Вебсик. История вторая. Мозаика на полу

Юрий Грум-Гржимайло

В центре второй истории фантастического сериала «Вебсик» – приключения Юрия Кивина и его друзей, среди которых есть информационно-энергетическое существо, само просившее себя называть Вебсиком. Прошел год с того дня, когда в доме на горе около руин старого замка поселился Юрий Кивин со своим любимцем цвергом Пусем. Загадки этих мест имеют давнюю, порой мистическую, историю. Наши герои стараются разобраться в хитросплетениях событий и самоотверженно пытаются помочь пострадавшим от аномалии…

Глава 4. Встреча с мозаикой

Мы засиделись до поздней ночи. Наконец, Влада удрученно отложила нейросканер.

— Никак… — сказала она матери, которая пришла поинтересоваться, как дела.

— Влад, не спеши с выводами, — посоветовал я. — У него может быть бесконтактная зарядка, разные алгоритмы ее активации. Завтра попробуем сунуться к башням Меера…

Марта отрицательно покачала головой. Она почему-то очень настороженно относилась к любым упоминаниям о Меере.

— Володя, как я помню, пробовал с разведчиками на полянке, — сказала она. — Отнесите его туда, пусть постоит, может, зарядится сам.

— Прямо сейчас и отнесем, — согласился я. — Заодно погуляем немного. Влад, мы с тобой последний раз когда гуляли-то?

— Тут погуляешь, — усмехнулась Влада. — Пошли…

В стороне башен было видно как бесшумно садится освещенный снизу грузовой дисколет. На «стройку» Вебсика прибыла новая партия ячеек памяти. Когда я их увидел вблизи, то поразился — они были совсем небольшими, где-то полтора на два метра. А мне на складе Космофлота они огромными показались. Сборку своего нового дома Вебсик вел круглосуточно, сам выдавая указания роботам-монтажникам. Изредка к нему заглядывали близнецы, больше он никого не приглашал. Основная часть его сооружения уходила глубоко под землю, но никакого шума от горных работ мы не ощущали. Один раз только Вебсик с близнецами передал, что наверху у него планируется гостевая-приемная и нечто «очень красивое»… Все это время, если возникали какие вопросы к Вебсику, он отвечал на них с задержками.

Пусь развеселился и носился вокруг нас со своим потомством, оставив Джеку соблюдать чинный вид. Наконец, малыши «убегали» своего папашу, и тот присоединился к нам, тяжело дыша. Влада остановилась и, запрокинув голову, любовалась ночным небом. Мне казалось, что сами звезды стали ниже, чтобы отразиться в ее влажных, больших и темных глазах. Звездная Влада… Где-то там над нами сейчас «Орбитальный-11» с боцманом Димычем. Я мысленно послал старому другу привет.

— Красиво! — прошептала Влада. — Скоро, говорят, звездопад начнется. Посмотрим с тобой? Это через две недели.

Мы дошли до полянки, и я пристроил рядом с боксами наших мальчиков контейнер с маленьким разведчиком. Влада немного подумала, потом решительно его раскрыла, давая «пленнику» свободу действий. «Правильно», — подумал я.

Пусь собрал свое потомство рядом и уселся перед ним, как профессор перед студентами. Я тоже решил присесть. Думалось тут хорошо.

Башни Меера для нас оставались малопонятными, соваться к ним наобум не стоило. Но сама собой пришла другая идея. Сунуться лучше сперва в Соловей, на вокзал. Вокзал этот я хорошо помнил. Двухэтажный, обшитый деревом по верхнему этажу, подоконники с цветниками… Летом там всегда было прохладно, зимой — тепло от больших изразцовых печей, в которые при реконструкции встроили нагреватели… Небольшой, но уютный зал ожидания с деревянными диванчиками по стенам и колесом люстры на потолке. Пол… Паркетный рисунок. Точно, орнамент из треугольников и квадратов по периметру, а в центре — не помню…

Нет, по сравнению с простенькой платформой в Загорном, насколько мне запомнилось, вокзал в Соловье выглядел богато. Золотом латуни манили окошки билетной кассы, их так и хотелось потрогать детской ручкой — никаких острых углов, плавные обводы… Мда, что же там в центре-то на полу было?.. Съездить, что ли, и посмотреть?

Нас догнали Ион и Зет. Мне стало что-то невтерпеж, и я сказал про идею насчет Соловья.

— Ребята, давайте на коптере туда слетаем? Прямо сейчас!

— Ночью? — уточнила Влада.

