Сыграй со мной в любовь

Элен Блио (2024)

— Что же мне с тобой делать Лика-клубника? — он прижимает меня к стене хищно ухмыляясь.– Отпустить. Я домой пойду. — пытаюсь использовать последний шанс. — Я ведь вам не подошла?– Ошибаешься, малышка, очень даже подошла. — и его губы накрывают мои…Я принял ее за девочку по вызову, а она бросила вызов мне. Я полюбил её, а она предала. Я вычеркнул ее из своей жизни, уничтожив все, что напоминало о ней, а потом узнал, что она ждет моего ребёнка…

Глава4

Вот интересно даже, куда она сейчас пойдет? На улице ночь. Коттедж этот от ворот километрах в двух. Пешком потащится? А от ворот как? Тут ни автобусы, ни маршрутки не ходят в принципе — коттеджный охраняемый поселок, все на машинах, даже обслуживающий персонал. Или она тоже в поселке живет? Об этом я не подумал.

— Куда? И как? — интересно послушать и узнать, где проживает это… клубничное недоразумение.

— Домой, куда еще? — плечами пожимает. — Уже поздно.

— Вот именно. Поздно. Пешком пойдете? Вы тут живете где-то недалеко?

— Нет. Я живу у станции, но это неважно. Пойду. Всего хорошего.

— До станции километров пятнадцать.

— Да, — вздыхает, — я знаю, но тут в соседнем городке остановка.

— До нее тоже километров пять пилить.

— Ничего страшного. Допилю.

Это ее «допилю» меня добивает окончательно. Значит, не совсем запугана, если отвечает так?

— Я вас отвезу.

— Нет. Спасибо. С вами я не поеду.

— Поедете. Как миленькая. Кстати, — тут неожиданно ловлю мысль, которая сидит в голове и зудит уже давно. — Вы сказали, у вас ко мне дело какое-то? Что за дело?

— Это уже не важно. Не актуально.

— Да? А если подумать хорошенько?

— Я подумала. Спасибо. Всего хорошего.

Поворачивается и молча проходит мимо! Реально собралась «пехом» до городка? Отпустить бы ее, пусть бы топала. Да только… Ладно, у нас в поселке спокойно, даже рабочие тут элитные, везде камер понатыкано, хотя от ворья не спасает порой, но все равно. А вот за воротами можно нарваться на хороший беспредел.

И пойдет она ночью работать уже по другой специальности. И за бесплатно.

— Ангелика… хм… Викторовна…

— Витальевна.

— Ангелика Витальевна, все-таки лучше вам будет проехать со мной. Обещаю вести себя как примерный ученик.

Опускает голову, видимо, соображая, что дальше ломаться — не самый хороший вариант.

— Ладно. Только… водитель ваш. Он…

— Что? Напугал?

Мотает головой, непонятно «да» или «нет». А может… Чёрт, конечно, стыдно ей.

— Я отвезу вас сам.

— А он тут останется?

— Это имеет значение? Он живет тут рядом. Можем его подвезти.

— Да, хорошо.

Выходим из коттеджа. Она удивлённо смотрит на то, как сам по себе гаснет свет. И музыка стихает. Я ухмыляюсь, внимательно наблюдая за ней.

— Умный дом.

— Я поняла.

— Нравится?

Не смотрит на меня, но в лице чуть меняется, не хмурится, но…

Мы уже в машине, направляемся в сторону выезда из поселка. Степан пошел домой пешком.

Училка сидит сзади, тихо как мышка, кажется, и не дышит.

Вспоминаю, что она спрашивала про Полину, живет ли моя дочь в доме, в который я могу привести даму низкой социальной ответственности. Интересно…

— Вы спрашивали про мою дочь. Ваш визит как-то связан с ней?

— Это неважно.

— Лика… Ангелика Витальевна, все, что связанно с моей дочерью, для меня важно. — Стараюсь говорить не грубо, но четко, так, чтобы сразу поняла.

