Ловушка для мужчин, или Умная, красивая, одинокая

Юлия Шилова, 2010

После смерти отца, известного адвоката, Евгения одиноко живет в огромном загородном особняке. Соседи считают ее чокнутой – она хороша собой, но старается не выходить на улицу, не поднимает на окнах жалюзи и не зажигает в комнатах свет. Пламя свечи сопровождает ее в блужданиях по сумрачным коридорам особняка. Она пишет странные мистические картины и хранит в сердце страшную тайну… Но однажды ее затворничество прерывает неожиданный телефонный звонок…

Глава 7

Мне не верилось, что я осталась жива. И что вообще все это происходит в реальности. Вой милицейской сирены заставил меня поднять голову, и я с ужасом увидела то, что осталось от лимузина. Мощный взрыв изуродовал и несколько соседних машин. Я села на землю и громко зарыдала. Не знаю, сколько времени я так просидела, пока ко мне не подошел сотрудник милиции и помог встать. На месте взрыва собралось много народу. Люди в форме омоновцев взяли стоянку в плотное кольцо, отгоняли ротозеев на безопасное расстояние.

— Опять террористический акт! — судачили в толпе. — Как дальше жить, если взрывают прямо в центре города?..

— Диверсия! — не унимался кто-то.

— Вокзал хотели взорвать!

— Вы хозяйка машины? — услышала я голос милиционера, который помог мне встать.

— Я шла к машине, а ее хотели угнать, — пробормотала я и с ужасом посмотрела на обгоревшие останки двух угонщиков.

— Вам повезло, на их месте могли быть вы. У меня перехватило дыхание, хотелось кричать, забиться в истерике. На их месте могла быть я… Господи, а почему именно я?! Получается, что кто-то хотел меня убить… Но кто? Виктор? Нет, ему самому нужна помощь. Тот, кто его держит?

— Вам придется проехать в отделение, — сказал милиционер. — Эксперты уже принялись за работу. По всей вероятности, сработало взрывное устройство.

— Да, конечно, сейчас. Но… мне нужно в туалет. Мне очень плохо, — прошептала я и, пошатываясь, направилась в сторону вокзала. Перед глазами плыли желтые круги, в ушах гудело, а сердце билось с такой бешеной скоростью, что мне казалось, еще немного, и оно просто выскочит из груди. Наверное, я была очень грязная, потому что черт знает сколько времени пролежала на асфальте. Спустившись в автоматическую камеру хранения, я подошла к ячейке, куда еще совсем недавно положила пакет с долларами. Дрожащими руками набрала нужный код и открыла дверцу. Ячейка была пуста. Не поверив своим глазам, я сунула внутрь голову. Пусто. Получается, что в тот момент, когда взорвалась моя машина, кто-то забрал деньги. Крепко держась за перила, я стала медленно подниматься в зал. Я едва держалась на ногах.

Меня хотели убить те люди, которые держат Виктора, пронеслось у меня в голове. Пока я возилась с ячейкой, они положили в машину взрывное устройство. Но зачем? Кому нужна моя смерть? Опершись на перила, я присела на ступеньку и поняла, что дальше просто не могу идти. В этот момент кто-то обнял меня за плечи.

Это был тот же самый милиционер, который совсем недавно поднимал меня на месте взрыва.

— Девушка, ну куда вы исчезли? Я вас по всюду ищу. Вы как потерпевшая нужны мне для дачи показаний.

— Каких еще показаний?

— Вашу ведь машину взорвали! Придется обстоятельно побеседовать. Это же взрыв, а не детские игры. Пострадали соседние машины, погибли двое молоденьких парней. Будет вестись следствие.

— Мне плохо, — выдавила я и достала платок, чтобы промокнуть пот.

— Может, вам «скорую» вызвать?

— Сейчас пройдет.

— Вам придется проехать с нами в отделение. Необходимо установить, с чем связан этот взрыв. Сожалею, но машина восстановлению не подлежит.

Следователь, который вел мое дело, оказался ухоженным мужчиной средних лет, он непрерывно курил и сверлил меня пристальным взглядом. Узнав, что я дочь одного из самых известных адвокатов в городе, он выронил сигарету и как-то растерянно спросил:

— Марышкин — ваш отец?

