Помиримся… у алтаря?

Энни Уэст, 2013

Успешному бизнесмену и аристократу Джонасу Девесону в детстве отчаянно не хватало родительской любви, и всю свою сознательную жизнь он мечтает о собственной идеальной семье: красавица жена из хорошей семьи, дети, домашние животные. Только у судьбы своеобразное чувство юмора: Джонас влюбляется в Равенну, которая совершенно не соответствует его воображаемому идеалу. К тому же она – дочь женщины, которую он косвенно винит в смерти своей матери.

Глава 2

У Равенны подкосились ноги, и комната тошнотворно закружилась перед глазами. Она вытянула руку и инстинктивно схватилась за ткань, чтобы не упасть.

Последние несколько месяцев были, пожалуй, самыми тяжелыми в ее жизни. Пределы ее выносливости подходили к концу. Она была совершенно не готова встретить такую всепоглощающую ненависть, которую увидела в глазах Джонаса Девесона. В его взгляде была непоколебимая решимость, и она пугала ее до смерти.

Равенна не могла оправиться от шока, когда поняла, что он не шутит: Джонас действительно собирается отправить ее мать в тюрьму. Горячая ладонь накрыла ее запястье, прикосновение длинных пальцев к ее ладони словно обожгло ее. Ошеломленная, Равенна посмотрела вниз и поняла, что схватила лацкан сшитого на заказ пиджака Джонаса. И сейчас он крепко держал ее за руку.

— Ты в порядке? — Искреннее беспокойство сделало его голос тягучим и низким.

Она почувствовала себя спокойнее и смогла сделать глубокий вдох. Комната перестала вращаться.

Равенна высвободила свою руку, и ей внезапно стало холодно. Она отвернулась и подошла к окну. На этот раз она скомкала в ладони золотистую штору. Ткань под ее пальцами была гладкой и тяжелой.

— Равенна?

Она дернулась, вспомнив, как он называл ее по имени много лет назад. Тогда ей казалось, что ни один человек на свете не может произнести ее имя так, как это делал он. Все детство ее необычное имя было предметом насмешек и издевательств. Ее обзывали тощей вороной, а то и похуже. Она с тревогой обнаружила, что и сейчас в его устах ее имя звучит как-то по-особенному.

— Что?

— Ты в порядке? — Он подошел ближе, и Равенна напряженно выпрямила спину.

— Как ты думаешь, я могу быть в порядке, когда ты угрожаешь моей матери тюрьмой?

Равенна задумчиво посмотрела в окно. Площадь Вогезов, элегантная и симметричная, с ухоженными садами, выглядела так же, как и всегда, словно никто не может нарушить ее скромное обаяние. Но Равенна хорошо выучила суровый урок: реальная жизнь никогда не бывает статичной и безопасной. Она медленно повернулась и увидела, что Джонас с непроницаемым выражением лица внимательно наблюдает за ней.

И в чем она предположительно виновата?

— Никаких предположений. Неужели ты думаешь, что я бы приехал сюда, — его голос зазвенел от презрения, когда он обвел широким жестом гостиную, — не будь у меня на руках неопровержимых фактов?

Сердце Равенны пропустило пару ударов. Она не могла поверить, что ее мать могла совершить нечто ужасное, но при этом она прекрасно осознавала, что только самые крайние обстоятельства могли заставить Джонаса встретиться с Сильвией Руджеро. В его глазах отчетливо читалась ненависть, когда он говорил о ней.

— Ты слишком зол, чтобы рассуждать непредвзято, — сказала Равенна, и его брови изумленно взлетели вверх. Он явно не привык к тому, что ему кто-то смеет возразить. Она сделала глубокий вдох. — Ты презирал мою мать на протяжении многих лет, а теперь считаешь, что нашел способ заставить ее заплатить за то, что она влюбилась в твоего отца.

