Токио. Долго и счастливо

Эмико Джин, 2021

Изуми живет с мамой, ходит в обычную школу, веселится с лучшими подругами и мечтает узнать, кто же ее отец. И вот однажды обнаруживает, что она – принцесса Японии! Вдохновленная этим фактом и желая наконец повстречаться со своим папой, Изуми летит в Японию. Вскоре Изуми понимает: быть принцессой – это не только носить шикарные платья и жемчуг… это еще и странные родственники; сумасшедшая пресса, которая лезет в личную жизнь; тысячи традиций и обычаев, – и все их нужно изучить практически за одну ночь; а еще хмурый, но красивый телохранитель, который, впрочем и к счастью, понимает ее лучше всех на свете. Изуми оказывается в ловушке между мирами и между двумя версиями самой себя: дома она никогда не была достаточно «американкой», а в Японии ей нужно доказать, что она достаточно «японка». Сдастся ли Изуми под тяжестью короны или же будет жить в своей сказке долго и счастливо?

6

Усаживаюсь на мягкое кожаное сиденье цвета дорогого виски. Господин Фучигами садится напротив, кладя котелок на колени. Его волосы с проседью зачесаны назад. Дверцы машины закрываются. Мне повезло, что Акио садится вперед. Он вытянут, как струна. На ум приходят только слова кол и задница. По его шее стекают капли дождя. Он аккуратно вытирает их сложенным носовым платком. Я как будто ненавижу его. Особенно за его привлекательность.

Нас везет шофер в белых перчатках и в пиджаке с латунными пуговицами.

— Кто в другой машине? — спрашиваю я, заметив позади нас второй «Роллс-Ройс». В машине немного душно, окна запотели.

— Никого. — Господин Фучигами снимает черные кожаные перчатки. — Он пуст — на случай, если наш автомобиль сломается.

Дерево в интерьере салона блестит. Двигатель мурлычет.

— Эта машина когда-нибудь ломалась?

— Нет, она совершенно новая, — с отсутствующим видом отвечает господин Фучигами.

— Это все объясняет. — На самом деле, нет.

Со всех сторон нас сопровождает полиция на белых мотоциклах. Мы едем по шоссе. Машины съезжают на обочину, уступая нам дорогу.

— Ваше расписание на сегодня и на все время пребывания здесь, — деловым тоном произносит господин Фугичами, кладя мне на колени кипу бумаг.

Расписание Ее Императорского Высочества

Принцессы Изуми

22/03/2021.

15:32 — Прибытие в Международный аэропорт Нарита.

15:45 — Отправление из Международного аэропорта Нарита, кортеж-тур по Токио и императорским владениям.

Проверяю время на телефоне. Уже 16:01. Отстаю на шестнадцать минут. Но это не моя вина, я даже родилась поздно, с задержкой в три недели и десятью фунтами в придачу — размером почти со взрослую мальтийскую болонку. Мама была такой крупной, что люди думали: у нее двойня. Медсестра даже пошутила, что в утробе я сожрала свою сестру. При этой мысли губы расползаются в улыбке. Господин Фучигами настороженно смотрит на меня, его губы подергиваются. Я снова опускаю взгляд на расписание.

17:01 — Одеться к ужину.

17:22 — Частная встреча с Наследным принцем.

20:00 — Приветственный прием и ужин.

— Расписание будет скорректировано. Понимаю, что в аэропорту случилась незапланированная задержка, — продолжает господин Фучигами. Его взгляд останавливается на редисе, который я положила на сиденье рядом со мной. Он вроде моего нового друга. Я назвала его Тамагочи 2.0.

Листаю страницы дальше, прикусив щеку. Что ж, задача не из простых. Соблюдать даже школьный график — уже чудо. Две недели моего пребывания здесь полны всяких мероприятий. Частные уроки по истории Японии, японскому языку и искусству. Экскурсии по святым местам, храмам и гробницам. Посещение императорского животноводческого хозяйства и заповедников с дикими утками. Разного рода банкеты. Выходы в свет с отцом — бейсбольный матч, открытие выставки общественного искусства. И даже…

— Свадьба?

Господин Фучигами кивает.

— Через десять дней состоится свадьба премьер-министра.

Шумно сглатываю.