— А какая разница? Только глянем — и обратно.

Ион на всякий случай запросил обстановку. Вроде спокойно. Марта полетела с нами, это к лучшему, ей там каждый метр знаком.

И вот мы уже идем с фонарями по ночному перрону к темному зданию вокзала. Со скрипом поддалась моему нажиму входная дверь. Внутри мрак — занавески на окнах закрыты. Яркий свет фонаря сразу осветил пол. Шестигранник с пирамидой внутри. Как в рукописи деда Кобелевича. Мозаика на полу.

— Оно, — с удовлетворением сказал я.

Влада взъерошила мне волосы и поцеловала. Остальные рассматривали мозаику. Пылищи тут было, конечно, много, но картинка была видна. Ион замерил ее геокоординаты — совпадает.

Возвращались мы в приподнятом настроении. И на следующий день мы с утра опять были в Соловье. С собой взяли контейнер с разведчиком.

Зет прошел на второй этаж вокзала, но там ничего выдающегося не было — пол из крашеных досок. И половики перед дверями начальника вокзала и дежурного по станции. Ноги при входе к высоким чинам вытирать полагалось.

Марта сделала несколько замеров своими приборами и сказала:

— Тут всегда чисто было. «Шарах» тут нет.

Пусь пару раз чихнул от пыли и решил ждать нас снаружи. Там, по крайней мере, станционный кот на загородке сидел и качал права, а тут — вообще ничего….

— Ничего ты, друг лохматый, не понимаешь, — сказал я, выпуская его за дверь. — Тут самый эпицентр.

Зет установил навигационный маячок рядом с рисунком паркета, и Ион улетел обратно делать замеры из дома. Я снял изображение, потом мы с Зетом подняли на руках Владу под потолок, и она сняла его сверху. Я немного перенастроил свой сканер и поискал в паркете наличие отражающего слоя. Тщетно, натуральное дерево, небось, и клей старинный, а не современные мастики. Мы собрались было уходить, как у меня выскочила из руки и закатилась под диван цилиндрическая заглушка от сканера. Пришлось лезть в пыль, но вылезая и чихая от нее, я был вознагражден. Если смотреть почти от самого пола, то мозаика вдруг вырастала вверх почти до потолка и казалась внушительным полупрозрачным сооружением правильной пирамиды на шестиугольном основании. Я видел, что нюхать пыль ни у кого особого желания не было, но главное в нашем деле — заложить почин и массы пойдут!

В моем открытии убедились все. Кроме Пуся, который, судя по доносящимся звукам, пытался уговорить кота не меньше, чем на совместное управление вокзалом…

Марта связалась было с Ионом насчет «привезти сюда парочку пылесосов», но я ее остановил. Не пыль тут главное. А эти «дурни» могут всосать и что-то нужное.

Пока мы делали снимки, вернулся Ион. Из дома приборы показывали активность. Провели примитивную биолокацию. В руках Иона рамка поворачивалась каждый раз, когда он подходил к мозаике на полу вокзала. Само «сооружение» тут ни один наш прибор не зафиксировал, кроме примитивной рамки.

— Думаю, что в башне Меера мы найдем нечто аналогичное, — сказал я. — У них вроде в плане вида сверху похожее.

— Не только в башне Меера, — вставил Ион. — Мне надо уточнить, но я смутно припоминаю, что подобный рисунок на полу был в парадном холле нашего дома до его облицовки пластгранитом.

Я взял контейнер с разведчиком и посмотрел на Владу. Она пожала плечами. Ночь его пребывания на полянке не дала никаких перемен. Я отбросил все колебания и поставил контейнер в центр мозаики. Как только я это сделал, мы увидели, как пыль с мозаики сама собой стала стекать от центра к краям. Вскоре рисунок было совершенно чистым.

Ион и Зет лихорадочно делали какие-то замеры, а Марта, напротив, словно забыла о своих приборах.

— Возникает антистатика, — сказала мне она. — Оно гонит пыль. Возможно, поэтому тут не было «шарах».

Я ничего не мог ей ответить. Но факт воздействия мы все видели.

Влада связалась с нашим домом и попросила активировать разведчика. Пока ничего. Решили его тут оставить на сутки и посмотреть, что будет.

— Да, я забыл сказать, — вспомнил Ион. — Вчера я нашел информацию, что вроде бы Адамс из компании Меера увлекался стендовым моделированием. Нашлись несколько его программных разработок для модельных 3D-принтеров, сделанных в детские и студенческие годы. А Жан Меер увлекался на досуге ландшафтными диорамами, несколько его работ сохранилось, вот их изображения.