Мгновенно вспыхнувший в его глазах огонь сказал ей, что она попала в самую точку.

— Ты решил, что сейчас, когда с ней больше нет Пирса, она станет для тебя легкой добычей? Но она не одинока, и тебе придется хорошенько это запомнить.

— Так быстро? — Его голос был полон высокомерия. — Она уже нашла себе нового защитника, который занял место Пирса? Она бьет все рекорды по скорости.

Равенна не осознавала, что делает. Она вдруг рванулась к Джонасу и увидела, как расширились его зрачки, когда ее ладонь резко приблизилась к его лицу. Джонас перехватил ее запястье и потянул вверх так, что ей пришлось встать на цыпочки, наклонившись вперед. Все ее тело словно покалывало от электрического разряда. Джонас хмуро смотрел ей в глаза, словно стараясь проникнуть в самую душу. Инстинкты подсказывали Равенне, что он очень опасен, но это не имело никакого отношения к ее матери. Равенна дернулась, но он не выпустил ее руку.

Они стояли, почти касаясь друг друга, и теперь Равенна в полной мере осознала, какая мощная мужская сила скрывается под дизайнерским костюмом. Его горящий взгляд говорил о том, что он едва сдерживает себя в рамках приличий. Она сделала глубокий вдох, пытаясь унять нарастающую панику.

— Я никому не позволяю бить меня, — процедил он сквозь зубы, и Равенна ощутила на своем лице его горячее дыхание.

— А я никому не позволяю оскорблять мою мать.

Даже сейчас она отказывалась отступить. Она смотрела в эти беспощадные сверкающие глаза и чувствовала первобытный страх.

— Тогда мы зашли в тупик.

Он дернул ее к себе, или это она покачнулась в его сторону? Она с трудом удерживала равновесие, балансируя на пальцах ног.

— Тогда хватит уже играть в мачо. Отпусти меня. — Она намеренно сделала небольшую паузу. — Разве что ты хочешь мне что-то доказать.

Волна облегчения накрыла ее, когда он наконец отпустил ее. Равенна наклонила голову и потерла запястье, словно рассматривая, не остались ли синяки от его хватки. Синяков не было, но он все равно напугал ее своей неумолимостью.

— Давай кое-что проясним раз и навсегда, — наконец произнесла она, глядя в аристократичное лицо Джонаса. — Моя мать любила твоего отца.

— И ты ждешь, что я в это поверю? — покачал головой Джонас, его губы скривились в издевательской усмешке. — Я давно не наивный ребенок, верящий в сказки. У нее была цель — заманить в ловушку богатого любовника, это было очевидно для всех. При любом удобном случае она демонстрировала свои прелести.

— Моя мать никогда…

— Он был намного старше, у него была семья, жена, ребенок. У него были хорошая, комфортная жизнь, уважение друзей, карьера. Ты считаешь, что такой мужчина, как мой отец, мог бы без сожалений оставить все это, не попавшись на удочку искательницы богатого покровителя?

Равенна колебалась: она знала, как много боли причинили людям Пирс и ее мать. Но преданность заставила ее спросить:

— Значит, ты не веришь в любовь?

— Любовь? — фыркнул Джонас. — Сильвия потворствовала его желаниям наиболее очевидным способом. Уверен, он любил хвастаться ею, как и другими своими вещами.

Он обвел взглядом комнату, задержавшись на Сезанне, висевшем на дальней стене. Равенна точно знала, что это копия, потому что оригинал продали еще в прошлом году. Насмешливая улыбка Джонаса без слов сказала ей, что он тоже в курсе подмены.

— А что касается ее… — Он пожал плечами. — Пирс был для нее лишь источником доходов. У них не было ничего общего, кроме безудержной любви к роскоши и отвращению к работе. Зачем ей быть экономкой, когда она могла иметь все, что захочется, просто позволив ему…

— Хватит! — резко оборвала его Равенна. Я не желаю слышать больше ни слова в подобном тоне.

