Вега

Элис Райт

СерхиоКогда ты рождён в Колумбии, да ещё в семье наркобарона, то твоё будущее предопределено. Ему ненавистна сама мысль стать преемником отца. Но это полбеды. К списку проблем добавьте, что он всю жизнь без ума от сестры лучшего друга. И что со всем этим делать?ШейлаЕё интересуют мода, соцсети и престиж. Ну и лучший друг старшего брата. Она не просит от него ничего сверхъестественного. Но и того малого, что хочет, никак не может получить. Она мечтает о Париже, а получает… настоящую драму.

Глава 2

Шейла

Провела кисточкой по губам и довольно оценила свой мейкап. Два слоя туши, подчеркивающие изгиб моих длинных ресниц и делающие мой серый оттенок глаз более светлым. Немного персиковых румян на яблочках щёк. Прозрачно-розовый блеск на в меру пухлых губах. Ничего лишнего. Я не любила яркий макияж, но стремилась подчеркнуть лучшее в себе. Благодаря ирландскому происхождению природа не обделила меня и веснушками, сосредоточившихся на носу. Мне они казались единственным несовершенством во внешности, поэтому я всегда замазывала их тональником. От родителей мне достались также достаточно тонкие волосы, но зато природный блонд вызывал жгучую зависть у моих подруг. С фигурой тоже повезло, а вот ростом я не удалась. Ну в том смысле, что дышать в подмышки окружающих меня мужчин такое себе удовольствие.

Свои знания об уходе я с детства черпала из модных журналов, а не из рассказов матери, с которой у меня не сложилось доверительных отношений. Даже не знаю, как назвать то, что в итоге сложилось. Райан говорил, что мы похожи на соседей, притом малознакомых. Пожалуй, соглашусь. Тем не менее мама, жена мэра небольшого города и участница различных закрытых элитных обществ, неоднократно напоминала мне о важности всегда быть во всеоружии. То есть выйти на улицу со следами отпечатавшейся подушки на лице и растрепанными волосами в моём мире означает вселенскую катастрофу. Однако мне нравилось ухаживать за собой, следить за трендами, баловать себя. Я же девушка, ради всего святого. У нас в крови иметь стопятьсот баночек на полочке в ванной, триста платьев и целую секцию для туфель в гардеробной.

Готовясь к поездке в Европу меня охватило жгучее желание перемен. Помимо еженедельного «техобслуживания» моей внешности, куда входит маник, педик, спа, массаж и косметолог, сегодня утром я решилась состричь волосы и теперь была обладательницей стильного каре. Прямо не терпелось увидеть выражение лица Серхио. Он любил накручивать мои волосы себе на палец, когда разговаривал со мной. Или флиртовал.

Ещё раз оценив свой внешний вид со всех сторон и убедившись, что всё идеально, я наконец вышла из своей спальни, цокая по полу шпильками Джимми Чу. Проходя мимо фамильных портретов, которые заменили после пьяной выходки моего старшего брата, когда он разгромил практически весь дом, чувствовала себя почти королевой. Мне нравилось, что я теперь единственная жительница в этом крыле, поскольку родительская спальня находилось в противоположном, а Райан с недавних пор жил исключительно в своём пентхаусе. Так я могла вообразить, что этот дом целиком и полностью мой. Не то чтобы мне чего-то не хватало, но я любила роскошь. Как и свободу жить и действовать согласно зову сердца или своим желаниям, чего как раз и была лишена.

На повестке был ужин с родителями, а потом поход в клуб с друзьями. Стоит ли говорить, что мне уже не терпелось выскочить из дома, но родители настояли на совместном приёме пищи.

В столовой уже ожидали меня небезызвестный мэр города Милтон Роберт Камерон Ллойд Кинг и его верная (сомнительно) жена Патрисия.

— Шейла, ну сколько можно ждать? — цокнула мама алыми губами, держа в руке бокал с белым вином. От её бриллиантов слепило похлеще, чем от солнца.

Проигнорировав её замечание, я опустилась на стул напротив неё. Справа во главе сидел папа, оценивающе посмотрев на меня.

— Новая стрижка?

— Да.

— Это ты в салоне, где Марджери работает, сделала? — поинтересовалась мама, придирчиво рассматривая меня, словно разглядывала новую сумочку.

