Большая волна в Канагаве. Битва самурайских кланов

Юми Мацутои, 2022

В конце XVI – начале XVII века в Японии шли жестокие междоусобные войны. В итоге, князь Токугава Иэясу сумел победить своих соперников и создал великую империю, в которой его потомки правили более двухсот пятидесяти лет. В своей борьбе с непокорными провинциальными князьями он опирался на самураев, сословие воинов, похожее на рыцарское сословие в Европе. У самураев был свой кодекс чести (Бусидо, «Путь воина», от другого названия самураев – буси), основанный на учении буддийской секты Дзэн. В данной книге один из главных героев, чьим прообразом явился Такуана, великий фехтовальщик из окружения князя Иэясу, служит примером типичного самурая, свято соблюдающего кодекс Бусидо. Этот кодекс распространялся и на любовные и семейные отношения, что тоже показано в книге. При ее оформлении использованы старинные японские гравюры. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Цветенье сливы в лесной глуши

Кедровый лес поднимался по склону горы там, где заканчивался княжеский парк: каменная высокая стена с воротами из красного дерева отделяла парк от кедровника. Ворота были необыкновенно красивыми: они состояли из трех проемов, разделенных колоннами с металлическими накладками внизу. Сверху на колоннах лежала коричневая лаковая крыша, расписанная затейливым узором, а по ее нижнему краю была пущена серебряная окантовка.

Перед воротами и в парке дорога была вымощена булыжником, из него же были сложены стены по ее обеим сторонам, предохраняющие дорогу от оползней. В парке на этих стенах находились широкие земляные террасы, на которых росли вишневые и сливовые деревья. Весной, когда вишни и сливы сплошь покрывались цветами, это была самая прекрасная часть княжеского поместья.

Князь всегда приезжал сюда в эту пору, но теперь неотложные дела задержали его в городе. Кроме садовников и стражников, только Такэно и Йока видели цветенье вишни и сливы этой весной, но оно не вызывало у них такого восхищения, как у Сэна и Сотобы, ведь в юности весь мир кажется цветущим, а черные пятна на древе жизни — простым недоразумением.

* * *

Такэно всегда знал, что он связан с Йокой на всю жизнь: это было так же понятно, как то, что у него не будет другой головы или другого тела. Йока была неотъемлемой частью его существования с той поры, когда старик Сэн увел их из опустошенной рыбацкой деревни. Горе девочки, потерявшей в один миг родителей, потрясло Такэно: уж он-то хорошо знал, что такое остаться круглым сиротой! Жалость и нежность заполнили его душу, чтобы навсегда остаться в ней, а девочка, почувствовав это, ответила Такэно горячей привязанностью.

Со временем Такэно и Йока сблизились еще больше; им было хорошо и легко вместе, они поверяли друг другу тайны, которые не открывали даже старику Сэну. Но пришло время, когда перестав быть детьми, они испытали новое, неведомое им дотоле чувство. Прежние детские отношения ушли в прошлое, на смену им пришли другие — волнующие и отчасти пугающие. Легкость общения пропала, потому что вести себя по-детски было уже нельзя, а вести себя по-иному Такэно и Йока не решались, охваченные той робостью, которая свойственна всем, кого впервые посетила любовь.

Долго так продолжаться не могло, эта неопределенность должна была окончиться. Поскольку любовь Такэно и Йоки была сильна, то достаточно было самых простых, самых незначительных слов, чтобы она восторжествовала; так, созревший плод падает на землю от малейшего дуновения ветра. Настал момент объяснения, и оно состоялось.

Поводом к нему послужило умение стрелять из лука, приобретенное Такэно. В первую очередь, Такэно захотел похвастаться перед Йокой: он решил позвать ее в лес, где обычно упражнялся в стрельбе.

Йока, управившись с домашними делами, уже успела переодеться и сидела за вышиванием на скамейке перед домом.

Юная девушка

— Йока, не хочешь ли ты погулять в кедровнике? — спросил Такэно, преодолевая непонятное смущение, которое он часто испытывал теперь в общении с ней.

