Цель. Процесс непрерывного совершенствования

Элияху Голдратт (2004)

«“Цель” — книга научная и образовательная. Сейчас эти два понятия употребляют так часто, что их первоначальный смысл затерялся в тумане излишнего подобострастия и таинственности. Как и большинство серьезных ученых, я думаю, что наука вовсе не имеет дела ни с тайнами природы, ни с непреложными истинами. Это попросту метод, с помощью которого мы оперируем неким минимальным набором предположений, способных посредством прямых логических построений обосновать существование многих явлений природы. Физический закон сохранения энергии отнюдь не истина. Это всего лишь предположение, эффективно объясняющее огромное количество природных феноменов. Доказать универсальную применимость этого предположения невозможно, сколько бы конкретных примеров его справедливости вы ни приводили. Зато опровергнуть это предположение можно одним-единственным фактом, который оно оказалось бы не в состоянии объяснить. Но даже такое опровержение не лишает предположение справедливости. Оно свидетельствует о необходимости другого, более общего предположения. Именно так закон сохранения энергии был замещен более общим эйнштейновским постулатом сохранения энергии и массы. Эйнштейновский закон — не истина в такой же степени, как и его предшественник…»

Глава 8

Наутро, выбравшись из постели и сделав пару шагов, я чувствую, что даже двигаться не в состоянии. Забравшись под душ, я вспоминаю о моем незавидном положении. Когда все, что у тебя есть, — это три месяца, времени чувствовать себя усталым просто нет. Я проношусь мимо Джули — она, судя по всему, не очень хочет со мной разговаривать — и детей, кажется, уже догадывающихся, что что-то не в порядке, и отправляюсь на завод.

Всю дорогу я думаю, как связаться с Ионой. Это, действительно, проблема. Чтобы попросить его помочь, я сначала должен его найти.

Первое, что я делаю, добравшись до своего кабинета, — это велю Фрэн забаррикадировать дверь от толпы, готовящейся к лобовой атаке. Я только усаживаюсь за стол, как ко мне подключается Фрэн: Билл Пич хочет поговорить со мной.

— Отлично, — бормочу я и снимаю трубку.

— Слушаю тебя, Билл.

— Не вздумай еще хоть раз уйти с какого-нибудь из моих совещаний, — рыкает на том конце Пич. — Ты меня понял?

— Понял, Билл.

— А теперь, поскольку тебя вчера так не вовремя не было на совещании, мне нужны кое-какие цифры, — говорит он.

Через несколько минут я вызываю Лу: без его помощи мне не справиться. Потом Пич подключает Этана Фроста, и мы разговариваем вчетвером.

И больше уже за весь день у меня так и не находится времени подумать об Ионе. Я только заканчиваю с Пичем, как в кабинет входят с полдюжины сотрудников на совещание, которое откладывалось еще с прошлой недели.

Следующее, что я замечаю, взглянув в окно, — уже темно. Уже зашло солнце, а я все еще где-то на середине шестого за сегодняшний день совещания. После того как все уходят, я еще немного работаю с бумагами. В восьмом часу сажусь в машину и еду домой.

Я долго стою на светофоре, и пока голова ничем не занята, припоминаю, с чего начался сегодняшний день. И тут возвращается мысль об Ионе. Проехав пару кварталов, я вспоминаю о старой записной книжке с адресами. Я торможу у заправочной станции и из автомата звоню Джули.

— Алло, — отвечает она.

— Привет, это я, — говорю я. — Слушай, мне надо заскочить к маме, забрать кое-что. Я не знаю, сколько у меня уйдет времени, так что ужинайте без меня.

— Когда ты захочешь поужинать в следующий раз… — начинает Джули.

— Знаешь, Джули, хватит. У меня и так неприятностей выше головы. Это, действительно, важно.

Она с секунду молчит, потом вешает трубку.

У меня всегда возникает какое-то странное чувство, когда я проезжаю по тем улицам, где я вырос. Это потому, что, куда бы я ни посмотрел, все будит во мне воспоминания детства. Вот на этом углу я подрался с Бруно Кребски. А на этой улице мы каждое лето гоняли мяч. А вот аллея, где я первый раз целовался с Ангелиной. Я проезжаю мимо столба, о который я помял крыло отцовского «Шеви» (из-за чего мне пришлось отработать у него два месяца без зарплаты, чтобы рассчитаться за ремонт). Ну и все такое. И чем ближе я подъезжаю к дому, тем больше воспоминаний теснится у меня в голове, и у меня появляется какое-то очень теплое и в то же время неудобно-напряженное чувство.

