Долгая ночь

Юля Тихая (2024)

В самую долгую ночь небо горит тысячами цветных огней, а с запада на восток бегут воздушные призраки-звери. И однажды ты — если будешь достаточно смел — просишь благословения у Полуночи и бежишь вместе с ними, чтобы поймать за хвост своего зверя и свою судьбу. Так Кесса стала двоедушницей. Одна только беда: пойманная судьба ей совсем не понравилась. И истинная пара, предназначенная ей Полуночью, — тоже. Уже шесть лет, как она пытается выбрать для себя другую дорогу. Поселившись в городе под названием Огиц, она учится в вечерней школе, работает подмастерьем артефактора и мечтает однажды открыть собственную лавку. Но когда Кесса оказывается вдруг в эпицентре странных и даже жестоких событий, ей приходится задаться вопросом: а бывает ли судьба благосклонна к тем, кто ее отвергает, и можно ли сбежать от того, что было тебе предназначено?

XVI

Дура. Какая же дура!

Расслабилась, пригрелась. Поверила, будто все позади; будто дорога, утонувшая в тумане несбывшегося, — достаточно далеко. Завела себе какую-то там жизнь, каких-то людей вокруг, планы, мечты и вклад в банке.

Думала, самая умная, да? Думала, что смогла, справилась, молодец?

Идиотка.

Что еще ты успела себе вообразить, во что поверить? Что молодой двоедушник из важной семьи, с личным наставником и татуировками заклинателя действительно решил учиться в вечерней школе на артефактора? Что ты понравилась ему просто так, ни с чего, с первого взгляда, потому что глаза у тебя большие и все остальное — терпимое? Что он гулял с тобой, потому что ему вроде как интересно и прям заняться больше нечем, кроме как болтать о глупых местечковых обычаях?..

Пороли тебя мало, Кесса. Не был бы папа такой добряк, глядишь, и выбили бы из тебя давным-давно эту дурь.

Зато еще вчера… ах, как красиво было вчера!.. Как просто — и как хорошо. Ты ведь забыла совсем и про побег, и про ласок, и про лис, и бояться тоже — забыла. Ты думала, что вот еще пара лет, и у тебя будет диплом, и Чабита наконец разрешит тебе что-нибудь, кроме как чистить и заменять детали. Денег станет больше, и ты переедешь, снимешь квартирку у лестниц, и у тебя будут свои кухня и маленький балкон. Проснешься утром от звуков радио, нажаришь оладий, намажешь облепиховым джемом и будешь есть, черкая список дел и любуясь рассветом.

Потом мастерская, а там — артефакты, прекрасные и полные силы, и ты среди них — уважаемая специалистка, разработчица, а может, даже и владелица парочки патентов. Клиенты говорят с тобой на «вы», а вон того усатого дядечку ты ведешь уже лет десять и знаешь всю его семью. И он заказывает что-нибудь эдакое, и ты долго-долго возишься, а потом находишь изящнейшее из решений.

В обед приходят девочки, и Трис каким-то чудом все-таки сошлась обратно с тем милым беркутом. Ливи теперь снова в ладах со своим родом и читает в университете спецкурс по материаловедению, а Бенера ездит к своим лунным только по большим праздникам и открыла салон совершенно сумасшедшего нижнего белья.

А вечером тебя встречает на крыльце какой-нибудь… кто-нибудь. Можно даже и рыжий, и заклинатель. Вы гуляете по набережной, а вокруг — начало лета, и одуряюще пахнут яблони. И он приносит тебе цветы, целый пушистый букет нежных кустовых роз, потому что почему бы и нет; это ведь твоя фантазия, верно? Почему бы в ней не быть букетам, и романтике, и даже какой-нибудь, страшно сказать, любви; и почему бы выдуманному возлюбленному не дарить тебе кустовые розы и не остаться у тебя на ночь, верно?

Может, ты уже и имена совместным детям придумала, как в дурацких анекдотах, — ну и что, что у нас не бывает детей ни от кого, кроме пары?

Как только не утонула в этих своих розовых соплях!..

Дура. Какая же дура…

* * *

Я хотела бы сказать, что меня душила ярость. Или, по крайней мере, слезы.

Но по правде — дышалось легко, хотя и шла я очень быстро, переходя иногда на бег. И в голосе было ясно-ясно, и холодный разум вовсю вертел, как головоломку, план дальнейших действий.

Никаких кустовых роз, конечно, не будет. Диплома, к сожалению, тоже; да и всю остальную ерунду про патенты и облепиховый джем нужно скомкать в плотный шарик и выкинуть далеко-далеко.

Холодная голова, да. Никаких слез, никаких криков, и, пожалуйста, будь так любезна — обойдись без истерик. Если так уж захочется, поплачешь как-нибудь потом, когда выбранная для тебя Полуночью судьба снова покажется тебе несбывшейся.

Я уже знала: не захочется.

Планы строились у меня в голове сами собой, сами собой уточнялись, проходили каверзные проверки и отбрасывались за негодностью.