Но она молчит. Ладно, хорошо. Поиграем в молчанку.

Вместо того, чтобы ехать к будке охраны, разворачиваюсь, держу курс к дому.

— Вы… вы куда меня везете? Вы…

— Мне нужно заскочить домой буквально на пару минут, возьму документы, потом отвезу вас, у меня как раз дела там, в районе станции. Не таскаться же мне туда-обратно?

Вру безбожно, но мне неважно, верит она или нет.

Торможу у парадного входа.

— Я могу подождать в машине.

— Нет уж. Полина мне не простит, если узнает, что вы были тут и я вас не пригласил, — даже не задумываюсь над тем, как бы Полина узнала.

— Папа! Папочка!

— Привет, Пушинка!

— Лика! Лика!

Моя солнечная малышка разжимает объятия и несется к «училке», та раскрывает руки, обнимает мою ласточку, прижимает к себе.

— Привет. моя сладкая!

— Лика! Ты пр-риехала ко мне! Как обещала! Спасибо! Спасибо!

Смотрю ухмыляясь на музыкантшу, значит, обещала? Краснеет под моим пристальным взглядом, а я…

Я не вовремя вспоминаю, как она раскраснелась, когда я прижимал ее к стене, очень недвусмысленно давая понять, какие у меня планы на её аппетитное тело. Чёрт, очень невовремя.

— Полина, прости, я ненадолго, времени мало.

— Почему? Пап? Ты уезжаешь, да? А можно Лика тут побудет, можно? У нас скор-ро ужин. И чай с печеньем. Мы с Нинель готовили.

— Я не против, Пушинка, но Лика спешит, — смотрю на неё невозмутимо, а она опять покрывается таким нежным румянцем.

Ну что, малышка, не отвертишься?

— Да я… я тороплюсь, и твой папа сказал, что у него дела.

— Я могу отложить все ради ужина с дочкой, — смотрю на Лику, стараясь сохранять невозмутимое выражение.

Конечно, я мог бы просто по-хорошему попросить ее остаться и поужинать, но…

— Лика, Лика, пожалуйста! Ну пожалуйста! — Полина прыгает на места, держа учительницу за ладошки.

— Хорошо…

За столом моя дочурка ни на секунду не умолкает, рассказывает Полине, что у неё огромная комната, много игрушек, и она любит устраивать чаепитие.

— Только игр-рать не с кем, — разводит руками, — а игр-рать я люблю!

Правда, играть она любит. Это точно.

Моя куколка очень подвижная, развитая не по годам. Ей скоро пять, говорить она начала в год, в два уже строила большие, длинные предложения. Правда, букву «р-р» вот только осваивает, но мне сказали, что это нормально.

А еще я знаю, что моя девочка очень любит музыку. Вернее, полюбила, как только пошла в этот частный детский сад.

Теперь я понимаю, почему.

Я бы тоже полюбил музыку, если бы со мной занималась…

Так, стоп, Александровский… мысли! Опять! Лучше о них забыть.

И о дамочке этой, вернее, девочке, по сути, по-хорошему лучше забыть.

Куплю новое фортепиано в детский сад. И гитару. Да, еще аккордеон до кучи. А может…

— Лика… Хм, Ангелика Витальевна, может быть, вам нужно электронное пианино? Знаете, такие сейчас новые, я видел, японцы делают вроде?

Краснеет Лика-клубника, точно на ягодку похожа. Так бы и съел.

— Спасибо. Но я не решаю такие вопросы, все только с Элеонорой Григорьевной.

— Папа, папа! Конечно, нам нужно! Саду нужно! Лика игр-рает на таком стар-ром р-рояле! Ужас просто! Ужас! Катастр-рофа!

Не могу сдержать улыбку, и Лика тоже. Моя дочь в этот момент явно копирует кого-то из старших. Возможно, ту самую Элеонору…

— Спасибо вам за чай, мне правда пора.

