любви и заботы, а не твоих дурацких шуточек про мою толстую задницу! — Ненадолго наступило затишье, но в скором времени всё возобновилось: слёзы, крики и битьё посуды.

Я никогда не любил ссоры родителей. В такие моменты я всегда уходил в свою комнату и плотно запирал за собой дверь на щеколду, а сам вылезал через окно. Спустившись по сливной трубе на улицу, я шёл к берегу ближайшего озера. Там я устраивался поудобнее на корнях старого дерева и, глядя на воду, невольно задумывался о природе мироздания, о научных открытиях и о том, как много ещё всего неизведанного хранит в себе вселенная.

Вода, поистине, обладает какими-то магическими способностями, ведь, она может смыть накопленный негатив и восстановить равновесие внутреннего мира. Это простое, на первый взгляд, вещество, хранит в себе множество необъяснимых тайн и загадок. Вот как научно объяснить, что у воды есть память? Как объяснить эксперименты с водой исследователя Масару Эмото, где вода меняет кристаллическую решётку при замерзании из-за слов, сказанных ей перед самой заморозкой?

Не знаю точно, что породило мою любовь к физике. Может быть, сыграли роль отцовские гены и его любознательность ко всему. Может, мне было предначертано звёздами сотворить в своей жизни что-то особое. А, возможно, всему причиной стала наша новая учительница физики — мисис Элизабет Вайнер — в которую я тайно влюблён по уши. А, может, и то, и другое…

Солнце скрылось за горизонтом. Вечер незаметно подошёл к концу, сменившись тихой звёздной ночью. Закинув рюкзак на спину, я решил как можно скорее убраться от надоедливых, монотонно пищащих комаров, которые только и жаждали, что отведать моей крови. Спасаясь от них бегством, я совсем не заметил, как очутился у своего дома. В гостиной, на первом этаже, горел свет, где на секунду в окне показался силуэт мамы и тут же исчез. Вскарабкавшись по сливной трубе наверх, я торопливо нырнул в проём открытого окна. Едва я успел дойти до середины комнаты, как за дверью послышались приближающиеся шаги, а уже через мгновение раздался тихий, прерывистый стук.

— Дорогой, ты не спишь?

— Нет, мам.

— Мне не нравится разговаривать с дверью, может, ты откроешь?

— Я хочу побыть один.

— Тогда, может быть, ты спустишься и присоединишься к ужину?

— Спасибо, но я не голоден.

— У тебя всё хорошо?

— Да, мам. Я, правда, не голоден, просто нет настроения.

— Как знаешь. Приятных снов, дорогой!

— Спасибо мам, и тебе приятных снов. — Шаркая тапочками, мама медленно удалилась, тихо напевая какую-то мелодию. Я не знаю почему, но мама каждый раз делает вид, будто ничего не произошло и никакого скандала вовсе и не было. Ещё каких-то пару часов назад, она была готова разнести весь дом в пух и прах, а теперь её голос звучал абсолютно спокойно. Выглядело так, словно прошла целая вечность с момента ссоры, и она уже напрочь забыла её причину.

Я никогда не обладал способностью быстро отходить от подобных событий. Завалившись на кровать, я понимал, что нет ничего хуже, чем безразличие друг к другу. Свернувшись клубочком, я почувствовал, как слёзы непроизвольно хлынули на моё лицо. Обида и грусть целиком охватили меня. Захотелось кричать изо всех сил, и я едва успел заглушить свой крик, плотно накрыв лицо пуховой подушкой. Я не хотел плакать, ещё больше я не хотел, чтобы кто-нибудь услышал мой крик, поэтому я стал усиленно пытаться сосредоточиться на своём дыхании. Уставившись в открытое окно, я наблюдал, как облака лениво проплывали по ночному небу, иногда скрывая полную луну под своим одеялом. Ночь пролетела незаметно, и монотонно звонящий будильник резко выдернул меня из сновидений.

— Ну нет… Я же совсем недавно уснул! — С трудом пересилив себя, я слегка приподнял голову. Искать будильник со слипшимися глазами было непросто. Я кое-как нащупал затёртую кнопку на часах и ткнул в неё пальцем, наконец, отключив надоедливое пиликанье. — Ещё пять минут. Всего лишь пять, и я встану. Обещаю… — Нервный стук в дверь не дал мне задремать.

— Дорогой, ты опять уснул? Быстро просыпайся и бегом умываться! Через двадцать минут прибудет школьный автобус! Если ты снова его пропустишь, то в этот раз тебе придётся добираться до школы самостоятельно!

В голове все мысли спутались. Я понимал, что совсем упустил момент, когда снова уснул. Когда сознание так незаметно выключается, время начинает идти по своему короткому маршруту. С моей точки зрения, это длилось мгновение, а, с точки зрения родителей, я проспал целых сорок минут с тех пор, как прозвенел будильник. Эта ситуация почему-то напомнила мне кота Шрёдингера, который и жив, и мёртв одновременно, в зависимости от того, с какой точки зрения на него посмотреть. Странная штука это время…

Я с трудом сполз с кровати и, одеваясь на ходу, неохотно поплёлся в ванную комнату. Плеснув в лицо холодной водой, я немного взбодрился. Вспомнив, что времени оставалось всё меньше и меньше, я наспех почистил зубы и выбежал на улицу. Школьный автобус уже поджидал на обочине дороги с готовностью двинуться в любую минуту. Стоило мне запрыгнуть внутрь, как дверь со скрипом захлопнулась, а недовольный водитель пристально уставился прямо на меня. Его редкие волосы были белее снега, а хмурые толстые брови на морщинистом, гладко выбритом лице выглядели более чем забавно. На вид я бы дал ему лет девяносто. Мне казалось, что когда-то он вот так же возил в школу моих родителей, а, может, и родителей моих родителей… Хотя, вряд ли это было на самом деле.

Автобус двинулся в путь, а я, усевшись на последнем ряду, попытался ещё немного вздремнуть. Или хотя бы сделать вид, что сплю. Езда в одном в автобусе с моими одноклассниками — то ещё развлечение. Им только дай повод, и проблем не миновать, а мне этого хотелось меньше всего.

— Эй, ты, придурок, на кого уставился?

— Ни… ни на кого… Я просто смотрел на дорогу. Правда!

— Ты кого обмануть собираешься, Гарри?

— Я Оливер. Прости, Мэт, больше не повторится. Обещаю!

По голосу я понял, что это был Мэтью Пилигрим. Мэтью — коренастый парень среднего роста, с мощным накачанным телом и с ужасно рыхлым лицом. Вся его физиономия была покрыта глубокими кратерами то ли от прыщей, то ли от бомбардировок ядерных ракет. Надеюсь, сегодня Оливер отделается лишь парой подзатыльников. Жаль, что он никак не догадается притвориться спящим, как это делаю я. В любой поездке он держит наготове бумажный пакет. Оливер говорит, что это — дорожная болезнь. Как морская, только дорожная.

Моя школа находится на самом краю города — не в самом удачном месте, окружённом бедными районами, где процветают лишь наркотики, насилие и убийства. Что уж говорить об учениках — практически, у каждого второго, хотя бы один из родителей или уже побывал в тюрьме, или до сих пор ещё отбывает свой срок. Соответственно, детям было с кого брать пример, и они с удовольствием несли в школу весь новый накопленный опыт.

Учителя зачастую терпели оскорбления, а, порой, и унижения от своих же учеников. Они закрывали глаза практически на всё, что творилось в школе, включая продажу лёгких наркотиков. О происходящем знали все, вплоть до самого директора, но, из раза в раз каждый учитель упорно делал вид, что ему об этом совсем ничего не известно. Кто ж захочет получить пулю в лоб от какого-нибудь укурённого подонка из-за обычного заявления в полицию. Тем более, что за последние пару лет по этой причине уже погибли двое учителей.

Самым жестоким среди учеников был Питер Коллинз. Высокий блондин с зачёсанными набок волосами, гордо приподнятой головой и вальяжной походкой. По школе он всегда ходил вместе со своей свитой. Иногда он избивал и унижал своих ровесников, а тем, кто помладше, раздавал подзатыльники для профилактики. Он был из тех, кому доставляло удовольствие задирать других. Видимо, так он поднимал свой авторитет среди сверстников. Меня он почему-то называл Гарри. Да и не только меня — все, кто ему не нравился, были Гарри. И совсем неважно, как на самом деле тебя зовут — Адам, Бруно, Томас, Джордж, Генри или ещё как-нибудь. Для Коллинза и его компашки мы все были Гарри. Имя Гарри стало нарицательным, скорее, означающим, что ты неудачник. Я искренне ненавидел всю его шайку и старался лишний раз не попадаться им на глаза, ведь встречи с ними никогда не заканчивались хорошим финалом.

