Скованные

Элли Раш (2024)

Я его истинная, но он об этом не знает. Мне удалось скрыть от него свой запах, но это не может длиться вечно. Когда он рядом, все внутри рвется в клочья, меня тянет к нему проклятой силой. Истинность требует быть услышанной. Он моя пара, но я не готова с этим мириться. Моя ненависть к нему сильнее притяжения. Я найду способ забыть о нем навсегда, прежде чем позволю чувствам случиться… Но что будет, если он узнает правду?

Глава 3

Злость бурлит внутри. Звенит в голове, кричит, что никто не смеет вести себя со мной таким образом. Никто.

Преследовать, запугивать, вдавливать в дерево… Я ведь запомню. И никогда не прощу.

Нэнси молча плетется за мной в сторону общежития. Мысленно благодарю ее за молчание. В таком состоянии я легко могу нагрубить и потом жалеть.

Стоит утихомирить эмоции. В столице они мне не помощники.

Нам остается пройти два перехода до нашего корпуса, в том числе ответвление к столичным. Не обращаю внимания ни на кого. Безразличны эти лица, они не имеют и сотой доли значения.

Буквально чувствую спиной тревожное состояние Нэнси. Оно словно само по себе притягивает проблемы.

— Очкастая, стой, — невыразительный глухой голос доносится с подоконника.

Его обладатель с надвинутым на глаза капюшоном опирается спиной на окно. Тень закрывает половину лица, оставляет на обозрение чуть искривленные улыбкой полные губы.

Останавливаюсь вместе с Нэнси. С ее и без того бледного лица схлынула вся кровь.

Что ему надо?

— Не трясись, — усмехается он, не двигаясь. — Будешь подо мной?

Наивные глаза Нэнси за очками поблескивают огромными сапфирами.

— Под тобой? — тихо лопочет она, сжимая натянутые рукава.

— Плохо слышишь?

Нэнси мотает головой, смотря на неизвестного в капюшоне.

Чертовы столичные. Кроме презрения ничего не вызывают. Ненавижу.

— Сам под собой будь, — бросаю зло, хватая Нэнси за руку. — Тебе понравится.

Не вижу — чувствую пристальный взгляд.

— Заступница? — Его спокойная насмешка подогревает раздражение. — Пятая комната. Когда передумаешь — придешь, — он небрежно взмахивает рукой в мою сторону. — Ее с собой не бери.

Пальцы колет от желания врезать по наглой роже.

— Не передумает, — заявляю твердо и утаскиваю Нэнси за собой.

Парень усмехается так, словно уверен в обратном.

Моей злости хватит на двоих. Нэнси будто пребывает в некоем вакууме, где никаким эмоциям, кроме страха, нет места.

— Он идиот, вот и все. Не думай о нем.

В ответ доносится тихое: «Спасибо».

Дверь моей комнаты наконец-то возникает перед глазами. Переоденусь, быстро соберусь… Потрачу на поездку часа три. Если повезет — меньше. Точно успею вернуться до закрытия ворот.

Они блокируются в девять часов вечера, их с пульта открывает дежурный охранник. Столичных до одиннадцати впускают всех без исключения, а нас, приезжих, оставляют до утра на улице.

Возможно, улыбнется удача в виде загульного столичного, чтобы пройти вместе с ним, но лучше на это не рассчитывать.

***

На выходе прикладываю кулон с личным кодом к сканеру ворот. Система фиксирует покидание территории университета, замок щелкает и ворота приоткрываются.

Серебряная цепочка поблескивает под лучами солнца. Прячу топаз в форме сердца под ворот бежевого худи. Личный код записывают на любую удобную человеку вещь при въезде в столицу, не приходится таскать с собой документы.

Микроавтобус неторопливо увозит меня все дальше от универа. Высотки впереди отражают друг друга, небо, свет. Высятся гигантами, давят своей внушительностью.

Зеленый район — один из немногих спокойных территорий столицы. Благодаря университету, здесь по-прежнему много парков. Отдельно стоящие коттеджи различаются размерами и вычурностью. От одних веет очевидным безвкусием из-за обилия денег, от других чопорностью.

