Заменяющая солнце

Элейн Эванс

Эта история началась ещё в далёком 1950 году, в несравненном городе Париже. Страшная трагедия разрушила семью, оставив горе и шрамы на руках маленькой девочки. Течение времени переносит нас в Западную Вирджинию, где ещё одна героиня, светлая, ранимая художница Мария будет вести борьбу с тёмными демонами, поедающими её душу и только любовь настоящая, первая, сможет пролить солнечный свет в её мир.

Глава 9. Мария

Западная Вирджиния, 1986 год

Влюблённость

Ночь выдалась душной и бессонной. Мне было о чём поразмышлять. Я всё прокручивала в голове этот день. Меня беспокоило странное поведение Флорэнс, ведь она даже не стала проверять мои так тщательно написанные конспекты, и не выслушала мой рассказ о том, как весь день мистер Гаррисон пытал меня вопросами по школьной программе. Когда я вернулась домой то обнаружила, что свет в той самой комнате, двери в которую закрыты для меня навсегда, горел. Я на цыпочках пересекла холл и оказалась у восточной стены, в небольшом коридоре, который вёл в кабинет отца, и где на пути меня всегда ожидала, словно дикий зверь, притаившись в ночи, старая дубовая дверь. Тоненькая полоска света вытекала из неё, словно кто-то случайно пролил на пол солнечный свет, я задержала дыхание и встала со стороны приоткрытой двери. Моё сердце вдруг забилось чаще, то ли от страха, то ли от безумного волнения. Краем глаза, я увидела волосы Флорэнс, она стояла спиной ко мне, трудно было сказать, что она делала там, смотрела перед собой или быть может читала книгу, ведь я не видела ни её взгляда, ни рук. Но почувствовав, что я стала на шаг ближе к разгадке у меня вдруг появилось неудержимое желание войти и посмотреть, что такого скрывает эта женщина. Позади меня раздался неуместный скрип деревянных половиц, отчего я резко обернулась и увидела встревоженный взгляд миссис Хипкинс, и потому почувствовала себя нашкодившим ребёнком которого застали на месте так называемого преступления, даже если ничего такого противозаконного и не произошло. Её глаза расширились, а рот беззвучно требовал «Уходите». Сглотнув я аккуратно развернулась на одних лишь носках и направилась в западное крыло, в столовую.

Сев на стул у длинного прямоугольного стола с вычурной резьбой, я пыталась привести своё сбившееся дыхание в порядок. С самого детства я знала, что в нашей семье существует два запрета — 1. Не спрашивать маму о перчатках. 2. Ни при каких обстоятельствах не входить за ту страшную дубовую дверь.

Когда мы с Аннет пытались выведать тайну закрытой двери у отца он всегда отшучивался и говорил, что у каждого человека есть парочка скелетов в шкафу, но для нашей мамы существует целая комната. А затем он менял тему разговора. Заводя старую песню о том, какими прекрасными врачами мы с сестрой станем. Я тут же делалась сама не своя и убегала в комнату, а сестра послушно выслушивала все куплеты.

Но на этот вопрос я не знала ответа, как и на многие другие: в этой семье слишком много тайн, и порой мне казалось, что я тону в их пучине, отчаянно глотая воздух скатываюсь в кроличью нору, в которую так мечтала попасть еще в детстве, но теперь это не приносит мне радости.

Вернёмся к моему наследию. Самая младшая в семье, бывалая фантазёрка, как любил говорить иногда Фрэд, чувствовала, что среди нас слишком много врачей и возможно моё нежелание становиться медиком как-то связано с тем, что для меня в этой чаше не осталось таланта. Марго была невероятно способной, Фрэдерик — любимец всей семьи, и Аннет, всегда третья, но не последняя, ведь эту цепь замыкала я.

