Я (не) буду тебе женой

Эльвира Смелик, 2022

Родители навязали мне этот брак, желая укрепить позиции в бизнесе. А я не смог отказать – слишком много они для меня сделали. Избалованная домашняя девочка, красивая капризная кукла, решившая во что бы то ни стало выйти за меня замуж, она ещё пожалеет, когда я превращу её жизнь в ад.

Глава 7

Гости переместились в большой белый шатёр, за круглые столики, накрытые белоснежными скатертями с салфетками всё того же нежного цвета пыльной розы. И только у молодожёнов стол был прямоугольный. Точнее, не просто стол, а президиум, красиво декорированный букетами. А у них за спиной разместилась другая арка с их именами, выведенными изящным вычурным шрифтом и соединёнными союзом «и».

Глеб и Илана. Муж и жена. Неужели это на самом деле всего лишь формальность? Слова на арке и на бумаге. Деловой договор, который Илана осознанно подписала. Потому что у неё не хватило смелости разрушить в прах родительские ожидания. Потому что она испугалась чужих пересудов по поводу их неудавшейся свадьбы. И потому что всё-таки упёрто надеялась вдохнуть чувства и эмоции в этот «безответный» брак.

Теперь отступать некуда, и жаловаться нет смысл. Ведь у неё был шанс отказаться.

Даже не так. У неё было бесконечное множество таких шансов. Но она выбрала один, абсолютно не тот — находиться рядом с Глебом, причём не просто так, а на самых законных, скреплённых клятвами и штампами основаниях.

Вот и имела сейчас, что желала: Глеб сидел на соседнем стуле, и всё как будто опять налаживалось. Время от времени он к ней обращался, что-то говорил, пусть и совсем незначительное, не дожидаясь официанта, подкладывал еду Илане в тарелку, словно видя в этом своё главное предназначение, подливал вина в бокал. Но чаще себе. А вот к еде почти не притрагивался.

— А ты сам почему не ешь? — когда он в очередной раз подсунул ей под нос блюдо с закусками, поинтересовалась Илана. — Давай я тебе что-нибудь положу.

— Мне… — повторил Глеб, благостно улыбнувшись и мотнув головой, — не надо. Как-то не хочется. Знаешь, кусок в горло не лезет. Похоже, от счастья. — Он опять ухватился за бокал, который почти не выпускал из руки, салютнул им, произнёс, запинаясь: — Тебе тоже… его желаю. По полной.

— Тогда хотя бы не пей столько, — прошептала Илана, стараясь, чтобы никто больше не услышал. — Ещё же первый танец.

— Ну да, точно, — подтвердил он. — Согласно сценарию. — И, всё-таки отхлебнув чуть-чуть напоследок, показательно вернул бокал на стол. — Хорошо. Как скажешь… дорогая. — Потом обвёл мутноватым взглядом шатёр, гостей за столами, не остановившись ни на ком конкретно, и опять обратился к Илане: — И когда это наконец произойдёт? Что-то я запамятовал? Хотелось бы побыстрее… отстреляться. Не всем нравится роль цирковой обезьянки. Даже красиво наряженной.

Он так и будет теперь её донимать бесконечными подколками? Или он действительно просто не способен по-другому? Такой надёжный, порядочный, умный, ответственный и серьёзный. В бизнесе. А как же жизнь?

И если сейчас Глеб и с танцем устроит такое же представление, как с первым супружеским поцелуем? Он же не обезьянка, чтобы выступать на потеху публике. Так, может, отказаться от него заранее? Подойти к ведущему и сказать…

Нет, всё-таки Илана опоздала. Она даже подняться не успела, как ведущий восторженно объявил:

— А теперь пришло время для танца наших молодожёнов. Но первым… — он выдержал эффектную паузу. — Первым с невестой танцует самый главный мужчина в её жизни. В предыдущей жизни, — улыбнувшись, со значением поправился он. — И это, конечно, её папа.

Так и было задумано. И, наверное, это и являлось сейчас самым уместным и нужным, опять придавшим уверенности и сил. Хотя папа тоже волновался, и они даже сбились один раз. Но всё равно рядом с ним Илана вновь почувствовала себя надёжно и защищённо.

Они не кружились в вальсе, а просто покачивались из стороны в сторону, и папа крепко, но нежно сжимал Иланину ладонь. Совсем как в детстве, когда ещё водил её за руку. И опять его глаза подозрительно блестели, и смотрели с такой теплотой и любовью, что она тоже не выдержала, украдкой шмыгнула носом.

Мир потерял чёткие очертания, чуть расплылся. Но это же нормально, когда слёзы подступают в такой трогательный момент. Уж лучше протанцевать весь танец с отцом — это действительно приятно и радостно. Тем более и Глеб способен столь же демонстративно взять и не подойти.

И пусть, пусть. Илана только за. Зато ничего и не испортит.

Но он появился. И даже держался вполне прилично, несмотря на пьяный туман в глазах. Протянул руку, чтобы перехватить Иланину ладонь из папиных пальцев. А ей опять захотелось поступить назло, как сделал он, когда перебил регистраторшу своим «Давайте без этого». Поинтересоваться с наигранным изумлением «А ты зачем припёрся? Чего тебе надо? Не мешай!».