— Я не привезла подходящей одежды. — Весь мой гардероб состоит из легинсов и толстовок — представьте себе неряху в «Лулулемон», — то что надо для Маунт-Шасты. Но опять-таки в Маунт-Шасте метание топора и опрокидывание коров тоже считаются нормой.

— Гардероб для вас готов. Императорская семья сотрудничает с несколькими дизайнерами, которые шьют для них подобающую одежду. — В его словах, интонации и загадочной улыбке читается: Ты сейчас представляешь императорскую семью.

— Ах да, конечно. — Подозреваю, что я немного не в себе.

— Ваши кузины, принцессы-близнецы Акико и Норико, много путешествуют, — успокаивающим тоном добавляет он. — На прошлой неделе Акико вернулась из Шотландии. В следующем году она планирует поступать там в университет, где будет изучать английский язык и средневековый транспорт. Дома на ней были надеты очаровательное платье и пиджак.

— Ох, — вырывается у меня. Ох, думаю. Мысленно представляю себе свой образ: легинсы и блеклая толстовка Маунт-Шаста Хай. — Простите, я не знала… — и замолкаю. Передаю привет всем девушкам, которые слишком много извиняются. Как я вас понимаю.

— Понимаю. Не забывайте: пресса постоянно следит за вами. Но это неважно, — говорит господин Фучигами. — Мы подобрали для вас персонал, который будет вас сопровождать. Вашим личным секьюрити назначен господин Кобаяши. Его семья на протяжении десятилетий служила Императорскому дому. Он — кладезь знаний. Вы можете положиться на него. — Ах, кинжал вонзается глубже. Мой заклятый враг и мое ближайшее доверенное лицо — один и тот же человек? Да ни за что! — Пожалуйста, сохраните его контактную информацию себе в телефон, — говорит господин Фучигами. Ох, не переживайте. Я сохраню его под именем «Слуга Дьявола» и добавлю эмодзи с рогами и две какашки.

Я уже открыла было рот, чтобы уточнить у господина Фучигами расписание, но дыхание вдруг перехватывает, слова не вяжутся. Теперь мой рот раскрыт по другой причине. Удивление. Изумление. Трепет.

Мы на вершине холма. Солнечные лучи просачиваются сквозь облака, и перед нами вырастает частокол из высотных зданий. Мираж, который так и манит меня. Прислоняюсь к запотевшему окну, протираю его ладонью и поднимаю подбородок. Я определенно теряю голову. Капли дождя стекают по стеклу, разделяя на части мое отражение.

— Токио. — Голос господина Фучигами наполняется гордостью. — Старое название Эдо. Почти целиком разрушен во время Великого землетрясения Канто в 1923 году, а затем, в 1944, подвергся ночным бомбардировкам. Тогда погибли десятки тысяч человек. — Камергер замолкает. — Кишикайсей.

— Что это значит?

В груди дрожь. Мы въезжаем в город. Высотки больше не рассекают горизонт. Теперь они похожи на надвигающихся серых гигантов. На каждом шагу красуются кричащие, привлекающие к себе внимание знаки — неоновые, пластиковые или цветные баннеры. Шумно. Какофония из популярных мелодий, гудков машин, рекламных объявлений и мчащихся по рельсам поездов. Бурно, колоритно.

— Если переводить дословно, то это слово означает «восстать из мертвых и вернуться к жизни». Несмотря на мрачные обстоятельства, Токио воскрес. Он приютил более тридцати пяти миллионов жителей. — Господин Фучигами ненадолго замолкает. — А еще — самую древнюю монархию в мире.

Трепет усиливается десятикратно. Вцепившись в подоконник, упираюсь носом в стекло. Зеленые парки, опрятные жилые дома, элитные магазины, галереи, рестораны. На каждое изящное, новое и современное здание приходится по одному невысокому деревянному домику с синей черепичной крышей и горящими фонарями. Очень тесно. Дома напоминают опирающихся друг на друга пьяных.

Господин Фучигами рассказывает историю Токио. Город строился и перестраивался, рождался и возрождался. Я представляю себе пирог: когда отрезаешь кусочек, видны слои. И вот они как наяву: пепел уничтоженного пожаром Эдо и остатки самурайских доспехов, каллиграфические перья и осколки чайного фарфора. Останки погибших во время падения сегуната^[29]. Пыль Великого землетрясения и обломки, которыми покрылся город после авиаударов Второй мировой войны.