— Ты уже не школьница, Равенна. — Он покачал головой. — Ты не можешь больше притворяться.

— Прекрати! — Она предостерегающе подняла руку, призывая его к тишине. — Мы никогда не добьемся согласия по этому вопросу, так что давай оставим это. Просто скажи, зачем ты приехал.

Ярость все еще кипела в крови Джонаса, и ему понадобилось какое-то время, чтобы успокоиться. Это было на него совершенно непохоже. Он всегда был хладнокровным, уравновешенным человеком даже во время самых рискованных и опасных коммерческих предприятий.

Да и в личной жизни… Он давно усвоил этот урок, наблюдая, как отец мечется от одной любовницы к другой. Он видел, как отец сперва был без ума от новой пассии, а потом его одолевала скука.

Джонас был не таким, как Пирс. Он приложил все усилия, чтобы быть максимально на него непохожим. Он был спокойным, надежным человеком. Вот только сейчас его руки дрожали от одолевающих его эмоций.

— Ну? Я жду.

Джонас обернулся на хриплый голос Равенны.

Равенна Руджеро. Он никогда бы не узнал в этой молодой женщине ту заплаканную девчонку, которую он помнил. Она была угловатым подростком с длинной косой, перевязанной лентой; тогда она казалась ему совсем еще ребенком. В то время только губы и потрясающего цвета глаза намекали на будущую привлекательность. И низкий голос, уже тогда обещавший стать хрипловатым и чувственным. Так и произошло.

Сильвия Руджеро была очень красивой женщиной. Но ее дочь, даже одетая в темную, свободного кроя одежду, затмевала ее, как безупречный алмаз затмевает дешевый страз.

В Равенне было что-то… И дело не только в ее лице, которое притягивало его, как магнит, так что ему приходилось делать над собой усилие, чтобы не смотреть на нее. Дело было в элегантности и изяществе, которые контрастировали с ее низким, чувственным голосом и воинственным поведением.

Стоя лицом к лицу с Равенной, он упивался пьянящим волнением от непосредственной близости. Было что-то очень чувственное в ее воинственной позиции, в ее взгляде, когда она бросилась на него.

Впервые в жизни Джонас, предпочитавший планировать собственные удовольствия, задался вопросом: а что кроется за такой импульсивной, необузданной страстью? Не только гнев, но и…

— Ты меня слышишь? — Равенна щелкнула пальцами прямо перед его носом.

— Хочешь знать, что наделала твоя матушка? — Он с легкостью отогнал от себя непрошеные мысли и сфокусировался на своем гневе. — Она украла деньги. Мои деньги.

Он с удовольствием наблюдал, как расширились зрачки Равенны. Его раздражало, что она защищает свою мать, хотя они оба знали, что та из себя представляет. Как сорока, положившая глаз на блестящую безделушку, она украсила свое гнездо с помощью богатства его отца.

Джонас вспомнил тот день, когда неожиданно вернулся домой из Лондона и застал экономку в комнате своей матери, примерявшую фамильное колье с сапфирами перед зеркалом. Вместо того чтобы смутиться, она лишь рассмеялась, сказав, что ни одна женщина не устояла бы перед искушением примерить такую красоту. Она спокойно положила колье обратно на туалетный столик и как ни в чем не бывало начала взбивать подушки.

— Нет. — На этот раз низкий голос Равенны прозвучал так, словно она находилась в глубочайшем шоке. — Она бы этого не сделала.

— Серьезно? — хмыкнул он.

— Абсолютно. — Уверенность в голосе Равенны заставила его повернуться к ней. Она была бледной как мел и чертовски злой.

— Тогда как ты объяснишь тот факт, что она подделала подпись отца в чековой книжке, к которой она даже не должна была иметь доступ?

— Почему ты обвиняешь в этом мою мать?