Ион передал мне флешку, которую я приложил к своему планшету. Первая картинка была с видом Севера и полярного сияния. На берегу океана одиноко стояла фигурка белого медведя, задравшего голову к сполохам цвета. На второй картинке лазурное море омывало пустынный берег с развалинами античного храма.

— Откуда эти работы? — спросил я.

— Из частных собраний.

— Красиво, — похвалила Влада, смотревшая на картинки из-за моего плеча.

— Слушай, а у тебя твоего отца галереи работ тут нет? — вспомнил я о своем интересе посмотреть работы Петерса.

— Есть, конечно, — ответил Ион. — Поищи там раздел «Петерс» и смотри. Там много. Но у него живопись. Синтекраски. Рельефная графика — реже. И одни горы.

— Мне «много» сейчас не надо, замок он рисовал?

Ион задумчиво почесал затылок и посмотрел на брата. Тот пожал плечами.

— Картин с замком я у него не помню… Нет, вроде где-то он попадается у него. Искать надо. А что?

— Да подумал, может его взгляд чего-то мог зафиксировать такого… У художника он острый. Я знал одного физика-оптика, так он так море рисовал, что стоишь перед картиной и ждешь, пока тебя волна окатит с головой. Многие даже сомневались, что это живописное, думали что съемка. Так вот, его взгляд и кисть выхватывали в воде нечто такое, что ни один объектив не передаст…

Перед отлетом обратно к дому я попросил задержаться немного. Стоял, вдыхая настоянный горами лесами и водопадами воздух, вспоминал своих отца и мать, молодых, из тех наших «соловейских» дней. Эх, хорошо тут… И имя то какое — Соловей, Сандугач!… Душа поет. Вот разберемся мы тут со всей здешней чертовщиной, и кто знает, может, опять Миха попрошу именно тут нам домик найти. Чтобы наши дети, раз их, как Влада сказала, вроде двенадцать будет, этими просторами с детства дышали… Эх, хоорошоооооооо!

— О-оооооо, — отозвалось эхо.

На обратном пути мне пришла идея восстановить мозаику в парадном холле нашего дома. Но с домочадцами я ее пока не обсуждал.

Спецкурс Института Времени, который нам с Владой пришлось усвоить год назад, давал возможность достаточно широко понимать ситуации, связанные с аномалиями. Я тогда думал, что нам суют поверхностное представление обо всем понемногу, но постепенно осознал, что это не так. Нам давали ровно столько, чтобы мы сами начинали думать и сомневаться в своем «всезнайстве», — очень полезное, кстати, для науки качество. В незнании было много веры в том, что узнать истину мы в итоге сумеем. Меня сейчас мало интересовало, «как» из мозаики паркета вдруг возникала объемная фигура, больше интересовало, «зачем» она возникала там.

Мы сидели с Пусем в коптере на заднем ряду. Пусь был явно разочарован результатами диалога с вокзальным котом, которого даже прогнать с загородки не удалось. Упертый кот попался. С досады пес немного посмотрел в краешек доступного нам тут окна, а потом свернулся клубком на сиденье. Обычно он ко мне на колени залезал.

— Да, — сказал я ему, — дипломатия — это дело такое, тонкое. С котами особенно. Бывает, не огорчайся.

Пес тяжело вздохнул.

В голове у меня назойливо вертелось воспоминание о том, что фигурный камень на картине в гостиной однажды назвали «якорем»… Якорь, якорь… Вот, стою я в толпе, которая на меня прет, как мне устоять неподвижно? Либо расталкивать ее, либо зацепиться за что-то… Хм, а, похоже, так оно и есть… Если есть тут стазис и замедление естественного хода времени, то ему нужны «якоря» для самосохранения… Вот так, с «вокруг да около» в голове, и подлетели мы к дому. Выгрузились прямо под взор поджидавшего нас Ростислава Петровича.

— Ну, что? — поинтересовался он.

Мы ему прямо у коптера рассказали про мозаику в зале ожидания. Было видно, что доверия к нашему повествованию у начальства не возникло.

— А пыли там много? При боковом свете через окна и двери в пыльном воздухе можно ожидать всякое, а вы ее там еще подняли…

— Мы аккуратно, — обиделся я. — Ну, разве что чихали от нее…

— А Пусь?

— А у Пуся свои дела на улице были. Его там не было.

— И что, вы всерьез намерены там что-то исследовать?

