Лицо на белой стене

Юлия Гайнанова (2024)

Неуверенный в себе молодой человек начинает видеть странное существо — лицо на белой стене. Оно предлагает ему на выбор: всевластие или страшную тайну из прошлого. Но всё, о чём мечтает Павлуша, — избавиться от кошмарного существа в своей голове. Вынужденно выбрав всевластие, Павлуша так и не достиг своей цели, и тогда решается узнать ту самую тайну… Только узнав правду, Павлуша наконец обретает свободу. И себя.

17

Пока шёл к психологу, Павлуша скурил пачку сигарет, хотя путь и был близкий. Он никогда не говорил о личном с незнакомым человеком. Он в принципе почти никогда не говорил с неизвестными ему людьми. Если они и заговаривали с ним на вечеринках или в общественном транспорте, Павлуша либо краснел и отворачивался, либо краснел и злобно смотрел на вопрошающего. Исходя из интенций последнего.

Больше всего Павлуша боялся насмешки. Он боялся, что психолог не поверит ему, с позором выгонит или звонко расхохочется прямо в лицо. А ещё он страшился рыданий. Плакал Павлуша редко — так он и молчал всё время. А вдруг как начнёт говорить и делиться, краник откроется? И он будет так жалок, с красными пятнами и раздутым носом? А психолог подумает: «Вот, очередная сопля припёрлась». И, может, в лицо не расхохочется, но где-то внутри будет жалеть, что нельзя покататься по полу от смеха.

«Я болен, я просто болен, это такая же болезнь, как и всякая другая, и в ней нет ничего постыдного». Павлуша как мантру повторял эти слова по пути на сеанс.

Внезапно его затошнило. Сигареты кончились, зато они унесли с собой часть волнения. Он остановился и сел на лавочку. Мысль побежала дальше, и он стал воображать себе кабинет психолога. Начертил кушетку, кипы бумажных салфеток для особенно слезливых… «Хоть бы они мне не понадобились, будь они неладны!» Приятная и доверительная атмосфера, как показывают в фильмах, нарисовалась перед взором Павлуши.

Когда он заходил в старинное здание социального центра, машинально засунул руки в карман в поисках сигарет, но ничего не нащупал. Большой палец правой руки задергался с немалой амплитудой. Волнение накрыло с новой силой. Он хотел убежать отсюда, хлопнуть дверью и бежать, бежать, бежать. Но куда ему было бежать? К Лицу?

Надо же было выяснить, не сумасшедший ли он. Павлуша был готов потерпеть, высунул руки из карманов и схватил левой ладонью правую. Когда он послушно постучал в кабинет номер четыре, как ему было велено по телефону, его отпустило. Он похвалил себя за то, что он здесь, что борется, и в нем появилось даже некое подобие радости.

Дверь открыла женщина, открыто улыбнулась и пригласила войти. Она ему понравилась, прямо в ту секунду, когда улыбнулась. Во-первых, Павлуше редко кто улыбался, во-вторых, ему стало не так страшно: он увидел, что она хромает, что она толста и неопрятна, а значит, не так и отвратительны будут её насмешки. Сама-то она тоже пади не с голливудских холмов спустилась.

И интерьер кабинета облегчил болезненный спазм Павлуши: он был безобразен. Трухлявая комнатёнка, не имевшая ничего общего с начерченными в воображении картинками. Только кипы книг по психологии, но не в аккуратных шкафчиках, а разбросанные стопками то тут, то там. Два старых протёртых матерчатых стула были потрёпаны жизнью больше, чем его дед. А дед, на минуточку, три раза банкротился до состояния бомжа, переболел всеми возможными болезнями и успел поработать в десяти профессиях. У стола в углу не было одной ножки, её заменял стул и очередная стопка книг. Штукатурка на стенах облупилась, хотя с потолка выглядывала старинная лепнина, стыдясь неприглядного окружения. Пахло затхлостью, отчаянием, старой жёлтой бумагой и почему-то бабушкой.

— Здравствуйте, — Павлуша решил начать с самого простого.

— Садитесь.

