По следам Чернобыля. Былые надежды

Юрий Иванович Прокопенко

Первые годы после развала Союза сопровождались небывалыми экономическими трудностями. Герой книги профессор Белецкий настойчиво ищет пути оказания профилактической помощи детям в местах радиационного загрязнения от аварии на ЧАЭС. Казалось, что правительство было заинтересовано в таких работах, но вскоре финансирование прекратилось. Оставалось искать новые пути оказания помощи населению. О том, как все это было, можно прочесть в предлагаемой повести. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Глава 2. Потеплело, но лучше не стало

С течением времени Иван все больше уходил от того огорчения, которое он получил в январе. Но что-то осталось на душе такое, от чего становилось горько и обидно. И дело даже не в том, что он больше не директор института. Вспоминая те времена, что пролетели как вихрь в череде забот и всякого рода организационных проблем, он сейчас не мог себе представить, что же хорошего было тогда. Сейчас, по крайней мере, он свободен, предоставлен самому себе и не перед кем не отчитывается за свои дела. Потом, конечно, в конце года ему придётся отчитаться за работу лаборатории, но не сейчас. Сейчас, наконец, надо отладить отдельные элементы в структуре лаборатории и начать работать.

Но память о предательстве людей, с которыми он работал и на кого полагался всегда, нет-нет, да и напомнит Ивану своей горечью. Да и здесь, в новом коллективе он чувствовал себя не совсем уютно. Его не покидало ощущение, что его коллеги, такие же, как и он, руководители лабораторий и отделений смотрят на него как-то по-особому, как на неудачника, которого просто выгнали с его поста директора. И это придавало ему неуверенность в себе, даже когда ему пришлось рассказывать на партбюро института о своей работе за прошедшие годы. Кто-то даже задал каверзный вопрос: «И все же, почему вы ушли из института. Ведь просто так не меняют пост директора на руководителя лаборатории?» Что мог ответить на это профессор Белецкий? Объяснять все как было — это долго и скучно, и наврядли кто поверит в такие обстоятельства. Потому он ограничивался лишь тем, что так сочло нужным руководство Минздрава. Вот и думайте после этого, что хотите.

Он сам не понял, как такое могло случиться, что уже больше месяца, как он работает в институте, но еще не встал на партийный учет. Раньше он не мог себе такое позволить. Все, что касается партии, по своей важности и ответственности стояло на первом месте в жизни Ивана. И не потому, что он был ярым коммунистом, просто он считал себя ответственным человеком и таким и был. А сейчас он получил замечание от секретаря парторганизации института и напоминание в ближайшее время встать на партийный учет. Ну, конечно, какие могут быть сомнения. Завтра же он поедет в свой прежний райком, и снимется с учета.

Утром следующего дня он стучался в дверь комнаты партийного учета. Тишина. Повернул ручку двери и потянул дверь на себя. Она оказалась не запертой. Но в комнате учета никого не было. Два окошка и оба закрыты. Никаких объявлений о порядке работы. Он вышел в коридор и постучал в соседнюю дверь. Там только пожали плечами, дескать, это не их отдел. Посоветовали подождать. Иван вернулся в комнату учета и устроился на стуле в ее углу. Он вспомнил свой первый райком партии, где его принимали в партию и где он часто бывал как член партбюро института по различным делам. И когда уезжал в Афганистан и становился на учет на Старой площади. Все был покрыто таинственной тишиной и порядком, во всем чувствовалось значение партийных документов, кои они занимали в жизни партии и простых коммунистов. Что же теперь происходит? Неужели, в самом деле, это агония, последние дни? Ивану трудно было представить, как будет жить страна без партии, этого волшебного слова, к которому большинство боялись прикоснуться и многие относились с трепетом.

Окошко открылось, и сухощавое женское лицо пригласило Ивана подойти. Иван предъявил свой партийный билет и минут через десять ему выдали пухлую стопку учетных листов с печатями-отметками об уплате членских взносов. Такие учетные карточки всегда хранились в райкомах партии и при переводе в другой райком они пересылались специальной почтой. А теперь ему предложили самому передать их в тот райком, где ему следует встать на учет. Женщина даже не спросила, в какой именно райком ему следует обратиться. «А если я потеряю или у меня выкрадут эти важнейшие партийные документы?» — с недоумением спросил Белецкий сотрудницу в окошке. «Постарайтесь не потерять», — равнодушно и даже с раздражением услышал Иван в ответ на свой вопрос. Он понял, что этому партийному работнику сейчас совсем не до его учетных карточек.