— И ты даже со мной не поигр-раешь? — Пушинка моя дует губы, делает глазки умильные, как у котика из Шрека — да-да, я смотрю мультики, естественно, у меня же дочь!

— Полина, давай так, сегодня я Ангелику Витальевну увезу, но завтра, — смотрю на прелестную учительницу музыки, нагло улыбаясь, понимая, что в такой ситуации она мне не сможет отказать, — завтра я ее привезу пораньше и вы поиграете.

— Я завтра не могу… у нас… совещание.

— Совещание? У вас тоже бывают эти пр-ротивные совещания? У папы постоянно! Иногда на всю ночь даже!

Упс, теперь по ходу краснеть должен я. Неловко вышло. Лика же понимает, что ночи я трачу вовсе не на совещания? Или… нет? Ладно, шутка, я не краснею и смотрю прямо на неё.

— Послезавтра?

— Лика, ну позя-зя! Позя-зя! — Это наше словечко, которым мы постоянно пользуемся дома. Еще с тех времен, когда «пожалуйста» Полине было сложно выговаривать.

— Хорошо, послезавтра я приду. И привозить меня не нужно. Я сама доберусь, вы только… — опять краснеет, а мне почему-то становится жарко, — охрану предупредите.

— Обязательно, — касаюсь рукой ворота рубашки, хотя галстук я давно снял, кажется, что давит.

— Лика, а ты самое главное папе сказала?

Вижу, что учительница опускает глаза, еще сильнее заливаясь краской, у нее даже ушки становятся розовыми.

— Нет, Полинка, извини… У меня… не получится.

— Как? — малышка округляет глаза и, кажется, готова заплакать, а я терпеть не могу, когда моя дочь плачет!

— Не получится что, Лика? — забываю субординацию, и вообще, называть эту мышку по имени-отчеству как-то…

— Папочка я… я хотела игр-рать… на пианино… Лика сказала, что… научит, и…

Смотрю на наглую музыкантшу уже сурово. То есть она обещала учить моего ребенка музыке, а теперь отказывается? Да я…

Готовлюсь высказать все, то думаю о ней, и тут меня осеняет!

Так она за этим пришла? Предложить мне свои услуги педагога?

Твою ж дивизию! Вот я… баран!

— Полин, Лике пора ехать, мы с ней в дороге все обсудим. Хорошо? Уверен, придем к… консенсусу.

— К чему пр-ридете, папочка?

— Договоримся, Пушинка!

Улыбаюсь и снова смотрю прямо на краснеющую как маков цвет учительницу.

Договоримся же, Лика-клубника?

В холле я галантно предлагаю Лике плащ, она старается просунуть руки в рукава так, чтобы оказаться подальше от моего тела, а я… Чёрт, я не должен, но нагло стараюсь придвинуться ближе.

Она только губы поджимает.

— Я могу и сама домой доехать.

— Я же сказал, что у меня дела на станции? — стараюсь говорить голосом, не терпящим возражений.

— Да, вы говорили, что вам надо документы взять, и ничего не взяли.

Не смотрит на меня, стоит, глаза в пол опустив, как будто я ее укушу.

На самом деле очень хочется. Укусить. И… повторить все то, что я делал с ней в машине и в коттедже. И больше.

Думаю об этом и сам себе удивляюсь. С дуба я, что ли, рухнул? Готов накинуться на эту девчонку, как… тигр оголодавший. Шерхан, твою ж дивизию…

— Ангелика Витальевна, я обещал отвезти вас домой и отвезу. Заодно и поговорим.

— О чем? — голосок испуганный сразу.

Нет, я привык, конечно, что обычно меня боятся, но… почему-то ее страх вызывает какие-то странные эмоции.

Не хочу, чтобы боялась!

Выходим из дома, веду ее к машине, намеренно долго не отвечая на вопрос.

— Так о чем?

Открываю дверь, галантно протягиваю руку. Хочу, чтобы сидела рядом о мной, на пассажирском, впереди. Вспоминаю, как задрал ее юбку, тогда, в первый раз.