Джули не любит приезжать сюда. Когда мы только приехали в город, мы приезжали сюда каждое воскресенье навестить маму и Дэнни с Николь (это его жена). Но у нас с Джули было из-за этого столько ссор, что теперь мы почти здесь не бываем.

Я оставляю «Бьюик» на обочине перед крыльцом маминого дома. Это узкий кирпичный рядный дом, ничем не отличающийся от других домов по улице. На углу магазин отца, который теперь принадлежит Дэнни. В магазине уже темно. Дэнни закрывает в шесть. Я выхожу из машины с чувством, что мой костюм и галстук здесь совершенно не к месту.

Мама открывает дверь.

— О господи, — хватается она за сердце. — Кто умер?

— Никто не умер, мам, — успокаиваю я ее.

— Это Джули, да? — спрашивает она. — Она тебя бросила?

— Пока еще нет.

— Подожди, — говорит она, — дай мне подумать… сегодня, вроде, не День мам.

— Мама, я приехал, чтобы найти одну вещь.

— Одну вещь? Какую вещь? — спрашивает она, посторонившись, чтобы я вошел. — Входи-входи. Не выстуживай дом. Господи, как ты меня напугал. Теперь ты здесь в городе, а совсем перестал приезжать ко мне. Что, стал такой важный, что теперь уже и не до старой матери?

— Ну что ты говоришь, мама. Я очень занят на заводе, — объясняю я.

— Занят, занят, — ворчит мама, идя впереди меня на кухню. — Есть хочешь?

— Да нет, не беспокойся, — отвечаю я.

— Да какое это беспокойство, — говорит мама. — Есть спагетти с мясом, я могу разогреть. Хочешь с салатом?

— Нет, спасибо, я только выпью кофе. Мне нужна моя старая записная книжка с адресами, — говорю я. — Та, что была у меня еще в колледже. Ты не знаешь, где она может быть?

Мы входим в кухню.

— Твоя старая записная книжка с адресами… — задумчиво повторяет мама, наливая мне из кофеварки кофе. — Пирога не хочешь? Дэнни принес вчерашний из магазина.

— Нет, спасибо, мама, не хочу, — отказываюсь я. — Скорее всего, она где-то среди моих старых тетрадей.

Мама протягивает мне чашку с кофе.

— Где-то среди твоих тетрадей…

— Ты не знаешь, где они могут быть?

Мама, прищурившись, смотрит на меня. Она думает.

— Наверное, нет. Я помню, что убирала твои вещи на чердак.

— Ладно, пойду посмотрю.

С чашкой кофе в руке я поднимаюсь на второй этаж и оттуда на чердак.

— А может быть, и в подвале, — кричит мне снизу мама.

Через три часа, перебрав рисунки, которые я делал еще в первом классе, перевернув модели самолетов, целый набор музыкальных инструментов, которыми когда-то пытался овладеть мой братец, мечтавший о славе рок звезды, перетряхнув мои школьные дневники, четыре старых огромных чемодана, забитых квитанциями из магазина отца, пересмотрев старые любовные письма, разобрав выцветшие фотографии, пожелтевшие газеты и еще тьму старых вещей и наглотавшись пыли, записной книжки я так и не нахожу. Мы решаем оставить чердак. Мама все же уговаривает меня поесть, и потом мы принимаемся за подвал.

— Ой, посмотри! — восклицает мама.

— Нашла? — спрашиваю я.

— Нет, но я нашла фотографию дяди Пола, еще до того, как его арестовали за растрату. Я рассказывала тебе эту историю?

Проходит еще час, мы перебрали все, что было возможно, и я заново прослушал курс по истории жизни дяди Пола. Черт возьми, где она может быть?

— Ну, я не знаю, — говорит мама. — Только если она в вашей комнате.

Мы поднимаемся на второй этаж в комнату, которая когда-то была нашей с Дэнни.

В углу старый письменный стол, за которым я когда-то делал уроки. Я вытаскиваю верхний яшик. И, конечно, она там.

— Мама, мне нужно позвонить.

Телефон стоит на площадке между первым и вторым этажом. Это все тот же старый аппарат, который был установлен еще в 1936 году, когда магазин стал приносить отцу достаточно денег, чтобы он мог позволить себе такую роскошь. Я сажусь на ступеньки, в руке у меня блокнот, портфель пристроен у ног. Я снимаю трубку. Она настолько массивна, что с успехом сойдет вместо дубинки, случись ворам забраться в дом. Я набираю номер, как оказывается, только первый из многих.

Времени уже час ночи. Но надо учесть, что я звоню в Израиль, а их, как известно, отделяет от нас полсвета, так же, как и нас от них. Приблизительно получается, что, когда у них день, у нас ночь, а когда у нас наступает ночь, у них как раз утро. Так что час ночи довольно подходящее время для звонка.