— Отец, а в чем, собственно, дело?

— Я в газете прочитал, что он совсем не давно умер…

— Да, он умер. Инсульт.

— Примите мои соболезнования, — немного издеваясь, сказал следователь и сел в кресло, стоящее напротив.

— Принимаю, — невозмутимо ответила я и тупо посмотрела в окно.

— Получается, что вы ездили на машине своего отца?

— Да, а в чем, собственно, дело?

— Дело принимает новый оборот. У преступления появился еще один мотив. Возможно, вы вообще не причастны к данному преступлению. Ваш отец был очень известным человеком, очень… Скажите, у него были враги?

— Не знаю. Он никогда не посвящал меня в свои проблемы.

— Он что, не разговаривал с вами по поводу своих дел?

— Нет.

— По всей вероятности, взрывное устройство предназначалось не вам, а вашему отцу.

— Но ведь он умер, — опешила я.

— Ну не все же люди читают газеты. Тем более что ваш отец… — Следователь сморщился и закурил сигарету.

— Что мой отец?

— Он славился тем, что беспроигрышно защищал бандитов. Его так и называли — бандитский адвокат. Видимо, дозащищался до того, что кому-то стал неугоден. Кто-то его приговорил, не зная того, что вашего отца уже нет в живых. Никакое сердце не выдержит, если человек загребает столько денег.

Услышав последнюю фразу, я закинула ногу на ногу и нервно застучала пальцами по столу:

— Послушайте, вы пригласили меня сюда для того, чтобы обсуждать моего отца? Я не желаю слушать, что вы о нем думаете. Оставьте свое мнение при себе.

Следователь посмотрел на меня осуждающе и резко сказал:

— Можете отправляться домой и приводить себя в порядок. Как только вы мне понадобитесь, я пришлю вам повестку. Моя фамилия Мельников. Зовут Владимир Владимирович.

Я хотела было встать, но следователь резко приподнялся и неожиданно махнул рукой, показывая, что еще не время вставать:

— Женя, ответьте мне еще на один вопрос. Что вы делали на железнодорожном вокзале?

Наверное, я просто была не готова к такому вопросу. Растерявшись, я тут же взяла себя в руки и нагло соврала:

— Хочу съездить отдохнуть в Крым. Я приехала узнать, на какое число есть билеты и сколько они стоят.

— Крым отменяется. Пока ведется следствие, вы должны быть на месте.

Почувствовав на себе все тот же неприятный взгляд, я не выдержала и занервничала:

— Послушайте, что вы от меня хотите? Я ничего не натворила. У меня взорвали машину, а вы смотрите на меня как на преступницу. Я сама осталась жива только по счастливой случайности. Я просто приехала на вокзал узнать насчет билетов. Не надо так на меня смотреть. Лучше распутывайте происшествие.

— Виновного мы найдем, можете не сомневаться.

— Ну, так ищите, — раздраженно бросила я и встала, чтобы уйти, но неожиданный вопрос остановил меня:

— Женя, а зачем вам была нужна автоматическая камера хранения?

Я взялась за дверную ручку, но не посмела открыть дверь.

— Вас опознал один из сотрудников милиции. Дежурный на железнодорожном вокзале. Он тоже был на месте происшествия. Он рассказал про скандал, который вы устроили у автоматических камер хранения.

Я слегка поежилась и несколько растерянно произнесла:

— Никакого скандала не было. Я увидела, как один молодой человек ломал ячейку. Он пытался запихнуть туда крупногабаритную сумку, которую не захотел сдать в обычную камеру хранения. Я посчитала это злостным хулиганством и позвала работника милиции.

На лице следователя было подобие улыбки. От его взгляда мне стало совсем плохо, заныло в груди.

— Вы требовали именно эту ячейку.

— Я уже давно ничего не требую. Тем более от сотрудников милиции.

— Вы не ответили на мой вопрос. Зачем вам понадобилась именно эта ячейка?

— Просто так. Послушайте, я что, подозреваемая? Чего вы от меня хотите?

Следователь не отрывал от меня взгляда.

— До свидания, — буркнула я и закрыла за собой дверь.