Табличка на въезде в Оранжевый район подсвечивается светодиодной лентой в цвет. По краям дороги друг напротив друга высятся узкие сканеры. Автобус замедляется, проезжая между ними, чтобы система зафиксировала личные коды всех, кто пересекает невидимую границу.

Такие штуки установлены на въездах и выездах каждого района. Неусыпный контроль.

Не люблю столицу так же, как она не любит приезжих.

Небоскребы престижного Желтого района вдалеке привлекают внимание. Яркое солнце словно намеренно выделяет их. Делает доступными для обозрения.

Автобус замедляется перед очередными рамками на въезде в Голубой район с кучей маленьких магазинов. Один из моего списка располагается здесь.

Внимательно слежу за дорогой, чтобы не пропустить остановку и не бродить в поисках нужной улицы. У меня не так много времени.

Теплый ветер бьет в лицо, едва ступаю на тротуар. Дверь за спиной беззвучно закрывается, автобус едет дальше, оставляя меня в незнакомом месте.

Автомобили проносятся мимо, создавая беспрерывный шум. Погруженные в себя прохожие никого не замечают.

Поправляю сумку на плече и направляюсь к пешеходному. Первый магазин находится через дорогу. Он оказывается маленьким квадратным помещением с развешанными по стенам сомнительными амулетами. Мужчина за прилавком внимательно выслушал, что мне необходимо, и сообщил неприятную новость: такого крема у него нет.

Вероятность найти искомое в двух других магазинах остается. Надежда теплится и не угасает всю дорогу.

Приятная женщина в следующем пункте назначения с сожалением качает головой, и трещина в уверенности достать чертов крем разрастается. Хрустальный шар грозит взорваться миллионом осколков.

Последний магазин расположился в Красном районе. До последнего надеялась, что ехать туда не придется. Черный, Красный, Серый — три района, в которые хочется попасть в последнюю очередь. Лучше бы их вовсе обходить стороной.

Поборов тревожное покалывание в стопах, захожу в полупустой автобус. В Красный район желающих ехать немного. Четыре экземпляра — все мужчины сомнительного вида.

Неприятные взгляды прилипают к телу. Борюсь с желанием демонстративно скривиться, и отворачиваюсь к окну. Тепло уверенности немного успокаивает — в потайном кармане сумки припрятан перцовый баллончик. Слабая защита, и все же поможет выиграть время. К поездке в столицу я подготовилась. Учла практически все, кроме истинности.

В голове не укладывается: как это возможно? Макс Малин. Кто он? Помимо того, что столичный и, очевидно, неприятный тип. Его поведение отвратительно даже в том малом, что меня коснулось.

Каким бы он ни был, истинность с ним мне не нужна. Мы никогда не станем парой. Никогда столичному не быть рядом со мной. Они все — животные. Беспринципные чудовища, для которых жизнь приезжих ничего не стоит.

Непроизвольно сжимаю твердый камушек на груди через худи.

Запутавшись в мыслях, не замечаю свою остановку. Водитель трогается с места.

— Подождите-подождите! — кричу, срываясь с места.

Неприятный комментарий ожидаемо догоняет в спину. Едва касаюсь кедами асфальта, автобус срывается вперед.

С виду ничего примечательного: старые высотки с множеством вывесок на первом этаже, редкие деревья по обочинам. С другой стороны дорога упирается в многоэтажку и разделяется, справа и слева скрываясь за углами домов. Обыкновенные на первый взгляд прохожие не обращают на меня внимания, я их тоже не рассматриваю.

Так и не скажешь, что Красный район имеет славу неблагополучного. Злокачественный нарост на теле столицы, наполненный притонами, борделями, подпольными клубами разной направленности. Место распространения болезни общества — наркотиков. Оружием владеет едва ли не каждый житель района. Или все это лишь слухи.

