Век перемен

Юрий Домбровский (2023)

Юрий Анатольевич Домбровский родился в 1949 г. В Ростове-на-Дону в семье врачей. Окончил с отличием мехмат МГУ, стал профессором, доктором физико-математических наук, лауреатом Государственной премии СССР. После Перестройки стал бизнесменом, в 1994 г. — сооснователем сотовой компании Tele2. В 2014 эмигрировал в Израиль. В воспоминаниях рассказывает об истории своей семьи, своей судьбе, прослеживает судьбу русскоязычного еврейства, вышедшего из идишской культуры Черты оседлости в города Российской империи, пережившего Холокост и советский государственный антисемитизм, адаптировавшегося в СССР, воспрянувшего в Перестройку и покинувшего, в своём большинстве, пределы бывшего СССР.

Мама

Елена Домбровская. 1936 г.

Елена (Ляля) Домбровская родилась в 1926 году в Ростове, на улице Горького, 102, в вышеописанной квартире. Тут же спустя 23 года родился и я. Была Ляля хорошей, доверчивой девочкой, отличницей. Для мотивации к учёбе отец поощрял за полученные пятёрки небольшим денежным вознаграждением. Но старший брат, менее преуспевавший в ученье, обычно у неё эти деньги выдуривал. Училась в 36-й школе, долгие годы — самой престижной в Ростове (там потом учились мои сыновья Саша и Марк). Детство было благополучным. Рано определилась с профессией, решив стать врачом.

Грянула война, мучительная эвакуация на барже до Калача, потом с мамой в грязный Акмолинск. А потом — сравнительно благополучный быт в Томске. Рвалась на фронт. Убежала из дому, отец с трудом отыскал её, задержанную на полустанке милицией, вернул домой. Поступила в Томске в мединститут. А в 1943-м вернулись в Ростов, в Ростовский мединститут. Конечно же, по-прежнему отличница.

Половодье в Томске. 1941 г.

Елена Домбровская за подготовкой препаратов. 1949 г.

Всегда была романтиком. Кафедрой патанатомии заведовал блестящий профессор Ш. И. Криницкий, приехавший в Ростов с Варшавским университетом. Он и увлёк Лялю своей специальностью. Над входом в кафедру было написано высокопарное: «Здесь мёртвые учат живых». Ляля благоговела перед профессором, его памятью до конца дней своих. В 2004 году написала и издала книгу воспоминаний о своём наставнике «Шалва Иосифович Криницкий. Жизнь и деятельность (к 120-летию со дня рождения)».

По окончании мединститута в 1947 году работала прозектором в Центральной городской больнице и одновременно училась в аспирантуре на кафедре у Криницкого. Считали, что учёному-патологоанатому нужен большой практический опыт, и руку, глаз Ляля набила изрядно. Чуть не до конца жизни везли ей родственники прооперированных больных со всего Юга России стёклышки сложных биопсий. На своём домашнем микроскопе она уверенно идентифицировала необычные болезни, сложные случаи. Гордилась этим заслуженно. В 1955 году защитила диссертацию на степень кандидата медицинских наук на тему «Патологическая анатомия хронических пневмоний с бронхоэктазами». Стала ассистентом кафедры патологической анатомии Ростовского медицинского института.

Свадебная фотография родителей. 17 ноября, 1947 г.

Девушкой Ляля была красивой, интересной. Невестой — весьма привлекательной: профессорская дочь! Общение в ростовских интеллигентских, по преимуществу еврейских, компаниях (тусовках) было интенсивным. Вечеринки, танцы. Влюбилась в Толю — тоже студента-медика, по возвращении с фронта он доучивался, специализировался. Свадьба в 1947-м. Счастливые фото первых лет жизни, рождение сына. У Ляли в груди было много молока. В роддоме она даже делилась с ребёнком своей подруги Риты Казимировой (позже мой педиатр).

1953 год. Тяжёлое испытание для семьи. Дело врачей. 2 апреля Ляля с Толей пришли на заседание учёного совета мединститута, где клеветали на её отца. Как представить себе её эмоции, бессильное негодование? Мужественное выступление их товарища Володи Паламарчука ничего не изменило в судьбе деда, но для них оказалось глотком свежего воздуха, моральной опорой. А 4 апреля я увидел Лялю, вбегающую в квартиру с газетой «Правда», где сообщалось, что дело врачей сфабриковано, что признания обвиняемых были получены при помощи «недопустимых методов следствия». Между этими двумя датами — мой четвёртый день рождения. Праздника не помню. Ну а месяцем раньше Ляля плакала по смерти Сталина… Для полноты картины добавлю, что Лялин научный руководитель и кумир был, как она сама признавала позже, антисемитом. Профессия была для Ляли самым важным в жизни.

