Страсть и приличия. Благородные сердца: Книга один

Элис де Салье

Не было абсолютно ничего предосудительного в том, что старая дева, дочь викария Хартли, взялась лечить тяжелораненого виконта Блекторна. Ханна была слишком благоразумной, чтобы воспылать чувствами к человеку богатства и положения лорда Блекторна… к человеку, преисполненному решимости разрушить проклятие, на протяжении нескольких поколений преследовавшего его семью и угрожавшего полному вымиранию рода.

Глава 11

Достойный

Уильям с нетерпением ждал возвращения Ханны. Она была первой и единственной женщиной, о которой он не переставал думать. Виконт не прекращал наслаждаться каждым моментом их совместно проведенного времени, которое с каждой секундой становилось все печальнее от неизбежности завершения. Он был таким дураком. Его будущее казалось достаточно мрачным, и любви места в нем не отводилось. Призывая в свой разум здравый смысл, Уильям пытался оградить сердце от еще больших страданий. Несложно было догадаться, что лучшей защитой стала бы какая-нибудь найденная цель существования, она-то и заполнила бы его дни смыслом.

В первую очередь в его планах стояло выздоровление — это займет столько времени, сколько понадобится изувеченному телу, — затем восстановление вопросов наследства. До тех пор пока он не сблизился с Ханной, как Уильям убеждал себя, не было никакой опасности в принятии заботы от нее. Она явно была разумной женщиной, уважаемой в обществе, по крайней мере, так сказал ему Докинс, и наверняка знала, как помочь в достижении его планов.

Уильям фыркнул. Благородно было бы отослать ее, но он продолжал искать оправдания для удержания Ханны подле себя. В подтверждение его глупости, глаза виконта загорелись, стоило девушке войти в комнату.

— О, — заметила она поднос с обедом на кровати рядом с ним, — вы уже поели.

— Да, не хотелось вас беспокоить.

Выражение ее лица заставило Уильяма подумать, что она осталась недовольна его ответом. Отсутствие опыта общения со слабым полом почему-то заставляло его чувствовать себя неуверенно.

— Мне удалось покормить себя без посторонней помощи, — добавил он, поморщившись.

Виконт был похож на ребенка, хвастающегося перед няней своими успехами.

Губы Ханны изогнулись в ухмылке, и Уильям проглотил неприличные слова, которые чуть не сорвались с языка. По крайней мере, он заставил ее улыбнуться.

Ханне очень шла прическа, когда она оставляла длинные вьющиеся локоны обрамлять лицо. На ней было его любимое платье — голубое — с заманчивым низко вырезанным лифом. Для скромности она надела кружевную косынку, но сквозь нее можно было заметить проблеск ложбинки между грудей… если присмотреться.

Чтобы отвлечься, Уильям принялся расспрашивать девушку о нуждах местных жителей и поинтересовался, решение каких вопросов она считает приоритетным. Вскоре начала вырисовываться невеселая картина, складывающаяся в округе, страдающем от нищеты и безработицы. Большая часть сельхозугодий не возделывалась и стала дикой, те же жители, кто были обеспечены работой, в основном находились в шахтах. В тоне Ханны не было никакого осуждения, но он почувствовал недоумение от своего невежества.

— Что вы имели в виду, говоря об очередном пожаре в деревне? — удивился он, вспоминая их недавний разговор. — Я так понимаю, были еще пожары?

— Боюсь, что их было много. — От ее слов его бросило в жар. — Дома очень ветхие. Крыши протекают, трубы забиты и разрушаются. В этом и заключается опасность.

Уильям покачал головой, отчего шнурок, которым Докинс связал его волосы, слетел, и кудри рассыпались по плечам.

— Каждый пенни, заработанный на арендной плате, я распорядился направлять на мелкий ремонт домов, не говоря уж о больших суммах, выделяемых на капитальные ремонты в случае необходимости. По моим расчетам, этот округ должен был стать самым ухоженным в Англии.

— Похоже, мистеру Кроули есть за что ответить.

— Как и мне, — вздохнул Уильям.

— Почему вы лично не отслеживали или не отправляли доверенное лицо, чтобы убедиться, что ваша воля исполняется?

Вопрос Ханны был совершенно разумным, но виконт старался продолжать звучать уверено.

— Потому что я поклялся никогда сюда больше не возвращаться. Легче было подписывать любые запросы, направленные мне Кроули, досконально не изучая их. Я думал, что был честен, заботясь о людях, которые плохо обращались со мной, когда я был мальчиком. Я старался делать для них добро вместо того, чтобы платить им той же монетой. — Ханна поморщилась, и он быстро добавил: — Но не все, конечно, плохо относились ко мне. Я старался, чтобы работники поместья ни в чем не знали нужды и ваша семья тоже. Или я верил, что старался.