— Ростислав Петрович, — после недолгого общего молчания начал Ион. — Вы же сами всегда говорите, что «дьявол кроется в мелочах».

— Но не в пыли же! Где вы видели пыльного дьявола?

Мы не видели. Факт. Но уступать не собирались. Я рассказал о том, что мы увидели.

— Это может быть какой-то «якорный» знак для стазиса тут. А стазис зафиксирован Серегиными, — сказал я, вспомнив рассказ Марты о башне замка. — Приборно зафиксирован. Изменения стазиса, точнее, его состояния баланса с окружающей средой, может вызывать движения горных пород, отсюда и гул, как от просыпающегося вулкана. Причем, если верить рукописи деда доцента Кобелевича, и «наш» замок — это есть тот самый замок, то замедление времени тут задолго до нас проявлялось. Жил же барон 450 лет… Вот, может, эти мозаики его как-то обслуживали, когда он покидал замок. Как — пока не понятно, но, опять-таки, приборы на вокзал показывают. Словом, есть там что-то. И, может, слишком древнее…

Ростислав махнул рукой и пошел к дому. Мы за ним. Уже почти у входа он обернулся ко мне и сказал:

— После перекуса летим в санаторий Космофлота.

Я так понял, что вдвоем с ним. Ладно.

Меня ждала или интересная беседа или приватная головомойка — распекать на людях Ростислав не любил. Во время трапезы я искоса наблюдал за ним, было видно, что меня ожидало что-то «большое». Влада хотела было увязаться с нами и побыть «громоотводом», если что, но Ростислав Петрович остановил ее коротким жестом. Это вообще заинтриговало.

Коптер Ростислав повел сам. Мы пролетели башни Меера (над ними сделали круг в полном молчании), потом перевал и почти сразу после него опустились на едва заметную на горной тропе площадку. Сама тропа от перевала вниз в долину к санаторию Космофлота была вроде проходима, пара завалов, которые при желании можно было раскидать — и все. Большой разведчик по ней бы прошел играючи. Ростислав вылез из коптера, протиснулся между его бортом и уходящей в небо почти отвесной стеной вперед и поманил меня пальцем.

Я последовал за ним — с моей стороны дверь открывалась в пропасть.

— Ничего не видишь? — поинтересовался он, когда я встал рядом.

Я внимательно осмотрелся. Вроде ничего…

— А так? — подсказал он жестом, наблюдая за моими наблюдательными потугами.

«Так» показывало на нечто, видимое почти около стены вверх. И я увидел. На стене явно проступал портрет того самого человека, которого мы видели в замке.

— У нас есть полчаса, — сказал Ростислав.

Я не стал спрашивать, что будет потом. Я вообще терпеливый и спокойный. Мы с Пусем философы.

— На Алтае я был в городе Богов, — без всякого вступления начал он. — Это был город подземного народа, потомков тех, кто скрылся в тамошних пещерах от угрозы атомной войны, а потом не захотел выходить наружу. Они не выпускали людей извне, которые к ним попадали. Мне удалось вернуться только благодаря специальной тренировке на раздвоение разума, которую я прошел в СБ… Они сажали нового человека перед колесом, на спицах которого горели зеленым и красным цветом какие-то камни, а камни ярко-синего цвета располагались по ободу. Колесо начинало крутиться, камни вспыхивали и гасли, и человек сперва все забывал, а потом, через некоторое время, тут же ему «возвращали» новую память, в которой он был частью этого народа. Я им отдал половину своего разума. Семь долгих лет понадобилось сохранившейся половине, чтобы одолеть внедренную — и я смог сам от них уйти. Но та, внедренная половина, осталась, в ней были некоторые знания, о которых я тебе сейчас расскажу… Еще десять минут есть, — он кинул взгляд на свой коммуникатор.

— Так вот, — продолжил он, — на полу комнаты с колесом был рисунок, похожий на тот, о котором ты рассказал. Когда вдруг ослабли ремни, которыми я был привязан к высокой спинке странного стула с наклонным сидением, то я упал на пол, и мне показалось, что из пола растет пирамида. Видение длилось какие-то секунды, но запомнилось… Вот такие дела. А теперь, полюбуйся немного!..

С этими словами он развернул меня лицом к пропасти. На фоне горящего закатом неба изломы вершин гор темнели фиолетовыми мазками неведомой кисти, а из окутанной туманом пропасти поднимался и рассеивался в вышине силуэт пирамиды.

— Видел? — спросил Ростислав.

Я кивнул.