Наш папа был родом из штата Кентукки, родился в небольшой семье фермеров. С раннего детства он очень любил лошадей, благодаря этой его страсти мы с братом и сестрами часто посещали здешнее ранчо для воскресных прогулок. Однажды на папин день Рождения к ним приехали гости из соседнего штата, дальние родственники, отец тогда уже стал настоящим фермером, отлично справлялся с хозяйством, подковывал лошадей, принимал участие в конкурсах, вот только в столь юное пылкое мальчишеское сердце ворвалась первая любовь. Дочка их гостей была немного старше и уже училась в медицинском университете. Она сразу же пленила нашего папу своей добротой, умом и красотой, в его мире о такой благородной профессии могли помышлять лишь отчаянные глупцы, но он понимал, чтобы приблизиться к той, кого любишь, необходимо переплюнуть всех этих фантазёров и сразу же взялся за учёбу забросив работу на ферме. К слову когда он рассказывал эту историю нам однажды зимним вечером у камина, в присутствии мамы, мы смущённо смотрели на мамино лицо, но она выглядела непроницаемой, спокойно читала книгу сидя на канапе, и даже бровью не повела в нашу сторону. Фрэд сразу же посчитал своим долгом подстегнуть отца и спросил, почему же он всё-таки не женился на той доброй, прекрасной и умной леди, а в ответ получил от Марго подзатыльник. Отец говорил, что, окончив школу он переехал в Западную Вирджинию, чтобы связаться с Джинни, той девушкой, они поддерживали связь, но некоторое время назад она перестала отвечать на его письма. Отец успешно сдал экзамены и поступил в тот же вуз, где училась она. И вот однажды они встретились в коридоре университета, наш папа на всех парах мчался к ней, такой прекрасной и особенной, но быстро обжегся узнав, что она выходит замуж и ждёт ребёнка. Шли месяцы, горе и печаль пленили его сердце, как когда-то прекрасная Джинни. И вот одним чудесным весенним утром отец увидел её, необычную, словно из другого мира, Флорэнс. Она очаровала его своим пылким нравом, отказом назвать своё имя, причудливой благородной речью, странным аксессуаром в виде перчаток до локтей, он тогда решил, что это такая мода в её колледже, своей европейской внешностью и то как искусно она игнорировала папины попытки заговорить с ней. Он следил за ней до самого общежития, где жила мама при закрытом колледже для Леди, дожидался её после занятий, каждый день провожал домой, и вот однажды, она не выдержала и спросила кто он. Тогда отец ответил, что учится на медика, а мамина реплика, которая шокировала нас всех, если конечно так и было, так как всё повествование велось сугубо от папиного лица, пока Флорэнс дочитывала свою книгу, она поставила ему условие: он должен стать настоящим врачом и тогда она выйдет за него.

Мы не ведали — какая доля правды присутствовала в этой истории, но слушать рассказ о той Флорэнс, которую мы никогда не знали было слишком интересно, поэтому вся история воспринималась на веру безоговорочно.

Вот только после исчезновения сестры эта странная идиллия в нашей семье дала трещину. Мы больше не собирались всей семьёй у камина послушать очередную историю из жизни, мама стала ещё закрытие и холоднее, словно её сердце наполнилось ледяной водой и тяготило её. Она просто не могла дать нам ни частички своего былого тепла. Отец постоянно находится в командировках, сейчас мы почти не видимся, и я очень тоскую. В городе есть квартира, близ нашей больницы, отец проводит много времени именно там. Однажды старшие поведали нам с Аннет об этом жилище, Фрэд сравнивал его с убежищем от сил зла, к слову он любил пошутить на счет матери, Марго же наоборот всегда оправдывала поступки отца чисто деловым интересом. И сейчас у меня возник вопрос, почему? Не связано ли это с тем выпирающим скелетом из комнаты с дубовой дверью? Не чувствует ли отец, что для них обоих в этом доме слишком мало места?

На столе меня дожидался ужин, накрытый начищенным до блеска серебряным клоше. Суп был ещё горячий, я схватила кусок свежеиспечённой чиабаты и отметив про себя, что миссис Хипкинс должно быть увлеклась итальянской выпечкой, быстро расправилась с супом. Аппетит проснулся сумасшедший.