Павлуша занял старый стул, жутко неудобный и неустойчивый. «Быть может, это был такой психологический приём», — подумалось Павлуше, чтобы человеку стало неуютно, и сюда приходило поменьше народу, — «или наоборот: на благо пациентов стул стеснял тело, чтобы душевные раны на контрасте отпускало».

— С чем вы пришли? О чём думали по дороге?

Павлуша, конечно, не стал описывать воображаемый идеальный кабинет психолога, дабы не уязвить местное самолюбие. Хотя, судя по слою пыли, самолюбие как таковое тут и не гостило. Он не стал ходить вокруг да около, но бросил, как вызов:

— У меня появился воображаемый не то друг, не то враг, и я вижу его не только во снах, но и наяву. То есть не понятно, вижу, или оно мне мерещится. Днём оно меня пугает, а ночью — разговаривает… И ещё, оно говорит о каком-то страшном секрете в моём прошлом, я хотел бы понять, правда ли это и, по возможности, сам вспомнить, что случилось.

Павлуша сказал всё на одном дыхании, это была его заготовка. Всё, кроме последней фразы: «По возможности самому вспомнить, что случилось?»

Он так и думал, что его сразу спросят, не как дела да как родственнички поживают, а будут рубить с плеча. Это же социальный центр, им некогда растрачивать время. Павлуша замер, он смотрел на женщину и ждал ее реакции: что она скажет? Как посмотрит на него? Не выгонит, не рассмеётся, как он предполагал?

— Я вас слушаю.

Она ответила ему, как будто это было обычное дело. Она не удивилась и даже намёка на улыбку не пробежало по её лицу, а намёк бы Павлуша уловил. Он пристально следил за мышцами её лица и их намеками. Нет, она просто хотела узнать, что же там с ним произошло, как будто его избили одноклассники или обидела девушка, как будто с ним случилось самое обыденное.

Тут Павлуша расслабился и неожиданно легко и быстро пересказал все встречи с Лицом. Казалось, что оно проступило на стене сзади него и периодически снисходительно улыбалось психологу, мол, «смотри что он несёт».

Полная женщина с короткой стрижкой внимательно слушала и ни разу его не перебила. Только периодически поглаживала бедро, что выглядело странно, в какой-то больной степени сексуально и неуместно. В конце она заправила светлую прядь с некрашеными корнями за ухо отвратительной пухлой рукой с изгрызенными ногтями. Павлуше вдруг стало дико страшно, что он доверил всё самое сокровенное этой страшной тетке: «И как она может мне помочь, если не может помочь даже себе?»

Но она улыбалась так уверенно, как будто она была Богиней, Мисс Мира, не меньше, да и вообще лучше всех.

— Что ж, у вас интересный случай. К сожалению, сейчас наше время вышло, меня уже ждет следующий клиент. Но мы с вами отлично поработаем!

Она так и сказала, «отлично поработаем», и как-то очень тепло, интимно улыбнулась. Не уверенной улыбкой, а скорее заговорщицкой.

— Я очень жду вас через через несколько дней, и хочу, чтобы вы пока подумали, какие чувства, кроме страха, вызывает Лицо. Для нас с вами главное — избавиться от него. Тогда надо понять, зачем оно вообще нужно?

— Мне не нужно, спасибо. Ну, это… то есть я не сумасшедший?

— Да все мы здесь сумасшедшие! — она благодушно рассмеялась, одновременно выпроваживая его за дверь.

Павлуша шёл домой в странном, и всё же оптимистичном настроении, а неприязнь к внешности психолога и убогости социального центра даже придавала его оптимизму чёткость и яркость. Эка невидаль, быть оптимистом, когда всё идеально. А такие, как они, как Галушка и он, они ещё покажут миру дулю.

Павлуша съёжился, подумав о лице, но быстро вспомнил, что сеанс будет уже через несколько дней, уже через несколько дней Галушка даст ему хотя бы приблизительное объяснение всем его бедам, и они начнут работу. Она же сказала, что «мы отлично поработаем».

— Слышишь, Лицо?