— Может быть, — ответила Йока, мельком взглянув на Такэно и тут же опустив голову.

Такой неясный ответ мог быть только отказом. Если бы на месте Йоки был кто-нибудь другой, Такэно должен был бы сказать: «Хорошо, возможно в другой раз» — и закончить на этом разговор. Но в данном случае правила приличия не действовали, ведь и Йока нарушила их: она явно выказала невежливость, поставив Такэно в неловкое положение своим двусмысленным ответом.

Такэно удивился: как это она не побоялась обидеть его? Но затем он понял, что отказ Йоки был свидетельством близости между ними, так как только в отношении очень близкого человека девушка могла позволить себе такую вольность. Сознавать это было приятно; мало того, Такэно вдруг почувствовал себя необыкновенно счастливым.

Он искоса взглянул на Йоку: она была очень мила в своем наряде, состоящем из длинного голубого халата, перепоясанного широким красным поясом с узором из золотых цветов, и синей накидки, расписанной белоснежными облаками. Густые черные волосы Йоки были собраны в пучок и заколоты двумя деревянными спицами; на лице не было ни пудры, ни румян, ни белил, но прекрасное юное лицо девушки и не нуждалось в них.

Такэно замялся, не зная как выразить охватившее его чувство, но быстро нашелся и вновь предложил:

— Не хочешь ли ты прогуляться в кедровнике?

Его настойчивость могла означать одно из двух: либо стремление поставить Йоку на место, то есть наказать ее, либо это было проявлением любви, имеющей право не считаться с некоторыми условностями.

Голос юноши был ласковым и нежным, тем не менее, Йока испуганно посмотрела на Такэно, боясь ошибиться. Ее сердце пронзила радость, потому что в глазах Такэно она прочла ответ на свой вопрос: это было объяснением в любви.

— Хорошо, — проговорила она, потупившись.

Преграды были пройдены; забыв о сдержанности, Такэно воскликнул: «Йока!», и взял ее за руку. Он часто брал Йоку за руку и раньше, но тогда прикосновение ничего не значило, потому что они с Йокой были просто мальчиком и девочкой, которых связывала большая дружба. Ныне же прикосновение приобрело огромную важность — оно объединило двух влюбленных.

Йока затрепетала, однако, быстро оглянувшись, убрала свою руку, ведь выставлять сокровенное напоказ не только неприлично по отношению к другим людям, но кощунственно и дерзко по отношению к великим богам, которые посвящают двоих в тайну любви не для того, чтобы они поведали об этом всему свету. Йока с укором и с сожалением глянула на Такэно; он немедленно наклонил голову, признавая свою вину. На глазах Йоки появились слезы: благородство любящего мужчины всегда трогает женщину до глубины души.

Для того чтобы заполнить возникшую паузу Такэно сказал первое, что пришло ему в голову:

— А знаешь, мы получили точные известия о том, что князь совсем не приедет к нам в этом году.

— Он еще ни разу не приезжал с тех пор, как мы здесь живем. Говорят, у него большая свита, — поддержала разговор Йока.

— Да, так говорят, — кивнул Такэно и, не сдержавшись, предложил вновь: — Ну, пойдем в кедровник? Я покажу тебе, как умею стрелять из лука.

— Ты хочешь избрать путь воина? — спросила Йока, переменившись в лице. — Но воины часто погибают.

— Наши отцы не были воинами, но погибли. И матери наши умерли: мою забрала болезнь, а твою — Большая Волна; никто из наших родителей не был воином, но все они ушли из жизни в молодом возрасте, — вздохнул Такэно. — Небо определяет, кому жить, а кому умереть, и оно не разбирает, кто чем занимается.

— Да, — согласилась Йока и загрустила.

— Пойдем же в кедровник, я покажу тебе, как стреляю, — весело повторил Такэно, мысленно ругая себя за то, что вспомнил умерших родителей и совсем расстроил Йоку.

* * *

Пока Такэно и Йока шли по лесу, они болтали ни о чем, само общение доставляло им счастье.

— Я прочитала хорошую сказку, смешную и добрую, — улыбаясь, проговорила Йока. — Сказку об угольщике и прекрасной женщине.