Весь день то и дело моё сердце колотилось как ошалелое исчерпав все виданные и невиданные мною запасы энергии, а ведь завтра меня снова ждут эти ощущения. К слову о чувствах. Умостившись поудобнее в своей кровати, я наблюдала как на небе зажигаются яркие звёзды, а крона старого дуба в саду медленно покачивается, без листьев он был похож на злого великана с множеством рук, но я помнила каким он станет уже совсем скоро и как здорово будет вновь устраивать пикники у его подножия. При этой мысли я осеклась, когда это я вспоминала о наших весёлых посиделках с Аннет в последний раз? С тех пор как она исчезла я и думать не могла о таком. Отчего же сейчас я вновь чувствовала, что готова двигаться дальше? Неужели все эти новые чувства означают что-то важное? Я стала крутиться туда и сюда, отгоняя прочь воспоминание, такое свежее и манящее, оно то и дело выпрыгивало перед глазами, словно попрыгунчик, Доминик подходит ко мне и заправляет прядь волос за ухо. Глубокий вдох, мгновение, выдох. Мне надо выспаться, ведь завтра у нас вновь дополнительные занятия. И с огромным трудом стараясь угомонить душные вздохи влюблённого сердца я с головой накрылась одеялом, отправляясь в царство снов.

Весь день я парила где-то в облаках, за что получила несколько внезапных замечаний от своих учителей. А всё потому, что для меня, мечтавшей о скорейшем окончании дня, любой кто отвлекал от столь заманчивого занятия, был внезапным. Мистер Гаррисон несколько раз показался в школьном коридоре, но ни разу мне не удалось встретить его взгляд, чтобы поздороваться. Я больше ни о ком не могла думать и это меня пугало. Но остановиться было невозможно. Впервые после исчезновения Аннет другой человек занимал мои мысли на столько сильно. На последнем уроке мне безумно захотелось рисовать. Сначала я стала копошиться в сумке в поисках своего альбома, а потом застыла. Альбом, которому не посчастливилось искупаться в одном из наших вычурных фонтанов, и который я так тщательно высушивала, был больше не пригоден для рисования, страницы скукожились, напоминая перепаханные поля после сбора урожая, или лёгкую рябь на зеркале океана.

— Мария! — Вдруг раздалось над ухом. Я в страхе выпучила глаза на человека, стоявшего надо мной. Это был мой преподаватель, вот только какой сейчас урок?

— У вас случайно не найдётся свободного листа бумаги? — Отозвалась я, а секундой позже уже мчалась по коридору со своей сумкой в руке к выходу. Лицо моё озаряла яркая улыбка, да такая, что у меня начало сводить мышцы лица. Пока меня не поймали, а о последствиях сей выходки я и вовсе не думала, стоило как можно быстрее скрыться из стен школы.

Но пробегая мимо учительской я невольно остановилась напротив чуть приоткрытой двери, кажется это входило в привычку — следить за людьми, но иначе я не могла, ведь оттуда доносился голос Доминика. Он и другой учитель что-то оживленно обсуждали. А после, мистер Гаррисон, развернулся и взяв свой кардиган направился к выходу, где и наткнулся на меня.

— О, Мария! — Взволнованно выпалил он.

— Лошади, — шепнула я, заглядывая ему за плечо, чтобы убедиться, что тот другой учитель занят своим делом.

Лицо Доминика сделалось каким-то виноватым, одной рукой он провёл по своим непослушным волосам, затем прикусил нижнюю губу, отчего я вся точно весенняя травинка, напряглась.

— Прости, я совсем забыл об этом, может в другой раз? — Мы отошли от учительской и направились по коридору к выходу, минуя уборщицу, которая сопроводила нас неодобрительным взглядом, видимо оттого, что мы вышагивали по только что помытым ею полам.

— У меня есть кое-какие дела в городе, я должен уехать на пару дней. Как раз договорился о заменах.

Лицо моё разразил неподдельный ужас.

— Но вы же обещали? — Пропищала я, сама, не ожидая своей реакции и того, как при этом изменился мой голос. Доминик оглянулся по сторонам, а затем наклонился ко мне, я разволновалась сильнее, услышав запах его одеколона, но смотрела прямо перед собой, разглядывая легкую щетину на подбородке, только бы не встречаться с ним взглядом, сейчас.