Ивану вдруг захотелось увидеться со своим инструктором, которая курировала его институт и с которой он много лет назад вместе работал еще на уровне комсомола. Он разыскал ее кабинет, и взглянул на табличку. Увы, вместо Родионовой, там была другая фамилия, мужская. Куда же подевался прежний инструктор. Иван постучал в дверь. В ответ тишина и дверь оказалась закрытой. Еще никогда он не покидал здание райкома партии с таким недоумением и досадой. Ему всегда казалось, что в стране может произойти все что угодно, как это и бывало порой в трагические дни, но партия останется всегда надежной и крепкой.

На столе у Ивана зазвонил телефон. Секретарь директора института сообщила ему, что его разыскивает заместитель министра здравоохранения Кондрашов и просит его прибыть завтра к 10 утра. По дороге в Минздрав, проходя мимо ажурной ограды Центробанка, Иван вдруг встретил свою сотрудницу, которая работала в те годы в его лаборатории, и с которой он однажды ездил в командировку в Братиславу. Это была довольно симпатичная, синеглазая и молодая женщина, которая не перешла с ним в новый институт. О чем Иван весьма сожалел. Она всплеснула руками, выражая, таким образом, свой восторг от неожиданной встречи. Остановились, поговорили за жизнь и как бы, между прочим, она сообщила Ивану, что идет она сейчас из Минздрава, где была на ночном дежурстве и дежурила она вместе с Маневичем, тем самым, который сыграл ведущую роль в увольнении Белецкого.

— Представляешь, он стал расспрашивать меня о тебе, какой ты человек и вообще правильно ли они поступили, что освободили тебя?

— Ну а ты что ему ответила?

— Ты еще спрашиваешь? Конечно же, я ему стала объяснять, какой ты хороший и справедливый человек, достойный во всех отношениях, что сотрудники института при нем чувствовали себя великолепно, он заботился о каждом из нас и прочее и прочее.

— Он, понятное дело, тебе не поверил. Ведь он был другого мнения обо мне.

— Да, сначала он не соглашался со мной. А потом подумал и спросил меня, как бы сомневаясь: «Может быть, мы ошиблись, и не надо было увольнять его. Но ведь не я один все это делал». Больше он мне ничего не сказал.

— Ладно, что уж теперь рассуждать. Ничего уже не поправишь.

Они постояли немного и разошлись.

В Минздраве он сообщил секретарю, что его вызывал Кондрашов. Секретарь с улыбкой, как в былые времена, пригласила его войти. За столом сидел Кондрашов, сбоку от него пристроился профессор Шацкий, тот самый, который сменил Белецкого на посту директора института. Похоже, что за прошедшие полтора месяца, он начал отращивать себе бороденку. Она была седенькой и реденькой и совсем не украшала его. Кондрашов с кем-то говорил по телефону, пытался записать что-то на листке бумаги, но тот все время убегал из-под его руки. Шацкий учтиво привстал и потянулся к убегающему листку, стал придерживать его, пока большой начальник что-то там записывал. Этот явно подобострастный жест вызвал у Ивана улыбку. Шацкий, несмотря на все свои регалии, а был он не только профессором, но и академиком, показался сейчас ему жалким холуём, бесконечно признательным Кондрашову за его помощь в трудоустройстве директором института. Закончив телефонные переговоры, Кондрашов обратился к Белецкому.

— Привет, — он протянул Ивану руку, не вставая, — как ты там?

— Пока похвастать нечем, — ответил Белецкий.

— Ну, это ничего. Не все сразу. Я тут звонил к твоему директору и просил его поддержать тебя на первых порах. Он говорил с тобой?

— Нет, пока не говорил.

— Слушай, тут вот какое дело. Ко мне обратился директор института дезинфекции, академик Шацкий, — Кондрашов головой указал в сторону Шацкого, сидевшего в углу стола, — он принес мне вот такую бумагу. Тебе она знакома? Посмотри, — он протянул ксерокопию какого-то документа Белецкому, — что ты на это скажешь?

Иван взял бумагу и углубился в ее прочтение. Это был договор о сдаче в аренду некоторых помещений института дезинфекции на срок до трех лет под размещение оборудования совместного предприятия с фирмой «Велком фундэйшн». Иван вспомнил, что действительно еще осенью шел такой разговор о возможной передаче двух комнат первого этажа института, где сейчас находились какие-то технические службы, не то мастерские для размещения оборудования будущего совместного предприятия. Но, насколько ему было известно, договор о совместном предприятии так и не был подписан, стало быть, и этот документ сейчас не имеет силы. Интересно, а кто его подписал? И кто сейчас претендует на эти комнаты?

