17. Глеб
Глебу казалось, что Вера и Прокофьевна прекрасно ладят и без него. Он издалека наблюдал за их умиротворёнными посиделками. Вера тихим голосом рассказывает о чём-то старой знахарке, та задумчиво и рассеянно смотрит на заросшее полынью поле. А иногда вдруг они засмеются. Переплетение двух голосов и такого разного смеха. Верин смех проникал Глебу под кожу. И он с удивлением обнаружил, что это первое, что его не раздражает, — её смех.
Глеб возился с петлями сарая, пытался их починить. Сумерки в работе не помогали.
А ведь то, что я чувствую… это — ревность.
Глеб понял это и удивился. Он так привык, что до сих пор их с Прокофьевной духовная близость процветала, никем не нарушаемая. Они могли вести долгие разговоры, могли молчать и чувствовать себя при этом так же свободно. А с появлением Веры всё внимание Прокофьевны было обращено на неё.
Глеб исподтишка разглядывал двух женщин, так уютно устроившихся на крыльце, и впервые почувствовал желание к ним присоединиться. Впервые ему захотелось стать частью их тихого размеренного разговора. Захотелось, чтобы это была его шутка, та, над которой они обе смеялись. На этот раз Глеб не стал своё желание долго взвешивать. Вымыл измазанные машинным маслом руки, закрыл сарай с недоделанными петлями и присел на нижние ступеньки высокой веранды. Он слушал Верин голос и смотрел, как медленно умирает над горизонтом огонь уже невидимого солнца.
Вера со смехом рассказывала, как пришла в первый раз в музыкальную школу. Привёл её туда мужчина по имени Павел Афанасьевич. «Отчим?» − задался вопросом Глеб. Но спрашивать не стал.
Укутанная в старый плед под самый подбородок Вера с улыбкой рассказывала свою историю. Во время рассказа её руки слегка дёргались под пледом. Лицо её было ещё утомлённым после болезни, и тёмные круги под глазами в сумерках выглядели зловещими. Но всё же Глеб не мог не заметить, какая у неё обаятельная улыбка и как от этой улыбки на высокой переносице появляются забавные маленькие морщинки.
Вера рассказывала, как Павел Афанасьевич привёл одиннадцатилетнюю «дылду» в музыкальную школу, и как учительница всплёскивала руками со словами: «Не успеет же она до окончания средней школы всю программу пройти! Что ж привели так поздно?!»
Но Веру всё же прослушали и в школу приняли. Связи Павла Афанасьевича сделали своё дело. А с дедовой помощью в комнате внучки воцарился горделивый, блестящим лаком «Красный Октябрь».
А когда Верина история закончилась, день уже закатился за широкое поле, а со стороны леса не спеша наползала ночная темень. В центре неба повис тонкий серебряный серп. Месяц рассеивал на крыльцо старой станции тусклый свет и покой. Трое на крыльце притихли, и только сонное сопение рыжего пса подчёркивало полную благостность момента.