— Да. — Я положила и расправила на коленях накрахмаленную салфетку. Клара, наша домработница, поставила передо мной блюдо, от которого заманчиво пахло специями.

Столовую наполнил звук приборов, звонко клацающих по тарелкам. Ох уж эти традиции Кингов…

Их немного, но те, что есть, навевали на меня смертную тоску и желание застрелиться. Например, перед Рождеством мы обязаны были посещать церковь. Не из-за веры, а из-за отцовских рейтингов, которые всегда возрастали после подобной прогулки. Ещё нас обязывали посещать все приёмы, организованные отцом. Помнится, нас с Райаном даже одно время посещала женщина, обучающая этикету. Нас учили как нужно улыбаться в обществе и на камеру, чтобы выглядеть при этом не из рода парнокопытных, а из благочестивого рода Кингов. Как держать спину при разговоре или за трапезой. Как держать руки на фото, за столом, во время приёмов. И даже как махать публике, как будто мы Виндзоры, чёрт возьми. Каждый наклон головы был отрепетирован, каждый комментарий был прописан заранее и не нами, каждый выход в свет запротоколирован до секунды.

Еженедельные семейные ужины по выходным были как раз одной из тех традицией, которую когда-то много лет назад завёл папа с целью сплочения семьи. Звучит неплохо, но на практике на таких ужинах либо подводились итоги минувшей недели, либо обсуждались его рабочие вопросы, либо обрушивались новости.

Поднесла кусочек рыбы к губам, как папа произнёс:

— Шейла, я раздумываю над тем, чтобы перевезти тебя в Париж.

Ну, как я и говорила. Обрушивались новости.

Я так и зависла с вилкой у рта, переведя на него недоумённый взгляд.

— Прости? Перевезти?

Я что, вещь какая-то?!

— Именно. Ты же мечтала об этом городе.

— Мечтала, но после того, как окончу Гарвард.

— Зачем же откладывать? До начала семестра у нас есть ещё несколько недель. С моими связями сделать это будет не так-то и проблематично, — совершенно безэмоциональным тоном ответил папа, закинув в рот кусок рыбы.

А вот мой аппетит пропал. Положила вилку и взяла стакан с водой. Как же я ненавидела ощущение захлопнувшейся клетки. Вести роскошный образ достаточно необременительно. Ровно до тех пор, пока этими же деньгами не пытаются решить твою судьбу, не спросив тебя.

— Я не хочу никуда уезжать сейчас.

А как же мои девочки? А как же… Серхио? Ганс, который прохода мне не даёт вот уже несколько месяцев? Да и вообще вся моя жизнь здесь. Безусловно, я мечтала после окончания университета уехать в Европу и может даже остаться там, но не сейчас. Я не готова к такому решению. Да я даже не думала об этом. Но в нашем доме решения принимает отец. А в последнее время он стал каким-то слишком подозрительным, агрессивным и радикальным. Несмотря на его успехи на политическом поприще, он казался недовольным всем вокруг.

Внезапно мне стало дурно. Ладони вспотели, и я быстро вытерла их лежащей на коленях салфеткой.

— Тем не менее я настаиваю, что ты должна рассмотреть подобный вариант, — заявил отец, не поднимая глаз от тарелки.

— Не должна, — возразила я, посмотрев на маму, которая всем своим видом демонстрировала, что не имеет отношения к этому разговору. Как и всегда, она безропотно соглашалась с любыми решениями отца, не высказывая своего мнение по этому поводу. Она просто знала, что другой опции, кроме как согласиться, у неё не существовало. — Мам, ну хоть ты скажи папе, что нет надобности срываться с места. Мне ещё два года учиться.

— Шейла, а что плохого в том, чтобы переехать в твой любимый Париж?

Райана родители ещё иногда называли «сыном», но ко мне же всегда, с самого детства, обращались исключительно по имени. Никаких тебе «доченька» или «дорогая». Возможно, это потому, что на Райана они возлагали огромные надежды, которым, по-моему, теперь не суждено сбыться, поскольку мой брат вдруг решил, что хочет стать фотографом. Я, если честно, вообще не поняла смены его настроения и курса всей жизни. Он мечтал о карьере политика, но начиная с апреля, когда окончательно переехал отсюда вместе с Линдой, резко изменил своё мнение. Когда я пыталась узнать у него, что им двигало, он туманно отвечал, что, открыв новые грани жизни, не готов продолжать свой путь туда, откуда не выбраться нормальным человеком. Что-то мне кажется, что мировоззрение Линды и на него повлияло. Будучи обладательницей тонкой душевной организации, она и моего брата обратила в свою веру.