Оставаться в Огице, конечно, нельзя. Но и уезжать без денег — самоубийство; я хотела, конечно, оказаться как можно дальше от приписанной мне судьбы, но это не значило, что я рада буду уже послезавтра кончить в борделе, подпольных боях или гробу.

Деньги — дома. Должно быть, он давно уже знал не только где я жила и работала, но и что ела на завтрак и какого цвета носила трусы. Соваться домой — безумие: это первое место, где меня будут искать.

С другой стороны, у Ар… у лиса ранены руки, да и я добавила. На снегу крови всегда кажется больше, но сейчас ее и правда было очень много. Приедет полиция — уже, наверное, приехала, — ему окажут помощь, снимут со стены любителя молний и пистолетов, будет допрос. Даже если лис станет очень торопиться и ему найдется чем надавить, он не освободится мгновенно.

Это давало мне фору. Оптимистично можно надеяться на четыре-пять часов, но это уже избыточный риск; по меньшей мере, должно быть, часа полтора.

Полтора часа, чтобы исчезнуть.

Что ж, с каждым разом задачки становятся все сложнее. К следующему разу мне стоит научиться мгновенно растворяться в воздухе.

Я хотела улыбнуться этому, но не смогла: губы сжались в тонкую нервную полоску и на каждую попытку ими шевельнуть начинали трястись.

Я ненавидела, когда у меня трясутся губы. Я ненавидела все эти нервы: слезы; дрожащие руки; безнадежные просьбы помочь; кислую чужую жалость; душащее бессилие; собственную неспособность нормально спать и чему-нибудь смеяться; мучительную слабость.

Я сжала губы еще плотнее. Взбежала по лестнице, щелкнула светом в коридоре, отперла свою дверь. Рывком выдернула из-под шкафа чемодан, швырнула его на кровать.

Деньги разделить. Часть — в тощий кошелек, часть — в несессер и во внутренний карман, крупные купюры и банковские чеки — в пластиковый пакет и быстрыми стежками подшить к подштанникам. В чемодан — инструменты, коробку с камнями и металлом, смену одежды. Летние платья бросить, из обуви — только осенние ботинки на толстой подошве. Швейный набор, горелка, металлическая чашка, ложка и нож; без косметики как-нибудь обойдусь; взять дождевик и свернуть плотным рулоном тонкое одеяло — поможет хоть как-то устроиться, если придется ночевать в лесу.

Хорошо бы, чтобы не пришлось.

Мелочовку из ящика вытряхнула в чемодан, не разбирая. Бережно завернула в носки флаконы с эфирными маслами, сунула в карман банку с перцем.

Сейчас, очевидно, его нюх уже почти восстановился. Вряд ли следующую травму слизистых он перенесет так же легко, но, видит Полуночь, моя рука не дрогнет.

По уму мне нет смысла оставаться в Кланах. Если он нашел меня в Огице, в землях двоедушников мне нигде не будет покоя. Это значит — на железнодорожный вокзал, электричкой до магистрали, а по ней на юг, к заливу и колдовским островам.

Это самый очевидный путь, и нагнать меня там будет непросто, но вполне возможно. Мои шансы повышаются, если я успеваю на скорый поезд, и все равно — риск.

Да и мне нужно не просто сбежать поскорее отсюда: мне нужно потом как-то жить где-то там. А с островов двоедушницу без образования и поручителей быстренько «вернут в род», то есть — депортируют и сопроводят квитанцией на штраф на имя действующего мэра Амрау.

Нет, этот план не годился.

Наверное, мой… преследователь — мне было сложно называть его по имени даже про себя — ждал от меня именно этого: сумбурного и эмоционального побега за границу. Но я, может, и расслабилась, и забылась, но когда ты несколько лет каждую секунду продумываешь, где тебя будут искать дальше, планы вертятся в голове сами собой.

Я привычными движениями заряжала новый, еще не опробованный артефакт, а мой мозг сам собой решал: в поезд все-таки сяду, возьму билет до магистрали. В нем закончу пару артефакторных штучек, а еще разболтаюсь с кем-нибудь из попутчиков, узнаю, кто едет на юг. Умею ли я болтать? Понятия не имею, но, как известно, «и не так раскорячишься». Дальше пропитать артефакт своим запахом, подкинуть в чужую сумку, чтобы остался след. Себя закрыть полностью, уж на пару-то минут этой штуки должно хватить, главное, правильно выбрать время; выйти на случайной станции; оттуда взять машину до порта, приехать к самому отплытию, взять каюту до столицы…

Найти того колдуна. Пусть хоть всю меня высосет, кровопийца, но мне нужны поручительства и документы.

Мой запах доберется до магистрали и сядет в поезд. Конечно, лис поймет, что его дурят, но, думаю, не сразу; он ведь не сможет мгновенно проверить все станции, а на магистрали поймает мой запах, хоть бы и ослабленный, но все равно…

Я щелкнула замками чемодана, выдохнула, и ровно в этот момент раздался стук в дверь.