Работала с самоотдачей. В начале шестидесятых увлеклась патоморфологией эндокринных желёз. Помню её радость, когда получила из Канады от Ганса Селье (Hans Selye), нобелевского лауреата, автора теории стресса, просьбу прислать её статью. Послала, написала ему. Он в ответ прислал свою прекрасно изданную книгу. В 1968 году Ляля защитила докторскую диссертацию на тему «Морфологические изменения в надпочечниках при основных формах гипои акортицизма». Помню шикарный по тем временам докторский банкет в ростовском ресторане «Центральный». Счастливые бабушка и дед. Я уже студент мехмата МГУ, а ректор Ростовского мединститута предлагает мне перевестись к ним без экзаменов…

Тут, однако, пришлось Ляле из Ростова перебираться. По стандарту на кафедре должен был быть один доктор наук, он же заведующий. Должность была занята профессором Дороховым из Курска. Шептались, что он профессионально не шибко грамотен. Поиск вакансии был довольно долог и усугублён антисемитскими ограничениями. Приземлилась на недавно созданном медфаке Кабардино-Балкарского университета, завкафедрой нормальной и патологической анатомии.

Нальчик. 1970-е гг.

Думаю, годы в Нальчике (1969–1996) были самыми счастливыми в маминой жизни. К её профессионализму коллеги и чиновники относились с огромным уважением. Фактор антисемитизма в кавказской республике практически отсутствовал. Сразу дали ей отдельную комнату в общежитии, подыскивали квартиру. Через год таковая освободилась, но показалась Ляле слишком большой. Решение быстро нашлось. Семья доцента университета переехала в большую квартиру, Ляле досталась маленькая трёхкомнатная в хрущёвке, комнаты «трамвайчиком». Расположена была в центре, рядом с огромным парком.

Немало счастливых дней довелось мне пережить в этой квартире, когда гостил у мамы. Сперва студентом, из заснеженной Москвы — в раннюю южную весну. Обожал огромный парк со старинными липовыми аллеями. Приезжал иногда и с друзьями, Федей Сурковым, Аликом Харлапом.

Вспоминаем с Федей 7 ноября 1983-го. До завтрака бегу в киоск за газетой, в которой моментально находим подтверждение: да, нам присуждена Госпремия. Завтракаем Лялиными сырниками, празднуем.

Много дней провёл в этой квартире и в этом парке мой сын Саша. В детский сад ходил в Нальчике. Падал, к ужасу бабушки Ляли, в ампирный парковый фонтан…

В Нальчике на своей кафедре мама не только обеспечила качественное обучение студентов и воспитала квалифицированных патологоанатомов, но и создала, почти с нуля, патологоанатомическую службу. До её переезда аутопсий в Нальчике почти не делали. Она завела еженедельные клинико-анатомические конференции по разбору сложных случаев, врачебных ошибок. Хирурги её уважали, благодарили, у неё учились. Убедила чиновников (обком КПСС), что надо построить в Республиканской больнице патанатомический корпус. Сама его проектировала, надзирала за стройкой. Устроила музей анатомических препаратов. Получила там комфортный кабинет. Другой был у неё в университете. Начальство ей выделило персональный автомобиль с водителем. Звали на приёмы, пускали в турпоездки за границу. Завелись сердечные кабардинские друзья. Были романы.

Елена Домбровская со своими студентами. 1949 г.

В 1996 году, когда Чечня уже полыхала, а к Кабарде подбиралось, Ляля продала квартиру в Нальчике. За вдвое большую сумму мне удалось купить ей такую же квартиру в Ростове, на бульварной Пушкинской улице. По счастливому совпадению риелтор предложил квартиру, принадлежавшую раньше кузену Виктору Домбровскому — тот её выменял в своё время на бо՜льшую. Как все мы радовались этому совпадению! Дом, в отличие от Нальчика, был кирпичный и с лифтом. Ляля перевезла всю мебель, полностью воссоздала привычный интерьер. Жители Нальчика провожали её со слезами. Для переезда выделили большой грузовик. Помню, как мы сидели в пустой ещё ростовской квартире, ждали прибытия машины с мебелью и скарбом. Ляля по ошибке положила в грузовик сумку с деньгами и документами. Всё уцелело.

Нальчик. 1972 г.

