Трава полевица

Юрий Алексеевич Пещеров, 2023

Автор в литературной форме вспоминает свою юность, прошедшую в послевоенные годы. На фоне эпизодов армейской службы, эмоционально описывает свои первые романтические переживания.

Трава полевица

Последний нынешний денечек

Гуляю с вами я, друзья.

В нашей деревне была такая традиция — провожать людей на войну этой песней. Не успела кончиться одна война, как опять что-то начинается. Летят самолёты, гудят самолёты, день и ночь, день и ночь. Не один и не два и не три, а словно стая птиц летит теперь на восток. Так что, меня провожают не на службу в армию, меня провожают на войну.

Это была не столько песня. Это был плач. Это был крик души, когда нет иного выхода, когда невозможно что-либо изменить. Этот крик вырывается у всего живого, даже дерево, падая, умирает с криком. Всего больше убивалась бабушка. Она говорила: «Васька, я тебя больше никогда не увижу». Она знает, она чувствует, она не ошибается, она в своё время проводила троих: двух сыновей и зятя, и ни один из них не вернулся.

Летят самолёты, гудят самолёты, день и ночь, день и ночь. Вот под эту музыку и под эту песню я прощался не только с родиной, я прощался с жизнью. Впереди три года службы и неизвестно что будет.

Но пролетели эти годы, подходит к концу моя военная служба. И вот я пишу письмо на родину.

Дорогие родные, служба моя подходит концу. За три года службы всё изменилось. С радостью сообщаю, что войны теперь не будет никогда. Мы стали настолько сильны, что не найдётся теперь такого солощего¹, чтобы напасть на нашу великую державу. У нас даже появилась возможность сократить вооруженные силы. Теперь не нужна нам такая большая армия. Повернулись лицом к сельскому хозяйству. Принята государственная программа по освоению целинных и залежных земель. Из нашей части, кто знаком с сельским хозяйством, собираются туда ехать. Вот и я с группой моих сослуживцев завтра отправлюсь на уборку урожая куда-то на Украину. На этот раз, ты ошиблась, бабушка, скоро с тобой увидимся. Вернемся с уборки и будем паковать чемоданы.

Твой внук Василий.

Продлится наша командировка два месяца. Кортеж наш состоял из четырёх автомобилей: «козлик» с нашими командирами, подполковником Семёновым — командиром дивизиона, капитаном Григорьевым — командиром батареи, оба фронтовики, и командиром взвода, только что прибывшим из училища, нашим ровесником. Следующие два автомобиля с солдатами в количестве двадцати человек, все последнего года службы. Замыкающим был фургон с полевой кухней на прицепе.

Ехали по неглубокой балке. Впереди, поперёк нашего пути увидели тучку. Так как машины, на которых ехали солдаты, были открытыми, решили остановиться и переждать дождь.

¹Солощий — неразборчивый в еде, прожорливый.

Все расположились на травке, тучка была небольшая, и мы надеялись, что долго она нас не задержит. Между тем, через какое-то время послышался шум похожий на шум ветра в лесу, хотя ветра и леса здесь не было. Через мгновение увидели вал воды, который катился на нас по балке, словно прорвало плотину. Так бывает нередко в степи после дождя. Вода из одной балки устремляется в другую, затем в третью, сметая все и на своём пути. Так наши машины оказались в воде по самые кузова. А мы лишь успели выбежать на возвышенность.

Засияло солнце, под ворчание отдаленного грома, мы ехали по чистой вымытой дороге. Воздух, насыщенный озоном, был свеж и приятен. С обеих сторон закружились поля: то со стройной кукурузой, то огромный ковёр подсолнечника, то волновал ветер, словно водную гладь, пшеничное поле. Вот она, ридна Украина.