— Нет ничего плохого, но только тогда, когда я сама этого захочу, — твёрдым голосом ответила я, со стуком поставив стакан. — Папа остался мэром, ты продолжаешь работу в благотворительных фондах, тогда почему я должна уезжать, не закончив Гарвард?

— Так надо, — гаркнул отец.

— Ни черта! — вскрикнула я, на что мама смерила меня ледяным взглядом, принуждая заткнуться.

Но я сыта по горло любовью отца к манипулированию. Он думал, что я ничего не понимаю и меня можно заткнуть, закинув на мою банковскую карточку несколько сотен тысяч долларов. Не скрою, я становилась более покладистой дочерью, имея на руках неограниченные и вечно пополняющиеся финансы, но не настолько, чтобы зашить себе рот.

— Во-первых, сбавь децибелы, — процедил отец, взяв бокал с виски.

У меня, наверное, ноздри раздувались, как у скаковой лошади, от негодования, бурлящего во мне. С политиками практически невозможно спорить. Они всегда руководствуются исключительно своими соображениями, не ставя людей вокруг себя в известность. А ты потом сидишь и гадаешь, как вообще такое могло произойти.

Посмотрев на меня поверх бокала и перед тем, как сделать глоток, он продолжил:

— Во-вторых, я хочу отправить тебя не в страну третьего мира, а в твою любимую. Ты должна прыгать от радости и уже собирать чемодан, предвкушая новую жизнь. В-третьих, этот вопрос пока нерешенный, чтобы я тут выслушивал твои вопли. Я всего лишь обозначил свою позицию, пока у нас есть время до начала учебного года.

Так, Шейла, возьми себя в руки. Топать ногами и заламывать руки ты всегда успеешь. Я хотела стать личностью, а не просто носительницей фамилии Кинг. Раз он «обозначил свою позицию», то есть шанс умаслить его.

Вдохнуть. Выдохнуть. Повторить.

Снова взяла приборы и уткнулась в тарелку, лихорадочно перебирая в уме достаточно убедительные для моего отца причины, чтобы остаться здесь.

— У меня на предстоящий семестр намечен проект по истории моды с преподавателем, работающим в Vogue. Ты же понимаешь, как для меня это важно. Кроме того, меня считают чуть ли не лучшей среди ровесников, пап. Я не хочу всё бросать, имея за спиной уважение преподавателей и однокурсников. Хоть ты на меня и не возлагал большие надежды, как на Райана, но я не позорю твою фамилию. Все в восторге от моей успеваемости и предстоящих перспектив. Бросить всё это будет настоящей катастрофой для меня, — на одном дыхании выдала я, ну и чтобы поставить акцент в своей пламенной речи, добавила: — Я очень ценю твои старания, папочка, но позволь мне доучиться здесь среди любимых подруг и уважаемых преподавателей.

Когда ситуация выходила из-под контроля, мне приходилось прибегать к тяжелому оружию. Назвать мужчину, который за всю мою жизнь целовал и обнимал меня только перед камерами, папочкой — было как раз подобно сброшенной атомной бомбе. И, конечно же, подействовало сию секунду.

— Хорошо, — улыбнулся он, но глаза его остались безжизненными. — Раз ты так держишься за это место, то оставайся. Но я всё же созвонюсь с ректором в Париже, чтобы в случае чего, за тобой всегда имелось место.

Я выдохнула, не в силах скрыть облегчение. Мама же продолжала есть, словно ничего не произошло. Но я рано радовалась.

— А куда ты собралась при полном параде? — поинтересовалась мама.

— С ребятами в клуб.

— С какими именно? — уточнил отец.

— С Райаном, Линдой, Терри, Айрис, Серхио и моими подругами из универа.

Папа тут же отбросил приборы, что я вздрогнула, и вскинул на меня холодные бледно-голубые глаза.

— Вега? Опять он! Сколько раз я говорил и тебе, и Райану, чтобы вы держались подальше от него?! Он подсадит тебя на наркотики! Как вообще получилось, что мои дети так близки с этим семейством?!