Несмотря ни на что, он процветает. Словно живой организм, пронизан неоновыми венами. Под ногами деловых людей в строгих костюмах носятся дети, одетые в клетчатые юбки и красные галстучки. Две женщины в малиновых кимоно и с подходящими зонтиками ныряют в чайную. Они такие же, как я. Конечно, между нами есть отличия: разная форма глаз и лиц, но темноволосых тут больше, чем я видела за всю свою жизнь. Я здесь — не диковинка, не бельмо на глазу, и это поражает. Какое же это счастье — просто не выделяться.

У меня будто галлюцинация, кажется, словно я подсматриваю в замочную скважину. Не могу до конца осознать. А машина ни разу даже не сбавила скорости.

Именно в этот момент до меня доходит:

— Мы не останавливаемся на светофорах.

Господин Фучигами барабанит пальцами по кожаному сиденью.

— Именно. Для императорской кавалькады на светофорах всегда горит «синий»^[30]. Крайне важно придерживаться расписания.

Еще один тычок, но мне плевать. Внутри меня все бушует. Мое тело хочет слиться с Токио, затеряться в нем. Вот где я должна была родиться, вот где я должна была жить. Здесь «принятие» и «толерантность» не стали бы моими первыми словами. Я была бы как все, человек из толпы. Не считая «Роллс-Ройса» и сопровождающих нас полицейских мигалок, конечно же.

Ошеломленная и радостная, я откидываюсь на спинку сиденья. Звук падающих на металлическую крышу капель дождя успокаивает. Все, мой мозг взорвался.

Проезжаем над водой.

— Это один из многочисленных рвов, окружающих императорские земли, — поясняет господин Фучигами.

Вот где живут мои дедушка и бабушка — император и императрица, — прямо посреди Токио, в частном лесу площадью более четырех с половиной миллионов квадратных футов.

Машина въезжает в мрачный туннель. Мы едем прочь от императорских земель.

— Мой отец живет не здесь? — Меня охватывает паника. Вспоминаю фильм, в котором нежеланного ребенка из королевской семьи похитили и спрятали.

— Наследный принц живет во дворце Тогу в имении Акасака, к востоку от Императорского дворца. Там же проживают и другие члены семьи — ваши дяди и тети, двоюродные братья и сестры. Принцессы-близнецы Акико и Норико приблизительно вашего возраста, как и принц Есихито. Он покинул дворец, но недавно снова вернулся. У вас будет большая компания, — улыбается он, словно вручая мне подарок.

Мы выезжаем из туннеля, и мое беспокойство утихает. Проезжаем сквозь божественные бело-золотые ворота. Охрана в ярко-синей форме начеку. Вокруг дворца простирается ухоженный газон, вдали — большой фонтан.

— Дворец Акасака построен по образцу Версальского и Букингемского дворцов, — говорит господин Фучигами. Это уж точно. От него прямо-таки веет атмосферой «пусть-едят-пирожные»^[31]. — В нем никто не живет, зато там принимают высокопоставленных гостей.

Поворачиваем за угол. Возвышаются стены. Мы все еще на территории имения Акасака. Вдоль улиц растут изогнутые дубы, а стены превращаются в живую изгородь из бамбука. Все выглядит довольно безобидно, вот только на каждом шагу установлены скрытые камеры видеонаблюдения, а по периметру выставлена императорская гвардия.

Кавалькада замедляется.

Впереди в безупречной синей форме и фуражках с блестящими эмблемами по стойке смирно стоят императорские гвардейцы. Кисточки на их мундирах сверкают золотом. Открываются черные металлические ворота, и мы скользим вперед. Полицейские отъезжают, перекрывая улицу.

— Вот мы и прибыли. Это дворец Тогу, — теплым, спокойным голосом объявляет господин Фучигами. — Добро пожаловать домой.

Время останавливается, каждое мгновение откладывается в мозгу отдельными кадрами. Не сомневаюсь: они будут храниться в гиппокампе вместе с другими неизгладимыми воспоминаниями. Среди них — стрептококковая ангина, когда я могла есть только бананы. Теперь этот фрукт у меня ассоциируется с болезнью и недомоганием. Но сейчас все иначе. Это — великолепие и красота.

