Белое сердце. Исторический роман

Юлия Сергеевна Краснова

Роман о любви двух потерявшихся душ во время Революции. Красавица-дворянка Кристина Зорич и блестящий белый офицер Сергей Леонидович в гуще Первого и Второго походов, в ходе борьбы за судьбы страны. Пройдет ли их любовь все испытания или они расстанутся навсегда?

Глава 3

На следующий день я уже стояла на вокзале Быхова. Надеюсь, этот город принесет мне больше радостных впечатлений…

Я поселилась в гостинице и отправила письмо в Петербург нашему дворецкому, где просила выслать мне денег. Я надеялась, что задержусь в Быхове достаточно времени, чтобы успеть получить деньги.

К сожалению, для посещения уже было поздно, и мне оставалось только ждать завтра.

Следующим утром я долго приводила себя в порядок и выбирала платье. Я знала, что в Быхове содержатся многие высокопоставленные офицеры и сам бывший Главнокомандующий армии Лавр Георгиевич Корнилин. Я хотела произвести хорошее впечатление на всех, и чтобы Сергей Леонидович гордился мной.

Я распустила волосы, и надела белое платье. Плащ я, правда, так и не выстирала, и он очень выбивался из общей картины, но другого у меня не было.

До тюрьмы пришлось ехать на извозчике. Наверное, мне стоит поискать гостиницу поближе. Лишних денег то у меня нет. Так непривычно и неприятно ощущать себя бедной…

Когда я шла по дорожке к тюрьме, впереди меня вышагивала рыжеволосая девушка. На ней была хорошая, дорогая одежда, она двигалась решительно, но изящно.

Девушка напомнила мне мою пятиюродную сестру Екатерину Михайловну, ту самую, что сбежала из дома. Но здесь ей делать было нечего.

Но когда эта девушка подошла к воротам и заговорила с каким-то офицером, встав при этом в профиль, сомнений у меня не осталось.

Это была именно Катя.

Я так обрадовалась, что, подхватив платье, поспешила к сестре.

Я на ходу окликнула ее и, когда сестра удивленно повернулась на мой голос, бросилась ей на шею.

Раньше я себе такого бы не позволила, но сейчас я даже не думала об этикете.

— Не может быть, Кристина! Откуда ты здесь? И такая грязная! — Катя беззлобно рассмеялась, указав на мой плащ.

— Путь из Бердичева дождливый.

— Вы приехали из Бердичева? — заинтересованно спросил светловолосый офицер, стоящий рядом с Катей. — Простите, я не знаю вашего…

Тут Катя перебила его:

— Я совсем забыла вас представить. Николай Степанович Тимановский — Кристина Глебовна Зорич, моя дальняя родственница.

— Вы видели там арестованных генералов? Вчера пришлось вызывать врача для Орлова и Деникина.

Было видно, что Тимановский опечален состоянием узников, доставленных из Бердичева.

— Толпа сопровождала их до вагона. В них кидали камни и оскорбляли словами. А затем посадили в грязный товарный вагон вместо обычного, — даже произносить это было неприятно.

Тимановский печально покачал головой.

— Что-то я ничего не понимаю, — сказала Катя. — Что ты делала в Бердичеве? Почему ты теперь в Быхове?

Я открыла рот, собираясь ответить, но сестра перебила меня.

— А где твоя маменька и братья? — подозрительно спросила она. — Почему ты одна?

Я опустила глаза, не зная, как сказать правду при Тимановском. Все-таки он был совершенно посторонним человеком.

Николай Степанович, похоже, понял это, потому что извинился и отошел.

— Мои родные во Франции, а я сбежала от них. И поехала в Бердичев, потому что там находился мой… очень дорогой мне человек, — так легко и просто было сказать Кате мой секрет. И я была уверена, что ей можно доверять. К тому же, она неспроста пришла к тюрьме. Она тоже кого-то навещает.

— Не подумала бы, что ты способна сбежать из дома. Я думала, что ты домашняя девочка.

