Царское дело – быль или небыль

Юрий Ласточкин

Царское дело – быль или небыль. Странным и причудливым образом переплелись в нем интересы и красных комиссаров, и бывших царских генералов, и англо-французских интервентов и чехословацких авантюристов, и собственных царских родственников. Одного лишь не учли все эти заинтересованные стороны – присутствия и интересов еще одного коллективного участника событий, и, как оказалось, участника самого хитрого и дальновидного.

После расстрела. Сокрытие тел

Далее. Нормальный план: выносить трупы через прихожую и главный вход нижнего этажа, затем вдоль южной стены дома к тому месту, где секция внутреннего деревянного забора перпендикулярно соединяется с внешней секцией возле самых южных ворот (опять же за пару часов до расстрела дать команду снять 3—4 доски в этом месте забора) и там грузить в кузов грузовика — значительно быстрее и удобнее, поскольку, по свидетельству охранников, все автомобили выезжали с территории дома Ипатьева только через южные ворота, выходившие на Вознесенский переулок (из-за того, что и сам дом и прилегающая территория находились на довольно крутом склоне, автомобилям, а в особенности грузовикам, было тяжело преодолевать подъем, выезжая через восточные ворота на Вознесенский проспект). Но Юровский со товарищи не ищут легких путей. Вместо этого носилки с трупами носят через весь нижний этаж, т.е. через 4 комнаты, пачкая по пути все кровью, потом — через весь внутренний двор, далее — выносят за внутренний забор и только после этого — в грузовик, естественно, окропляя весь этот кружной и ненужный путь кровью жертв и проходя в виду часовых внешних постов, т.е. создавая, казалось бы, самим себе дополнительные трудности по дальнейшей уборке и очистке двора, пола и стен, а на самом деле оставляя, а лучше сказать, создавая новых, независимых свидетелей в лице бойцов наружной охраны, которые ровным счетом ничего не видели, но всю жизнь совершенно искренне будут верить, а при необходимости и говорить, что были свидетелями убийства всей царской семьи, поскольку, стоя на своих постах, слышали яростную стрельбу, а через несколько минут после этого видели, как мимо них несут на носилках «окровавленные трупы», завернутые в простыни.

Дальше — больше. Нам рассказывают, как грузовик долго и нудно едет по лесу, то и дело срываясь колесами в ямы и канавы, в конце концов застревает между двух деревьев (как это?), как трупы перекладывают на пролетки, а, доставив на место и раздев, бросают в шахту — временное место сокрытия (по Юровскому), хотя тут же зачем-то бросают туда гранаты чтобы обрушить стены шахты. А кто мешал подобрать и подготовить не временное, а постоянное место захоронения? Времени что ли не было? Или возможностей? То есть, опять, уже в который раз, товарищи чекисты с завидным постоянством идут по пути создания для самих себя каких-то нелепых, никому не нужных трудностей и их последующего преодоления, причем и преодолевают они эти трудности как-то странно, так что отовсюду торчат то «хвосты», то «уши».

«Секретная» операция продолжается — в течение двух дней на руднике стоит оцепление, отгоняя местных — коптяковских — крестьян и тем самым явно усиливая их интерес ко всему происходящему; от шахты в город и обратно снуют конные, едут грузовики, нагруженные бочками с кислотой и бензином, которым сопровождающие груз красноармейцы почему-то охотно делятся со всеми желающими, например с путевым сторожем — по его просьбе наливают ему бутылку бензина. Такая картина: спешащие на заброшенную шахту с секретным заданием особо доверенные товарищи останавливают свой грузовик и отливают ему прямо из бочки бензинчику в бутылку. (Попробуйте налить бензину в бутылку из горловины стовосьмидесятилитровой бочки. Ни за что не сможете — просто не попадете, а бензина прольете много). Или у них и воронка на этот случай припасена — специально чтобы всем желающим отливать. Кстати, а зачем путевому сторожу вообще мог понадобиться бензин? Зачем он его просил, что собирался с ним делать? В керосиновую лампу для освещения жилища он не подходит, можно пожар устроить, дом спалить. Печь растапливать — тот же результат.