В общем, школа была сущим адом. Единственным лучиком света в этой непроглядной тьме для меня была та самая миссис Элизабет Вайнер. Удивительно, но когда начинался урок физики, все одноклассники, словно по команде, замолкали. Наступала тишина, где звучал лишь её тонкий и завораживающий голос. Она с лёгкостью вносила интерес даже в самые скучные темы и часто показывала различные эксперименты. Мне это очень нравилось.

В редкие моменты, если в классе всё же назревал конфликт, она, не прилагая усилий, с поразительным достоинством могла в два счёта усмирить пыл самого яростного зачинщика. Её уважали и любили, причём, в первую очередь, как человека, а не как женщину.

Сама она была невысокого роста, с ярко выраженными, необычайно голубыми глазами, завораживающим голосом, доброй душой и харизмой, совсем не характерной для этих суровых мест.

Мой интерес к предмету с каждым днём рос, как росли и мои познания. Приходя домой, я всегда разбирал наперёд будущие темы, всё больше и больше увлекаясь наукой. Всё чаще экспериментируя в своей мастерской, я стал добиваться заметных результатов. В свою очередь, за это миссис Элизабет нередко выделяла меня из всего класса, что мне очень льстило. И, хотя я был в неё тайно влюблён, я так и не осмелился подойти и сказать ей о своих чувствах. Да и глупо было бы в таком возрасте признаваться в любви женщине, которая почти в два раза старше тебя. И её муж тоже был бы против. Хотя… Нет, нет… Точно был бы против.

***

Следующим моим шагом после окончания школы стало поступление в Стэнфордский университет. По статистике, из сорока тысяч заявок на поступление смогут пройти отбор лишь пять процентов. Шансы, конечно, маловаты, но всё же есть. От меня требовалось только основательно подготовиться.

Я знал, что будет нелегко, и первое, что выбивало меня из колеи, так это обстановка в собственном доме. Нарастающее напряжение между родителями стало следствием участившихся скандалов с криками и битой посудой. После нескольких походов к семейному психологу, родителям взбрело в голову, что необходимо сменить обстановку и разрядиться от накопившегося негатива, а для этого рекомендуется переехать в другое место. Я думаю, психолог имел в виду отдых, вдали от дома, например, поездку к одному из лазурных берегов Атлантического океана. Но родители всё поняли слишком буквально, и теперь их было не переубедить. Переезд значит переезд!

Родители не стали рассматривать множество вариантов, а остановили выбор на новом доме в небольшом посёлке пригорода Уиллистон, что находится на берегу реки Миссури. С виду он не особо отличался от других домов, стоявших неподалеку, поэтому отыскать его с первого раза было задачей не из лёгких.

После переезда родители продержались ровно две недели. Затем всё встало на круги своя. Тогда я осознал, что всё приходит к логическому завершению. Ещё через месяц родители подали на развод. Старый дом продали, а новый делить не стали и сошлись во мнении — так как я единственный ребенок в семье — что дом останется только мне. Ведь, мне уже восемнадцать, я совершеннолетний, а, значит, могу устраивать свою жизнь так, как посчитаю нужным.

Первой уехала мама и в суете забыла свой мобильник в комнате. Именно тогда я узнал из её переписок, что она встречается с каким-то человеком по имени Томас, и, по всей видимости, их роман длился уже целый год. Приблизительно год назад родители стали спать в разных комнатах и продолжали ссориться. Теперь мне стало ясно, что являлось истинной причиной. Отцу я побоялся об этом сказать, решил сохранить всё в тайне.

Мать, собрав вещи, уехала во Францию, а ещё через пару месяцев уехал и отец — за просветлением в Тибет. Как он мне твердил, «для поддержания духовной составляющей». Время от времени они присылали мне деньги, которых едва хватало на оплату счетов. У родителей теперь своя новая жизнь, а у меня — свой собственный дом.

Прожив тут год, я получил письмо от маминых родственников из Франции, в котором сообщалось, что она погибла в автомобильной аварии. Для меня это стало шокирующей новостью. В её смерти я виню только этого Томаса, ведь именно он увёл её из семьи и, возможно, был инициатором переезда в Париж. Осталась бы она здесь, и трагедии бы не произошло!

Второй удар я получил от известий об отце. Сначала он перестал выходить на связь и больше не присылал мне денег. А, как выяснилось потом, он, вместе с группой монахов, поднимался на одну из гор и просто исчез, так и не добравшись до места назначения. Теперь он считается пропавшим без вести. На его поиски неоднократно поднимали этих «просветителей», но никаких следов так и не было обнаружено.

Иногда по ночам я ощущаю их присутствие рядом. От одних таких мыслей по спине бежит холодок, а волосы встают дыбом. Но, оборачиваясь в страхе, я вижу только пустоту и насквозь пропитанный воспоминаниями дом. Ещё живя в Мемфисе, я мечтал о совершеннолетии, свободе от родительского контроля. Мне хотелось уединения и спокойствия. Но теперь, оставшись один, я в полной мере ощутил, как сильно мне не хватает родных.

Порой, сидя на полу возле старого комода, я снова и снова листал семейный альбом с фотографиями, вспоминая о былых временах. Минут по десять держал перед глазами каждое фото, улавливая в нём мельчайшие детали. Я стал видеть в них что-то такое, чего раньше совсем не замечал. Насколько строгим выглядел отец — но в то же время он был таким родным, хотя и немного помешанным на религии.

На одном из старых снимков мама, держа меня на руках и крепко прижавшись к отцу, неумело позирует фотографу. Именно в эту секунду фотоаппарат будто силой вырвал мгновение из жизни и перенёс его на свой черно-белый негатив. Я всегда думал, что у меня всё находится под контролем, но на самом деле это «всё» проходило сквозь пальцы. Сейчас каждое тёплое воспоминание о близких для меня было бесценно. Жаль, я понял это слишком поздно. Осознание потери съедало меня изнутри. Я не мог себе простить то, что их не ценил и не ценил минуты, проведённые вместе. Иногда я винил себя за то, что не попытался их помирить, а, может, только усугублял ситуацию в это тяжёлое время.

***

Первой хорошей новостью после смерти матери и исчезновения отца стало возвращение дяди Сэма. Служба в ракетных войсках где-то в центральной Африке затянулась на долгие семь лет. Под два метра ростом, темнокожий, с широкими плечами, мощной грудной клеткой и с весом не меньше трёхсот фунтов — дядя Сэм для меня был не просто маминым братом, а лучшим другом и вторым отцом. Несмотря на свои размеры, он был очень добрым, заботливым и с великолепным чувством юмора. Я очень любил Сэма и всегда радовался его возвращению из очередной командировки.

После списания в запас и выхода на военную пенсию, Сэм помог мне оправиться от последних ужасных событий, навалившихся на мои плечи. Вместе с ним мы сидели до ночи и готовились к поступлению в Стэнфорд — мотивационное письмо, эссе, подготовка портфолио и всяких документов, подробности о которых сейчас уже и не вспомнить. Через месяц после вступительных экзаменов на почту пришло письмо из университета о зачислении на инженерный факультет. Этот день мы праздновали на полную катушку. Пили шампанское и пускали фейерверки до самого утра. Мне казалось, что Сэм был рад моему поступлению больше, чем я.

Ещё через месяц, к началу учебного года, я уже стоял на пороге главного входа вместе с другими счастливчиками. Нас всех встретил невысокий пожилой мужчина в белом костюме, это был канцлер университета. Встав на трибуну, он поприветствовал публику, затем произнёс заученную наспех короткую речь и, дружелюбно помахав рукой, быстро удалился. Примерно через час всех новоиспечённых студентов распределили по факультетам и повели знакомить с их будущими местами проживания. Мне, вместе с парой сотен первокурсников, досталось студенческое общежитие в восточном кампусе.

В день своего заселения я познакомился с моим новым соседом по комнате, которым оказался азиат Ксу Янг. Он был худой, невысокого роста, как и большинство азиатов, с белой кожей и с очень узким разрезом глаз. Его чёрные волосы, аккуратно собранные в небольшой хвостик, доходили до самых плеч. Он, как и я, был не особо общительным и часто сидел у входа в кампус на бетонных ступеньках с книжкой в руках. Именно на этих ступеньках и завязалась наша крепкая дружба.

Первый месяц моего обучения в Стэнфорде подходил к концу. И вот, вечером, сидя на небольшом диванчике в своей комнате, я готовился уже закрыть книгу, как неожиданно раздался сильный и настойчивый стук в дверь. Этот стук отозвался учащёнными толчками в моей груди, появилось ощущение страха и чего-то неизбежного. Настороженно подойдя к двери, я медленно повернул ручку и отворил её. На пороге появился крепкий мужчина со странными, закрученными вверх, тёмно-русыми усами. На желтоватом лице слегка проглядывал тонкий длинный шрам, тянущийся от самого уха и до подбородка. На вид ему было около пятидесяти пяти лет. Его длинное тёмное пальто свисало почти до самого пола, слегка касаясь отполированных до блеска кожаных туфель. Не спросив разрешения, он настойчиво шагнул в комнату и плотно закрыл за собой дверь. Я немного растерялся от такого решительного напора.