Чёрт. Лучше бы не вспоминал.

— Ноги мои на этот раз трогать не будете? — Ого, эта мелюзга еще способна на иронию?

— А надо? Я могу. Если понравилось. — Что ты несешь, Александровский! Спугнешь ведь!

Так… ну и что, даже если спугну? Я, в общем, и должен ее спугнуть! Я вообще должен таких пугать! И все. И чтобы держалась подальше.

Она же сама сказала, что нецелованная! Или я что-то не так понял? И куда мне ее?

И потом, самое главное, о чем я забываю!

Она. Учитель. Моей. Дочери.

Всё! Это табу!

Смущается, понимает, что ляпнула не то, а я, вместо того чтобы отстраниться и дать ей самой в машину забраться, придвигаюсь ближе, и, ох ты чёрт, не могу-таки удержаться и подсаживаю за нижнюю часть спины, с удовольствием отмечая, что часть эта просто офигенная. Слышу, как тяжело, прерывисто дышит Лика и… наслаждаюсь этими звуками.

Что-то надо делать.

Не к добру это все.

Отвезу её и… может, реально вызвать какую-то бабу Элкину?

Закрываю дверь, обхожу тачку, в стекле вижу силуэт девушки, сидящей внутри. Нежной, наивной, клубничной…

Вот же зараза! После такой не хочется бабу!

Только такую вот и хочется.

Доигрался ты, Лёша, поздравляю!

Сажусь, сглатываю, говорю хрипло:

— Адрес точный?

— Вы меня, пожалуйста, высадите на станции, я…

— Лика, вы не поняли меня? — смотрю, понимаю, что веки тяжелеют, взгляд мой не каждый выдержит, а она…

Она все-таки боится. Дрожит. Чувствую.

— Пожалуйста… — почти шепчет, губу закусывает. Что ж за мода такая, губы кусать? Не ясно, что ли, какие это желания у мужика вызывает?

— Лика, — тоже снижаю тон, стараюсь говорить спокойно, даже ласково, — уже поздний вечер, у станции ошивается разная публика. Я не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности.

— Я не подвергаю. Я же там каждый день хожу, меня все знают.

Что? Эта малышка каждый день шарохается там, где всякой «гопоты» полно? И так спокойно говорит об этом? Реально не понимает опасности?

— Лика, я повторяю еще раз, там ходить для такой, как вы, опасно.

— Такой, как я? — Взмахивает ресницами. — А что со мной не так?

— С вами… — Ох ты ж горе луковое! — С вами как раз все так. Очень даже так. Лика, вы… Вы очень красивая девушка.

Опускает глазки, снова вспыхивает, вижу, даже чувствую, скорее, ее румянец! Хочет ответить, но молчит — правильно делает, не надо со мной спорить!

— Вы красивая, чистая, беззащитная…

— Именно поэтому вы меня за… за гулящую приняли? — хватает смелости так сказать же, а?

Не могу удержаться, протягиваю ладонь, беру ее за подбородок, вижу, как испуг простреливает.

— Не бойтесь, я… Я дурак, Лика, что я еще могу сказать в свое оправдание? Просто дурак. Я же сразу подумал, что ты на училку похожа. То есть… простите, вы, похожи на учителя. Такая одежда и… пучок этот.

— Нормальная одежда. — Дергается, пытаясь освободиться, но я не даю, как бы невзначай провожу пальцем по коже — мягкая, как шелк.

Мне кажется, я слышу, как ее сердце стучит. Как у кролика пойманного…

— Я не сказал, что ненормальная. Строгая. Консервативная. Девушки так не одеваются. Я… я решил, что это часть образа.

— Образа? — удивленно округляет глазки.

— Простите меня, Лика, еще раз. Что мне сделать, чтобы вы простили?

— Может, просто отпустить?

— Отпустить? — Моя очередь удивляться. Нет уж, Лика-клубника. Отпустить тебя я точно пока не готов.