Я улыбнулась. Все думали, что я ни шагу ни ступлю без маминого разрешения, а вон как все вышло!

Маменька… Как там моя маменька?

Когда-нибудь, не знаю только когда, я приеду во Францию и извинюсь перед ней. Надеюсь, что она простит меня…

— Так за кем ты поехала?

— Скоро узнаешь, — лукаво улыбнулась я. — Стоит мне попасть в тюрьму, и это станет ясно.

Катя закатила глаза.

— Нет бы сказать по-человечески!

Я была уверена, что сестра не сердится на меня. Иначе бы она прямо бы сказала мне об этом.

— Встречный вопрос, Катя.

Казалось, она придумывает лучший ответ. Пауза длилась недолго, но я поняла — ответ вряд ли будет правдивым.

Стало обидно, учитывая, что я нигде не слукавила.

— Я навещаю друга моего отца. Только и всего.

— Да, конечно, — кивнула я, нисколько не убежденная. Все равно узнаю, что к чему.

Тимановский оказался начальником охраны, он командовал Георгиевской ротой, которая несла внешнюю охрану тюрьмы, поэтому пройти на территорию оказалось легче легкого.

Но когда за нами со скрипом закрылись тяжелые железные ворота, стало как то неуютно.

Мрачное двухэтажное здание, узкие окна с толстыми решетками. Внутри тюрьмы было не лучше.

Не понимаю, как здесь можно не сойти с ума.

Поднимаясь по темной лестнице, я держалась за Катину руку, потому что мало что видела, и не хотела упасть.

— Здесь как то страшновато, — призналась я сестре.

— Будь мужественной, Кристина! Представь, они находятся здесь постоянно!

Я кивнула, немного пристыженная. Действительно, веду себя как избалованная девица.

Внутри тюрьмы тоже была охрана, но люди были совсем другие. По ним было видно, что это какие-то горцы. И они не внушали доверия.

— Кто они? — шепотом спросила я у Кати.

— Текинцы. Они лично преданы Лавру Георгиевичу.

— Выглядят устрашающе…

— Зато текинцы очень надежны. Можно не беспокоиться о безопасности.

— Это хорошо. Надеюсь, Бердичевское преследование не повторится.

Наконец мы вошли в большую комнату, где было много народу. Я растерялась, увидев незнакомые лица. Кажется, я даже не поздоровалась.

Маркин стоял спиной ко мне, наклонившись над чем-то у стола. Рядом с ним был Орлов.

— Это Кристина Глебовна Зорич, прошу любить и жаловать, — представила меня Катя, жестом приглашая войти, а не стоять у порога.

Сергей Леонидович, похоже, услышал Катины слова, потому что резко обернулся и швырнул в сторону карты. Было ясно теперь, чем он был так занят.

Маркин пересек комнату в три шага и стиснул меня в объятиях. Хотя Сергей Леонидович казался худым, но силы в нем было достаточно.

Я уткнулась лицом ему в плечо, потому что Маркин был выше меня сантиметров на пятнадцать. Не знаю, хорошо ли мы смотрелись вместе…

Наконец, Маркин отпустил меня, и мы оказались лицом к лицу с собравшимися в комнате. Многие, кажется, были удивлены.

Я смутилась, но Сергей Леонидович поймал мою руку, когда я пыталась шагнуть назад, чтобы спрятаться за любимого.

Но Сергей Леонидович был не из робкого десятка. Он не стал оправдываться или поспешно возвращаться в свой угол, а весело сказал всем присутствующим:

— Не завидуйте! И всем присутствующим теперь должно быть ясно, что Кристина Глебовна — моя.

Сергей Леонидович согнал с кровати какого-то офицера и посадил меня. Сам он устроился на чемодане у моих ног.

Мы стали центром всеобщего внимания на какое-то время, а потом разговоры потекли в обычном направлении: то есть о политике.