Ханна повернулась лицом к окну, и виконт заподозрил, что она изо всех сил старается не заплакать. Он мог только догадываться, какие тяготы пришлось перенести этой семье благодаря Кроули. Инстинкты Уильяма подсказывали не доверять этому человеку, но он продолжительное время игнорировал их. Если бы не перспектива неминуемой смерти, он никогда не вернулся бы в имение, никогда не узнал бы о страданиях людей, о которых он заботился от своего имени.

Желая дать возможность Ханне прийти в себя после разговора, Уильям потянулся за колокольчиком рядом с кроватью и почувствовал удовлетворение, когда в комнату немедленно вошел лакей.

— Чай, пожалуйста, на двоих и легкую закуску, — попросил он, не зная, обедала ли Ханна.

— Да, милорд. — Лакей поклонился и повернулся выйти.

— Обождите, — окликнул его Уильям, не видевший пока ни одного нанятого работника, кроме Докинса. — Ваше имя?

— Колин Браун, сэр. Мой отец работал садовником у вашего отца и деда.

— Добро пожаловать в поместье Блекторн, мистер Браун, — Уильям помнил садовника, но не знал его имени. — С вашим отцом все в порядке?

— Он умер несколько лет назад, милорд. При взрыве в шахте. — Выражение лица лакея не изменилось, но он отвел взгляд, смотря через плечо Уильяма.

— Мне жаль это слышать, — посочувствовал виконт. — Можете идти. — Когда дверь закрылась, он повернул голову к Ханне, наблюдающей за ним. — Одна из шахт Блекторнов?

Она кивнула, и он медленно выдохнул.

— Сколько их там?

— Я знаю только семь. Они самые крупные работодатели в округе, но платят мало и совсем не заботятся о безопасности. Вы не знали об этом?

Уильям покачал головой.

— Должно быть, Кроули подделывал подпись, чтобы получить разрешение от моего имени. Пожалуйста, скажи, что они не нанимают детей?

Болезненное выражение лица девушки дало ответ, и виконт уронил голову на подушку. Очень сильным было искушение попросить у Ханны снотворного, чтобы исчезнуть в забвении. Он сопротивлялся, но ему приходилось лицом к лицу встречаться со своими обязанностями.

Ханна вернулась в кресло возле кровати.

— Я знаю, что это не мое дело, — начала она, — но мне интересно, как все эти годы вы управляли своими делами, не получая никакого дохода от недвижимости? Очевидно, вы не должны отвечать мне…

— Все в порядке. Я не против рассказать вам, — вздохнул виконт, решив хоть как-то защитить свою честь. — Что вы знаете об истории моей семьи?

— Только то, что известно всем.

Хоть она и не уточнила, Уильям предположил, что Ханна имела в виду проклятие Блекторнов.

— Первый виконт Блекторн, мой трехкратный прадед, получил титул и имущество за заслуги перед короной. За высокую цену, разумеется, — он поморщился. — Джереми Блекторн был очень успешным дельцом.

— Он торговал?

— В больших масштабах, — усмехнулся Уильям.

В то время как реакция Ханны выражалась в изумлении, а не презрении, Уильям осознал, сколько отвращения и неприязни вылилось на их родословную от тех, кто был вынужден тяжелым трудом зарабатывать скудные гроши. Многие благородные семьи имели схожие с Блекторнами истории, те, кто поднимались и завоевывали все вокруг силой.

— Что он делал? — просила продолжить она.

— Он торговал человеческими мучениями и страданиями.

В ответ на ее озадаченный взгляд Уильям, поморщившись, пояснил:

— Он был работорговцем. Захватывал мужчин, женщин и детей самыми немыслимыми жестокими способами, забирал их из домов в Африке и привозил на кораблях в Америку, чтобы продать… тех, кто пережил путешествие. Он использовал их, чтобы выстроить настоящую империю, постепенно наживая баснословное состояние. Новый титул придавал Блекторну вес, которого он добивался, жаждал, но это не изменяло того факта, что он был жестоким убийцей, извлекающим выгоду из чужих страданий. Его сыновья и внуки пошли по тому же пути.

— Ходят слухи, что проклятие Блекторнов возникло в Африке, но я всегда думала, что это обычное суеверие, догадки, — вставила Ханна.

— В этом есть истина, — Уильям тяжело вздохнул. — Первый виконт передал историю происхождения проклятия своему сыну, его сын — своему, и так далее в надежде, что один из нас найдет способ победить его. Ну, я так полагаю. Не исключено, что история передавалась от отцов сыновьям в качестве семейного наказания.

— Вы верите, что африканский колдун наложил проклятие на вашу семью?

— Конечно, мой отец так говорил.

— Полагаю, именно поэтому он встречался с практиками оккультизма, пытаясь разрушить эту ужасную вещь.

Уильям взмахнул здоровой рукой.

— Проклятие не может быть разрушено, но оно больше не будет иметь никаких последствий.

Ханна нахмурилась:

— Что вы имеете в виду?

— Я намерен стать последним в нашем роду. Мой отец, его отец и все вплоть до первого виконта Блекторна были жестокими людьми с ужасными характерами. Пьяницы. Игроки. Убийцы. Блекторны не заслуживают продолжения их рода.