Кончается наша служба, каждый, наверное, видит себя на родине — кто в горах Кавказа, кто в степях Казахстана, кто на просторах Сибири. Во мне же, одновременно, были и радость, и грусть. Я, поклонник Николая Васильевича Гоголя, радовался, что выпало мне такое счастье — пожить среди его героев. Ещё одна радость, что едем мы не воевать, а хлеб убирать. Ну, а грусть, от того, что это наша последняя совместная поездка. Вернемся с уборки и разлетимся по стране, словно птицы. Смотрю на них и горько становится, едва ли когда удастся свидеться. За эти три года, словно братья-близнецы стали. Смотрю я на них и думаю: вот так и останутся в моей памяти навсегда, вот такими вечно молодыми.

Село Веселиново, куда мы прибыли, приняло нас, как заведено на Руси хлебом-солью, цветами, музыкой и песней. Село, дворов на триста, расположено вдоль балки и на её склонах. Место нам отвели на склоне балки, напротив центра села, рядом с плантацией шелковицы. Здесь была печь с двумя котлами и стожок соломы в качестве топлива. Мужичок на таратайке привёз мешок картошки, высыпал под куст со словами:

— Вы, ребята, выбирайте что получше, а остальное я потом увезу.

Так наш первый день прошёл весь в хозяйственных хлопотах. Мне же, с одним из моих товарищей, поручили получить хлеб в пекарне, которая располагалась в одной из хат села, где вдоль стен по лавкам сидели румяные караваи. Хозяйка этого заведения была под стать своим изделием. К нашему огорчению, чёрного хлеба не было.

Ближе к вечеру поступило известие, что в селе вечером будет кино. Клуб в селе, как потом выяснилось был, а мероприятия это организовали на улице, очевидно для того, чтобы было проще слияние нашего коллектива с местными. Экран из белой простыни висел на стене какого-то сарая. Сидеть было не на чем. Электричества в то время в селе не было. Тарахтел движок, запущенный заранее. Луч света падал на экран, на звук и свет подходили люди, в основном это были девушки, парней и людей постарше было мало.

Начали образовываться пары, я тоже стал высматривать подходящую жертву. Только я приметил девушку, которая мне приглянулась, как к ней подошел местный парень. Так первый мой заход закончился провалом. Другая девушка, замеченная мной, была атакована и взята в плен двумя нашими солдатами. Затрещал аппарат, появились первые кадры, и я, в полном одиночестве, пошел смотреть на экран. Но есть еще бог на свете! Из темноты, как райская птичка, выпорхнула юная девушка, среднего росточка, в темном платьице и скромных туфельках. Она суетилась, вытягивая шейку, искала место, что бы лучше было видно экран. Я поспешил навстречу ей.

— Девушка, вот здесь вам будет удобно — предложил я место, где стоял.

Под ногами лежало несколько досок, получилось некоторое возвышение. Она согласилась. Я был счастлив. Пока шло кино, я мало что видел на экране, да и она тоже уделяла больше времени мне, чем фильму. Выяснилось, что звать ее Мила, живет с мамой и старшей сестрой, парня нет, отец не вернулся с фронта, отроду семнадцать лет. Я был рад прежним своим неудачам, и считал, что мне повезло, что встретилась мне именно эта девушка. На экране замелькали последние кадры и надпись «конец». На мое предложение проводить, Мила с каким-то легким испугом возразила:

— Нет, нет.

И как появилась из темноты, так и растворилась во мраке ночи.

Делать было нечего, пришлось возвращаться восвояси. Самый неожиданный сюрприз ждал меня впереди. В палатках было ни души, один повар Юстас хлопотал около своих котлов в свете переноски от автомобиля. Мне было стыдно перед ним. Так, чтобы он не заметил, я пробрался в свою палатку, разделся и лёг. Долго переваливался с боку на бок, никак не мог уснуть, мучило всё это. Ночью не слышал, кто и когда явился. К утру все были в сборе. В 6:00 подъём, физзарядка, завтрак. Лейтенант после завтрака дал команду строиться. Подполковник с капитаном куда-то ушли, лейтенант стал читать мораль:

— Вы сюда приехали не гулять, а работать. И чтобы этого больше не было. Хотя служба ваша подходит к концу, но вы пока солдаты, и будьте любезны вести себя как положено по уставу! На работу строем, с работы строем! Вечерняя поверка и отбой! Отсутствие будет считаться самоволкой, с вытекающими отсюда последствиями.

