ИСПОВЕДЬ СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА

Юрий Геннадьевич Пакин

Жизнь и впечатления человека, родившегося при Сталине, прожившего детство и юность при Хрущеве, трудившегося при Брежневе, грустившего при Горбачее и Ельцине, доживающего свой век при Путине.

Спас-Заборье

По приезду туда я пошел в третий класс начальной школы. Эта начальная школа, состоящая из нескольких одноэтажных зданий, находилась чуть ближе, в черте села, с другой стороны оврага, который и разделял начальную и семилетнюю школы. Вела третий и четвертый класс Грубова Зоя Николаевна. Ее муж был практически штатным фотографом Заборья.

Главным был леспромхоз. Было среди работников много не русских, что редкость для тех мест. Одна улица была заселена немцами, которых было больше всего, наверно выселенных с Поволжья. Это была самая чистая улица. Со мной в классе учились украинцы, азербайджанцы, немцы, евреи. Может и еще кто то, сейчас уже не помню. Не помню еще и по другой причине, потому что мы тогда в национальностях не разбирались, главное в дружбе было, какой ты человек по общечеловеческим понятиям, и что ты умеешь делать. В нашем классе училась одна немка по фамилии Шумахер. Жили они в жалкой хибарке прямо на берегу реки. Ее мать работала банщицей. Баня стояла в двадцати метрах от них. Для того, чтобы помыть мужское и женское население Заборья, ее мать должна была наносить примерно четыре куба воды, если не больше, в каждый мужской и женский банный день. Да еще нужно было как то нагреть почти половину этой воды. Во время рыбной ловли я заходил несколько раз к ним. Уныния не видел. Несмотря не то, что война кончилась практически вчера, отношение ко всем немцам было самое доброжелательное.

Когда я вспоминаю школу Заборья, редко могу удержаться от слез. Это был, безусловно, интеллектуальный центр. Кроме того, что качество обучения было на высоте, там бурлила жизнь, ребята занимались во всевозможных кружках, и самое главное, был школьный хор, в котором участвовали как ученики, так и учителя. Руководили там два человека, преподаватель пения (не помню ее фамилию, имя и отчество), которая жила работой, и преподаватель математики, Махова Людмила Николаевна (мать моего дружка, Махова Вовки).

Четвертый класс начальной Заборской школы с учительницей Грубовой Зоей Николаевной. Рядом с ней ушастый ученик, с традиционно хмурым взглядом, это я. Крайняя в среднем ряду справа — «Тишка». Третий справа вверху, Шустер Валера. Слева от Зои Николаевны две сестры-близняшки Розовы, которые жили прямо напротив клуба в каком то бараке. Мы все время у них «тусовались». Между мной и Тишкой девочка-немка Шумахер. Зоя Николаевна была хорошим человеком. Запомнилась она мне именно в этом платье.

Иногда они замечательно пели вместе, преподаватель пела первым голосом, Людмила Николаевна вторым. Коллектив школьной самодеятельности, насколько мог, заполнял послевоенный художественный вакуум, как выступая в клубе, так и часто совершая поездки по округе. Так получилось, что эти два человека обнаружили у меня абсолютный музыкальный слух, беря одного из всей школы в свои поездки в качестве солиста. Приезд какого-нибудь важного человека в Заборье всегда сопровождался концертом, на котором мне приходилось выступать. Как правило, это была песня про подвиг знаменитого Варяга. Можно представить, как это выглядело в исполнении двенадцатилетнего пацаненка. Был я хоть и бойким, но при этом очень стеснительным, поэтому подготовка, да и само выступление всегда вызывало страшное волнение, не спались ночи. Иногда от волнения перехватывало голос. Принимали всегда хорошо, позора не помню. Тем не менее, уроки пения были одни из самых любимых. Было приятно, когда вызывали к доске петь, а в классе был «лес рук» желающих петь со мной, потому что пятерка была обеспечена. Желающих петь в хоре тоже было множество. Участие в хоре это не просто пение, это переход в какое то другое, возвышенное состояние. Кто там пел, тот знает. Любой ученик, проходивший два года на уроки пения, мог спеть не менее двадцати-тридцати песен, более всего народных, естественно, с разным качеством.

О школе, да и о Заборье, в четырех книгах хорошо написал Догадкин Володя, мой тогдашний дружок, который там родился и там провел свои лучшие годы и, как следствие, любил Заборье больше моего. Всего три года жизни там, да еще по молодости лет не дают мне возможности составить целостную картину.

Вот в двух словах, что он написал про своего, тогдашнего дружка.

