Душа дьявола

Юрий Молчанов

Роман Юрия Молчанова «Душа дьявола» – о жизни насильника и убийцы Дмитрия Власова. Роман наполнен разнообразным и рельефным жизненным материалом, так изобретательно переплетены в нём правда жизни. Дмитрий родился без отца. Усыновлен инженером Иосифом Власов в возрасте трех лет. Отчим превратился в тирана. Мало уделял внимания приёмному сыну. Отчим ушёл из семьи. Мать Дмитрия работала много. Время на воспитание сына у неё почти не было. К чему привело это, в чем просчет любящей матери – читатель увидит и поймет сам. Он стал убийцей, насильником, глумится над очередной своей жертвой, получая от этого патологическое наслаждение. Дмитрий откровенно ненавидит государство. За убийство двух женщин и двух мужчин его вновь сажают в тюрьму, где он и погибает. Этот роман рекомендован читателям старше 18 лет.

ГЛАВА IV

Власов пришел в гостиницу, лег спать. Лежал в темноте, ждал, когда придет ночная прохлада. Включил лампу на столике и пытался читать. Это тоже не особенно получалось. У него была коробочка со снотворным, но не хотелось прибегать к чему-то подобному. В голову пришли воспоминания об охоте на изюбра.

Трудно представить охотника из Средней или Центральной России, который не мечтал бы побывать на охоте в тайге. Не раз и не два подобные мысли будоражили воображение Власова, но, ощутить таежную благодать довелось после освобождения из мест не столь отдаленных.

Итак, поехали они на целых три дня и четыре ночи на самую что ни на есть настоящую охоту по зверю, в прибайкальскую тайгу.

Его попутчики: начальник отдела охоты Иркутского областного общества охотников и рыболовов Валерий Михайлович Прокопьев, или как зовут его здесь многие, Валера, и Василий Константинович — один из местных охотников, на его машине они и отправились в путь.

Василию Константиновичу около пятидесяти. В прошлом секретарь парткома.

Валерию Михайловичу около сорока пяти, а на вид больше тридцать пять не дашь. За все время работы ни разу не был в отпуске. Вернее, отпуска-то брал, но проводил их в тайге на промысле. Ну а что такое промысел, поясняю со слов самого Валеры. Однажды вышел из тайги похудевшим за 40 дней на двадцать с лишним килограммов. Вот, золотой рецепт, для мечтающих граждан быстро похудеть — промысел. Характер у Прокопьева исключительно живой, общительный, готов поделиться с ближним человеком, как говорится, последней рубахой. Хороший грамотный охотовед, отличный охотник, стреляющий почти без промаха.

Поехали на север через Бурятский национальный округ, дальше на Манзурку, не доезжая до которой должны сделать правый поворот, а там уже — как говорят — рукой подать до села Заречное, где их ждет егерь. Проехать нужно в общей сложности где-то около двухсот километров.

Вот уже за стеклами машины мелькают пейзажи Бурятии. Слегка всхолмленные равнины пересекаются небольшими речками. Видны пруды с плавающими домашними и дикими утками. Асфальтированное шоссе частенько пересекают отары овец, сдерживая ход автомобиля.

Часы кажутся минутами, когда едешь по незнакомым местам, а рядом люди, искушенные в тонкостях охоты, о которой ты знаешь лишь понаслышке. Слушал Власов своих новых знакомых и старался как можно лучше запомнить, как вести себя на охоте на изюбров.

Видит, хитровато улыбается Валера, обращаясь к Василию Константиновичу:

— А помните, в прошлом году мы сюда же ездили?

— Не забыл, — отвечает его сосед, явно чего-то смущаясь.

— А может, расскажем Дмитрию Иосифовичу, как все было, дело-то ведь прошлое?

— Рассказывай, только не слишком преувеличивай.

— Ну, ты че, — удивительно идет Валере это самое «ну, ты че», выговариваемое вроде бы одним словом, — как было, так и расскажу.

Он поворачивается к Дмитрию с переднего сиденья и начинает:

— Примерно в это же время год назад ездили мы с Василием Константиновичем на пантовку в Заречное. Две ночи отсидели впустую, а после третьей ночи уже, когда стало светать, отстрелял я кочерика.

Невольно перебивает рассказчика Власов.

— Кочерика? А кто это такой?

Молодой изюбр с небольшими рогами, — отвечает Прокопьев и продолжает: — Так вот, перед тем как поехать на охоту, как-то так получилось, что две ночи мы не спали. В первую ночь в тайге на засидке в сон тянуло спасу нет. Я залез на лабаз, а Василий Константинович остался внизу. Солонец мне и ему виден был отлично. Одно из основных условий на пантовке — это сидеть буквально, не двигаясь и не издавая ни звука: зверь может подойти в любую минуту, но прежде чем выйти к солонцу, сделает несколько кругов, чтобы убедиться, что ничто ему не угрожает. Понимает, что около солонца его подкараулить могут. О сне, сигаретах на лабазе не могли и думать.