Подпись была Цулая как заместителя директора института, а виза — Пугина, руководителя международного отдела. На договоре стояла печать института. Наверно, это было в отсутствие Ивана, когда тот был в отпуске, в Пицунде. Как это Лидия Ивановна, его секретарь, могла поставить печать на подписи Цулая? Хотя это иногда бывало, но только в порядке исключения. А кому сейчас понадобилось иметь право аренды помещений института? С этим вопросом он обратился к Кондрашову, а тот переадресовал его к Шацкому.

— Ко мне заявился молодой человек и представился директором института гигиенической экспертизы, протянул эту бумагу и потребовал освободить указанные помещения, — с возмущением рапортовал Шацкий, — я, конечно, ему отказал, сообщил, что я ничего не знаю о таком договоре, что в ходе передачи документов от прежнего директора мне такая бумага не попадала. Он потыкал пальцем в печать на договоре и сказал, что имеет все юридические основания занять данные помещения. Причем, дал мне три дня на то, чтобы я освободил их. Представляешь, Иван Павлович? Вот наглец.

— А кто это был? Он назвал свою фамилию?

— Я точно не запомнил, растерялся. То ли Стеблин, или Селин. Сейчас не помню.

Шацкий действительно был растерян, и имел жалкий вид. Он словно школьник малолетка, которого обидели старшеклассники, пришел жаловаться своему учителю. И не только жаловаться, а искать защиты. Иван внутренне торжествовал в этот момент. Он не испытывал сочувствия к Шацкому, хотя всячески старался успокоить его.

— Не переживайте вы так. Что-нибудь придумаем. Ведь договор о создании совместного предприятия так и не был подписан и я так понимаю, что вы, как директор института не собираетесь его подписывать.

— Нет, не собираюсь. Да и разговоров никаких не было на этот счет, — Шацкий немного приходил в себя, распрямил плечи и поднял голову. Даже голос у него окреп.

— Ну, вот ты и придумай, — Кондрашов закурил свое «Мальборо» и выпустил ароматный дымок в потолок, — жаль, конечно, что договор о совместном предприятии не получил развитие. Но на эту бумагу надо ответить так, чтобы она не имела юридической силы.

— Я могу дать письменное разъяснение по поводу этого договора на аренду помещений института, сославшись на то, что целесообразность такого действия сейчас отпала.

Иван взял лист бумаги и в течение трех-пяти минут сочинял комментарий на предложенный договор аренды помещений. Потом поставил свою подпись, дату ставить не стал. Протянул бумагу Кондрашову. Тот загасил сигарету и посмотрел на предложенный ему лист бумаги.

— Ну что. На мой взгляд, вполне достаточно, посмотрите сами, — Кондрашов протянул лист Шацкому. Тот прочитал, передернул бровями и сказал, что это его вполне устраивает. Кондрашов в этот момент подумал, что как легко было работать с Белецким, когда он был директором института. Все-таки светлая у него голова. Через минуту Иван покинул кабинет заместителя министра здравоохранения и спускался по лестнице к выходу. Можно было бы зайти к Владимиру Ивановичу, кабинет которого располагался здесь же, рядом. Другой, может быть так и сделал бы, но Ивану показалось, что не следует идти к начальнику департамента гигиены с пустыми руками. Он еще не дозрел до серьезных предложений. Пусть это будет позже.

Иван вышел на площадь и почувствовал, как за ним с шумом закрылась тяжелая дверь Минздрава. Он не стал ее придерживать, как обычно, пусть грохочет. На дворе был апрель, и весеннее солнце наконец-то принесло в город долгожданное тепло. Хоть это было приятно и еще было приятно от того, что Иван сейчас уже не зависим от чиновничьего произвола и тонкие ростки свободы начинали пробиваться в его душе. Он обернулся на шум тяжелой входной двери и увидел красного мрамора табличку с надписью «Министерство здравоохранения СССР». Как он раньше не обращал на нее внимание. Подумал, что совсем скоро здесь появится другая табличка. Он вдруг ощутил, что в глубине души он с нетерпением ждет, когда это слово, аббревиатура и само понятие исчезнут совсем. Скорей бы.