Кадр первый: едем по усыпанной гравием дорожке, обрамленной кленами, у корней которых плачут пурпурные азалии. По обе стороны раскинулся парк, где растут гинкго, плакучие березы, черные сосны, кедры. Воздух пахнет глиной и свежескошенной травой.

Кадр второй: выхожу из машины и осматриваюсь. Дождь на мгновение утихает. Солнце спряталось за облака, но здание словно само излучает свет. Оно сверкает. Сияет. Идеальное место для человека, некогда считавшегося богом, сошедшим с солнца. Дворец Тогу — это чудо современности. Просторное двухэтажное здание с восемнадцатью спальнями замечательно вписывается в общую картину. В бронзовой крыше, покрытой патиной, отражаются деревья.

Кадр третий: вхожу, минуя выстроенный в ряд персонал. Они по очереди представляются. Еще камергеры. Доктор. Три повара (потому что три лучше одного), которые специализируются на японских блюдах, западной кухне и на хлебобулочных изделиях и десертах. Конюшие. Горничные. Камердинер моего отца. Моя фрейлина, Марико. Она кланяется.

Прикусываю нижнюю губу.

— Фрейлина? — спрашиваю господина Фучигами.

— Личный помощник, — лукаво отвечает он, надев котелок. — Она будет помогать вам в решении ежедневных задач и обучать вас языку, культуре и правилам этикета. Ее выбрал ваш отец. Он подумал, что вам будет приятно находиться в компании ваших ровесников. Марико скоро окончит Гакусюин. Ее отец — Сёдзи Абэ, поэт и лауреат премии, а ее мать была фрейлиной принцессы Асако. Она прекрасно владеет английским языком. К тому же Марико — самый настоящий знаток придворных манер.

Дворецкие придерживают стеклянные двери. Я вхожу в гэнкан^[32] и меняю уличную обувь на домашнюю. Зеркальные полы, хромированные люстры. Мы двигаемся быстро, и остальную часть дворца я успеваю заметить лишь мельком: в коридоре под оргстеклом стоят шелковые ширмы. Мебель в гостиной расставлена под идеальным прямым углом. Цветовая палитра мягкая и успокаивающая: древесно-бежевые цвета с красными акцентами. Полупрозрачные бумажные ширмы на деревянных рельсах делят пространство на части. Лаконично. Воздушно.

В моей спальне одна стена сделана из прозрачного стекла, а внизу — пруд. Кажется, мы парим над темно-синей гладью. По воде плавают лебеди, а под водой снуют кои. Вдалеке замечаю Акио. Из-за дождя его волосы картинно растрепаны. Он общается с сотрудниками службы безопасности. Без сомнений: дает им указания. Мысленно перечисляю его предпочтения.

Ему нравится:

• командовать людьми,

• следовать расписанию,

• костюмы «Том Форд»,

• наушники,

• злорадствовать и еще больше командовать людьми.

Ему не нравится:

• опаздывать,

• радоваться жизни,

• принцессы, которые писают, смотрят «Аббатство Даунтон» или принимают в качестве подарка от повара редис.

Кстати, о редисе: он все еще со мной. Я не выпускала его из рук ни во время знакомства с персоналом, ни во время экскурсии по дворцу. Теперь он покоится на сундуке, обитом сусальным золотом, рядом с одиноким ирисом в рифленой вазе. Цветок так и манит разглядеть его поближе.

Композиция отлично сочетается с шелковым гобеленом на заднем фоне. Незамысловатые фиолетовые лепестки изящны. Одним своим существованием ирис придает обстановке особенность, почти торжественность. Сейчас я могу лишь мимолетно обратить на него внимание: кажется, у меня едет крыша.

Марико поджимает губы.

— Что вам надеть — вот в чем вопрос. — На кровать с балдахином она кладет подходящие платья: одно — из розового шелка с цветочными мотивами, другое — желтое, с коротким рукавом, расшитое бусинами. — Вчера на утреннем чаепитии со знатными особами принцесса Акико была в розовом, — говорит Марико. Она невысокая, с резкими, жесткими чертами лица и острым подбородком, брови как две косые линии. — Мы же не хотим выглядеть так, будто повторяем за ней. Но желтый такой бледный… Боюсь, он придаст цвету лица дурной оттенок. — Марико подносит платье к моей щеке. На шелковом ярлычке написано «Оскар де ла Рента».

Я: Ой, дизайнерские марки меня не впечатляют.