— Вы кто такой, и что вам нужно?

Мужчина не торопясь присел на стул и произнёс уставшим, немного охрипшим голосом:

— Меня зовут Шелдон, а тебе следует присесть. Я пришёл с плохими новостями, приятель. — Помедлив, он тяжело вздохнул, а затем опустил свой взгляд в пол. — Мне, пожалуй, стоит начать с самого начала. Ты знаком с Сэмом Картером?

— Конечно, он мой дядя… — наступило короткое молчание. — А почему вы спрашиваете? Он что-то натворил? Вы из полиции? Как вы меня нашли?

— Остынь, сынок. Я задал тебе один вопрос, а ты мне уже целых четыре. Я всё расскажу по порядку. Мы служили вместе с твоим дядей на протяжении долгих лет, и я знал его лучше, чем кто-либо. Он был хорошим человеком и моим лучшим другом. Десять дней назад Сэм позвонил мне поздней ночью и просил позаботиться о тебе.

— Вы несёте какую-то ерунду. С чего ему просить вас обо мне заботиться?

— Об этом мало кто знает, но однажды мы должны были сопровождать колонну с продовольствием. Ничего серьёзного, всего с полдюжины грузовиков. Мы это делали множество раз, но именно в тот день Сэм не на шутку взбесился и наотрез отказывался выпускать машины. Он закрывал ворота, протыкал шины грузовиков, что он только ни делал, лишь бы помешать. Он умолял отправить разведгруппу. Мы все подумали, что он сбрендил. Но, чем чёрт не шутит, и я ходатайствовал перед начальством поступить так, как хочет Сэм. Через шесть часов, разведгруппа попала в засаду, и, благодаря Сэму, мы были к этому готовы. В этом бою погибло много повстанцев, а из наших был ранен всего один сержант. Если бы не Сэм, жертв было куда больше, но только с нашей стороны. И такие случаи были дважды на моей памяти. Ты понимаешь, к чему я веду? У него дар от всевышнего, который оберегал нас. Он был нашим ангелом-хранителем…

А полторы недели назад ночью в моей квартире раздался звонок. Я поднял трубку и услышал обеспокоенный голос Сэма. Он попросил позаботиться о тебе, если что-нибудь с ним случится. И наговорил ещё кучу всего, что я не разобрал, Я в тот вечер был немного пьян. Дозвониться до него я больше не смог, а на утро мне сообщили о его кончине.

— Как? Вы говорите какую-то ерунду. Этого просто не может быть… Я в это не верю!

— А стоит. Его похоронили рядом с твоим дедушкой. Поверь, мне самому тяжело об этом говорить. Но, если бы я мог это предотвратить, то, знай, я обязательно бы это сделал.

— Он не мог сам умереть! — я не верил ни единому слову. На секунду мне показалось, что это вовсе не друг Сэма, а, всего лишь, сумасшедший, который не понимает, о чём говорит.

— Сам?.. Нет… Он умер не сам! Его убили. Причём, убийца был трусом. Зайдя со спины, он подло воткнул нож в шею до самой рукояти. Полиция уже поймала этого подонка.

— Ложь! Это грязная ложь! Я не знаю, зачем вы это делаете, но я вызываю копов!

— Остынь. Скажи, ты давно созванивался со своим дядей?

— Пару недель назад. Но это ничего не значит. Я прямо сейчас позвоню Сэму, и, как только он ответит, ты горько пожалеешь, что вздумал со мной так шутить!

— Можешь не звонить.

— Почему? Что вы так запереживали?

— Только потому, что Сэм мёртв…а его мобильник сейчас у меня. На, вот, держи. Я всё равно хотел отдать его тебе. — Похолодевшими руками я взял телефон дяди Сэма и попытался на чём-нибудь сосредоточиться. Мысли в моей голове смешались, а виски всё больнее сдавливало от нарастающего пульсирующего стука.

Нажав боковую кнопку блокировки телефона, я увидел, как чёрный экран засветился, и появилась моя фотография. Я неосознанно попробовал ввести в качестве пароля свою дату рождения — телефон тут же разблокировался.

— Так вот, как вы меня нашли! Вы подобрали мобильник, а из сообщений узнали мой точный адрес и теперь хотите меня шантажировать? Не получится!

— На, вот, ещё кое-что, — мужчина достал из внутреннего кармана фотографию и протянул её мне.

— Ты знаешь… Мне не следовало тебе это показывать, но других доказательств у меня нет. Да и ни к чему мне это. Потеря Сэма и моя потеря.

— Что это?

— Это фотография с места преступления. — Взглянув на неё, я увидел, как безжизненное тело дяди Сэма лежало на чёрном асфальте, по которому растеклась огромная лужа крови. Его глаза неестественно смотрели куда-то в пустоту. Мои руки затряслись, а тело покрылось мелкими каплями холодного пота. Шелдон взял бутылку воды, стоявшую на столе, и настойчиво сунул её мне в руки.

— Держи. Сделай пару глотков, парень, и тебе немного полегчает, — машинально выполнив, что он сказал, я отдал её обратно.

— Скажи… — запнувшись на мгновение, я снова продолжил, — Он, не мучился?

— Думаю, нет. Это относительно лёгкая смерть.

— Я всё равно в это не верю… что Сэм мёртв…

— Я тоже. — Глаза Шелдона наполнились слезами. Он слегка отвернул голову и незаметно вытер пальцами слёзы. Я смотрел на него ошарашенно, не понимая, что мне делать.

— Что за ублюдок мог сотворить такое? — произнёс я почти шёпотом.

— Я мало что о нём знаю. Вроде учился в той же школе, что и ты. В Мемфисе. Зовут его… Питер Коллинз. Питер Коллинз, — нервно повторил он ещё раз. Шелдон опустил глаза и пристально стал смотреть в одну точку, сжав руку в кулак. Мы ещё полночи просидели в комнате, но я больше не мог выдавить из себя ни слова. Я не понимал, почему столько ужасных событий произошло со мной за такое короткое время. Шелдон говорил, что даже в самый плохой день мир не перестаёт вращаться, а, поэтому, нужно двигаться вперёд. Встать и идти.

Через несколько дней Шелдон отвёз меня на могилу дяди. В школьные годы Питер Коллинз вызывал восхищение и страх. А теперь я его ненавижу каждой частичкой своего тела. Любое упоминание о Питере вызывает у меня только гнев и ярость. За последние два года я потерял всех, кто был мне дорог. Сначала мама, затем отец, а теперь ещё и Сэм. От безысходности я впал в отчаяние. Мне хотелось умереть, чтобы быть вместе с ними, где-то там, на небесах… Шелдон и Ксу Янг помогли мне преодолеть это трудное время.

Я погрузился с головой в учёбу. Изучение различных теорий, концепций или маргинальных направлений науки в квантовом мире помогало справляться со всем случившимся. Спустя полтора месяца, я написал доклад с простым названием «Концепция вселенной». В нём говорилось о существовании трёх основных составляющих, косвенно граничащих друг с другом: квантовый мир, теория относительности и теория мироздания.

Если рассказать вкратце, то квантовый мир — это очень маленькие частицы вещества, такие, как кварки и лептоны, которые не подчиняются законам большого мира — нашей классической механике. И есть теория мироздания — это очень огромные объекты, такие, как звёзды, чёрные дыры, они тоже не подчиняются теории относительности. То есть, существуют три ступени, которые работают, каждая — по своим законам.

Перечитав доклад с добрую сотню раз, я был готов выступить впервые перед огромной аудиторией. Это был мой первый опыт, поэтому я изрядно волновался. Но, когда после выступления, я услышал, как посыпались бурные аплодисменты, я понял, что всё прошло неплохо. По телу всё ещё пробегала нервная дрожь от пережитого волнения. Спустившись, я уселся на ближайшее свободное место в зале, и стал слушать работы других студентов, презентация которых затянулась ещё на четыре с половиной часа. Наконец, заключительное выступление подошло к концу, вышел ректор, и после подведения итогов и поздравительных слов, распустил нас по домам.

Неспешным шагом я покинул аудиторию и вышел в полупустой длинный коридор. На белых стенах висели старые, чёрно-белые фотографии с изображениями неизвестных мне людей. На одной из них я заприметил полноватого человека с тростью, позирующего на фоне здания. Из-под пиджака выглядывала белая рубашка с поднятым воротником. Плохо зачёсанные назад волосы торчали в разные стороны. Я был очень удивлен, впервые увидев фотографию человека, у которого очертания лица, как мне показалось, были очень схожи с моими — белые и слегка полные щёки, ровный прямой нос, высокий лоб.

— Приветствую вас, мистер Драгонфлай, — раздался голос из-за спины. Обернувшись, я увидел рядом стоящего худощавого пожилого человека в строгом сером смокинге и с ярко-красной бейсболкой на голове.