Сел поудобнее, но не прислоняюсь ни к чему спиной, чтобы не задремать. Слышу, Василий Константинович устраивается. Сидим — ждем. Потихоньку начало смеркаться. Надо сказать, что ночи в тайге в это время довольно холодные: днем у зимовья сидишь — хоть майку снимай и загорай, а ночью, да еще когда сидишь без движений, так пробирает, что к утру холод до костей достает. Вот почему одеваться нужно по возможности теплее.

Совсем уже сумеречно в тайге стало, тут слышу, внизу вначале тихо, а потом все громче стал посапывать мой напарник — уснул. Взял с лабаза веточку, бросил вниз, стараясь попасть в него. Не помогает. Еще одну бросил. Результат тот же. А тут Василий Константинович уже от посапывания к храпу перешел. Делать нечего, взял я пустую бутылку из-под воды — кстати, воду обязательно с собой нужно брать — решил бросить ее на пригорок с тем расчетом, чтобы она потом скатилась и разбудила спящего. Она скатилась, а толку никакого, знай себе, храпит охотник. Надо спускаться и будить. Слез я потихоньку на землю, думаю, как же проучить лежебоку.

Надо вам сказать, что на этом лабазе я уже не первый раз сижу. Однажды вот так же сидел и слышу, как неподалеку кто-то начал очень громко хозяйничать, что-то ломая и перетаскивая с места на место. Медведь, значит, в гости пожаловал. Его хочу отпугнуть? Включил фонарик, направил луч света в сторону бедокура. Ух, как тут рассердился мишка: стал громко фыркать, с силой, треском перекидывая, вероятно, лесины или пни. Так до утра не ушел. Знал об этой встрече Василий Константинович — рассказал я ему. Вспомнил я про тот случай, когда уже на земле стоял, одна мыслишка появилась. Подошел к спящему, взял от греха его ружье, сам в сторонку, а потом как зареву что было сил: «У-у-у-у-у-у».

Словно взрывом подбросило моего товарища, с криком «Медведь!» бросился он через чащу, ломая все и вся на своем пути. Треск такой стоял, что убегавший даже не слышал мой крик: «Да не медведь это, Василий Константинович, а я, остановитесь». Куда там, метров сто бежал, пока не опомнился. Посмеялись мы с ним тогда.

Шуму, понятное дело, наделали много. Решили уйти в зимовье, чтобы хорошенько отоспаться, а на следующую ночь уже бодрствовать. Так что на лабазе, еще раз повторяю, дремать ни-ни…

Вот уже они въезжают в поселок Заречное, поворачивают за магазином налево. Останавливаются у дома, где их поджидает Валентин Иннокентьевич Седых, местный егерь.

Задерживаться у него не стали — выпили только по кружке парного молока и сразу же поехали дальше, к зимовью.

Было оно большое, двадцать квадратных метров. Времени до вечера оставалось немного, мы, наскоро приготовив на костре немудреный ужин и чай, стали переодеваться.

Валерий и Василий Константинович на свои засидки пошли сами, без провожатого — дорога им знакома. Власова к солонцу повел Валентин Иннокентьевич, высокого роста кряжистый сибиряк с дубленой кожей крупных рук и лица — отпечаток долгих лет работы механизатором, а потом егерем. Дмитрий старается как можно лучше запомнить дорогу, чтобы не ударить лицом в грязь и не заблудиться утром на обратном пути, когда будет возвращаться к зимовью.

Подходят к солонцу молча. Егерь показывает на неглубокую темную яму метра полтора на полтора, в которой вместе с грязью замешана соль. Близко к ней не идем. На грязи отчетливо видны следы копыт изюбров. Еще один молчаливый жест егеря, указывающий на них. Дмитрий в ответ: дескать, все понял — звери здесь были. Метрах в пятнадцати от ямы между тремя деревьями помост, взобраться на который можно по поперечно прибитым к стволу жердочкам. Лабаз от земли примерно на высоте трех метров. Валентин Иннокентьевич дружески хлопает меня по плечу, улыбается и показывает на лабаз. Залезай! Егерь, постояв еще с минуту, машет рукой, неторопливой походкой уходит. Теперь Власов один на один со своими мыслями, с тем, что ждет его, а вернее, ждет он.

Пока хорошо видно, рассматривает солонец. А что же будет, когда стемнеет? Ага, вот оно что: за ямой стоят две березы, которые ночью будут светиться белизной стволов, если зверь встанет над солонцом, то обязательно заслонит их. Да, тут все продумано. Прямо перед ним, примерно на уровне груди, натянута бечевка. Это еще зачем? Разгадка приходит сама собой, когда кладу ружье на шнурок: в темноте, поднимаешь приклад к плечу — стволы будут точно направлены в яму. Очень удобно. Ну а теперь ждать и поменьше шевелиться.