Я молчала и только слушала, потому что сказать мне в общем-то было нечего. Катя тоже особо не говорила. Похоже, она скучала. Еще моя сестра часто смотрела на дверь, словно надеясь, что в комнату кто-то войдет.

Наступило время обеда, и пора было уходить. Нас здесь никто кормить не станет.

Кроме нас с Катей, были жены Романовского и Лукомского, и невеста Деникина.

Все это позже объяснит мне сестра, когда мы будем сидеть в кафе.

— Они держатся как-то обособленно, — заметила я.

— Еще бы! Они — жены, а мы — потенциальные любовницы, понимаешь? Какая между нами может быть дружба? — Катя говорила горячо и убедительно.

Я была рада, что случай свел нас. Сестра была для меня кем-то вроде кумира, да и вдвоем намного легче и веселее. Я озвучила ей свои мысли. Катя ответила, смеясь:

— Нам бы еще одну любовницу, чтобы силы были равны.

— Теперь ты знаешь, кого люблю я. А как насчет тебя?

— А какие есть догадки? — лукаво улыбнулась Катя.

— Его не было среди присутствующих, потому что ты часто смотрела на дверь. Ты говорила мне про Корнилина. А ведь именно его и не было. Полагаю, ты испытываешь к нему не только отеческие чувства, — я была горда выстроенной мной логической цепочкой.

— Права ты, права, — засмеялась Катя.

И сестра рассказала мне свою историю любви к Корнилину, попытки привлечь его внимание, побег из дома, работу сестрой милосердия. Все это, чтобы быть рядом с Лавром Георгиевичем.

А сейчас генерал болен и никого не принимает. Возможно, он даже не так сильно болен, просто не хочет видеться с Катей.

После обеда мы снова вернулись в тюрьму.

Такой распорядок вскоре станет для меня нормой.

Я переехала в гостиницу, где жила Катя, и теперь все вечера мы проводили вместе. Мы часто обсуждали наших возлюбленных, потому что больше ни с кем не могли о них поговорить.

Меня тревожило то, что наши отношения с Сергеем Леонидовичем совсем не продвигались вперед. Я имею в виду, что он даже ни разу не поцеловал меня. Я понимаю, что обстановка малоромантичная, но все же…

Наедине мы общались только на прогулке, обычно два раза в день.

Иногда Маркин гулял даже не со мной, а со своими друзьями — Деникиным и Романовским.

Такая была у меня ситуация, которая стала казаться безвыходной.

Зато я познакомилась с Корнилиным.

Вообще он оказался полной противоположностью тому, как я его представляла: чуть выше меня, некрепкого телосложения и с немного монгольским типом лица. Но генералы его очень уважали и вставали, когда Корнилин входил в комнату.

В жизни он был абсолютно не высокомерным, веселым и остроумным собеседником. В нем было какое-то обаяние, которое кружило всем головы, даже включая меня.

И они красиво смотрелись вместе с Катей.

Двадцать второго октября мне исполнилось восемнадцать лет. И впервые я отмечала день рождение в такой большой компании. Впрочем, я уже ко всем привыкла за этот месяц, и не чувствовала себя неуютно.

Катя купила водку (хотя я была против), чтобы «мужчины могли достойно отметить». И она надеялась споить Корнилина, чтобы он стал раскованнее. Возможно, и с Маркиным это сработает?

Да-да, это нечестно, ну и пусть!

Я была именинницей, поэтому решила использовать свое преимущество.

Я отозвала Маркина из комнаты и увела его в самый дальний угол.

— Играем в прятки? — с улыбкой спросил Сергей Леонидович.

Я забралась в самый угол, почти прижавшись спиной к шершавой стене. Маркин стоял совсем рядом, только руку протяни…

Я так и сделала. Притянула его к себе, а затем прошептала:

— Поцелуй меня…

Я не была уверена, что у меня получится. Но я ошиблась.

Маркин наклонил голову и легонько поцеловал меня, а затем отстранился и посмотрел мне в глаза. Полагал, что я передумаю?