— Такое несколько раз в год тут видно. И портрет тоже. Я случайно обнаружил, когда наши пациенты в санатории разбежались. Одного тут и застал. А стазис, который тут обнаружили Серегины, вполне возможен. — Ростислав Петрович заметно оживился. Ученый в нем проснулся, подумал я.

— Вот представь себе такую картину, — говорил тем мне временем Ростислав. — Течет река времени, и ты с ее течением в лодке плывешь, но нашел некое место, где можно якорями за дно зацепиться, а, может, и кусты какие на берегу, и остановил свою лодку и время для себя… Это и есть стазис — место, где можно бросить якорь на реке времени.

— Поэтично и доходчиво, — улыбнулся я. — А эти фигуры-рисунки на полу, как кнехты на причале.

Нас перебил вызов коммуникатора.

— Гул прекратился, — сообщил Ион. — Вы где? В санатории…

— Мы еще не долетели, — успокоил его я. — Постарайся снять все мыслимые замеры по круговой диаграмме полей. Хорошо?

— На меня эта штука влияет так, что иногда хочется вернуться обратно в город Богов, — задумчиво признался Ростислав Петрович. — Даром мне все это не прошло.

Второй вызов был от Влады. Она активировала своего разведчика. И он ей ответил!

Ростислав Петрович попросил меня пока не рассказывать Владе и другим о нашей беседе. Почему? — Не знаю. Видимо, какие-то личные причины у него были. Влада догадалась сама, проследив мой внезапно вспыхнувший исторический интерес к «подземной миграции», как в официальной истории это называлось.

Однажды вечером, когда она, по обыкновению, «ласкалась» с Пусем и своей тигрицей, а я лежал и просматривал на планшетке дневную выборку информатория по своим запросам, в нашей спальне прозвучало следующее:

— Если вдруг вы с дедом отправитесь на Алтай, то я — с тобой. Не отпущу одних.

— На Алтай мы пока не собираемся, — совершенно честно сказал я, внутренне улыбаясь всеми закоулками души.

— Вот именно, что «пока». И никаких «пока» без меня и Пуся…

–…и всех остальных, — закончил я за нее. — Ростислав тут интересное сравнение подкинул.

Влада перетащила на кровать Пуся и устроилась рядом. Я пересказал ей сравнение о реке времени, стазисе и лодке.

— Видишь, как поэтично мыслит человек. И никуда не собирается, — закончил я.

Влада с сомнением посмотрела на мой нос, словно решая, чего он достоин.

— А ты стихи деда читал?

— Нет, — ответил я. — Где нашла?

— В информатории. Он под псевдонимом публиковал их. Чуть старше меня был по фотографии. Я случайно поиском изображений баловалась, и Вебсик помог немного…

— Ну я вижу, что к тебе у нашего информационного друга отношение особое. Думаю, что не просто так твой дубль тут пытались сделать…

— А ты знаешь, что Володя раскусил все-таки эту загадку?

— И есть еще одна Влада? — с притворным ужасом воскликнул я. — О, горе мне! И я об этом ничего не знаю! А как Юля это пережила?

Влада улыбнулась и пропела:

— «Нет ли соперницы здесь?!» Юр, а почему раньше люди ревновали?

— Они и не перестали, — авторитетно ответил я. — Я, например, очень ревнивый.

— Да ну тебя, Кивин, одни шуточки… Лучше послушай, что выяснил Володя.

Влада рассказала, что мой друг за это время сделал структурную модель головной части разведчика и по ней выяснил, что она управляла встроенным биопринтером, который мог создавать уменьшенные копии самых разных объектов природы из синтезированной биомассы, но на один манер — как оболочки. Чем они должны были наполняться, пока не ясно, Володя предполагал, что это было продукцией разумов Меера, и что маленький разведчик был создан именно так. Серии сигналов, которые он с таким упорством ловил, постепенно оформились в подобие некоего языка описания образов. Стало более понятно, как Вебсик смог перехватить управление и, как всерьез полагал Володя, сам поселиться в башнях, потеснив, а то и вообще вытеснив разумы Меера из одной из них.

— А Юля что говорит? — спросил я, выслушав рассказ Влады.

— Юля своим занята. Тигрятами. Бим и Бом уже могут работать диагностами. Скоро она с ними поедет на юг, будем пробовать вытащить ребят… Как здорово, что ты тогда папу вытащил…

— А вот интересно, Вебсик считает Славу членом своего Круга? — вдруг спросил я.