— Здравствуйте, эмм…

— Ирвин Уилсон. Декан инженерного факультета и руководитель научных направлений в одном лице. А вы, и вправду, очень похожи.

— На кого?

— На того человека, которого вы разглядываете. — Уилсон слегка улыбнулся и, сняв фотографию со стены, стал всматриваться в неё. — Да, похожи, вот только различие в бороде, а так вылитый мистер Леланд. Жаль, что у вас её нет, так бы были, как две капли воды. Хотя, если добавить немного грима, накладную бороду и сделать небольшую лысину, то вас несомненно примут за двойника мистера Леланда.

— Кто это такой, мистер Леланд?

— Мистер Леланд Стэнфорд — основатель этого прекраснейшего университета! Вы должны хоть немного знать историю того места, где обучаетесь, мистер Драгонфлай.

— Я много чего о нём знаю, но никогда не видел его фотографии, поэтому и представления не имел, что мы так похожи.

— Кстати, хочу вам сказать, что я присутствовал на вашем докладе, и я весьма и весьма впечатлён. Вы затронули одну из моих любимых тем! Мистер Драгонфлай, хочу заметить, вы весьма талантливы!

— Спасибо, сэр.

— Я вижу ваше рвение и упорство. В вас есть что-то такое, что напоминает меня самого сорок лет назад. Вы будете удивлены, но похожий доклад делал и я, когда поступил на обучение в это замечательное место.

— Не может быть!

— Вы не поверите, но я и сам был крайне удивлён. Видеть себя со стороны — то ещё зрелище. Хотя, сначала я подумал, что вы попросту списали его с моего. Но, вспомнив, что он лежит в сейфе под надёжным замком, я сразу отогнал прочь свои сомнения. Конечно, если вы не профессиональный вор, который может обходить охранные системы и взламывать замки за считанные минуты, то…

— Да у меня единственный ключ от единственной двери, ведущей в мою комнату, не всегда подходит, что уж и говорить о сейфах…

— Не беспокойтесь. Я всего лишь пошутил, а вы всё воспринимаете всерьёз. Юмор за семьдесят.

— Ничего себе, у вас шуточки.

— Там два сейфа. Но, по правде, я к вам пришёл не за этим. Вы знаете, что на территории университета есть две лаборатории? Первая, на мой взгляд, для баловства — попробовать провести простые эксперименты или поставить элементарные опыты. Но, вот ко второй, как говорят, «высшей лаборатории», доступ строго ограничен. Туда можно попасть только с третьего курса. Правда, иногда там бывают ребята и со второго, но они не занимаются глупостями, вроде разглядывания молекул под микроскопом. Они работают над куда более интересными вещами и даже кое-где добились успеха. Их имена — Роберт Хэйз и Ксу Янг. С мистером Янгом вы уже знакомы, насколько мне известно.

— Верно. Но я пока не понимаю, к чему вы клоните?

— Роберт Хэйз уехал домой, бросив учебу. Он был очень талантливым учеником, но, видимо, случилось что-то серьёзное, раз он так решил.

— Зачем вы всё это мне рассказываете? Причём тут я?

— Ксу Янгу нужен напарник, который знает своё дело. Мистер Бруно, хочу заметить, здесь обучается больше семнадцати тысяч студентов, и, если отсечь ненужные нам специальности и оставить только область теоретической физики высоких энергий и конденсированных сред, то цифра сократится до 228 человек. Не думайте, что я возьму кого попало. Я проанализировал всех, кто хоть отдалённо интересовался этой областью, и, пока, вы — лучший кандидат. Конечно, есть ещё Харви Диккенсон, но это на тот случай, если вы откажетесь. Эта просьба не только Ксу Янга, но и моя личная. Я знаю ваши стремления и цели. Поверьте, вы сможете многого добиться. И, имейте ввиду, что второго шанса не будет.

— Вы застали меня врасплох. Конечно, мне безумно приятно от такого предложения, но, мне нужно подумать.

— Разумеется! Я вас торопить не буду. У вас тридцать секунд. — Ирвин приподнял левую руку, оголив наручные часы, и, пристально наблюдая за цоканьем секундной стрелки, стал в такт постукивать пальцем по стеклу часов. Как я понял позже, это был такой психологический трюк, и никакого Харви Диккенсона не существовало. Но тогда я этого не знал… Стоя напротив декана, ошеломлённый происходящим, я совсем растерялся от такого напора.

— Время вышло. Значит, всё-таки Харви Диккенсон. Всего доброго, мистер Бруно Драгонфлай!

— Не надо Харви! Я согласен… — После этих слов наступило секундное молчание. Декан не отводил от меня взгляда, и словно чего-то выжидал.

— Вы уверены?

— Да, мистер Уилсон.

— Хорошо… Вы должны знать, что у нас есть ряд правил, которые необходимо выполнять. Первое, и самое главное правило — никто не должен ни о чём знать. Ни о нашем сегодняшнем разговоре, ни, тем более, о том, над чем вы работаете. Ни слова, и даже ни единого намёка! Повторяю, никто! Вам ясно?

— Да, мистер Уилсон! Могила, Сэр. Уже забыл.

— Мистер Ксу Янг введёт вас в курс дела. — Взглянув на часы ещё раз, декан сделал нахмуренный вид и, не сказав ни слова больше, побрёл торопливым шагом вперёд по коридору. На секунду остановившись у лестницы, он обернулся, окинул меня взглядом и скрылся из виду, оставив меня в полном недоумении. Через некоторое время я вернулся в свою комнату, где ещё долго размышлял о нашем разговоре, о намерениях мистера Уилсона и его планах на мой счёт.

Субботний вечер близился к концу. Лёжа в кровати, я наконец-то смог расслабиться, откинув все мысли в сторону, и погрузиться в непредсказуемый мир сновидений. Ранним утром меня разбудил стук в дверь, больше напоминавший биение колёс поезда. Два-один-два. Два-один-два.

— Ксу, какого чёрта? — попытался я ему сказать, но у меня вышло лишь невнятное бормотание. В комнате воцарилась тишина, а через минуту её опять нарушил этот раздражающий стук. Два-один-два…

Это точно Ксу, этот стук я узнаю из миллиона! В голове мимолётно промчалась мысль о том, что могло что-то случиться, и, возможно, необходима моя помощь! Откинув одеяло в сторону, я лениво встал с кровати и, проклиная всё на свете, медленно поплёлся к двери. Повернув ключ и отворив её, я увидел, что на пороге стоял Ксу Янг собственной персоной.

— Ксу… Если там не ядерный взрыв, который уничтожил половину населения земного шара, то тогда ты меня зря разбудил. Ты время видел? Сейчас же пять утра! Воскресенье, Ксу! — В ответ он только прищурил и без того узкие глаза и улыбнулся, оголив кривые зубы.

— Знаю, друг. Но нам пора идти в лабораторию. И лучше поспешить.

— Поспешить? Я абсолютно не понимал, куда мы можем опаздывать ранним утром этого самого замечательного воскресенья. Мне жутко хотелось спать, и я был готов на всё, чтобы продолжить досматривать свой чудесный сон. Ксу распластался на кресле, запрокинув голову назад, при этом он колотил по деревянному подлокотнику своим серебряным кольцом. Настукивая азбуку Морзе, он периодически притопывал ногой, и мне вдруг показалось, что сейчас он запоёт или бросится отбивать чечётку.

— Ксу, твою мать! Прекрати, иначе я тебя сейчас убью! А потом буду приходить к тебе на могилу каждую ночь и стучать лопатой по памятнику! Понял?

— Остынь. Ты чего вскипел? Всё, я больше не стучу. Сразу бы сказал.

— Вот тебе и доброе утро! — прошептал я себе под нос.

— Что?

— Ни хрена! — громко выругался я и, метнув вслед Ксу неодобрительный взгляд, потащился в ванную комнату. Спустя двадцать минут, мы вышли из общежития и, огибая здание, свернули на главную дорогу. Ксу ускорил шаг в попытке поскорее добраться до места. Я пытался от него не отставать, но уже совсем скоро выбился из сил и попросил его сделать небольшую передышку. Смотря на меня с нескрываемой жалостью, Ксу, вероятно, мысленно сравнивал, насколько сильно отличаются наши весовые категории. Мне кажется, если бы мы оба участвовали в конкурсе «Кто тяжелее?», Ксу не смог бы рассчитывать на победу, даже с восьмидесятифунтовой штангой на плечах. Поэтому, всё, что ему оставалось сейчас — это принять максимально недовольный вид и всецело смириться с неуклюжим спутником, непривыкшим ходить на далёкие расстояния.

Мы прошли весь восточный кампус, пожарную часть, библиотеку, старую церковь и несколько неизвестных мне корпусов университета. Вся дорога заняла около часа, но, если бы мы время от времени не делали остановки, то точно прибыли бы быстрее.