От здания Минздрава до его института было рукой подать, и Иван решил пройтись не спеша по весенней Москве, посмотреть на прохожих, зайти в магазины. Может быть, хоть в центре с продуктами лучше. И в самом деле. Вот какой-то неприметный магазинчик и народу совсем немного, а на прилавке лежат свиные отбивные, а вот азу из говядины, ну, совсем, как в старые добрые времена. Правда, цены на эти продукты несколько странные. Иван спросил продавца, чем объясняются такие высокие цены на мясо, и получил совсем неожиданный ответ: «Наш магазин торгует по комиссионным ценам». Все ясно. Ну что ж, можно и по комиссионным. Деньги в семейном бюджете пока что были. Иван купил и того и другого по килограмму и довольный своей покупкой пошел к себе в институт. «К себе в институт? — поймал себя на мысли Иван, — быстро, ты, однако, привык к новому месту работы, совсем как собачонка, которую подобрали на улице». Идя по длинному незнакомому переулку, он натолкнулся на симпатичное кафе, где можно было бы пообедать, да и время как раз подошло. Все это заметно улучшило настроение Белецкого. И выйдя из кафе, он взглянул на синее небо над головой и решил, что многое в жизни зависит от погоды.

Загрузив покупки в холодильник, он опустился в кресло за своим рабочим столом. В это время в дверь постучали, и в кабинет вошла Татьяна. Он зашла справиться о том, может ли он сейчас принять «академика». Он приехал и ждет в ее комнате.

— Что ж, пусть заходит.

И следом за ней вошел высокий с пышной шевелюрой мужчина, который тут же расплылся в улыбке, крепко пожав руку Ивану. Он сразу приступил к изложению своих планов, суть которых Иван не сразу сумел понять. Речь шла о некоей сделке с его Белорусскими коллегами, в ходе которой Телков перегоняет энное количество нефтепродуктов в Могилев, а те по бартеру ему перегоняют льняное семя и масло, которое уже здесь он поставляет на одно из фармпредприятий. Одновременно, он предлагает Ивану провести в Могилеве обследование детей, как это делала здесь Татьяна, за что Белорусская сторона выплатит необходимую сумму. Юридически вся эта схема построена правомерно и не содержит никакого криминала. Собственно, задача Ивана сводится к тому, чтобы организовать в Могилеве или в области обследования детей, а все остальное Телков берет на себя. Сейчас от Ивана требуются две вещи: финансовое обоснование проекта и письмо от Минздрава с рекомендацией работ по обследованию детей.

— Понимаешь, я хочу, чтобы Татьяна тоже была при деле и могла получать дополнительный заработок. Она мне все время твердит об этом. Вот я и придумал эту схему с вашим участием. Как тебе?

— В целом за всю схему я ничего не могу сказать определенно. Наверно, это перспективно. Но что касается медицинского раздела, здесь не ясно, кто будет финансировать все расходы, связанные с этой работой.

— В том то и дело, что определенная часть от бартера будет покрываться наличными деньгами, в том числе и медицинская часть. Ты только сделай убедительный расчет необходимых финансовых средств, и мы все это включим в общую смету. Дальше, это уже не твоя забота. Зам председателя исполкома города мой институтский товарищ, понимаешь, мы с ним учились вместе и он сейчас, так же как и я заинтересован в этой схеме. Сейчас все так делают, кто, конечно, может. А иначе не проживешь. Ну что у вас за зарплата, а цены какие!

— Да, цены растут. Вот сейчас я шел из Минздрава и заглянул в один небольшой магазинчик. Там купил приличное мясо, но по коммерческим ценам. Спросил, что это значит, мне ответили, что это комиссионный магазин. Представляешь себе.

— Постой. А где этот магазинчик. Мясо, говоришь. Я сейчас позову Татьяну, надо ее послать туда, а то дома совсем есть нечего.

Телков порывисто встал, намереваясь идти за Татьяной.

— Не надо никуда ходить, у меня здесь кнопка. Я сейчас приглашу ее.

Иван нажал какую-то кнопочку рядом с телефоном и снял трубку. Передал ее Телкову.

— Татьяна, зайди, пожалуйста, к Ивану Павловичу и захвати то, что мы с тобой принесли. Есть деловое предложение.

Через пару минут в кабинет вошла Татьяна. В руках у нее был объемистый сверток.

— Шеф, куда это можно поставить?

— А что это такое?

— Это мы решили устроить небольшой фуршет по случаю нашей договоренности.

— Фуршет? Тогда лучше на тот стол у окна, рядом с самоваром, можно и чай заварить.

В умелых руках Татьяны довольно быстро на столе появилась некая закуска, уже разложенная по пластиковым емкостям. И бутылка водки. Через несколько минут закипел самовар. Стол был готов.