— Думаю, что пока нет, — покачала головой Влада. — Папа еще очень прост в своих суждениях и мыслях. Вчера, например, он не мог понять, зачем нужен профотбор, я ему объясняла…

— Ты знаешь, меня не покидает мысль, что у тебя особая роль в этом его Круге, — сказал я, — если Вебсик может управлять событиями, то он может целенаправленно формировать и свой Круг, и отношения его членов.

— Нет, я не со всем тут с тобой согласна, я же люблю тебя вовсе не потому, что этого мог хотеть Вебсик, — запротестовала Влада. — Он мог просто помочь реализовать мою мечту о встрече с моим сказочником. А я еще должна была стать взрослой… Знаешь, как я трусила, когда первый раз летела сюда за Джекой? Мих такого порассказал, что писатель, ученый, такой-сякой… А ты такой хороший на самом деле…

Я встал и, достав из своего «заветного» книжного шкафа в кабинете тонкую книжку, протянул ей.

— Вот, прочти, получишь удовольствие.

— А парашюты разве бывают алые? — спросила она, рассматривая обложку с цветным рисунком.

— Бывают, — сказал я. — Почитай и поймешь. Только это не парашюты. Это — паруса, парусное судно, от ветра двигалось. Паруса шили из ткани и растягивали на мачтах.

Я с грустью подумал, что сейчас наши океаны-моря ни одно большое парусное судно не бороздит. А такие красавцы были! У меня на полке стоял «Морской словарь», когда он в моей коллекции появился, то я от его картинок оторваться не мог несколько дней. В Армагеддоне в Арктике я целый стенд моделей парусников видел. Запомнилась мне та практика.

Влада уже «ушла» в книгу и только слегка морщила нос, переворачивая страницы — не привычно. Отвык наш мир от книг… А я повспоминал свою практику и незаметно уснул.

На следующее утро меня разбудил Пусь. Влады уже в комнате не было, и он забрался ко мне на грудь, обхватил лапами шею и начал «скромно лизаться».

— Ты чего? — спросил я, как обычно завладев его плюшевыми после стрижки ушами.

Пусь посмотрел в сторону тумбочки, на которой лежал обруч с кристаллами. Мы так и не поняли, откуда они их с Джекой таскали, но обручи лежали по всем углам в доме. Влада придумала закреплять псам обручи на ошейниках, сигнал был слабее во много раз, но хоть не сваливались поминутно. Я нахлобучил обруч.

«Полянку заняли, а дети растут», — сообщил Пусь. — «Их учить скоро надо».

«Угу», — согласился я.

«Вебсик придет учить», — продолжал Пусь. — «Сам придет. И Дебби.».

«А Дебби зачем?»

«Добру учить. Дебби добрая и теплая. Детям нужно добро».

«А из башен придет кто-нибудь?», — спросил я.

«Башни — нет», — тут же ответил Пусь. — «Пахнут плохо».

Если не считать той попытки, когда Марта сделала проход, и мы с Владой сожгли большой разведчик, да тех моих осмотров сверху, башни Меера так и стояли у нас неисследованными. До них всего полкилометра, может чуть больше.

«Пусь, а почему ты против наших походов к башням, а сам ходишь?», — спросил я песика.

«Вам есть вред. Я охраняю. Джека тоже», — пришел его ответ.

Уточнять, что за вред он имел в виду, Пусь наотрез отказался и принес мне тапки, всем своим видом показывая, что пора вставать. Увидев, что я спустил, наконец, ноги на пол, он деловито отправился восвояси. А я задумался.

Было жаль, что после ранения у озера Джека утратила свои способности чуять «шарахи», сейчас бы в Соловье они могли приходиться. Ее чутье было более тонким, чем приборное. Володины псы-биомехи для такой разведки не годились, мы уже с ним обсуждали это. У Пуси чутье на аномалии было, но слабое, я не хотел им рисковать. А про Владу и говорить нечего — она за наших «собакисов» горой стояла. А после появления у них потомства — особенно.

У меня возникло предположение, что увиденная на вокзале пирамида является оптической иллюзией от бывшей там «шарахи», но чем тогда объяснить ту, в ущелье, которую показал Ростислав? Вера во всякие магии — это не мое. Вот, к примеру, Вебсик лечит очень необычно, легко поверить в чудо. Но тупо поверить — это закрыть для себя познание. Наделить Вебсика человеческими чертами, очеловечить его нельзя, у него иная природа и логика действий. Тот его образ в картине, который мы не раз видели, — это фантазия близнецов… Стоп.

Конец ознакомительного фрагмента.