Вот только к чему эти дешёвые сцены, истерики и драмы? И она всё-таки позволила своему ненастоящему мужу взять её за ладонь, сжала дрогнувшие губы, гордо вздёрнула подбородок, а Глеб… Глеб, похоже, прочитал в её глазах то, что Илана не стала произносить вслух.

Он чуть слышно хмыкнул и, прежде чем, как полагалось, обхватить её за талию, неторопливо вскинул левую руку, мимолётным, едва ощутимым нежным касанием смахнул слезинку с Иланиной щеки. А потом, не дав ей прийти в себя, сразу шагнул навстречу, вынуждая отступить, обнял, уже по ходу движения, надавил на спину, заставляя прогнуться, и легко повёл.

Раз, два, три. Раз, два, три.

Да какой там счёт? Если всё получалось естественно и бездумно, будто это не они сами, а ветер — подхватил их и закружил. И даже никаких мыслей, только мелодия и движение, сливающиеся в одно в целое. А когда музыка смолкла, они замерли, глядя в лицо друг другу, всё ещё живя танцем. Но спустя секунду раздались громкие хлопки.

Гости были в восторге и не скрывали слёз умиления. Бабушка вообще ревела, не стесняясь, вытирала глаза салфеткой, и счастливо улыбалась.

— Вроде ж ничего получилось, да? — произнёс Глеб, пока провожал Илану на место, и она не заметила ни в его словах, ни в его взгляде, ни в выражении лица ни насмешки, ни притворства, ни вранья.

Он говорил искренне и, кажется, был действительно доволен. Собой. Или даже ими.

— А ты и правда красиво смотришься.

Да как же его понять? То он резкий, раздражительный и колкий, то вдруг вполне нормальный, даже заботливый и милый. Вот и у неё не получалось толком определиться, как его воспринимать, как к нему относиться. Она то надеялась на лучшее, то отчаивалась и злилась. И, похоже, только сильнее привязывалась, хотя и металась между желанием сбежать и остаться, между мыслями, что сделала самую большую глупость, согласившись на брак, убеждением, что вопреки всему дальше непременно наладится, стоит немного потерпеть, и осознанием — она на самом деле рада, что теперь Глеб только её.

Он вёл себя, как полагалось, когда вместе разрезали большой трёхъярусный торт, покрытый белым шоколадным велюром с золотыми искрами, украшенный съедобными жемчужинками и всё теми же кремовыми розами нескольких оттенков, только теперь уже не настоящими, а искусно вылепленными из сахарной мастики. Зато потом беззаботно махнул рукой, заявил:

— Сейчас приду. — И ушёл.

И долго не возвращался. А может, и не собирался возвращаться.

Хорошо, что вся обязательная программа с поздравлениями и показательными выходами молодожёнов уже закончилась, и сейчас гостей гораздо больше занимала еда, болтовня и танцы.

Илане тоже хотелось исчезнуть. Спрятаться подальше от шума и суеты и наконец-то разобраться толком, что она чувствовала и желала. Хотя, наверное, поздно. Раньше надо было думать. Определённо точно — ещё до свадьбы.

Как оказалось, она не гарантировала счастливого будущего. Это совсем не работало — достаточно пожениться, и дальше всё будет хорошо, само по себе, главное, заполучить штамп в паспорт, кольцо на палец и новую фамилию. И теперь ты уже не какая-то там девушка, возлюбленная, подружка, а самая настоящая жена. Которую безусловно любят.

Илана верила, что в семье просто не бывает иначе. Возможно, у кого-то дела и обстояли по-другому — она в курсе, что так тоже случалось — но её же это точно не должно касаться.

К ней подошла Людмила Кирсанова, мягко улыбнувшись, поинтересовалась, поведя по кругу рукой с бокалом:

— Ну и как?

Илана старательно закивала, заверила:

— Всё просто чудесно. Спасибо.

А сама еле справилась с желанием расплакаться и честно высказать, что на самом деле всё просто ужасно. Что это они виноваты со своей нелепой затеей, со своим дурацким бизнесом и договорным браком. Что она их послушала, и вот теперь…

— А где Глеб?

Вот именно! Где их замечательный Глеб?

— Он в дом пошёл. Сказал, что сейчас вернётся. Но, если надо, я схожу за ним, потороплю. — Илана нарочно говорила быстро и много, чтобы не позволить другим словам всё-таки вырваться, и чтобы на самом деле сбежать, потому что потом наверняка с тем же вопросом подойдут остальные. И пусть в первый раз ей удалось не сорваться, сохранить лицо, не факт, что получится опять. Особенно если расспрашивать начнут родители. Или бабушка. — Сейчас ведь фейерверк будет, да?

Его запланировали в самом конце, как яркий финал. А заодно и сигнал, что праздник завершён, пора расходиться.

Кирсанова глянула внимательно, предположила с понимаем и заботой:

— Устала? Уже пора закругляться?

Пожалуй, именно это Илана и хотела сказать, хотя и произнесла неуверенно:

— Я… не знаю. — Не решившись подтвердить прямо.

Но теперь уже Кирсанова закивала, часто и мелко.

— Я думаю, ты права. В конце концов это же именно ваш праздник. И дело не только в торжестве и гостях. Пойду, скажу, что самое время запустить фейерверки.

— А я тогда… пойду позову Глеба, — сообщила Илана.

Если, конечно, ей удастся его отыскать.