Долгая ночь

Юля Тихая (2024)

В самую долгую ночь небо горит тысячами цветных огней, а с запада на восток бегут воздушные призраки-звери. И однажды ты — если будешь достаточно смел — просишь благословения у Полуночи и бежишь вместе с ними, чтобы поймать за хвост своего зверя и свою судьбу. Так Кесса стала двоедушницей. Одна только беда: пойманная судьба ей совсем не понравилась. И истинная пара, предназначенная ей Полуночью, — тоже. Уже шесть лет, как она пытается выбрать для себя другую дорогу. Поселившись в городе под названием Огиц, она учится в вечерней школе, работает подмастерьем артефактора и мечтает однажды открыть собственную лавку. Но когда Кесса оказывается вдруг в эпицентре странных и даже жестоких событий, ей приходится задаться вопросом: а бывает ли судьба благосклонна к тем, кто ее отвергает, и можно ли сбежать от того, что было тебе предназначено?

XVII

Я снимала комнату в гостевом доме, из тех, что подешевле, и в дверях здесь не было глазков. Зато решетки на окнах — были, и пожарный инспектор в начале осени грозил предписанием на демонтаж, но хозяйка как-то уладила с ним этот вопрос.

Я вгляделась в крепежи. Выломать, конечно, без шансов; была бы я медведем, еще может быть…

Стук повторился.

Ласка! Она легко проскользнет между прутьев, оттуда на крышу и дальше. Вещи придется бросить, попробую утащить хотя бы банковские чеки…

Я швырнула в дверь заклинанием-глушилкой, дернула на себе штаны, но ничего не успела.

Мои чары развеялись, будто и не было. Замок на двери щелкнул, и незваный гость вошел в комнату.

Высокий — в дверном проеме ему пришлось пригнуться. Когда-то был брюнетом, а теперь почти седой, и длинное лицо все изрезано грубыми морщинами. Водянистые, белесо-прозрачные глаза колдуна без зрачка, на шее — тонкая вязь заклинательных знаков.

Я замерла, как мышь перед гадюкой. Одет колдун был просто, но в руке держал тяжелый, богато инкрустированный камнями посох, а в другой — школьную тетрадку в клетку.

Он развернул ее ко мне страницей: «Прошу простить мое вторжение».

Я сглотнула, а он развернул тетрадь другой стороной: «Мое имя Дюме, и я имею несчастье быть наставником Вашей пары».

Так и было написано: «имею несчастье» и «Вашей», с большой буквы. Хороший почерк, ровный и по-мужски жесткий.

Наверное, он ждал от меня каких-то слов, но слов не было. Я смотрела на руки в татуировках, узловатые гибкие пальцы, мерцание камней в посохе, россыпь артефактов, выглядывающих из расстегнутого пальто, — и понимала только: мне нечего ему противопоставить.

Зря я вернулась. Зря посчитала, что у меня есть некая «фора»; надо было сразу же рвать на вокзал, затаиться лаской где-нибудь под сиденьями. Полуночь с ними, деньгами и документами, можно было бы уехать к лунным, обустроить себе нору под деревом, а там, глядишь, как-нибудь бы и сложилось…

Мастер Дюме аккуратно прикрыл дверь, прислонил посох к косяку и принялся разуваться. Под зимними сапогами обнаружились вязаные носки, зеленые с белым орнаментом. Вот они ступили на холодный пол, колдун прошел в комнату и, взглядом попросив у меня разрешения — я молча кивнула, — выдвинул из-за стола стул и сел. Достал из внутреннего кармана ручку, лизнул палец, перелистнул страницы в тетради и принялся писать.

Я отошла к подоконнику, сдвинула цветок, присела на краешек. Скрестила руки на груди, пытаясь принять вид спокойный и незаинтересованный; но по правде — это был, конечно, безнадежный провал.

Наконец он протянул мне тетрадь.

«Вам не о чем беспокоиться».

Я посмотрела на него мрачно и постаралась выразить взглядом весь доступный мне скепсис. Мастер Дюме улыбнулся, указал на тетрадь и сделал жест, будто перелистывает страницы.

Я перелистнула.

«Ни я, ни мой ученик не причиним Вам вреда».

— Я не уверена, что мы с вами одинаково понима…

Он прервал меня жестом и снова сделал перелистывающее движение. Я фыркнула, но подчинилась.

«Вреда в любом понимании».

* * *

«Уехав, Вы сделаете ровно то, чего хотел бы враг, — так было написано на следующей странице, и я, уже не дожидаясь указаний, принялась читать дальше. — Вы подвергнете себя серьезному риску, при этом Вам вовсе не гарантирован успех. Зато ясно точно, что Арден будет изрядно отвлечен всеми этими перипетиями, и от того пострадает Дело. Которому Вы, к слову, могли бы изрядно помочь. Складывается впечатление, что у Вас найдется ценная для нас экспертиза. Что Вы скажете о том, чтобы поработать на благо Кланов?»