Выйдя на улицу, я глубоко вдохнула, пытаясь прийти в себя. После общения со следователем я чувствовала себя совершенно подавленной, на душе остался какой-то гадкий осадок. Я никогда не любила своего приемного отца, но очень часто прислушивалась к его советам. В своей области он не имел себе равных, и я это прекрасно знала. Отец не очень лестно отзывался о милиции и всегда говорил, чтобы без особой надобности я не обращалась к стражам правопорядка, а уж если обратилась, то не болтала бы лишнего и на вопросы отвечала уклончиво. Любое слово могло обернуться против меня. Сейчас мне «посчастливилось» убедиться в этом на собственном опыте. Не успела прийти к следователю, как сразу же почувствовала себя преступницей.

Я поймала такси и поехала домой. Смеркалось. Таксист несколько раз пытался со мной заговорить, но я никак не реагировала на его реплики и смотрела в окошко. Притормаживая у нашего коттеджного поселка, таксист присвистнул:

— Вот это жизнь! Если не ошибаюсь, тут од — ни новые русские! Райский уголок.

Проехав КПП, я помахала рукой охраннику и устало спросила:

— А кто такие новые русские?

— Ну, наверное, такие, как вы. Дураку понятно, что простой смертный тут не поселится.

— А я что, бессмертная, что ли? Между прочим, я такая же смертная, как и вы. Сегодня меня хотели убить и взорвали мою машину.

— Примите мои соболезнования. Жизнь у богачей всегда риск, особенно в нашем государстве.

— А вы какой русский, старый, что ли?

— Получается, что старый. Я в хрущевке живу, от жизни ничего хорошего не жду. Это лет десять назад я нормально жил. Деньги на книжку откладывал, на курорт ездил, детям будущее обеспечивал. А какое оно теперь будущее, если даже настоящего нет. Пашешь целыми днями как вол, а отложить ничего не можешь. Жена каждый день истерики устраивает, хоть из дому беги. Вы-то, наверное, та кой жизни и не видели.

— Не видела. Я слишком много лет не выходила из дома.

Машина остановилась у отцовского особняка.

— Вот это домина! — охнул таксист. — Аж дух захватывает. Честным трудом таких денег не заработаешь. Только если воруешь.

— Воровать тоже уметь надо…

— Вы давно тут живете? Вы тут родились?

— Я родилась в детском доме, — сказала я, сама не зная, почему разоткровенничалась. Наверное, потому, что таксист — случайный человек. Уедет, и все. Ему не понять, что есть моменты, когда богатство не только не радует — оно раздражает. Он не знает, какой ценой это все мне досталось… — Просто стечение обстоятельств, — задумчиво продолжала я. — Сначала это стечение обстоятельств казалось мне счастливым, но спустя годы я поняла, что это не так. В Доме ребенка я чувствовала себя намного спокойнее и защищеннее, чем в этом роскошном особняке с человеком, который называл себя моим отцом…

Взглянув на ничего не понимающего таксиста, я рассчиталась и вышла из машины.

Зайдя в дом, я увидела мирно спящего в кресле Роберта. Гремела музыка. Выключив магнитофон, я подошла к брату и потрясла его за плечо. Роберт вскочил и сонным голосом спросил:

— Который час?

— Двенадцать ночи.

Услышав это, Роберт стремительно бросился к выходу. Я пожала плечами, поднялась к себе и подошла к зеркалу. Сказать, что я выглядела отвратительно, — значит, ничего не сказать. Я выглядела просто ужасно. Одежда забрызгана грязью, лицо какого-то черного оттенка — скорее всего от дорожной пыли и слез. Несмотря на поразившее меня зрелище, я заметила, что мои глаза не слезились, а ведь горела огромная люстра. Я с силой пнула стоявший на полу подсвечник. Больше ни — каких подсвечников и никакой темноты! Я скинула грязное платье, и в этот момент дверь распахнулась, и на пороге моей спальни появился Роберт. Он был явно испуган и ужасно возбужден.

— Женька, Светлана пропала! — выпалил он и оторопело уставился на мою наготу: я стояла в одних тоненьких трусиках, держа в руках нежный ажурный лифчик.

— Как это — пропала? Она что, маленькая, что ли? Не успела приехать, как уже пропала.