— Об угольщике и прекрасной женщине? Никогда не слышал такую.

— Хочешь, я расскажу тебе?

— Очень хочу! — так горячо воскликнул Такэно, что Йока рассмеялась, застенчиво прикрыв лицо рукавом халата. — Какой ты забавный, Такэно!.. Слушай же сказку. В стародавние времена далеко в горах жил в страшной нищете угольщик. Его хижина была построена из веток и глины, а крышу заменяла гнилая солома. Он был настолько бедным, что у него даже не было миски для еды, да и еды часто не было. Он подолгу голодал, а когда ему удавалось продать немного угля, то денег еле-еле хватало на сушеную рыбу и сухари.

Одеждой угольщику служила рваная мешковина, которую он оборачивал вокруг бедер, а вместо шляпы он привязывал к голове банановый лист. Сандалий у него тоже не было, их заменяли куски древесной коры и мох, скрученные жгутами из тонких лиан.

Из-за своей тяжелой работы он редко мылся, поэтому лицо его было покрыто многолетними слоями копоти, а волосы свалялись, как войлок.

Жизнь угольщика была унылой и безрадостной; мало встречаясь с людьми, он почти разучился говорить, а читать и писать никогда не умел.

Но вот однажды, когда наступила весна, в хижину угольщика пришла прекрасная, молодая, богато одетая женщина.

— Кто ты? — спросил угольщик, решив, что это видение.

— Я дочь знатного господина, — отвечала прекраснейшая госпожа.

Услышав это, угольщик пал ниц перед ней и лишился дара речи.

— Встаньте, прошу вас, — сказала прекрасная женщина. — Это я должна пасть перед вами ниц и целовать ваши руки, потому что я пришла к вам с нижайшей просьбой. Возьмите меня в жены, я очень хочу выйти за вас замуж.

Услышав таковые ее слова, угольщик подумал, что госпожа издевается над ним, и стал умолять ее не причинять ему вреда. Но прекрасная женщина была настойчива — вновь и вновь просила она, чтобы угольщик взял ее замуж.

— Моя госпожа, посмотрите, как я живу, — возражал он ей. — Стены моего жилища рассыпаются, и дождь капает сквозь крышу.

— Это ничего. Я хочу выйти за вас замуж, — говорила она.

— У меня нет миски для еды, и еды часто не бывает, — продолжал он сопротивляться.

— Это ничего. Я хочу выйти за вас замуж, — настаивала она.

— Поглядите на мою одежду. Рваная мешковина обернута вокруг моих бедер, банановый лист одеваю я на голову вместо шляпы, и сандалий у меня тоже нет: я ношу куски коры и мох, скрученные жгутами из лианы.

— Это ничего. Я хочу выйти за вас замуж.

— Посмотрите на мое лицо, — на нем многолетняя копоть. Мои волосы свалялись, как войлок. Я не мылся долгие годы.

— Это ничего. Я очень хочу выйти за вас замуж.

Видя, что ему не удается ее отговорить, и не смея больше с ней спорить, угольщик, наконец, согласился жениться на прекрасной госпоже, и они сыграли свадьбу.

На следующий день женщина дала угольщику золотую монету, чтобы он купил еды. Угольщик удивился, потому что никогда раньше не видел золота.

— Что это? Разве на это можно что-нибудь купить? — спросил он.

— На это можно купить самой лучшей еды, и еще останется на посуду, на новую одежду и на ремонт твоей хижины. Это — золото; оно стоит так дорого, что за него охотно дадут все, что ни попросишь, — объяснила прекрасная женщина.

— Вот чудеса! — угольщик почесал голову. — А ведь в лесу, — там, где у меня печь для обжига угля, — этого золота хоть завались. Я сложил большую кучу из его кусков: думал, перетащу эти куски к своей хижине и укреплю ими стены.

Прекрасная женщина не смела не верить словам мужа, но и поверить не могла; лишь когда он показал ей эту огромную кучу золотых слитков, госпожа поняла, что угольщик, сам того не зная, был богаче всех богачей страны…

Хорошая сказка, правда?