— Мы почти на месте, — пробормотал Ксу, указывая пальцем на высокое кирпичное здание. — Раньше здесь был небольшой спортивный комплекс, но потом построили новый, а этот закрыли. Хотя по бумагам это здание сейчас числится как склад. Пойдём, я тебе кое-что покажу. — Открыв металлическую дверь парадного входа, мы зашли внутрь здания, и, пройдя несколько длинных и тёмных коридоров, Ксу вскоре остановился у одной из многочисленных дверей.

— Вот и пришли. Ты как?

Я не успел ответить, как сбоку послышался знакомый голос мистера Уилсона.

— Мистер Ксу и мистер Бруно. А я собирался уходить, думая, что вы уже не придёте.

— Я до сегодняшнего утра тоже думал, что воскресенье является выходным днём.

— Пойдёмте, мистер Бруно.

Открыв дверь, мистер Уилсон любезно пропустил нас вперёд. Передо мной оказалось большое помещение, заставленное под самый потолок высокими стеллажами. На них разместились запечатанные ящики, инструменты, различные приборы и дорогое оборудование, которое я сразу же заприметил.

Пройдя вдоль стеллажей, мы свернули направо, в самую глубь этого лабиринта. С любопытством озираясь по сторонам, я старался хотя бы мельком разглядеть каждую из штуковин, лежащих на полках. Но, свернув ещё раз, я не успел понять, как очутился в другом тёмном помещении. Мистер Уилсон включил свет, и тысячи светодиодных лампочек тут же осветили весь периметр зала с высоким потолком, где в самом центре возвышалась огромная установка, размером с космический шаттл.

— Ого! Что это за штуковина?

— Вакуумная ловушка. Благодаря ей, можно получить антивещество. Вот эти баллоны с жидким азотом создают облака, в которые и попадает антивещество. — Пройдя немного дальше, Уилсон остановился и постучал ладонью по части аппарата, больше напоминающей трубу, покрытую всевозможными датчиками и проводами. — Посмотрите, мистер Бруно, это часть и есть — ускоритель частиц, а выше уже находится магнитная ловушка Иоффе. В этой конструкции много различных идей и теорий, воплощённых в реальность.

— Ничего себе!.. — запинаясь, я с изумлением разглядывал массивное оборудование.

— Это творение всей моей жизни! — с гордостью ответил мистер Уилсон. Я трудился над проектом долгие годы, но смог его оживить, лишь благодаря стараниям Роберта Хэйза и Ксу Янга. Если бы не они, аппарат превратился бы в груду металлолома.

— Мне уже приходилось слышать о создании антиводорода на подобной установке.

— Та установка сравнима с рыбаком, пытающимся поймать удочкой рыбу посреди бушующего океана. Перед тобой же — огромное рыболовецкое судно. Ловить позитроны поштучно — не наш профиль!

Я не мог поверить своим глазам. Сколько трудов и знаний нужно вложить в эту махину, невозможно даже себе представить! Мне не терпелось подробнее изучить возможности оборудования. Меня переполняло желание совершить невероятное научное открытие, фантастический прорыв! Но мои мечты подогревались не стремлением прославиться, а, скорее, доказать самому себе, что я способен на нечто большее.

Так, день за днём, мы стали проводить эксперименты с антивеществами. Первым веществом был калифорний. Я не знаю, где достал его декан, но, хочу сразу сказать, что его антивещество было абсолютно бесполезно. Его уровень радиации упал до фонового значения, плохо горел и совсем не растворялся ни в воде, ни в кислотах или щёлочи. Из серебристого металла получился белый порошок. В общем, антикалифорний был прямо пропорционален начальному состоянию, хотя электроотрицательность составляла также 1,3 по шкале Полинга.

Вторым на очереди стоял водород. Затем — фтор. Следом пошло ещё одно радиоактивное вещество, под названием прометий, которое, в свою очередь, тоже перестало быть радиоактивным. Далее мы перешли на более простые вещества, такие, как углерод, азот и рений. Спустя целых три года совместных усилий, мы смогли искусственно вывести четырнадцать антивеществ.

Экспериментируя над ртутью, точнее над его антивеществом, мы нашли много странностей. Температура плавления ртути — почти минус тридцать девять градусов по Цельсию, тогда как температура плавления антиртути составила почти три с половиной тысячи градусов, что сопоставимо с плавлением вольфрама. Когда мы пропускали ток через антиртуть, он отрывался от стола и зависал в воздухе, но, через несколько минут он падал и рассыпался на мелкие осколки, которые затем и вовсе превращались в белый песок. Лишь через месяц мы догадались, что это всего лишь реакция на кислород и водород. Как оказалось, вода полностью нейтрализует все уникальные свойства антиртути, превращая её в пыль. В голове промелькнула мысль — возможно, когда-то в природе существовала антиртуть, но вода её безжалостно уничтожила, смыв дождями следы её присутствия.

Мы с Ксу взялись за изучение свойств нового металла, посвятив этому практически всё имеющееся у нас время. Ещё через месяц мы сделали прибор, работающий на антивеществе, способный поднимать предметы независимо от того, металлические они или нет. В некотором роде, это было антигравитационное устройство. Мистер Уилсон не мог поверить, что можно создать нечто подобное. Он сказал, что кое-кто хочет увидеть прибор в действии, а у нас есть день, чтобы подготовиться к небольшой презентации. На случай поломки, Ксу наспех собрал второй аналогичный аппарат, а я прописал в системе все необходимые настройки.

Весь следующий день мы просидели в ожидании. Ксу от волнения то и дело перепроверял настройки прибора, а я, закинув ноги на столик, наблюдал за его суетой. Ближе к вечеру, когда мы уже и не надеялись на чей-то торжественный визит, из коридора внезапно донёсся отчётливый гул шагов приближающейся толпы людей. Пулей сорвавшись с места, я подлетел к двери. В этот момент зашла делегация, во главе с Ирвином Уилсоном. Я насчитал четырнадцать человек, большая часть из которых были военными.

— Дамы и господа! — громким, звонким голосом торжественно произнёс Ирвин. — Мы хотим вам продемонстрировать возможности необычного прибора, с которым человечество сможет вступить в новую эпоху. Этот прибор называется антигравир. Перед вами обычная металлическая пятицентовая монета. Итак, минуточку внимания. — Уилсон поднёс монету к прибору и осторожно её отпустил. Монета зависла в воздухе, не изменив своего положения. — Я понимаю, о чём вы подумали — это, всего лишь, металл, попавший в зону действия обычного магнитного поля. Смею вас расстроить, но нет. Вот это — полимерная линейка, то есть, состоящая из простой пластмассы. А теперь, внимание! Я помещу её рядом с монетой. — Ирвин приблизил линейку к монете, и теперь они зависли в воздухе обе. Послышалось удивление толпы, а затем посыпались аплодисменты.

— Теперь, для наглядного примера, я покажу, что это работает со всеми известными веществами, а не только с полимерами и металлами. Мистер Ксу, включите, пожалуйста, второй прибор и продемонстрируйте все те же эксперименты, которые я только что проводил. — Ксу, махнув головой, торопливо отправился подключать второе устройство в другом конце комнаты. — Генерал Гордон, нам потребуется ваша помощь. — Один из военных протиснулся вперёд сквозь толпу людей, стоявших плотным кольцом, и остановился рядом с Уилсоном. Это был мужчина, на вид лет пятидесяти, среднего роста, с хорошим телосложением и слегка желтоватым лицом. Мощный квадратный подбородок достойно подчёркивал его угрюмый вид, а нахмуренные широкие брови и пронзительный взгляд придавали образу ещё большую серьёзность. Ослепительно белая рубашка выглядывала из-под тёмно-синего, идеально выглаженного пиджака, на котором тяжело свисали различные ордена и медали.

— Мистер Бруно, подойдите поближе. Познакомьтесь. Это мой давний друг — генерал Гордон. Мистер Бруно Драгонфлай — один из создателей этого прекрасного изобретения. Генерал, одолжите мне ваш бумажник на время. — Гордон нехотя достал бумажник и протянул Уилсону. — Итак, перед вами бумажник, изготовленный из кожи крокодила.

— Аллигатора, — поправил Уилсона генерал.

— Неважно, — фыркнул ему в ответ Уилсон. — С виду обычный бумажник, хоть и зелёного цвета, но он, как и другие предметы, будет так же висеть в невесомости. То есть, при достаточном финансировании мы сможем, а в этом я абсолютно уверен, сделать то, о чём другие будут только мечтать. — Уилсон осторожно занёс бумажник над прибором и отпустил его. Зелёный прямоугольник завис в воздухе. Через десять секунд он начал странно мерцать так же, как телевизор при плохом сигнале. Ничего подобного мы раньше не наблюдали. Его мерцания резко усилились, затем бумажник в одно мгновение попросту исчез.

Если судить по возгласам, то люди, видевшие происходящее своими глазами, были удивлены не меньше, чем я. Стоя ошарашенный, я мало что понимал, но отчётливо улавливал краем глаза, как члены делегации обменивались недоумевающими взглядами или растерянно перешёптывались между собой.