Далее: на местных складах оставляются накладные на выдачу в эти дни бензина и серной кислоты; на местном телеграфе забываются секретные шифрованные телеграммы московским вождям о ликвидации царской семьи за подписью председателя местного Совета — видимо для того, чтобы белым удобнее было восстановить всю картину происшедшего (это притом, что белые вступили в город только через неделю, т.е. никакой особой спешкой даже не пахнет, однако секретные шифрованные документы, подлежащие строжайшему учету, все это время просто валяются без всякого присмотра и в конце концов, естественно, попадают к белым); «независимые» свидетели своими показаниями с точностью до минуты подтверждают картину событий, изображенную «участниками» расстрела и подтвержденную другими «участниками» и «свидетелями» происшедшего, чтобы уж точно и красные вожди и белогвардейское следствие были уверены, что вся царская семья и их слуги были убиты именно здесь и именно в это время и отвезли их тела и уничтожили именно там-то и там-то. С этой же целью в доме Ипатьева устраивают совершенно, казалось бы, ненужное сжигание в печах мелких вещей, принадлежавших членам царской семьи. При осмотре дома колчаковские офицеры обнаружили, что все печи плотно забиты пеплом и не сгоревшими до конца остатками всевозможных рамочек, шкатулок, щеток и прочего. А в самом конце, вернее, на самом верху — вроде бы случайно несгоревший список всех караульных, охранявших дом Ипатьева. Документ, не сказать, чтоб уж очень секретный, но и не для вражьих глаз. А тут, пожалуйста, бери и пользуйся — вот они все, голубчики, сторожившие августейшую семью. Уж они-то много чего смогут рассказать белому следствию, только не ленись — лови мерзавцев, а вот вам и списочек прилагается — чтоб сподручнее ловить было.

И, надо сказать, эти, казалось бы, нехитрые трюки, сработали. По крайней мере, следователь Соколов в своих изысканиях послушно шел по этому следу, как Мальчик-с-Пальчик, добросовестно подбирая и систематизируя все эти ложные «улики» и «свидетельства» и отбрасывая в сторону как ненужное и нестоящее внимания все, что им противоречило.

Чего стоит хотя бы свидетельство крестьянина Буйвида, «проживавшего на первом этаже дома Попова» через Вознесенский переулок от дома Ипатьева. Вроде бы лицо незаинтересованное. Но вот Буйвид рассказывает, как он, встав около полуночи и выйдя под навес дома Попова — так как ему было худо — целых два часа стоял там, а потом (в 2 часа ночи) услышал подъезжающий автомобиль, затем выстрелы (залпы), после чего автомобиль уехал (около 3 часов). После этого Буйвид вдруг испугался, что его могут увидеть из дома Ипатьева (а до этого три часа стоял во дворе и не пугался) и ушел внутрь. Что за хворь приключилась с крестьянином, заставив его столько времени торчать на улице под навесом? Ну ладно, всякое бывает. Но что интересно, когда началась стрельба, Буйвид утверждает, будто он услышал не просто выстрелы, а залпы и определил, что звучали они приглушенно, «словно из подвала», причем крестьянин также определил на слух, что выстрелы были не винтовочные, а именно револьверные. И все это Буйвид расслышал и определил под треск работающего мотора грузовика. Не крестьянин, а вундеркинд какой-то! С таким слухом прямая дорога в консерваторию!

На самом деле, конечно, на слух такие детали определить невозможно. Как и в случае с путевым сторожем, непонятно зачем просившим совершенно ненужный ему бензин, все это очень сильно смахивает на подтасованные и «наведенные» свидетельские показания, цель которых заключается в том, чтобы описанные выше свидетельства добавили веса и значимости версии Соколова.