Вместо ответа я сама потянулась к нему, и тут случился наш первый поцелуй. А потом еще. И еще.

Это было так волшебно и прекрасно. Такое чувство, что между мной и Сергеем Леонидовичем возникла тесная связь…

Закрываешь глаза, чувствуешь его губы — и, кажется, что ты не здесь.

Или что вас только двое во всем этом мире…

А затем он сказал совсем не то, что я хотела услышать:

— Что же ты делаешь…

Я потянулась вверх и сомкнула руки на его шее:

— Просто люблю тебя…

Я смотрела на него снизу вверх, и мои глаза неожиданно начали наполняться слезами. В носу защипало.

Тогда Сергей Леонидович со вздохом прижал меня к себе. Я уткнулась лицом ему в плечо. Так мы и стояли, пока в коридор не вышел кто-то из захмелевших офицеров.

С этого дня прошел почти месяц. Наши отношения с Сергеем Леонидовичем стали еще лучше, крепче… ближе. Мы проводили с любимым почти все дни вместе, уединяясь даже среди шумных офицеров. Но мне и этого было мало.

Я думала о Сергее Леонидовиче постоянно. Когда шла из тюрьмы, в гостинице, когда ложилась спать… даже разговаривая с Катей.

Это было как наваждение. Я вспоминала наши встречи, разговоры, поцелуи… особенно их. Они были нечастыми, потому что вокруг нас было много народу, или это были поцелуи украдкой, когда вроде никто не смотрит. Было в этом что-то детское, но это так будоражило…

А потом начались тревожные дни. Так как власть перешла к большевикам, генералы не надеялись на лучшее. Я видела, что вера убывает даже в моем таком жизнерадостном Маркине.

Это было тяжело время. Ничего толком неизвестно. Какие-то слухи, обрывки разговоров…

Я много молилась и просила Бога помиловать невиновных арестованных.

Большую помощь в это время оказывал адъютант Корнилина Хан Хаджиев, который сновал между Главнокомандующим Духониным и тюрьмой.

Духонин не говорил ничего определенного.

Не получил ли он приказ расстрелять быховцев? Или их так и будут держать в заключении?

А потом стало известно, что в Могилев отправлен новый Главнокомандующий — большевик Крыленко.

Не понимаю, как при такой новости я не упала в обморок. Но вот истерика у меня была. Да еще какая!

Катя насилу меня успокоила. Маркин не хотел сообщать мне такую информацию.

Я в исступлении умоляла Катю ехать к Духонину. Она же ответила, что женские слезы там не помогут. Вопрос стоит о жизни самого пока еще Главнокомандующего.

Она осталась ночевать у меня в номере, видно опасаясь, как бы я не убежала. На самом деле я так и планировала сделать, но потом как — то незаметно заснула.

Когда на следующий день мы пришли в тюрьму, арестованные уже спешно собирали вещи. Оказалось, что Духонин подписал приказ об освобождении.

Это был такой невероятный поворот!

Пока Сергей Леонидович собирал свои немногочисленные вещи и приводил комнату в порядок, я строила радужные планы на будущее.

Когда любимый начал улыбаться во весь рот, я возмутилась, но он сказал, что вовсе не надо мной смеется, а просто рад наконец покинуть тюрьму.

Ну как я могла ему не поверить?

Наконец — то вокзал. Наконец — то мы покинем этот мерзкий городишко!

Но действительность оказалась не так прекрасна. Арестованных, текинцев и георгиевцев четыре часа продержали в вагонах, а затем, ничего не объясняя, снова отправили в тюрьму. По лицам генералов было видно, что теперь они ждут худшего.

Мне очень хотелось заплакать. Глупо, но слезы помогали мне справиться с проблемой.

Тем более Катя уехала по моему совету. Теперь я осталась одна против «клуба жен». Но они вели себя уравновешенно и с достоинством, поэтому я решила не расстраивать Маркина. Вдруг сегодня наша последняя встреча…

С вокзала мы с ним шли под руку. Маркин был даже оживленнее и веселее, чем обычно. Он рассказывал анекдоты, смешные истории из жизни и давал едкие характеристики некоторым большевикам.