Действительно! Что за глупый вопрос?! Мы соседи чуть больше двадцати лет, а парни ковырялись в одной песочнице со дня переезда четы Вега.

— Если за двадцать лет общения Серхио до сих пор не подсадил друга на что-либо запрещенное, то с чего вдруг подсадит сейчас? — задала вполне резонный вопрос, не обращая внимания на мамино молчаливое возмущение.

— Твой брат за последние несколько месяцев очень сильно изменился. Не удивлюсь, если всё дело в наркотиках. Так резко изменить свою жизнь, совершенно нетипично для того Райана, который с пеленок мечтал пойти по моим стопам. Это всё их семейка воду мутит.

— Ну, в прессе полно хвалебных статьей насчёт их семьи и вклада мистера Вега в развитие нашего города, — заметила я, игнорируя мамин предупреждающий взгляд.

— Все статьи проплачены! — зарычал отец. — То, что он построил несколько детских площадок, дабы бросить в лица населения волшебную пыль, никоим образом не стирает того, чем он зарабатывает себе на жизнь! Хуан — наркобарон. Он опаснейший человек из самых отчаянных головорезов! О чём ты думаешь, общаясь с его отпрыском?

— Ты сам политик, папа, и тоже проплачиваешь хвалебные статьи, — защищалась я.

Мне нравился Серхио, хотя его отец и впрямь зверюга. Но лично ко мне мистер Вега всегда относился нейтрально и никогда не позволял себе уничижительных комментариев.

Наши отцы враждовали с того самого момента, как семейство Серхио переехало в наш город и поселилось напротив нас. Серхио и Райану тогда было по три года. А потом родилась я. И, честно говоря, я не помню себя без Серхио поблизости. А если уж говорить совсем откровенно, то мои первые детские воспоминания связаны именно с ним. Помню, мы сидели на полу в его доме, строя какой-то конструктор, а он параллельно пытался накормить меня йогуртом с… кетчупом. Разве такое забудешь?

Мы были неразлучны. Именно Серхио утирал мне слёзы, если я падала и расшибала коленки. Именно он обнимал меня, когда мне было грустно. Именно он таскал меня на своих плечах, когда я уставала. Именно он учил меня всем матерным словам, притом на двух языках. Именно он защищал меня от всего мира, появляясь всегда в самый нужный момент, словно у него был встроенный радар, предупреждающий об опасности.

Но наши семьи ненавидели друг друга. Папа утверждает, что это исключительно из-за незаконного бизнеса мистера Вега. Хотя я до подросткового возраста была уверена, что они занимаются продажей кофе из Колумбии. И так многие думают до сих пор, поэтому репутация Веги-старшего не даёт покоя моему отцу, жаждущему растоптать его и отправить обратно в джунгли.

Серхио как-то говорил, что его отец не переваривает моего за заносчивость и жадность. В общем, это весьма иронично, что при враждующих родителях, их дети души не чают друг в друге.

Однако мой отец буквально помешан на своей репутации и фамилии. Если можно было, то он бы не задумываясь набил себе свою фамилию на лоб, чтобы каждый раз при взгляде в зеркало тешить своё самолюбие. Поэтому нам с Райаном неоднократно приходилось выслушивать разного рода комментарии насчёт наших соседей.

— Твой отец великий человек! — вскрикнула мама неестественно высоким голосом, от которого у меня глаз задёргался. — Как ты можешь сравнивать божий дар с яичницей?!

— Пати, всё хорошо, — бросил отец маме. — Просто наших детей больше впечатляет наркобарон, убивающий людей своим ядом, чем добропорядочный скучный политик, делающий этот город лучше и чище от таких уродов.

— Пап, — вздохнула я, — Серхио отличается от своего отца. Он преданный друг, готовый последние трусы отдать, если потребуется.

— Не вздумай шашни с ним крутить, — предупредил отец менторским тоном. — Этот парень, может быть, и смазливый, но он тебе не ровня. Я скорее умру, чем позволю этому семейству что-то забрать у меня.

Смазливый?!

Пф-ф.