И вздрогнула земля, словно гром среди ясного неба, грянуло над селом, в двадцать голосов:

— Стоим на страже,

всегда, всегда,

и если скажет

страна труда!

Страна привела нас на край большого пшеничного поля, окаймленного лесополосой. Эту пшеницу нам предстояло косить ручными косами, так как техника оказалась бессильна из-за травы полевицы, которая перепутала стебли пшеницы. Орудия труда пока не привезли. Мы расположились в тени деревьев лесополосы. Вскоре свежий ветер донес до нас хор девичьих голосов, звеневших над степью. Песня приближалась к нам и вскоре можно было различить слова:

— А я полюбила,

а я полюбила,

чернявого Иванко…

И вот машина с полным кузовом девушек, с бочкой воды на прицепе свернула с дороги и подъехала к нам. Девушки с шутками стали спрыгивать на землю. Из кабины вышел парень-шофёр и мужичок средних лет, как оказалось потом, это был косных дел мастер, дядя Ион. Отцепили бочку, откатили в тень. Выгрузили косы и бруски. Машина уехала, лейтенант дал команду разобрать инструменты. Встали в ряд. Девушки в свою очередь рассортировали нас. Ко мне подошла девушка в вышиванке, в брючках, в белом платочке, как у всех, закрывавшим все лицо, кроме глаз. Я был уверен, что девушка, которая заняла рабочее место со мной, была Мила. Скошенную нами пшеницу девушки должны были вязать в снопы. Я помнил её вчерашний отказ проводить. И хоть обиды у меня на неё не было, но всё равно как-то хотелось, так сказать, немножко «ущипнуть». Я сделал равнодушный вид, и вообще мол, мне всё равно, с кем я буду работать, хоть это было и не так. Начали косить. Место нам досталось замыкающими. Так проработали до первого перерыва. Садясь, я решил, хватит мучить Милу. Подошел к ней, показал взглядом на снопы, которые она навязала. Мы сели, она распустила платочек, и, Боже, я увидел лицо незнакомой девушки. Я растерялся, мне сделалось стыдно, за моё невнимание. А она, действительно, была похожа на Милу, тот же рост, возраст, и вообще у них было что-то общее. Чтобы сгладить неловкость я произнёс:

— Как же зовут тебя, красавица?

— Оксана — потупив очи молвила она тихо, со всей серьезностью на лице

— О, Оксана — воскликнул я. — Ну раз на селе есть Оксана, то должен быть и кузнец Вакула.

— Кузнеца нема, потому что на селе нема кузни.

Я рассчитывал вызвать хоть какую-то улыбку, но её лицо было серьёзным. Придётся мне выполнять роль кузнеца — возникла у меня озорная мысль. Надеюсь, не потребует она у меня черевички, как у царицы. Войдёт в моё положение, так как кроме кирзовых сапог, я достать ничего не могу. Да и то, если старшина расщедрится. Объявили перерыв на обед. За девушками пришла машина, и они уехали. Нам же, повар Юскас привёз обед в поле, в термосах. Дядя Ион остался с нами. Взяли на довольствие и его.

Здесь, в поле, стало ясно, какая на сегодняшний день стоит перед нами главная боевая задача — эта уборка урожая. Для этого необходима высокая производительность труда, чтобы её достичь нужна заинтересованность. Поэтому и отпустили вожжи наши отцы-командиры. В обеденный перерыв лейтенант, собрав всех в кружок, объявил:

— Вот что, друзья, приказ я свой отменяю, но чтобы никаких ЧП.

И превратились мы в простых сельских парней села Веселиново. Отменили всё, остался лишь подъём в шесть утра, завтракали вместе, обедали вместе, ужинали, кто как нагуляется. Борщ в котле всегда горячий, овощей и фруктов — полные корзины.

С обеда вернулись девушки. Оксана подошла ко мне, в руках узелок. Развернула, я увидел сливы, груши, виноград. Другие девушки сделали тоже самое. Теперь мы чувствовали себя как старые знакомые. Начали косить. Подошёл подполковник.

Конец ознакомительного фрагмента.