— Но вы не такой, как они. Вы другой.

— Неужели? — Уильям, тронутый ее защитой, медленно покачал головой. — Единственное место, где я когда-либо чувствовал себя, как дома, было в армии, в кровопролитных боях.

— Но вы достойно сражались за справедливость, — поспорила Ханна.

После всего, что он видел и делал на поле боя, Уильям сомневался в добродетели своих поступков, а так же не был уверен, что есть такое понятие как «справедливая война».

Ханна потянулась, чтобы взять виконта за руку. Ему следовало оттолкнуть ее, но он бесстыдно наслаждался прикосновением, чувствуя успокоение от этого. После долгого молчания Ханна, наконец, заговорила:

— Значит, вы живете за счет доходов, полученных от ваших рабов?

Уильям не винил ее за такие предположения, но ему как можно быстрее хотелось противостоять обвинению, сказать правду, и от этого его голос звучал жестче, чем ему хотелось.

— Я ненавижу саму мысль об этом и отказался от подобной практики.

Это не должно было иметь значения, но он не хотел, чтобы Ханна так плохо думала о нем.

Ее глаза загорелись: — Вы освободили их?

— Я пытался. — Ему не нравилось разочаровывать девушку. — По достижении совершеннолетия я был полон решимости освободить всех до последнего. Но их тысячи, и все было не так просто, как я надеялся.

— Тысячи, — прошептала она. — Почему вы не смогли освободить их? Если вы владеете бедными людьми, то, несомненно, в ваших силах отпустить их?

— К сожалению, во многих областях, где они проживают, мои действия могли спровоцировать политические волнения и угрозу репрессий. Я бы поставил их жизни под угрозу. Я освободил столько людей, сколько сумел, позволив им храбрым, но отчаявшимся рискнуть вернуться домой в Африку. Тех, кто решил остаться рядом со мной, я вновь принял на работу на их прежние места или какие-нибудь другие, более подходящие, назначив справедливую оплату. Будь то раб или свободный человек, я настаивал на улучшении условий жизни и работы для всех рабочих и воссоединении семей, где это возможно.

Ханна задумчиво кивнула.

— Вы сделали все, что могли, и заплатили за эту немалую цену, полагаю.

— Все говорили, что я сумасшедший, что скоро уничтожу свое состояние, — Уильям пожал плечами. Поскольку он никогда не собирался покидать армию, то эти предупреждения не вызывали у него особого беспокойства. — Некоторые предприятия боролись за то, чтобы оставаться конкурентоспособными, особенно поначалу. Но удивительно, чего можно достичь, если не выжимать каждую унцию прибыли с плантации, фабрики и шахты. Несмотря на многочисленные плачевные прогнозы, мои дела процветали. Большая часть доходов переходила в жалованье, часть финансировала кампанию Уилберфорса, направленную на полную отмену рабства навсегда, но значительная сумма оставалась в резерве.

Уильям не прикасался ни к единому пенни дохода, к средствам, которые продолжали множиться, несмотря на его незаинтересованность. Очевидно, сейчас все должно было измениться, когда он занялся восстановлением поместья Блекторн. Его пренебрежение делами могло дать знать о себе.

Ханна некоторое время смотрела на него, нахмурив брови, словно обдумывая его откровения.

— Ваше решение исправить ошибки предков принесет божье благословение на все ваши начинания.

— Что? Нет! — Уильям чуть наклонился вперед. — Мои предки несут ответственность за многие поколения боли. Я никогда не смогу искупить того, что было сделано.

— Но разве не этим вы занимаетесь? Меняете жизнь людей, за которых в ответе, поддерживаете дело, которое может изменить судьбы бесчисленного количества других? Если это не возмещение за поступки ваших предков, тогда я не знаю, что это.

— Но мне это ничего не стоило, — он ударил здоровой рукой по груди. — Я просто запустил колесо, а потом отправился заниматься тем, чего мне самому больше всего хотелось, завербовавшись в армию офицером.

Лицо девушки выразило сомнение: — Только не говорите мне, что не проверяли, выполняются ли ваши приказы?

— Проверял… часто, — ответил он до того, как горько повесил голову. — Жаль, что я не был так усерден в надзоре за делами дома.

Ханна сжала руку виконта.

— Сейчас вы здесь. И еще не поздно загладить свою вину. Предполагаю, теперь ваша цель — узнать состояние дел в округе, попытаться исправить нанесенный ущерб?

Глядя на ее одухотворенное выражение лица, на их переплетенные руки, Уильям размышлял над ответом. Он не мог загладить вину, изменить прошлого, но мог сделать все самое лучшее для людей, живущих здесь и сейчас, для Ханны и ее семьи и обеспечить, как он надеялся, гарантии на будущее.

— Безусловно, это и есть мое намерение, — пообещал он с чувством.

Ее улыбка была наградой, которую он не заслуживал, но, тем не менее, наслаждался.