— Твою мать… Это что за хрень? Куда делся мой бумажник? Мистер Бруно, расскажите, что здесь только что произошло? — разведя руки в разные стороны и с выпученными глазами кивая головой, я не знал, что ему ответить.

— Ирвин! Может, тогда вы скажете?

— Я думаю… — Ирвин сделал паузу и лишь удивлённо покачал головой, так и не подобрав подходящих слов.

— Он здесь, сэр. — послышался робкий голос Ксу Янга из другого конца комнаты. В эту секунду воцарилась тишина. Публика с замиранием наблюдала, как Ксу осторожно поднял над головой зелёный бумажник. Я, как, впрочем, и все, кто находился в этом помещении, не верил своим глазам. Генерал Гордон быстрым шагом пошёл вперёд, расталкивая в разные стороны всех, кто стоял на его пути. Взяв бумажник, он засунул его обратно в карман, даже не проверив содержимое. На его рассвирепевшем лице выражалась крайняя степень недольства. После нескольких секунд гробового молчания генерал, словно опомнившись, сделал глубокий неприветливый вдох и резко заговорил:

— Дорогие гости, минуточку внимания! Смею вас огорчить, но концерт окончен! Попрошу всех разойтись! Что касается вас, Ирвин, то вы ещё пожалеете, что устроили этот цирк! Здесь собрались серьёзные люди, а вы решили позабавить публику фокусами второклассника?! Я дам приказ изъять всё ваше псевдооборудование, а пока выставлю охрану, чтобы вы не натворили ещё каких-нибудь чудес. Теперь снова попрошу всех на выход. Всех! Без исключения!

Я не могу утверждать, что же произошло в тот день и почему генерал не на шутку взбесился, но проект поспешно закрыли, оборудование изъяли, а нам запретили работать. Ирвина Уилсона на следующий же день отстранили от должности в университете, с тех пор я больше его не видел.

Меня поглотило отчаяние. Наши достижения не должны были так просто уйти в небытие. Последние годы учёбы дались мне с трудом. Только благодаря поддержке Ксу Янга, я смог закончить университет. Ксу стал мне близким другом, подбадривал меня, вселял надежду на большое светлое будущее, в которое верилось с трудом. Я надеялся, что диплом мне откроет дорогу в жизнь, и что после получения образования я сразу получу хорошую работу. Но, как я ошибался…

***

Закончив университет, я на протяжении следующего года оббегал большую часть города в поисках подходящей вакансии, но все мои старания были безрезультатными. В крупных компаниях все свободные места были зарезервированы далеко наперёд. Попасть туда таким, как я, не представлялось возможным. В более мелких — придирались к отсутствию фактического опыта или предлагали работать какое-то время без оплаты, в качестве стажёра. Мне нужно было на что-то жить — покупать еду, оплачивать жильё, поэтому я не мог себе такое позволить.

Единственным местом, куда меня взяли на работу, оказалась пиццерия «Дядя Джонни». Конечно, доставщиком еды. Должность не баловала огромными доходами, но это была единственная работа, с которой у меня появились хоть какие-то средства на жизнь. Поэтому, уже как четыре месяца, я ношусь по городу с лозунгом во всю спину: «Тридцать минут, и мы тут как тут!»

— Следующий заказ — номер 510, Гудвин-парк. И поторопись, заказчик обещал хорошие чаевые.

— Есть, босс! — засунув стопку пицц в большой рюкзак и накинув его на спину, я сел на свой велосипед и помчался до назначенного адресата. За четыре месяца изнурительной работы я изрядно похудел, что не могло не радовать. Диеты? Правильное питание? Спортзал? Доставщик пиццы! Сначала кросс на велосипеде в несколько миль, потом пешком поднимаешься на двадцать четвёртый этаж, так как лифт не работает, звонишь в дверь, а там открывает какой-нибудь амбал и говорит: «Тридцать три минуты, парень», — и, забрав пиццу, захлопывает дверь перед твоим носом, не заплатив ни цента. Вот поэтому я стараюсь приезжать вовремя, иначе платить приходится мне.

Пока размышлял, я не заметил, как добрался до Гудвин-парка. Секундомер показывал ровно двадцать четыре минуты, а, значит, в запасе было немного времени. Осмотревшись по сторонам, я не увидел никого из людей. Парк в это время всегда был пустым. Спрыгнув с велосипеда, я поставил рюкзак на скамейку и уселся рядом. Через минуту на дороге показался чёрный кадиллак с тонированными стёклами. Медленно передвигаясь по дороге, он ненадолго остановился у самой обочины, и, развернувшись через две полосы, подъехал ко мне. Задняя дверь открылась, и из машины вышел смуглый, худощавый мужчина, лет двадцати пяти. Мне он показался довольно странным. Его улыбка, натянутая на всё лицо, и излишняя суетливость не сочетались с чёрным смокингом, в который он был одет.

— Вы приехали вовремя! — неторопливо произнёс мужчина и слегка одёрнул пиджак.

— Тридцать минут, и мы тут как тут!

— Знаю, знаю. Я уже и забыл, с чем заказывал.

— С курицей и грибами, Сэр. С вас тринадцать девяносто пять.

— Держите сотню, и… Сдачи не надо.

— Ого! Щедрые чаевые! Спасибо, сэр. — Я сразу подумал про себя, что в таком размере чаевые обычно не раздают. По крайней мере, на моей памяти подобного ещё не происходило.

— Хотя, знаете, что? Можете и пиццу оставить себе, что-то пропал аппетит.

— Как? Оставить себе? Тогда я не могу взять с вас эти деньги. Возьмите их назад! А пиццу я отвезу обратно, скажу, что вы отказались.

— Я ни от чего не отказывался. Я оплатил её, и я вправе делать с ней, что захочу. Вот поэтому, я дарю её вам. А сдачу оставьте себе. Скажем… за скорость.

«Не взять пиццу и оставить ещё восемьдесят шесть баксов на чай? Это немыслимо! Что-то тут нечисто». Я торопливо засунул коробку обратно в рюкзак, решив поскорее свалить, пока этот странный человек не выдумал ещё чего-нибудь.

— И… минуточку, — сказал он спокойным тоном. После этих слов страх сковал меня изнутри. Я словно ждал подвоха предчувствуя, что сейчас что-то произойдёт. Не оборачиваясь, я с волнением отозвался ему:

— Вы что-то ещё хотели?

— Мистер Драгонфлай, можно спросить ещё кое-что? — произнёс он твёрдо, и это куда больше походило на утверждение, чем на вопрос.

— Да… Но я не представлялся. Как вы меня узнали? Кто вы такой? — Повернувшись к мужчине лицом, я стал пристально разглядывать его, попутно нащупывая в кармане телефон и набирая 911.

— Меня зовут Эрик Паркер, можете обращаться просто Паркер. Мне крайне неудобно с вами разговаривать в таком месте, и поэтому я попрошу вас сесть в машину. — Открыв дверь, он любезно указал жестом на сиденье, растянув свою странную улыбку, оголившую белые зубы. От такой улыбки совсем не веяло спокойствием, а, наоборот, хотелось побыстрее свалить прочь. — Вам, правда, не о чем беспокоиться.

Я понимал, что, при всём желании, мне не удастся от него сбежать. Да и помощи просить тут просто не у кого. Мне не оставалось другого выбора, как сесть и выслушать, что он от меня хочет. Я пристегнул замок на велосипед и медленно забрался в автомобиль, а Паркер осторожно закрыл за мной дверь. Обойдя машину, он сел с другой стороны.

— Мистер Бруно, я очень рад, что вы согласились со мной поговорить. Я хочу предложить вам работу.

— Спасибо, не нужно. У меня уже есть неплохая работа. И могу сразу предупредить — киллер из меня никудышный. Если вы думаете, что за сотню я готов сделать всё, что угодно, то вы ошибаетесь. Можете забрать её обратно. Мне неприятности совсем не нужны.

Улыбка на худощавом лице Паркера стала ещё шире.

— Нет, что вы! Деньги ваши, и убивать никого не придётся. Я вам это обещаю. Довольно любопытно… На чём вы основывались полагая, что я предложу вам работу киллером?

— Во-первых, ваша машина затонирована так, что даже при дневном свете и с фонариком в руках невозможно разглядеть, кто сидит за её рулём. Да у вас даже очки затонированы не меньше, чем автомобиль.

— А, во-вторых?

— А, во-вторых, я ещё пока не придумал, но могу сразу отметить, что вы мне кажетесь подозрительным.

— Да вы шутник.

— Я? Вот именно я с вами шутить ни за что бы не стал. И, что-то мне подсказывает, что вы вовсе не Паркер!

— Как знать, как знать! Но, я уж точно не тот, за кого вы меня принимаете.

— Да? Тогда кто же вы?

— Называйте меня просто Паркер.

Авто тронулось и медленно покатилось по улицам города.

— Подождите, там мой велосипед!