Возможно, повлияло соседство с Черным районом. Там сконцентрированы все места заключения преступников, властвуют группировки. Где должен быть порядок, — тюрьмы в теории хорошо охраняются, — фактически правит беззаконие.

Поскорее найти магазин и убраться отсюда, времени для беспроблемного возвращения немного.

Заворачиваю за угол, пробегаюсь по скромным вывескам. Нужная находится в конце длинного дома.

На двери противно звякает колокольчик, в нос проникает запах смеси трав и каких-то курительных веществ.

Здесь точно магазин, а не притон?

Сквозь задернутые шторы на окнах едва пробивается свет. Полумрак и общая атмосфера подсказывают скорее уносить отсюда ноги.

Разворачиваюсь на пороге и сжимаю дверную ручку. За спиной разносится скрипучий голос.

— Что вы хотели?

Незаметно убежать.

Не удалось.

Растягиваю губы в наигранной улыбке и оборачиваюсь.

Пожилая женщина с растрепанной копной седых волос курит трубку. Морщинистые веки щурятся. При таком освещении, вернее, почти полном его отсутствии, кажется, что глаз у нее нет вовсе.

Она крайне медленно шаркает обувью по полу, приближаясь мелкими шагами.

Пшикать в старушку перцовым баллончиком как-то невежливо, но рука все равно тянется к сумке.

Натужный хриплый кашель пронзает тишину. Вздрагиваю от неожиданности, не спеша расстегивая замок.

— Ну? — Недовольство из-за молчания сопровождается кашлем.

— Крем, убирающий запах.

Нащупываю прохладный вытянутый баллончик, на всякий случай.

Старушка останавливается в нескольких шагах, всматриваясь в мое лицо блеклыми глазами. Трясущейся дряблой рукой подносит трубку к губам. Тонкими, будто ниточками, обхватывает кончик.

Она снова кашляет, на этот раз не раскрывая рта.

— Крем… — хрипит старуха, делая маленький шаг ко мне.

Холод разбегается по спине от ее потустороннего пристального взгляда.

— От истинного бежишь? Ну, так, побегай, коль хочется, — она неторопливо разворачивается и бредет обратно.

— Я не бегать хочу, а связь разорвать. Он меня еще не почуял.

Хриплый смех смешивается с кашлем, разбавленный шарканьем мягких подошв по полу.

— Разорвать? Ну, пробуй, пробуй. Не ты первая, не ты последняя.

Женщина исчезает в темноте. Глухое покашливание доносится откуда-то из глубин магазина.

Куда она ушла? Мне стоит подождать или лучше уйти?

Желание получить крем сильнее желания сбежать.

Зуд в ногах не дает стоять спокойно. Адреналин бежит по венам, будоражит. Заставляет топтаться на месте, невесомо похлопывать себя по бедру.

Шарканье становится громче, вместе с ним появляется и старушка. Дрожащие пальцы сжимают крупную белую баночку без опознавательных символов.

— Это поможет тебе скрыть запах. Вода крем смоет, не забывай. Долго будешь пользоваться, прыщи полезут.

Она сует мне в руки баночку.

— Я прыщей не боюсь.

— Правильно. Лучше другого страшись: непрерывное использование твой запах скроет, это верно, — блеклые глаза вновь пристально скользят по моему лицу. — Месяц, два… а потом…

Старушка многозначительно замолкает, сует трубку меж тонких губ.

— Что потом?

— Вонять начнешь. Да так, что никто на тебя и не посмотрит.

Неприятные последствия. Об этом информации не было.

— За месяц я найду способ избавиться от истинности.

— Хе-хе, кхе-кхм, кха… — Она кашляет и хрипло посмеивается.

— Сколько я вам должна?

Перехватываю баночку поудобнее, вытаскиваю из сумки единственный и небольшой запас наличных.

Старушка не перестает кашлять и пугающе посмеиваться, смотря в пол.

— С вами все в порядке? Вам помочь?

Тонкие костлявые пальцы отделяют одну купюру. Дрожь ее пальцев даже меня зацепила.

Продолжая кашлять, она машет купюрой на дверь, разворачивается, и вновь прикладывается к трубке, по-прежнему бухая легкими.