Последняя фраза приходилась на зеленую обложку тетради, — видимо, мастер недооценил размеры своего словоблудия.

Я вздохнула и мысленно досчитала до пяти:

— Давайте начнем с того, что у меня нет врагов.

Равно как у меня нет никаких оснований вам верить, но этого я говорить не стала.

Вместо этого я, до боли стиснув кулаки, сказала:

— У меня своя жизнь. Другая. Мне нет дела до ваших дел, экспертизы и блага кого бы там ни было. Я не хочу быть ничьей парой. Я хочу уехать, а Арден может взять себя в руки и не отвлекаться.

Мастер Дюме снова улыбнулся мне, покачал головой и достал из внутреннего кармана свернутую чистую тетрадку.

Я думала, он станет уговаривать, как это происходило всегда: напишет что-то о любви, или о долге, или о судьбе. Но вместо этого он написал:

«Неужели Вы сами не хотите понять, почему умерла ваша сестра?»

— При чем здесь Ара?

«А вы его не узнали?»

— Кого?..

Он писал довольно долго.

«Этот милый нервный юноша, любитель изготавливать взрывоопасные артефакты, передавать девушкам деньги и кидаться молниями в переулке — двоедушник из Делау, которому от рождения дано имя Вердал. Когда-то он был парой Ары. А затем она умерла».

Я не слышала это имя одиннадцать лет. Дома оно стало запретным, когда закованная в лед Ара еще лежала на столе, а мама выла над ее телом.

Из Сыска приехали раньше, когда Ару еще не нашли. Лисы исследовали и мост, и прилегающий к нему лес, опросили чуть не весь Амрау и сложили воедино трагичную картину.

Они были очень юны, они оба. Для Ары это была всего лишь вторая Охота, — первая, на которой она уже была двоедушницей; а Вердал и вовсе лишь тогда и поймал своего зверя. Ара услышала его, и они встретились. Она светилась тогда от радости, моя несчастная прекрасная сестра, а вот он, говорят, был не слишком доволен — но это бывает с подростками, что уж такого.

Пекарь слышал, как они ругались на качелях. «Дело обычное, молодежь», — сказал он следователям. Но это не было обычное дело, потому что швея чуть позже видела, будто бы он ударил ее, отшвырнул от себя. А лебединая пара встретила ее на пути к мосту, и девушка была сама не своя: то рыдала, то смеялась. Они даже пытались поговорить с ней, но Ара убедила их, что идет домой. Лебедь потом ужасно винил себя, что не вызвался проводить, а его лебедушка все время плакала.

Ара шла не домой.

Ночь была тихой, и снег сохранил ее следы. Она стояла на середине моста, а потом перелезла через перила и ушла в воду.

Вердала же нигде не смогли найти.

Двоедушники по-разному переносят гибель пары. Это всегда — огромный удар, который не проходит бесследно. Устоявшиеся пары почти всегда вместе проходят свою дорогу до конца и уходят тоже вместе, в один миг и глядя друг другу в глаза. С молодыми бывает, что вслед за парой умирает только зверь, а человек остается; правда, в таких случаях нередки бывают скорые самоубийства. И иногда, очень редко, двоедушник живет дальше.

Так вот, через пару дней после похорон ли сы сказали, что след Вердала оборвался у той же реки, только много ниже по течению. А еще раньше приехавшая из самой столицы сова заявила, что не видит больше его дороги. И все решили, что Вердал, как и многие двоедушники до него, не смог пережить свою пару.

А он, выходит, выжил.

«Есть много сомнений в выводах следствия», — написал мастер Дюме.

Это не мое дело. Это все прошлое, прошлое! Оно давно меня не касается; оно давно сгинуло и потеряло значение; у меня теперь другая дорога, другая жизнь, и я уже ушла по ней так далеко…

«Вы — второй двоедушник в нашей практике, которому удалось скрыться от лис», — написал колдун.

И чуть позже добавил: «Первым был Вердал».

Хотя это и так было ясно.

— Я хочу гарантий, — наконец сказала я. — Что я смогу уехать, когда сочту это нужным, и Арден не станет меня искать.

Я была, конечно, не в том положении, чтобы чего-то требовать: взрослый колдун и опытный заклинатель, он мог зачаровать меня в неподвижную куколку и транспортировать так куда ему заблагорассудится. А если он еще и служит Сыску, то даже если я все-таки как-то сбегу и обращусь в полицию, мне там ничем не помогут.

Но мастер Дюме, кажется, хотел поиграть в доброго следователя и написал: «Это можно устроить».