— Женская сказка! — воскликнул Такэно. — Теперь я понимаю, почему дедушка Сэн не рассказывал мне ее в детстве, а он мне рассказывал много сказок. Прекрасная женщина ведет себя как мужчина: показывает твердость, настойчивость, да еще учит угольщика жизни. Может ли женщина так себя вести?

— Да, да, — кивнула Йока, а потом тихо прибавила. — Но если женщина любит?

Такэно весело рассмеялся:

— Любовь не может служить оправданием для нарушения обязанностей.

— Дедушка Сэн говорит твоими устами, — неопределенно произнесла Йока.

— Дедушка Сэн? — Такэно призадумался. — Нет, он бы так не сказал. Я испытываю к нему глубокое уважение, почитаю его возраст и мудрость; ничем и никогда я не смогу отплатить ему за все добро, которое от него видел, но дедушка Сэн порой произносит наставления, которые мне трудно принять. Он говорил как-то, что не все обязанности выполнимы. Но как же тогда быть с кодексом чести воина? — спросил я. Он священен и должен соблюдаться неотступно. Дедушка Сэн ответил, что есть обязанности высшие и низшие. Высшие — вечны, а низшие — временны; высшие — священны, а низшие — не имеют святости. Я не понял его.

Цветенье сливы

— Дедушка Сэн очень добрый и очень несчастный. Его любовь взлетела так высоко, что не сумела вернуться на землю, — вздохнула Йока.

— Зато мы… Зато наша… — Такэно и запнулся.

Йока сказала, будто не слыша его:

— Есть много волшебных историй про любовь. Если ты не устал слушать…

— Нет, нет, расскажи мне!

— Это история о лесорубе и певчей камышовке… Однажды молодой лесоруб шел по сливовой роще и вдруг обнаружил большой дом, которого раньше здесь не было.

— Кто бы мог построить тут дом, и как можно успеть построить его за такое короткое время: только два дня назад я проходил по этим местам, и никакого дома в помине не было, — подумал лесоруб.

От сильного любопытства он решил войти и посмотреть, кто там живет. Каково же было его удивление, когда в доме его встретила красивая молодая женщина!

— Кто вы, госпожа? — спросил лесоруб. — Простите мне мою дерзость, но я только два дня назад проходил по этим местам, и никакого дома тут в помине не было. Как вы смогли так быстро построить такой большой дом? Наверное, много рабочих трудились над его постройкой, но где же следы строительства? Неужели рабочие сумели не только построить большой дом в два дня, но и навести порядок здесь?

— Мне сейчас надо уйти, — сказала красивая молодая женщина, не отвечая на вопросы лесоруба. — Не присмотрите ли вы за моим домом, пока меня не будет?

— А куда вам надо уйти? — продолжать выспрашивать любопытный лесоруб, но женщина снова не ответила на его вопрос, сказав только: — Вы можете ходить по всему дому, но ни в коем случае не заглядывайте в комнату, на дверях которой нарисованы птицы.

С этими словами женщина ушла, а лесоруба все больше разбирало любопытство. Он прошелся по дому и осмотрел комнаты. Все они были превосходно обставлены и украшены картинами. Наконец, он дошел до последней комнаты, на дверях которой были нарисованы птицы. Долго он стоял в нерешительности перед этими дверями, а любопытство его все росло и росло, пока не стало таким большим, что лесоруб не смог стерпеть.

Он вошел в комнату и увидел в ней три маленьких птичьих яйца, лежащих в крохотном гнездышке. Лесоруб поднял их, но они выскользнули из его пальцев, упали на пол и разбились.

Тут откуда не возьмись явилась молодая красавица.

— Ты не послушал меня, — сказала она, горько плача, и на глазах изумленного лесоруба превратилась в певчую камышовку.

Птица забила крыльями и закричала:

— Горе мне! Я потеряла моих деточек!

После этого дом внезапно исчез, а лесоруб оказался один в сливовой роще…

— Почему же она не отомстила лесорубу за смерть своих детей? — спросил Такэно.