Через какое-то время я дозваниваюсь до одного моего старого университетского приятеля, кто может знать что-нибудь о том, где можно отыскать Иону. Он находит для меня другой номер телефона. К двум часам ночи блокнот у меня на коленях весь исписан телефонными номерами, и я номер за номером обзваниваю коллег Ионы. Мне удается убедить одного из них дать мне номер телефона, по которому я мог бы с ним сейчас связаться. К трем часам я его нахожу. Он в Лондоне. После нескольких звонков, переключений с одного номера на другой в каком-то офисе какой-то фирмы, мне наконец говорят, что он мне перезвонит, когда появится. Я на это не очень надеюсь, но, клюя носом, сижу у телефона. И минут через сорок пять телефон, действительно, звонит.

— Алекс?

Это его голос.

— Да, Иона, это я, — отвечаю я.

— Мне передали, ты звонил.

— Да, звонил, — говорю я. — Ты помнишь нашу встречу в О'Харе?

— Конечно, помню, — слышу я. — Полагаю, у тебя есть ответ.

Я сначала не понимаю, о чем он говорит. Потом до меня доходит: он говорит о своем тогдашнем вопросе: «Что является целью?»

— Есть.

— Ну?

Я не сразу решаюсь ответить. Мой ответ выглядит настолько простым, что внезапно я пугаюсь мысли, что он неверен и Иона будет смеяться надо мной. И все же я выпаливаю его:

— Целью производственного предприятия является делать деньги, — говорю я. — А все остальное, что мы делаем, — только средство для достижения цели.

Но Иона не смеется надо мной.

— Отлично, Алекс, — говорит он спокойно. — Отлично.

— Спасибо, — отвечаю я. — Я позвонил, чтобы спросить у тебя кое-что, имеющее отношение к тому, о чем мы говорили в О'Харе.

— Что ты хочешь спросить?

— Для того чтобы знать, способствует ли мой завод тому, чтобы фирма делала деньги, мне нужны какие-то показатели, — говорю я. — Так?

— Правильно, — отвечает Иона.

— Я знаю, что наше начальство в штаб-квартире использует такие показатели, как чистая прибыль, прибыль на инвестированный капитал и денежные потоки, которые они применяют к фирме в целом, чтобы определить прогресс фирмы на пути к цели.

— Все правильно, продолжай, — говорит Иона.

— Но там, где нахожусь я, на уровне завода, эти показатели не имеют большого смысла. А те показатели, которые используются внутри завода… я, правда, не совсем уверен, но, по-моему, они не отражают всей картины.

— Да, я знаю, что ты имеешь в виду, — соглашается со мной Иона.

— Как тогда я могу определить, является ли то, что происходит у меня на заводе, производительным или непроизводительным? — спрашиваю я.

На секунду на том конце провода воцаряется тишина, потом я слышу, как Иона кому-то говорит:

— Скажи ему, я зайду, как только закончу этот разговор.

Потом он говорит в трубку:

— Алекс, ты затронул очень важную проблему. У меня есть только пара минут для разговора с тобой. Но, знаешь, я могу тебе кое-что предложить. Дело в том, что цель можно выразить не одним-единственным способом, а несколькими. Ты понимаешь меня? Цель остается неизменной, однако выразить ее мы можем по-разному, но все это будет означать «делать деньги».

— Хорошо, — отвечаю я. — То есть я могу сказать, что целью является повысить чистую прибыль при одновременном увеличении прибыли на инвестированный капитал и денежных потоков. И это будет эквивалентно тому, как если бы мы сказали, что целью является делать деньги.

— Именно, — подхватывает он. — Одно выражение эквивалентно другому. Но, как ты уже заметил, эти широко принятые показатели, используемые для того, чтобы определить цель, не очень вписываются в практику повседневной работы производственного предприятия. Именно поэтому я разработал другую систему показателей.

— Что это за показатели? — спрашиваю я.

— Эти показатели с такой же четкостью определяют, что целью является делать деньги, и в то же время они позволяют разработать операционные принципы для управления заводом, — объясняет Иона. — Этих показателей три: проток^[1], товарно-материальные ценности и операционные затраты.

— Это же не новые показатели, — замечаю я.

— Верно, но они имеют новое значение, — отвечает Иона. — Тебе, наверное, стоит записать.

Я беру ручку, нахожу в блокноте чистую страницу и говорю ему, что он может продолжать.

— Проток, — начинает диктовать Иона, — это скорость, с которой система генерирует деньги в результате продаж.