Снова я: Жду не дождусь возможности сделать фотографию и отправить Нуре. Даже знаю ее реакцию. Врешь, негодяйка.

— Что вы думаете, Изуми-сама^[33]? — спрашивает Марико.

— Хм-м. — Делаю вид, будто предлагаемые варианты меня нисколько не оскорбляют и что думаю над выбором. Короткие рукава? Пф-ф. Поросячий розовый? Дважды пф-ф. Ни один из вариантов меня не привлекает. — Желтый и розовый совсем мне не идут. Есть ли что-то потемнее? Может, черное?

И желательно — один процент хлопка и миллион процентов спандекса. Не поймите меня неправильно: я люблю свое тело. Но больше оно нравится мне в черном. У меня есть одна проблема: я постоянно что-нибудь проливаю. А еще я неопрятно ем. И черный тут как нельзя кстати. Сейчас на моем свитере красуется шоколадное пятно, скорее всего, это «Сникерс». Если бы со мной сейчас были БАД, то я бы спокойно слизнула его.

Марико смотрит в гардеробную, в центре которой стоит мраморный столик. Там одни платья. Да это самое настоящее нюдовое убийство!

— Черного ничего нет, — со вздохом отвечает она. — Придется надеть желтое. — Она кивает, будто успокаивая себя.

Что ж, придется рискнуть болезненным цветом лица.

Не прошло и десяти минут, как я уже в бледно-желтом платье, которое, в общем-то, сидит вполне неплохо, направляюсь к туалетному столику. Загорается яркий свет. Марико сетует, что у меня нет челки.

— Что будем делать? — спрашивает она, поднимая мои волосы и глядя через зеркало на густые пряди.

— Мне нравятся распущенные, — предлагаю я, надеясь, что идея ей понравится.

Марико снова поджимает губы. Затем убирает мои волосы назад и скручивает их в пучок. К концу процедуры мой скальп кричит от боли. Поняла, ей нравится пожестче. Чтобы нейтрализовать лютиковый цвет платья, мне на щеки наносят немного румян и красят губы.

Она что-то бормочет про мои ногти — слишком яркий розовый, но времени на маникюр уже нет. Марико застегивает на моей шее жемчужную нить Микимото и надевает соответствующие серьги-гвоздики.

— Приветственный подарок от императрицы. Ей очень жаль, что она не сможет присутствовать лично, чтобы познакомиться со своей новой внучкой.

В зеркале вижу другого человека. Это я, но не я. Ну прямо член императорской семьи во плоти. Даже не знаю, что думать и как я должна себя чувствовать.

Раздается стук в дверь. Марико впускает господина Фучигами. Он здесь, чтобы проводить меня к моему отцу.

— Готовы? — спрашивает он. Оценивающий взгляд сменяется одобрительным.

Хочу ответить «да», но слова застревают в горле. Всего через пару минут я встречусь с отцом. Я ждала этого всю жизнь. Срочно хочется подышать в бумажный пакет, но я сохраняю хладнокровие — по крайней мере внешне. Внутри же нарастает неуверенность. Хочу понравиться отцу. Хочу, чтобы отец понравился мне. Вселенная, скажи: я слишком многого прошу?

Поэтому я просто киваю. Все дороги ведут сюда. Больше не нужно бродить по улицам и гадать, не мой ли родственник этот незнакомец. Ответы на мои вопросы всего в нескольких шагах от меня. Кто мой отец? Действительно ли он желает видеть меня здесь? Или это просто политический ход? Плечи прямо, шаг увереннее. Следую за господином Фучигами за дверь — прямо в новую жизнь.

Примечания

29

Военно-феодальная система правления в Японии, при которой император выполнял сугубо церемониальные функции, а реальная власть принадлежала военному правителю — сегуну. Существовала до 1868 года.

30

Разрешающий сигнал светофора в Японии.

31

Отсылка к знаменитой французской фразе: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные», ставшей символом отрешенности монархов от проблем их подданных.

32

Гэнкан — зона у входной двери, традиционная для японских домов и квартир, представляет собой комбинацию крыльца и прихожей. Гэнкан предназначен для того, чтобы входящие в дом люди снимали обувь, прежде чем попасть в основную часть дома.

33

— сама — суффикс, демонстрирующий максимально возможное уважение и почтение. Примерный аналог обращения «господин», «достопочтенный».