Атажукинский парк в Нальчике. Современное фото

Ей было семьдесят, полна энергии. С работой, однако, в Ростове не вполне сложилось, хотя её сразу взяли профессором на родную кафедру патанотомии. Время было тяжким для российского образования. Зарплаты преподавателя не хватало на жизнь. В университетах развилась коррупция. Часто за взятку студент мог сдать экзамен. Строгий экзаменатор, Ляля ставила неучу двойку, после чего он с благословения завкафедрой быстро пересдавал другому преподавателю. Дома Ляля открыто возмущалась: «Они выпускают врачей-вредителей!» Я её отвлекал, говоря, что молодых преподавателей, которым нечем кормить семьи, можно понять. На кафедре она была сдержанней. Но, не сомневаюсь, её полные укоризны взгляды не добавляли коллегам душевного спокойствия.

Нашлась, однако, ниша. Ей дали группу студентов-иностранцев. Африка, Южная Азия, Палестина (!)… Эти искренне старались выучиться, и на взятки денег у них не было. Благодарные ученики. Трогательно благодарные — всегда цветы к праздникам, неумелые поздравления.

Следующее и последнее место работы Ляли с 2009 года — патанатомическое отделение городской больницы № 10. Завотделением относился к ней тепло и уважительно. Но ситуация, увы, была воистину патологической. Ляля с удивлением обнаружила, что в больнице не проводят клинико-анатомических конференций, не анализируются ошибки клиницистов, даже хирургов. Один из случаев оказался вопиющим. Результаты вскрытия, биопсий обнаружили грубейшую ошибку хирурга, приведшую к смерти на операционном столе молодого армянина, чемпиона по борьбе. Ошибку сокрыли. Ляля пыталась протестовать… Полагаю, что хирурги в больнице делились левыми доходами с патологоанатомами, покрывавшими их ошибки. Уволилась. Как бы в знак протеста. А может, уже трудно было работать в 83 года.

Тяжело было ходить. Долго отказывалась пользоваться палкой — старушечье! Потом стала ходить сразу с двумя. Потом с ходунками… Колени, артроз. Начиная с Нальчика, с 1968-го, привыкла к машине, шофёру. По возвращении в Ростов с моей помощью водителем тоже была обеспечена. Сама она считала, что подорвала колени во время туристских походов.

Чуть не забыл рассказать о её материнском подвижничестве. Когда я и мой кузен Виктор были подростками, она ежегодно ездила с нами на советские турбазы. Ходили в походы по Прибалтике, по Закавказью, на Эльбрус забирались (приют 11)! Вот как раз пеший подъём на Эльбрус Ляля и считала причиной своего артроза.

В 2006 году дорогие мои друзья-кинематографисты Ира Кемарская и Миша Местецкий сняли о Ляле фильм «Семейный альбом» за что я им бесконечно благодарен. Ляля была мастерицей альбомов семейных фотографий. Размещала, прикрепляла, подписывала. Обожала их рассматривать и показывать. Мы щедро дарили ей фотографии из наших путешествий, с семейных праздников, и она помещала их в огромные рамки на стене в спальне. Вся стена была завешана фотографиями детей и внуков. Иконостас.

Я с мамой в квартире на ул. Горького. 1957 г.

Мы с мамой на даче. 2002 г.

Ляля любила плавать, любила море, заплывала в Чёрном море на километр от берега. В последние её годы мы несколько раз выезжали на семейный отдых в Турцию, Грецию, ОАЭ. А в Ростове с бассейном не получилось. Не было в городе ни одного с лестницей и перилами. А по трапу взобраться она не могла, просить о помощи стеснялась…

Была мама невероятно трогательна. Она хранила кучу папок с моими грамотами за успехи в школе и на олимпиадах, статьи мои и обо мне, вырезанные из газет.

Читала много. Пользовалась библиотекой. Всю жизнь выписывала литературные журналы «Новый мир» и «Иностранная литература». Там из номера в номер, с продолжением, печатали замечательные романы и повести, зачастую не публиковавшиеся в виде отдельных книг, — цензурная планка в журналах была ниже, чем в издательствах. Хранить все подписки было невозможно. Расстаться с любимыми произведениями — тоже. Был найден следующий выход: Ляля вырезала любимые произведения, соединяла главы и отдавала в переплётную мастерскую. Этих журналокниг у неё были десятки. В постсоветское время перечитывала их. Зачитывалась Людмилой Улицкой, Диной Рубиной, Екатериной Вильмонт. Одной из любимых книг её последних лет была «Гибель империи» Егора Гайдара.

Сенильности она избежала. Но возрастная затуманенность наступала. Несколько раз становилась жертвой мошенников — то телефонных, то «приносивших важные документы». Все её скромные домашние сбережения выдурили.

Мама в день рождения. 2012 г.

В последние годы желание жить уходило.

Юмор и скепсис были ей присущи всегда, как и идиллический романтизм. Я всегда ощущал огромную силу её любви.

Как и завещала, похоронили её на Северном кладбище — ушла к родителям, брату.