Недалеко от Заборья была деревня Шугаиха, в которой работал, так называемый, химзавод, на котором из березы делали деготь. Картина деревни, как из кинофильма «Девчата». Туда с концертами учителя ездили регулярно. Сейчас эту деревню даже местные не найдут.

Отец несколько раз ездил в какие то дальние командировки. Запомнилась одна, в Грозный. Оттуда он несколько раз присылал посылки с какими-то фруктами. Запомнились яблоки громадного размера. Тогда в Костромской области яблоки не сажали. Первый и единственный сад был у Щукиных, о которых скажу ниже. Выращивал его Алексей Васильевич, но я не помню, чтобы пробовал хоть одно яблоко. Наверно потому, что сад в то время еще не начал плодоносить, а потом мы уехали.

Людмила Николаевна Махова

Людмила Николаевна воспитывает молодую учительницу

Когда перешел в пятый класс, в школе появились две новых учительницы, сестры и дочери директора соседней средней Александровской школы. Одна из них стала преподавать немецкий язык. Сильно я тогда им заинтересовался. Учился очень хорошо. Даже после окончания средней школы, я считал, что в конце пятого класса я этот предмет знал лучше. Видимо за это, учительница попросила меня сделать учебное пособие в виде алфавита, выполненного готическим шрифтом, аккуратно нарисованного на листе ватмана. В ближайший выходной я весь день рисовал тушью, выданной в школе, этот шрифт, мечтая доставить радость как учительнице (учебное пособие теперь есть) так и себе (похвалят). Рисовать закончил поздно и оставил лист сушиться на столе. Утром проснулся и сразу побежал смотреть на свое произведение. Каково же было мое горе, когда я увидел, что большинство букв смазано, а некоторые частично пропали. Сквозь слезы стал выяснять, чья это работа. В ходе стихийного семинара выяснили, что буквы съели тараканы. Действительно в доме тараканов было множество, но только не мелких рыжих пруссаков, а больших, черных. Говорили, что эти тараканы живут в хороших домах и приносят счастье. Шрифт починил, отнес в школу. Похвалили. А насчет счастья, оно там было и без тараканов.

Примерно 1055 год. За сиренью школа. Руфина, отец, мать, мамин брат Александр и я с дурацкой челкой и, как всегда, хмурым взглядом. Родители — красавцы. Счастье.

Так же был около школы стадион, пришкольный участок, где как то умудрялись выращивать даже арбузы. Школа стояла на краю села. Чтобы в нее попасть нужно было перейти глубокий овраг, через который был перекинут живописный мостик. С левой стороны был крутой обрыв, поросший соснами, спускающийся прямо к реке. На краю обрыва стояла маленькая избушка («на горушке»), где жил Володя Соловьев, парень старше нас года на четыре. Жил он с матерью, обладавшей, как потом выяснилось, способностями хорошей колдуньи. Мы часто были у них, потому что они отвечали за леспромхозовских лошадей, а это значит, мы могли на них кататься, что и делали с переменным успехом.

В этой школе, не помню, в рамках какого предмета, нас обучали элементарным навыкам оказания помощи при ранениях. Учили делать повязки, на пальцах рук, ног, всех элементах рук и ног, грудной клетки, шеи и прочего. Почти все помню.

Школа была действительно культурным центром этого небольшого региона. Постоянно в клубе устраивались концерты с участием, как школьников, так и местной молодежи повзрослей.

Этим летом из ностальгических соображений договорились с бывшими друзьями, тремя Вовками, о которых скажу дальше, встретиться в Заборье. Слез было много. Село быстро умирает. На месте нашего дома какая-то гипсокартоновая микролавка. Все заросло крапивой, оставшиеся люди просто доживают свой век, в глазах тоска. Работы нет, больница разрушена, школа закрыта и потихоньку растаскивается на «запчасти». Во время воспоминательного похода к школе обнаружили, что даже нижние бревна школы, простоявшей более ста лет, были без малейшего намека на гниль. Удивительно, насколько грамотно она была сложена.

Кстати, Догадкин Володя стал полковником КГБ. Что уж он там делал, не знаю, но выйдя на пенсию, и испытывая еще более нежные чувства к Заборью, (он родился там и жил до окончания школы) написал несколько книжек, воспевающих это место. За это ему большое спасибо. То, что он разведчик мне удалось убедиться в 1993 году, когда мы с сыном Олегом приехали в Кострому на празднование трехсотлетия дома Романовых. Мы с ним расстались в 56 году и никогда больше не виделись, но он меня узнал через сорок лет, встретив в Ипатьевском монастыре. Может быть по Олегу, наверно тогда он был похож на меня, двенадцатилетнего.

Ну ладно, вернемся в пятидесятые.