— Как ты не понимаешь, женщине стыдно проявлять свои чувства перед мужчиной, — пояснила Йока.

— Печальная сказка.

— Трогательная. Трогательная и красивая, — вздохнула Йока.

— Вот ты говоришь, что женщине стыдно проявлять свои чувства перед мужчиной. Но ведь прекрасная женщина, которая вышла замуж за угольщика, не побоялась стыда? — заметил Такэно.

— Той было к чему стремиться, а этой уже нечего было терять, — возразила Йока.

— Может быть, — пробурчал Такэно. — Но мы уже пришли.

* * *

В кедровнике у Такэно было заветное местечко: поляна посреди глухого леса, на которой не было никакой растительности, кроме мха, устилавшего землю. Таканэ чувствовал, как тут сходились могучие таинственные потоки, исходящие от деревьев, травы, земли и неба. Он был уверен, что именно здесь собираются по ночам духи, божества и иные неизвестные людям существа высшего порядка.

Ночью Такэно ни за что не пошел бы сюда, — сама мысль об этом была святотатством, — но в дневное время он проводил на поляне долгие часы, упражняясь с луком, с деревянным мечом, а также вступая в рукопашный бой с воображаемым противником.

Устав от упражнений, Такэно ложился на мягкий мох, закидывал руки за голову и смотрел на верхушки кедров, на облака, плывущие по небу, на солнечные лучи, пронизывающие хвою. Его тело становилось невесомым; ему казалось, что еще немного, и оно заскользит по воздуху. Так велика была таинственная сила этой поляны, что подобный полет представлялся вполне возможным.

Такэно слышал, что знаменитые воины могли в бою летать, нападая на своих врагов, как сокол нападает на свою добычу. Вот откуда пошло выражение: «лететь в бой» или «полететь на битву». Когда-нибудь и он, Такэно, тоже сможет научиться летать по воздуху в битве.

Такэно осторожно пытался выяснить у старика Сэна, как можно человеку научиться летать. «С помощью мысли», — пробормотал старик, а потом замолчал и более не сказал ни слова, хотя Такэно еще долго сидел в ожидании возле него…

Сейчас на этой поляне Такэно увлеченно показывал Йоке, как он стреляет из лука. Она одобрительно кивала головой и улыбалась.

— При первой возможности я вступлю в княжеский отряд. Князь часто ведет войны с другими князьями, ему нужны люди для сражений. Он возьмет меня, когда увидит, как я стреляю, — с уверенностью сказал Такэно.

— Но, Такэно, ты еще не все умеешь, что должен уметь настоящий воин.

— Ничего. Я быстро научусь военному делу. Мой дух созрел для этого, — гордо произнес Такэно.

— Ты, конечно, станешь великим воином, — согласилась Йока, но голос ее был грустен.

Такэно сел на землю возле нее и взглянул в глаза Йоки.

— Воины подолгу не возвращаются домой, а иногда они не возвращаются совсем, — сказала Йока то, что уже говорила раньше, и на глазах ее появились слезы.

Такэно, не в силах сдержаться, обнял Йоку. Он принялся целовать ее лицо и гладить ее волосы, а волосы пахли сливой.

Помни, дружище,

Прячется в лесной глуши

Сливовый цветок, —

проговорил Такэно про себя, но Йока услышала его и прошептала в ответ:

Если голову

Склоню на его руки

Весенней ночью,

То подушка такая

Тотчас погубит меня.

— Боги покарают нас, — прибавила она с легким вздохом. — Мы еще не женаты.

— Боги будут свидетелями нашей любви, они покровительствуют нам, — Такэно поднялся и торжественно, как в храме, сказал: — На их священной поляне я, Такэно, беру в жены тебя, Йока. Я люблю тебя и клянусь любить до конца дней своих!

— И я люблю тебя, ты теперь муж мой, — горячо ответила Йока. — Нет меня без тебя, и где бы ты ни был, моя душа всегда будет с тобой.

…Так свершился брак Такэно и Йоки, на лесной поляне, в кедровом лесу, в нарушение всех правил и обычаев.