Разговаривая, он поворачивал голову, чтобы видеть мое лицо, а я, к моему стыду, наоборот старалась избежать его взгляда.

Я боялась, боялась увидев его лицо, такое родное и дорогое, просто сойти с ума от горя или, упав на колени, умолять его бежать, пока не поздно.

В общем, я боялась не совладать с собой.

Я почти не слушала Сергея Леонидовича, лишь кивая или говоря: «Да», «Да, конечно». Мои мысли были заняты другим. Я боялась, и хотела этого одновременно…

Но как сказать такое Маркину?

Когда мы взошли на крыльцо тюрьмы, и любимый оказался напротив меня, я взяла его за руку и сжала ее.

— Ты дрожишь, — заметил он и увлек меня вглубь, под козырек. — Так холодно, ступай в гостиницу..

Но я остановила Маркина, прижав пальчик к его губам. Он остановился, а потом нежно поцеловал мой дрогнувший пальчик.

— Я хочу стать твоей, — выпалила я на одном дыхании. Эти слова я готовила всю «прогулку». Но мне показалось, что сейчас это прозвучало дико… и смешно.

Но Сергей Леонидович не улыбнулся.

По его лицу вообще ничего невозможно было прочесть.

Я выдохнула, почувствовав себя крайне глупо.

И тут наконец Сергей Леонидович ответил:

— Ты понимаешь, что говоришь? — он поднял мое лицо за подбородок и поглядел мне прямо в глаза так внимательно, что, казалось, проник в самую мою душу.

— Я хочу провести эту ночь с тобой, — прошептала я, нервно проводя ладонями по его лицу. — Быть может…, — я не смогла договорить.

— Со мной все будет хорошо, — неожиданно пообещал Маркин.

Я отрицательно покачала головой.

— Вас всех вернули обратно не для того, чтобы наградить, — горько сказала я.

— Кто знает, что на уме у Духонина? — небрежно пожал плечами Сергей Леонидович.

— Он будет спасать только свою жизнь, — возразила я. — Неужели не ясно?

— Духонин — честный человек, — отрезал мой любимый. — А я обещаю тебе, что мы еще встретимся.

Маркин наклонился и прижался губами к моей щеке.

— Ты веришь мне?

— Да, — прошептала я ему на ухо и, потянув его на себя, поцеловала в мягкие усы.

— Мы еще увидимся. Обещаю.

После прощания с Сергеем Леонидовичем я еще какое — то время просто стояла на крыльце. Возможно, мое помутненное состояние продолжалось бы еще долго, если бы не неожиданная помощь от «клуба жен». Они предложили провести вечер с ними.

Я была очень им благодарна за приглашение, потому что не представляла, как смогу остаться один на один со своими страшными мыслями.

Весь вечер нас развлекала Елена Михайловна Романовская. К несчастью, я не отношусь к тому типу людей, которые могут быть веселы даже в несчастии.

Наверное, я выглядела настолько потерянной и несчастной, что Ксения Владимировна (невеста Деникина) предложила переночевать вместе у нее в номере. Я с радостью согласилась.

Мы проговорили с ней всю ночь, и говорили очень откровенно. В основном, о своих мужчинах и нашей любви. Я нашла, что у Ксении и Деникина, и Кати и Корнилина много общего в любви, за исключением, пожалуй, только того, что Корнилин упорно скрывает любовь к моей сестре.

Ну конечно же он ее любит!

Ранним утром мы выпили кофе и поспешили к тюрьме.

Шел такой сильный снег с ветром, что мы вынуждены были цепляться друг за друга.

— Почему вы с непокрытой головой, Кристина Глебовна? Простудитесь! — воскликнула Ксения Васильевна, чуть не упав в сугроб.

Конец ознакомительного фрагмента.