Солнышко уже скатывается за вершины деревьев. Вдруг: «Хор, хор, хор», а потом почти сразу же звонкое: «Цвик, цвик». Да ведь это же тяги: Поднимает голову и видит, как над лесом медленно, словно паря, летит вальдшнеп. Вот это да! Не успел он взглядом проводить улетающего лесного кулика, как снова слышит: «Хор, хор» и опять: «Цвик». Еще один. Сидеть стало как-то веселее — знакомые звуки, привычные, радующие сердце охотника. Знаете, сколько в тот вечер над ним пролетело вальдшнепов? Ни за что не отгадаете. Шестнадцать! Никогда ничего подобного до этого ни видеть, ни слышать не приходилось. Правда, сибиряки как-то не признают, не интересуются охотой на тяге: им зверя или, в крайнем случае, глухаря подавай. А жаль: тяга, да еще такая — это же сказка! Что еще интересно. В европейской части вальдшнепы начинают тянуть, когда уже солнце зайдет, а здесь их хорканье можно намного раньше услышать — стрелять удобнее по светлому, и на розыск упавшей дичи времени намного больше есть.

Явно вечереет. Сидит тихо-тихо. Что-то зашуршало. Затаив дыхание, поднимает ружье. Шорох ближе и… прямо на него катит еще не полностью вылинявший зайчишка-беляк. Допрыгал до солонца и сел рядом с ямой. Приподнялся на задних лапах, поводил головой туда-сюда, чутко ловя звуки длинными ушами, очень долго и внимательно смотрит в сторону Власова, но, так ничего не заметив, не услышав, спрыгнул в яму. Быстренько что-то похватал на дне и выпрыгнул, а потом неторопливо поскакал в чащу. Что ж, неплохо, если даже заяц его не услышал. Удивительное это зрелище наблюдать дикое животное в естественных для него условиях, когда никто и ничто его не пугает.

Расскажу вам, кратко о том, что такое пантовка. Многим, конечно, известно лекарство пантокрин, придающее бодрость и восстанавливающее силы. Сейчас у нас созданы целые предприятия, основная задача которых заготавливать панты. На предприятиях панты берут у полуодомашненных маралов. А ведь совсем недавно молодые, еще не окостеневшие рога оленей — панты медицинской промышленности поставляли охотники-промысловики. Они убеждали, что стоят эти панты, как трудно подкарауливать зверя на солонце. Тут тебе терпение, бессонные ночи, дальняя дорога, и комары. Конечно, на лабазе они не так агрессивны, как внизу, но покоя охотнику все равно не дают ни минуты.

…Ночь, хотя и не длинная в это время года, тянется долгонько. Ранним утром его не навестил никто. Солнышко поднялось над деревьями — пора уходить. Спускается на землю и идет к зимовью. Вышел точно, не заблудился. Примерно через полчаса подошли и его знакомые. Результат тот же, что и у Власова — звери не пришли полакомиться солью.

Завтракают и ложатся в зимовье в спальниках на полати. Эх, до чего же хорошо спится на природе в тайге да еще после бессонной ночи! Лучше, пожалуй, нигде так не спится, как в лесу.

Вторая ночь. Дмитрий берет с собой на лабаз спальник, так как прошлый раз довольно сильно замерзли ноги. Идет сегодня один, выходит к солонцу точно. По пути встречает двух бурундуков, удивительно симпатичные мордашки, которых с любопытством посматривают на него из-за стволов деревьев.

Эта, вторая, ночь прошла без результата — даже заяц в гости не пожаловал. С вечера вальдшнепы тянули, однако не так активно, как накануне, — насчитал всего восемь штук. По понятиям охотников и это, конечно, много, но, помня тягу вчерашнюю, приходит к выводу, что, возможно, завтра погода изменится в худшую сторону.

Вальдшнепы «не подвели»: днем вдруг сильно похолодало, а потом порывами пошел дождь. Отдаленные сопки, покрытые ершистой тайгой, словно надвинули на себя серебристые папахи — покрылись туманной дымкой. К обеду волны дождливых туч стали набегать реже, а к вечеру небо вообще очистилось от облаков.

Несмотря на терпеливое ожидание в течение еще двух ночей, изюбры так и не пришли к солонцам. Правда, к Валериному лабазу приходила косуля, но это не та добыча, которую они подкарауливали. А к Власову вечером перед последней ночью прибегали еще два зайчишки. Причем один из них минут пять сидел прямо под лабазом, усиленно наводя туалет, смешно перебирая при этом передними лапками за ушами.

В последнюю ночь Власов ушел с лабаза раньше, так как нужно было хорошо выспаться — в этот день его ждала долгая дорога. Знаете, днем тайга казалась веселой и какой-то жизнерадостной, а ночью…

Шел, держа ружье под мышкой, то и дело, сдвигая вперед-назад предохранитель, издававший при этом сухие металлические щелчки, звонко раздававшиеся в тишине безмолвной тайги. Конечно, никто его не подкарауливал. До зимовья дошел в абсолютной тишине. Темной ночью без привычки тайга, когда ты с ней один на один, вызывает очень сильное и тяжелое чувство.

Возможно, многое из того, что он испытал и чувствовал в тайге, покажется многим охотникам наивным, они улыбнутся его рассказам, но как было.

Охота тогда не удалась — вернулись они без добычи, но, честно говоря, его это в какой-то мере даже радовало — пусть себе живут и здравствуют гордые красавцы таежной глухомани — изюбры.