С татуировками, покрывающими руки Серхио, миндалевидными глазами цвета эспрессо, окруженными чёрными ресницами, дьявольски-сексуальной улыбкой, подгибающей колени, он похож на самую эротичную и порочную фантазию любой адекватной женщины от восемнадцати до девяносто лет. Даже небольшой шрам на правой брови, появившийся после очередной подростковой драки, не портил его и придавал шарм. Его смуглая благодаря колумбийским корням кожа всегда сияла, а тёмно-русые волнистые волосы вызывали непреодолимое желание потрепать своими пальцами, зарыться в них и потянуть. В его мускулистое тело хотелось врезаться на полном ходу, распластаться и ме-е-едленно стекать по нему, очерчивая каждый кубик пресса, каждую выпирающую мышцу. Да, чем чёрт не шутит, я бы и в лужу на миг превратилась, лишь бы он наступил на меня своей идеальной ступнёй.

В общем, реальность такова: эти 182 сантиметра сплошного удовольствия являли собой колумбийского секси-мачо-бога. Опасный парень. Плохой. Порочный. Того и гляди откусит от тебя кусочек, если засмотришься. И я бы совершенно точно не возражала поделиться своей плотью, но вся беда в том, что Серхио сам не хочет иметь что-либо со мной. Ну, кроме поцелуев. Так что отец зря переживает.

Все мои подруги пускали слюни на этого красавчика. Я же старалась не лебезить перед ним, желая понять его мотивы. Но это не мешает мне втайне мечтать, чтобы эти руки обнимали меня не только по-дружески.

— Между нами ничего нет, — заверила родителей. — Серхио мне как брат.

Отец фыркнул и покачал головой.

— Если он такой же, как и Райан, то у тебя хреновый выбор братьев.

— Откуда в тебе столько ненависти к парню, который тебе вообще ничего не сделал? — недоумевала я.

— Этот выродок пойдёт по стопам отца, Шейла. Он принц наркокартеля, привыкший брать всё, что плохо лежит, и присваивать себе. Они как чума — приходят и убивают тебя. Притом Хуан в буквальном смысле убивает неугодных ему. Неужели ты думаешь, что, воспитываясь в такой семье, Серхио вдруг станет святошей?! Как только он родился, его судьба была решена. Он старший из двух сыновей, поэтому на его плечи ляжет огромная ответственность, сдобренная жесткостью этого преступного мира. А у дочери мэра не может быть близких друзей из подобных кругов, для которых кофейный бизнес является прикрытием горы наркотиков, хранящихся на каком-нибудь складе в пригороде Бостона.

— Тогда почему он до сих пор живёт здесь и процветает? — не удержалась я.

Нет, ну правда! Если все вокруг всё знают и понимают и, что самое важное, — не согласны с его деятельностью, то какого чёрта мистер Вега по-прежнему процветает?

Чувствовалось, что мой вопрос не понравился отцу. Ему вообще не нравились неудобные или провокационные вопросы, заставляющие его ёрзать на стуле и копаться в голове на предмет правильного или корректного ответа.

— Он процветает, потому что кормит сенаторов и конгрессменов, — рявкнул отец и, указав в меня пальцем, добавил: — Держись подальше от Серхио. Или хотя бы убедись, что твои стройные ножки случайным образом не раздвинутся перед его очарованием.

Нет, это было слишком.

Встав, я бросила салфетку прямо в тарелку с едва тронутой едой.

— Благодарю за ужин. Яда вам не занимать. Поделитесь с вашими избирателями, они оценят.

С гордо поднятой головой я подхватила свой клатч и направилась на улицу. Стук моих шпилек эхом отдавался от стен, пока я мысленно представляла, как этой же шпилькой протыкаю отцу пальцы на ногах. Я не жестокая, но порой его комментарии «во благо репутации и его политического имиджа» попахивали отменным дерьмом.

Какой вменяемый отец скажет такое? Отец политик, вот какой. Мы с Райаном многое выслушали от родителей, которые даже палец о палец не ударили, пока мы росли. Зато как мы выросли, так сразу получили список требований и претензий от них. Этого не делайте, туда не ходите, с теми не общайтесь, сюда смотрите, этим кивайте, а вон тем даже руки не подавайте и так далее и тому подобное. Не жизнь, а сплошной протокол, в который не входят эмоциональная близость и задушевные беседы.

И, кстати, чем больше отец распалялся по поводу Серхио и невозможности отношений с ним, тем отчаяннее я именно этого и хотела.

Запретный плод сладок, не так ли?