— Ну, я предлагаю выпить за нашу схему. Дай Бог, у нас получиться.

Все трое чокнулись и выпили водку, разлитую по стаканчикам. Татьяна тоже сделала большой глоток, с легкостью, и даже не поморщилась. Иван посмотрел на свою ученицу, удивился тому, как она это сделала. Раньше он не замечал за ней такой сноровки. Что ж, время идет и все меняется. Потом по просьбе Телкова Иван показал Татьяне купленное им мясо и объяснил, как найти этот магазинчик.

— О-о, какое хорошее. Надо срочно идти. Отпускаешь меня, шеф?

— Погоди, с начала надо допить наше зелье, — запротивился «академик», — значит, мы с тобой договорились, Иван? Через пару дней схему эксперимента и расчет передашь через Татьяну. Билеты буду брать на следующую неделю.

Допили остатки и Телков с Татьяной покинули кабинет. Татьяна, похоже, была счастлива. Ее муж договорился с ее любимым шефом о совместной работе. В этот момент она не знала, кого она больше любит: своего учителя и бывшего любовника или «академика», своего мужа. Хотя, в данном случае, это было все равно. Сейчас они оба с ней и в этом содержался секрет ее радости.

В конце следующей недели Белецкий и Телков ехали в поезде по направлению к Могилеву. С ними в купе были еще двое, товарищи Телкова, как они представились Ивану. По всей видимости, они отвечали за вторую часть схемы. Ехали хорошо. На ужин была водка и закуска. Телков, немного выпив, стал рассказывать о перспективах его проекта. Он заверил своих товарищей, что им здорово повезло, что они встретили такого предприимчивого человека, как Телков. Никто не возражал, просто слушали молча и кивали головами в знак согласия. Потом Телков устал, допил оставшуюся водку и принялся укладываться на ночь. Его товарищи последовали за ним.

Весь следующий день провели в Могилеве. Собственно города и не видели. Все время было потрачено на бесконечные переговоры с представителями местной власти. Друг Телкова, заместитель председателя исполкома города, организовывал все эти встречи и непосредственно на них присутствовал. В большинстве случаев и Белецкому также приходилось принимать участие в этих переговорах. Его очередь подошла лишь к концу рабочего дня. Он встретился с руководителем департамента здравоохранения города, изложил ему свою программу, подчеркнув, что она может оказаться единственно эффективной для детей, проживающих на загрязненных территориях, в том числе и тех, что подверглись радиационному загрязнению от взрыва на Чернобыльской АЭС. Иван подчеркнул, что таких исследований пока что совсем мало и их совместный проект может стать пионерским. Последнее особенно заинтересовало руководителя здравоохранения, и он дал понять, что после некоторых согласований, скорее всего эта программа сможет быть размещена на отдельных территориях города и области. Он принял от Белецкого также и рекомендательное письмо заместителя министра здравоохранения Союза Кондрашова и заметил, что лично с ним знаком и считает его рекомендацию весьма авторитетной.

— Кондрашова хорошо знают в республике и с уважением к нему относятся. Жаль, что он уехал в Москву. Здесь, у себя, в Белоруссии, он бы мог принести еще больше пользы здравоохранению. Но будем надеяться, что скоро он вернется к себе домой, — на этих словах завершились переговоры Белецкого с местным руководством здравоохранения.

На обратном пути в Москву все четверо с удовлетворением обсуждали результаты проведенных переговоров и надеялись на скорый финансовый успех, хотя до его достижения было еще далеко и предстояло немало потрудиться. А пока закусывали белорусской колбасой с отварным картофелем, приобретенными в станционном буфете на городском вокзале. Запивали, конечно, водкой. Причем, на этот раз водки было существенно больше, чем по дороге из Москвы. Сказалась усталость и водку не выпили до конца, улеглись спать. Поезд прибыл в Москву в пять утра, еще до начала работы метро. Перед тем как покинуть вагон Телков достал оставшуюся водку и предложил выпить своим товарищам. Все отказались, ведь было раннее утро. Тогда Телков выпил сам. И когда стояли на привокзальной площади в ожидании открытия метро, он стал рассуждать о тех радушных перспективах, которые их всех ожидали в скором времени. Чувствовалось, что выпитый остаток водки удачно лег на старые дрожжи. Телков был достаточно пьян, хотя и твердо стоял на ногах. В эти минуты Иван не позавидовал Татьяне, ожидавшей приезда мужа из командировки.