Я записываю слово в слово. Потом спрашиваю:

— А как же производство? Не будет ли более правильным сказать…

— Нет, — перебивает меня он. — В результате продаж, не производства. Если ты что-то произвел, но не продал, это не проток. Понятно?

— Понятно, я просто думал, что я как директор завода мог бы заменить…

Иона не дает мне договорить.

— Послушай, Алекс, я тебе вот что скажу. Эти определения, несмотря на всю их кажущуюся простоту, сформулированы крайне тщательно. Определение и должно быть сформулировано очень точно. Нечеткое определение не просто бесполезно, оно опасно. Так что я очень рекомендую тебе отнестись к ним как к группе взаимосвязанных определений. И если ты изменишь одно из них, тебе придется изменить, по крайней мере, еще одно из оставшихся двух.

— Ладно, — осторожно говорю я.

— Следующий показатель — товарно-материальные ценности. Товарно-материальные ценности — это общая сумма денег, инвестируемая системой в покупку того, что она намеревается продать в конечном итоге.

Я записываю это определение, хотя звучит оно очень странно: оно совсем не похоже на традиционное определение товарно-материальных ценностей.

— И последнее определение? — спрашиваю я.

— Операционные затраты, — отвечает Иона. — Операционные затраты — это общая сумма денег, затраченная системой на перевод товарно-материальных ценностей в проток.

— Так, — говорю я, записав последнее определение. — А что насчет вложенного в товарно-материальные ценности живого труда, непосредственно затраченного на их производство? По твоему определению, это получаются операционные затраты?

— Ты должен исходить из определений.

— Но добавленная стоимость продукта, возникшая в результате живого труда, непосредственно затраченного на его производство, должна быть частью товарно-материальных ценностей, разве не так?

— Да. Она может быть их частью, но она не обязательно должна входить в товарно-материальные ценности.

— На каком основании ты пришел к такому выводу?

— На очень простом основании. Я решил сформулировать определение именно таким образом, потому что я считаю, что правильнее будет не принимать добавленную стоимость в расчет, — поясняет он. — Это способствует устранению путаницы между тем, является ли потраченный доллар вложением или затратами. Вот поэтому я сформулировал определения товарно-материальных ценностей и операционных затрат именно таким образом, как я их тебе продиктовал.

— Ладно, но как мне привязать эти определения к моему заводу?

— Все, что вы делаете на заводе, подходит под эти три определения.

— Все? — переспрашиваю я. Я не могу в это поверить. — Но если вернуться к нашему первому разговору, каким образом с помощью этих показателей я смогу измерить производительность?

— Ну, само собой разумеется, тебе нужно определить цель, исходя из этих показателей, — говорит он и добавляет: — Подожди минуту, Алекс.

Я слышу, как он кому-то говорит:

— Я буду через минуту.

— Так как мне определить цель? — спрашиваю я, пытаясь продолжить разговор.

— Алекс, мне действительно надо идти. Я знаю, ты можешь найти ответ сам. Единственное, что тебе для этого надо, — это сесть и подумать, — говорит он. — И помни: мы всегда должны исходить из того, что организация — это единое целое. Нас не должно интересовать одно отдельно взятое производственное предприятие, или один завод, или один какой-то отдел на заводе. Нас не должен интересовать локальный оптимум.

— Локальный оптимум? — переспрашиваю я.

— Я тебе как-нибудь в другой раз объясню, — нетерпеливо вздыхает на том конце Иона.

— Иона, послушай, но этого ведь недостаточно, — говорю я. — Даже если я и смогу определить цель, исходя из этих показателей, как мне вывести операционные принципы для управления моим заводом?

— Дай мне номер телефона, по которому я могу связаться с тобой, — говорит Иона.

Я диктую ему мой рабочий номер.

— Ладно, Алекс, — говорит Иона, — я, действительно, должен идти.

— Ну, давай, — говорю я. — Спасибо, что…

На том конце раздался щелчок, когда я договариваю:

–…нашел для меня время.

Какое-то время я сижу на ступеньках лестницы и смотрю на эти определения. Я не замечаю, как мои глаза закрываются. Когда я опять их открываю, я вижу внизу на ковре гостиной солнечные лучи. Я поднимаюсь в мою комнату и падаю в кровать, где я когда-то спал ребенком. Остаток утра я сплю, кое-как пристроив мое тело и конечности среди бугров моего детского матраса.

Через пять часов я просыпаюсь, разбитый, как старая калоша.

Примечания

1

Проток (Throughput на английском). В этой книге будет использоваться слово Проток, хотя в некоторых других книгах по Теории Ограничений используется слово «Проход».