— Ни у кого другого не могло быть доступа к чековой книжке. Пирс надежно спрятал бы ее, уж поверь мне. Уверен, если мы обыщем квартиру, то обязательно найдем ее.

— Никакого обыска не будет! Даже если книжка здесь, кто сказал, что подпись поддельная? Его почерк мог измениться, когда он заболел.

— Было бы очень удобно, правда? — Джонас покачал головой. — Но все же подпись поддельная. Иначе как ему удалось обналичить чек на следующий день после своей смерти?

— Я тебе не верю, — в ужасе прошептала Равенна.

— Мне все равно, веришь ты мне или нет, — сказал Джонас, но это было ложью. Ее слепая вера в невиновность Сильвии сводила его с ума. Возможно, потому, что сам он никогда не испытывал ничего подобного со стороны собственных родителей. Почему она так яростно защищает женщину, которая этого не заслуживает?

Пирс всю жизнь манкировал своими родительскими обязанностями, у него всегда были причины для того, чтобы не возвращаться из Лондона домой. Что касается матери, Джонас искренне считал, что она его по-своему любила. Но она была настолько зациклена на своем разочаровании в мужчине, который женился скорее на ее наследстве, чем на ней самой, что едва ли обращала внимание на сына.

Джонас сунул руку в карман и вытащил ксерокопии чеков.

— Взгляни. — Он протянул бумаги Равенне. — Я никогда не лгу.

И действительно, в отличие от отца, всегда ловко манипулировавшего фактами ради собственной выгоды, Джонас был предельно откровенным.

Равенна судорожно сглотнула и протянула руку, чтобы взять бумаги. Она опустила взгляд и посмотрела на ксерокопии. Бумага зашелестела, словно откуда-то вдруг подул ветер, и Джонас заметил, что у нее дрожат руки. И в тот момент чувство вины затмило его мрачное самодовольство. Он понял, что выместил свою злобу на Сильвию на ее дочь.

Желудок Джонаса неприятно сжался, когда он посмотрел со стороны на свою стычку с Равенной. Даже несмотря на свою решимость заставить Сильвию заплатить за все, что она сделала, он вел себя глупо. Он наступал и требовал, в то время как можно было просто спокойно обо всем расспросить. И хуже всего то, что он был слишком занят собственными переживаниями, чтобы понять, что это станет для Равенны настоящим шоком.

— Может, присядешь? — Слова, слетавшие с его языка, были резкими, как пули, от отвращения к себе самому.

Она ничего не ответила, просто стояла, опустив голову, и смотрела на бумаги в своих трясущихся руках. Черт! Джонас наклонился к ней, пытаясь рассмотреть выражение ее лица, но увидел лишь плотно сжатые челюсти и абсолютно пустой взгляд.

Равенна прикусила нижнюю губу, и Джонас сказал себе, что огонь, охвативший его в тот момент, — это стыд, а вовсе не возбуждение. Сама мысль о том, что женщина так легко может вывести из равновесия мужчину, всегда гордившегося своей сдержанностью, испугала его. И эта женщина — дочь той, которая погубила его мать!

— Равенна? — В его голосе звучала такая нелепая нерешительность, словно земля вот-вот разверзнется под его ногами.

Когда она подняла голову, глаза ее пылали бешеным огнем. Она отвернулась к окну.

— Ты ошибаешься. — Ее голос был жестким и напряженным. — Сильвия не делала этого.

— Перестань отрицать очевидное, Равенна, слишком поздно. У меня есть доказательства, что это подделка.

— Хорошо, это подделка. Но не факт, что это сделала Сильвия. — Она выпрямилась.

Джонас покачал головой, внезапно почувствовав страшную усталость.

— Просто скажи, где она, и я сам с ней разберусь.

— Ты не будешь с ней разбираться, потому что она не имеет к этому никакого отношения. — Равенна смело встретила его пристальный взгляд. — Это сделала я. Я взяла твои деньги.