Около Парнаса и вблизи Голгофы

Юрий Безелянский (2023)

«Около Парнаса и вблизи Голгофы» — необычная книга. Читатели знают Юрия Безелянского как журналиста, календариста, публициста, эссеиста и писателя, успешно работающего в жанре non-fiction, большого поклонника жанра мини-ЖЗЛ. И вдруг на старости лет представил не свойственную ему книгу: сборник стихотворений от юных лет до преклонного возраста. То есть представил себя в новом прикиде. Сам Ю.Б. определяет себя скромно: немножечко поэт, мол, не профи, а так, всего лишь любитель поэзии. В книге собраны стихи, написанные в течение более 70 лет, и по ним легко проследить становление и взросление автора, его эволюцию взглядов на жизнь, на время, на судьбу Иногда стихи сопровождаются маленькими комментариями, что придаёт книге некоторую исповедальность. Хочется надеяться, что книга Юрия Безелянского не затеряется в неспокойном море поэзии.

Школьные стихотворцы

Конец 40-х — начало 50-х — пора юности моего поколения. И школьники того поколения разительно отличались от нынешнего продвинутого поколения. После тягот войны: бомбёжки, эвакуация, скудное существование, недоедание, донашивали обноски. Но, тем не менее, радость жизни, громадный интерес к книге, кино, на парковых площадках всюду танцы, постоянные увлечения и, конечно, стихи. Они были на слуху. Читали мастеров, сочиняли сами. По рукам учеников 554-й школы ходили немудрёные вирши какого-то мальчика Миши (фамилию начисто забыл) о школьном вечере:

Суббота, суббота — весёлое время!

Портфели и сумки, забытые всеми.

Избавлены лица от сплина и скуки,

Забыты все учебные муки.

… Прочь Новгородское старое вече,

Пора собираться и в школу на вечер.

Там будут девчонки и будут там танцы.

Открыты для всех небывалые шансы

Обнять и прижать — благодать, да и только.

Скорее бы вечер,

во сколько, во сколько?

А какая судьба была у этого Миши? Не знаю, он был не из нашего класса. А вот Игорь Шмыглевский — наш. Будущий блистательный математик, он тоже увлекался стихами в школьную пору, и все они были пессимистические и мрачные. Одно из них хранится в моём архиве:

Старая, дырявая галоша,

Столько лет мы шлёпаем по лужам.

Сколько раз под непосильной ношей

Ты, как говорят, просила кушать.

Долго я по улицам слонялся,

На тебя отыскивал похожих.

Твой напарник где-то затерялся,

Развалился на ходу, быть может.

С видом кислым и обледенелым,

Снегом занесённые до точки,

Мы плетёмся по дороге белой,

Сочиняя пошленькие строчки…

По мрачности восприятия действительности в те годы мы были похожи. И ещё Шмыглевский: «Мы — акробаты, танцуем на фразе, / Просим подлить вина…»

Н-да. Шмыглевский ушёл из жизни рано, отринув поэзию и погрузившись с головой в математику.

А вот из соседнего класса Андрей Вознесенский (в те годы я с ним не общался), ощутив в себе поэтический дар, тут же подался к великому учителю Пастернаку. Со временем сам стал знаменитым поэтом. «Миллион, миллион алых роз!..» Пока я блуждал по журналистским тропам, прежде чем выйти на литературную дорогу, Андрей сразу определил себя как поэта, его первые сборники «Мозаика» и «Парабола» вышли в 1960 году, когда ему было 27 лет. А я издал первую книгу в 62 года («Поздняя ягода», как её определил Вознесенский). А второй Андрей в моей жизни, после Тарковского, с каждой новой книгой становился всё более популярным и кумирней. Что ни стих, то эпатаж. А как он заклеймил мещан-обывателей, всех Букашкиных в сборнике «Антимиры»:

Я сплю с окошками открытыми,

А где-то свищет звездопад,

И небоскрёбы сталактитами

На брюхе глобуса висят.

И подо мной вниз головой,

Вонзившись вилкой в шар земной,

Беспечный, милый мотылёк,

Живёшь ты, мой антимирок…

Антимиры, Треугольные груши и далее по широкому проспекту фантазий Андрея Вознесенского.

* * *

Ну, а теперь вернёмся к стихам Ю. Б.

«Проходят дни густой лиловой тенью…»

Проходят дни густой лиловой тенью,

Летят на крыльях звонкой тишины.

Пришёл, уснул под гроба чёрной сенью,

Увидел сероскучной жизни сны.

Увидел и сверкающие дали,

И золотились огненно слова,

Когда меня богини прогоняли

И разносилась жёлтая молва.

Фарфоровые куклы танцевали

В ажуре тёмно-синих огоньков,

Муаровые им ленты подавали

Немые слуги маленьких царьков.

Сверкали страсти — огненные змеи,

Звенели мысли в розовом чаду,

И уходили вдаль уставшие аллеи,

В которых я твою любовь краду.

В печальном шёпоте страданий,

Окутанные синей пеленой,

Судьба мне подарила на прощанье

Эдельвейс, оплаканный тобой…

30 ноября 1949 г.

Стихотворение писали вдвоём — строчку я, строчку Андрей, на скучном уроке в школе № 554. Сочинителям по 17 лет.

Грусть

Мне стало грустно. Отчего?

Не от того ль, что на дворе снежок,

Не от того ль, что вьётся лёгкий ветерок,

Не от того ль, что до сих пор никто

Согреть не может сердца моего.

18 января 1951 г.