— Не волнуйтесь, за ним присмотрят.

Стоявший неподалеку незнакомец подошел к велосипеду и, небрежно осмотрев его, присел на лавочку рядом, листая небольшую книжонку.

— Так что же вам тогда надо, просто Паркер?

— Как я вам уже говорил, хочу предложить работу… в одной из крупнейших компаний. Я уверен, что вы о ней слышали, и не раз.

— «Гугл»? «Амазон»? «Майкрософт»?

— Хах, — усмехнулся Паркер, прикрыв рот рукой. — Нет… НАСА. Помните, ваши эксперименты с антигравиром, которые в последующем были закрыты?

— Ну, конечно! Мы могли бы достичь большего, если бы кому-то не понадобилось свернуть всю нашу работу. Откуда вам об этом известно? Ведь, я никому не рассказывал.

— Я знаю. И за это вам отдельная благодарность.

— Я спрошу ещё раз. Откуда вам про это известно?

— К сожалению, мне нельзя раскрывать никакие подробности, но, будьте уверены, что я не сомневаюсь в ваших способностях, как и те, кто меня к вам прислал. Единственное, что могу сказать, так это то, что мы наблюдали за вами с того самого момента, как вы осуществили перемещение бумажника. И мы хотим, чтобы вы продолжили этот проект.

— Вы за мной всё это время следили?..

— Только ради вашей же безопасности! Могу пообещать вам любое оборудование, которое будет необходимо. Мы доставим его в кратчайшие сроки, а, ведь, насколько мне известно, в Стэнфорде была большая проблема достать необходимое! И, так как вы являетесь одним из ведущих специалистов в этой области, то зарплата будет соответствующая. Около четырёхсот тысяч долларов в год после уплаты налогов. Плюс дополнительные надбавки и премии.

— Воу, подождите… Вы серьёзно или просто шутите? — А бесплатное питание и льготный проезд на транспорте тоже будут?

— Аха-ха, — Паркер засмеявшись, закивал головой. — Не волнуйтесь, питание и проезд мы вам обеспечим, причём с охраной! Ну, если вы со всем согласны, то вам осталось только поставить подпись, что вы ознакомлены с условиями договора, и я прямо сейчас отвезу вас на место вашей новой работы.

Бегло прочитав договор, я понял, что обязуюсь никому не сообщать никаких сведений о работе или её местонахождении. Там была ещё куча пунктов, где я что-то обязан и должен, но, наверное, от переизбытка радости, что я снова смогу вернуться к любимым испытаниям, я особо не стал в них вникать. Поставив свою подпись, я сунул ему бумаги обратно.

— Я и не сомневался, — сказал Паркер, затем повернулся к водителю и хлопнул его по плечу. — Едем!.. Ах, да, я совсем забыл. Вот ещё… — Достав небольшую барсетку, он пошарился в ней, вынул кусочек белого пластика и протянул мне. Это оказался пропуск, на обороте которого уже была напечатана моя фотография.

— Чёрт возьми… Когда вы успели его сделать?

— Я же говорю, что не сомневался в вашем выборе. Иначе, пришлось бы вас убить.

— Что? — негромко произнёс я в лёгкой растерянности.

— Шутка! Вы совсем шуток не понимаете?

— Очень смешно, мистер Паркер. Чуть со смеху не умер.

— Может, мой юмор для вас и жестковат, но это всё-таки юмор! Привыкайте. — Набирая скорость, автомобиль помчался прочь из города, а затем свернул с трассы на грунтовую дорогу, оставляя за собой поднимающиеся клубы пыли.

Весь оставшийся путь, который длился, по меньшей мере, ещё около часа, никто из нас больше не проронил ни слова. Тихая музыка дуэта скрипки и фортепиано тоскливо завывала из динамиков машины, дополняя тяжёлую, угнетающую атмосферу. Паркер подхватил ритм мелодии и, наслаждаясь каждой нотой, вылетавшей из динамиков, слегка покачивал головой, словно дирижируя на сцене театра.

Автомобиль петлял по извилистому пути. Неожиданно для себя, я увидел, как вдоль обочины дороги неспешно прошли трое человек, одетые в военную форму, с автоматами наперевес, не обратив на машину никакого внимания. Почти сразу после выезда из леса показался небольшой пропускной пункт со шлагбаумом, около которого дежурил постовой. Как оказалось, моё новое место работы больше походило на военную часть, нежели на лабораторию. Толпы людей в форме сновали из стороны в сторону, перенося тяжёлые деревянные ящики с непонятным содержимым. Караул на вышках охранял территорию, а три высоких забора из металлической сетки, обрамлённые колючей проволокой, надёжно ограждали часть от непрошеных гостей.

Я бы нисколько не удивился, узнав, что здесь ещё и минные поля разбросаны по периметру. Проехав внутрь базы, я ничего необычного не заметил. Только позже я понял, что с виду неприметные одинаковые ангары таили свои секреты. Каждый ангар был оборудован лифтовой шахтой, которая вела глубоко вниз, а вся военная часть была пронизана сетью сообщающихся тоннелей. Мы зашли в один из таких ангаров, нас молчаливо встретила охрана и проводила к лифту. Паркер зашёл в лифт последним и, раздражённо ткнув пальцем по своим часам, как мне показалось, занервничал. Было похоже, что он куда-то опаздывает.

— Мистер Бруно, приложите пропуск к считывателю. Вы же наверняка знаете, как им пользоваться?..

— Конечно…

Я неуверенно приложил свой пропуск, лифт дёрнулся, и на небольшом табло загорелось число — 21.

— Это что, такая шутка?

— Нет, никакая не шутка. Мы едем на минус двадцать первый этаж.

В этом лифте не было никаких кнопок, и я понял, что на другие этажи просто-напросто не попасть, поэтому приходилось только догадываться, чем они там занимаются. Вероятно, пропуск каждого сотрудника даёт доступ лишь на определённый этаж, и мне лучше не совать свой нос куда не следует. Лифт быстро спускался вниз, уши закладывало от перепада давления. Паркер стоял впереди меня, всем видом стараясь демонстрировать спокойствие и невозмутимость. Постепенно мы начали притормаживать. На табло загорелась надпись «–21-ый этаж», затем послышался звук, похожий на звон колокольчика, и двери распахнулись. Паркер, сделав шаг в сторону, прижался к краю лифта и вежливо указал рукой на выход:

— Пойдёмте. Этот этаж полностью в вашем распоряжении! С немногочисленным персоналом мы вас познакомим позже, а пока я покажу ваше рабочее место.

Около десятка людей в белых халатах бродили по кабинетам. Пройдя несколько длинных коридоров, мы свернули два раза направо и спустились по крутой лестнице туда, где находилось огромное помещение с оборудованием, вывезенным из Стэнфорда. Эту аппаратуру я узнал сразу.

— Теперь ясно, кто стоял за закрытием проекта.

Паркер обернулся и снял свои тёмные очки, при этом не выказывая удивления. По его лицу было понятно, что он мысленно со мной согласился, почти незаметно кивнув головой.

— Знайте, что только благодаря смекалке генерала Гордона, мы смогли сохранить всё в тайне. Вы же сами понимаете, что об этом нельзя никому знать. Попади эта разработка не в те руки, и, одному Богу известно, что может произойти! Представьте на секунду, что технологией завладеют террористы. Вы с лёгкостью переместили бумажник в другой конец комнаты, значит, однажды и они с такой же лёгкостью смогут в любом количестве отправить взрывоопасные вещества на территорию объектов государственного значения. В таком случае, катастрофы не миновать. И, поверьте, сейчас я привёл самый примитивный пример. Может возникнуть ситуация гораздо страшнее, где угрозе подвергнется безопасность всего мира. Поэтому, технология строго засекречена, и вы должны понимать: решившись работать с нами, вы тоже перестаёте быть в безопасности. Заинтересованные люди не дадут вам покоя, и отныне мы будем вынуждены вас охранять. Даже тогда, когда вы находитесь дома. Опасность может поджидать вас повсюду!

— Я всё понял, можете не продолжать. — Сзади послышались приближающиеся шаги, и неожиданно я ощутил резкий хлопок чьей-то ладони по моей спине. Обернувшись, я увидел стоящего напротив меня Ксу Янга. Вот так день сюрпризов сегодня!

— Ксу! Твою мать! Ты как тут очутился?

— Так же, как и ты. Впрочем, я тебя увидел ещё у входа, но ты меня не заметил, хотя находился не так далеко. Твою походку можно узнать за милю!

— Мистер Бруно, мистер Ксу, мне необходимо покинуть вас на некоторое время, а пока осваивайтесь. — После сказанных слов, Паркер молниеносно направился прямиком к лифту.

— И как давно ты тут работаешь?

— Пару недель, не больше. Недавно закончили с расстановкой мебели, а приборы и оборудование завезли на главный склад только вчера. Ты, может, ещё не заметил, но в соседней комнате стоит новый магнитный резонатор, у которого амплитуда и скорость полей гораздо выше, чем у предыдущего агрегата. А, это значит, солитоны могут передавать больше информации, что даст нам новые возможности для исследований.