Выхожу на свежий воздух. За закрытой дверью глухо звякает колокольчик. Прячу крем в сумку и прижимаю ее к себе, как сокровище.

Солнце плавно клонится к закату, окрашивая небо в оранжево-розовые тона. Полупрозрачные облака обретают новые яркие краски.

На полпути к остановке застываю на месте. Гул моторов разрезает тишину улицы, асфальт вибрирует под ногами.

Шагаю в сторону, поближе к крыльцу с выцветшей вывеской. На стекле двери с обратной стороны висит табличка «Закрыто». Спрятаться не выйдет.

Рев оглушает до звона в ушах. Рефлекторно нащупываю баллончик. Неизвестно чем он поможет, просто так спокойнее.

Впереди проносятся два… три мотоцикла. Следом вылетает синий автомобиль и с рокотом мотора скрывается за домом. Шум по-прежнему заполняет округу, но уже не так явно.

Чем скорее уберусь отсюда, тем лучше.

Перехватываю отяжелевшую от крема сумку и иду дальше. Легкий ветер играет с волосами, ласкает лицо и руки.

Пустота на остановке и на улице пробуждает тревогу. Она слабо зудит, курсируя под кожей мелкими иголочками.

Сажусь на обломанную скамейку, посматривая в разные стороны. Над дорогой между домами висит красный диск солнца. Кровавый закат горит ярко, не ослепляя, позволяя увидеть все оттенки. Вечное непостижимое сияние.

Каждый закат уникален. В нем можно утонуть, затеряться во времени, раствориться в его беспечности, непоколебимости. Рождение, смерть, разочарование, радость, разрушения, — что угодно произойдет, а закат будет всегда, как и рассвет. Незыблемая сила вечности.

Подперев голову кулаком, наслаждаюсь красками и тишиной, отрешившись от места.

Зря. Поздно замечаю подкативший автомобиль. Неторопливо выпрямляюсь, сажусь ровно, а желудок сжимается.

Тонированное окно с тихим шелестом опускается. Парень, днем предложивший найти моему рту «достойное» применение, паскудно ухмыляется.

— Биомусор в моем районе… — Крепкие пальцы барабанят по рулю, сам парень будто негодует. — Таким, как ты, здесь не рады.

Холод перцового баллончика помогает сохранить внешнее спокойствие. Любая провокация с моей стороны плохо кончится.

— Учту.

Тяжелый взгляд проходится по мне, задерживается на лице.

— Днем ты больше болтала. Дерзкая рядом с сородичами? Садись в машину.

Тело каменеет. Подходящие случаю выражения вертятся на языке. Проглатываю их. Риск часто паршивое дело.

— Чтобы мой труп нашли утром в сточной канаве?

В ответ незнакомец демонстрирует улыбку с белыми и ровными зубами.

— Будешь послушной, и обойдемся без трупа. В машину садись.

Из его голоса исчезает легкость: он становится тяжелее, более осязаемым и пробирающим.

— Я жду автобус.

— Последний уже уехал.

— Лжешь, — сжимаю сумку, не двигаясь с места.

Столичному точно нельзя верить.

— Как хочешь, — безразлично заявляет он и плавно трогается с места.

Думал, я поведусь. Фыркаю, хмуря лоб.

Допустим, автобус действительно уехал… Черт. Добираться пешком до перехода в Голубой район, там попытаться поймать попутку…

Черт! Опоздаю. Уже опоздала.

Синее авто снова оказывается перед глазами, на этот раз водитель сдает назад. Его задумчивость указывает в пользу того, что ему есть, чем думать.

— Не побежала за машиной, умываясь слезами и умоляя подождать. Долбанутая? На улице ночь не переживешь.

Его слова подтверждают то, о чем я не хотела думать.

— Какое тебе дело? Я биомусор, забыл?

Он раздраженно качает головой.

— Заканчивай выделываться и залезай в машину.

Хуже отсутствия выбора только выбор из двух одинаково хреновых вариантов.