— Я уже почти забыл, как он устроен! Мне уже не терпится его испытать, правда, сперва я должен адаптироваться тут хоть немного.

— Тебе не о чем переживать. Я тебе тут всё покажу!

— Не сомневаюсь, но дай прийти в себя. Я ещё с утра пиццу развозил, а к вечеру уже в сверхсекретной лаборатории, глубоко под землёй! Для меня это всё слишком неожиданно.

***

Время шло, тестовые работы на совершенно новом аппарате дали, в свою очередь, и новые результаты. Спустя полгода кропотливой работы, мы смогли с гарантированным результатом передавать всевозможные предметы. В ход пошли ручки, фломастеры, сотовые телефоны, чашки с кофе, наушники. В общем, мы стали экспериментировать со всем, что только попадалось под руку. С каждым разом предметы становились всё больше и больше.

Странности возникли позже, когда нам разрешили проводить опыты с живыми объектами. За этим экспериментом наблюдало много людей, в том числе присутствовал наш начальник исследовательского центра мистер Ричард. Он всегда ходил с тростью, так как передвигаться ему было сложно из-за травмы ноги, о которой он никогда не рассказывал. На вид ему было не больше сорока пяти лет. Сколько же было в действительности, не знал никто из нашего подразделения. Он был среднего роста, крепкого телосложения и находился в прекрасной физической форме. Тщательно пряча свою седину, он постоянно подкрашивал волосы и зачёсывал их вперед, маскируя ими ещё и небольшую лысину.

Перед демонстрацией эксперимента мистер Ричард попросил нас в нескольких словах описать принцип работы прибора.

— Этот прибор называется магнитный резонатор. — начал я, немного волнуясь. — Он изменяет амплитуду и скорость полей и передаёт информацию на расстояние с помощью солитонов. Это уединенная волна, структурно устойчивая, она распространяется в нелинейной среде. То есть, говоря понятными словами, магнитный резонатор — это передатчик, солитоны — это волна, как на радиостанциях, и есть ещё приёмник, который собирает всё по кусочкам. При передаче вещества с помощью солитонов, образуется тоннель, точнее — два тоннеля. Один образуется в том месте, где отправляем, а другой — где принимаем. Так вот, сначала мы разбираем предмет на кусочки и передаём его по волнам, где он собирается обратно, как пазл, в приёмнике. Так и происходит телепортация. На деле, конечно, всё немного сложнее…

— Достаточно. Давайте посмотрим, как это работает на деле. — коротко отрезал мистер Ричард и, возглавляя толпу наблюдателей, решительным голосом дал команду «На старт».

Гордо нажав на заветную кнопку запуска, я отправил в неизвестность первое живое существо. Яркая вспышка, и гусеница, по имени Бетти, телепортировалась в соседний аппарат. Достав её оттуда, я с важным видом показал, что она ни чуточки не изменилась, осталась жива и невредима, чему мы были безумно рады.

Так, мы с Ксу вдохновились надеждой, что однажды достигнем грандиозных результатов, когда человек сможет перемещаться в любую точку земли, с помощью нашего устройства. Отпадёт нужда в длинных очередях аэропортов и долгих перелётах. Понадобятся всего лишь доли секунд, чтобы пересечь тысячи миль пути. Возможна будет телепортация на другие планеты…Но, потом что-то пошло не так, эксперимент дал сбой.

После гусеницы Бетти мы решили начать передачу более разумных существ. Первопроходцем стала мышь, по имени Густав. Затем последовали Бонка, Корта, Дейкон и ещё множество грызунов с различными именами. Однако, после каждого перехода через телепортатор, грызуны оказывались мертвы. Мы понимали, что что-то упустили — теплокровные организмы как-то иначе реагировали на телепортацию, но мы никак не могли выяснить причину повторяющихся смертей. После многочисленных неудачных экспериментов мы прекратили давать мышам имена, а стали присваивать им лишь порядковые номера. В тот момент мне казалось это более гуманным.

Работы продолжались, и внезапно мы столкнулись с шокирующим открытием. Более детальный биохимический анализ крови мышей показывал, что смерть наступала ещё за час до их отправления. Вторая немаловажная деталь — у всех подопытных грызунов подтверждалось наличие огромного содержания мышьяка в крови. Теперь мы целыми днями ломали голову, почему здоровые мыши по возвращении оказывались мертвы, и каким образом выделяется смертельный яд?

Возникли гипотезы о том, что где-то между переходами, животные попадают в особую неконтролируемую зону, о которой мы пока ещё совсем ничего не знаем, и именно там у мышей в крови образуется яд. Возможно, в будущем мы столкнёмся с рядом трудностей при телепортации, так как весьма вероятно, что в человеке тоже будет появляться это вещество. Тогда необходимо будет искать нейтрализатор, либо придётся надевать специальный костюм, который будет блокировать поступление в кровь мышьяка.

Чтобы хорошенько обдумать всё происходящее, я решил взять несколько выходных. Необходимо было немного разгрузиться, расслабиться, отвлечься от миллионов атакующих мыслей, безжалостно бомбардирующих мозг.

Медленно прогуливаясь по оживлённым улицам Уиллистона, я рассматривал местные пейзажи, слушал ровный, непрекращающийся шум людских голосов и вдыхал многообразие терпких запахов, нависших над городом. Усевшись на лестничных ступеньках одной из библиотек, я допил свой остывший кофе и стал наблюдать за снующими мимо прохожими. Снова задумавшись о работе, я вспомнил, что гусеница Бетти прошла через портал и была совершенно здорова, в отличие от мышей. Мне было и так понятно, чем грызун отличается от насекомых. Но, какая же ключевая особенность делает гусениц более устойчивыми к выработке в организме мышьяка?

Я перебрал в голове гигантское количество всевозможных исходов событий, но ни один из них не мог дать точное объяснение появлению яда, а вопросов всегда становилось больше, чем ответов.

Просидев в раздумьях примерно пару часов, в какой-то момент я понял, что в голову больше ничего не лезет, а то, что лезет, не имеет совершенно никакого отношения к работе. Толпы людей бродили по тротуарам, каждый шёл по своим делам. Одни неспешно любовались городом, осматривая достопримечательности, другие куда-то спешили, уткнувшись носом в сотовые телефоны.

Спустившись по мраморной лестнице, я поднял голову вверх, подставляя лицо лучам слепящего солнца. Закрыв глаза, я простоял так некоторое время, а, открыв их вновь и резко повернувшись, случайно задел проходившую мимо невысокую девушку. Незнакомка была аж на четверть ниже меня, отчего мне стало жутко неловко. Я хотел было перед ней извиниться, но она, словно лёгкий ветерок, стремительно проплыла мимо, оставив за собой лишь шлейф ароматных духов.

Пройдя несколько шагов, она так же стремительно обернулась и, засмущавшись от встречи взглядами, подарила мне напоследок кроткую, застенчивую улыбку. Я подумал, что ещё каких-то пару минут, и она затеряется в толпе, исчезнув навсегда из моей жизни. В этот момент, она, словно прочитав мои мысли, обернулась ещё раз, суетливо поправляя рукой волосы, а потом, свернув за угол здания библиотеки, скрылась из виду насовсем.

По счастливому стечению обстоятельств, это оказалась не последняя наша встреча. Я увидел её вновь на выставке изобретений, куда меня пригласили в качестве эксперта. Она с трудом протиснулась сквозь толпу и оказалась около одной из самых популярных работ, стоя от меня совсем рядом. Я так близко ощущал уже знакомый волнующий цветочный аромат, исходящий от её волос, что мне захотелось уткнуться в них лицом, чтобы вдыхать его снова и снова.

Покопавшись в сумке, девушка достала фотоаппарат и принялась фотографировать работы студента, так меня и не заметив. Её ярко-синее платье изящно облегало стройную талию и потрясающе сочеталось с волнистыми тёмно-каштановыми волосами. Я замер, как оцепеневший, не в состоянии пошевелиться, хотя понимал, что нужно как-то привлечь к себе внимание или, для начала, попробовать поздороваться. Судьба редко даёт такой шанс дважды, упустить его было бы равносильно признанию себя полным идиотом.

«Так, соберись! Мне нужно ей хоть что-то сказать, иначе она и сегодня просто уйдёт, как в прошлый раз». — Дрожь в теле никак не позволяла мне проявить решительность, от волнения сильно пересохло в горле.

На соседнем столе демонстрировали голограмму, отражённый пучок света попал мне прямо в глаз и, пройдя через очки, доставил неприятные ощущения. Ослеплённый, я машинально зажмурился, повернул голову и от неожиданности громко вскрикнул: «Чёрт!». Открыв глаза, я увидел, что девушка пристально смотрит на меня с приветливой улыбкой на лице.

Конец ознакомительного фрагмента.