— Давай покатаемся после того как я вернусь, — он улыбнулся мне своей мягкой привычной улыбкой, от которой у меня сводило желудок.

— Вы уезжаете прямо сейчас? А это может подождать до вечера? — Взмолилась я, желая провести с ним хотя бы несколько часов.

Он колебался некоторое время, снова пытаясь пригладить свои волосы. А затем его лицо как-то само собой смягчилось.

— Хорошо, — вновь улыбнулся он.

Иногда нам кажется, что мы родились не в ту эпоху, не в то время и не в том месте. Нас должны были ожидать головокружительные балы и готические замки, несметные богатства, дуэли на шпагах за честь дамы, вычурные котильоны или просто другие люди. Но мы не выбираем время, место или людей. Когда мы впервые открываем глаза свету, всё уже правильно и на своём месте.

Я часто ощущала себя лишней, я не была похожа на свою семью, кроме нежелания стать врачом было много всего, другая натура, слишком не такая, и часто мне об этом говорили, среди одноклассников я была одиночкой, близких людей в школе у меня не было, я не сближалась с одногодками, потому что мне это было неинтересно, от природы не страдала от недостатка общения, всё что мне нужно у меня было — настоящий друг, человек рядом с которым я не ощущала неловкости своего существования зная, что я на своём месте, моя сестра, Аннет. Когда она пропала — то единственное, что связывало меня с реальным миром, та ниточка которая заставляла меня проявлять хоть какую-то заинтересованность в своем окружение — исчезла.

А сейчас происходило нечто совершенно на меня не похожее. Кажется, я вновь обрела человека, рядом с которым всё становится на свои места. И реальность вновь достигала меня, я стала свидетелем своей жизни, теперь мои дни не проходили незамеченными, как песок, размытый на дне океана. Собственная жизнь вновь заинтересовала меня.

За городом находилось небольшое ранчо Вудвик, им владели муж с женой, уже многие годы они жили только вдвоем. Маленькими детьми мы не задумывались с Аннет, почему у этой пары не было детей, нас это мало заботило, нас приводил сюда отец каждые выходные, пока не погряз в больничной рутине, что было очень давно, тут мы отлично проводили время, давали имена лошадям, на которых катались, придумывали различные истории, осваивали новые навыки. Сейчас я понимаю, что эта семья посвятила свою жизнь выращиванию этих прекрасных и гордых созданий. Ранчо было их детищем. Оказавшись тут спустя семь лет на меня нахлынули воспоминания. Пока Доминик договаривался о нашей поездке с мистером Вудвиком, я огляделась. Всё тот же старый ринг, внутри которого сейчас гуляли несколько вороных лошадей, они жевали сено и фыркали, загадочно смотря перед собой своими миндалевидными тёмными глазами. За рингом виднелся небольшой дом с красной черепичной крышей, на окнах шевелились занавески, погода стояла солнечная, и видимо миссис Вудвик решила впустить весенний ветерок в свою обитель. Правее я увидела небольшой огород, на котором уже виднелись зелёные стебли разных овощей, а поодаль белым пятном на меня глядела теплица. Помню, как однажды нас угощали свежей клубникой, после конной прогулки, пока мы с Аннет ждали, когда нас заберет отец. Подул ветерок, солнце стояло в зените, а на небе лениво ползли белые облака. Я вновь вспомнила картины из детства, вкусы и запахи. Позади меня располагалось стойло для лошадей, ветер принёс запахи оттуда, я поморщилась, но всё же улыбнулась воспоминаниям.

— Надеюсь ты умеешь ездить, — подмигнул мне Доминик, пока затягивал ремни на седле у моего точно угольного жеребца.

Я лукаво улыбнулась.

— Попробуйте меня обогнать. — Смело заявила я. Мистер Гаррисон закончил с ремнями подошел ко мне вплотную.

— Позволишь? — Я опешила. Позволю что? Я вновь уставилась на его подбородок, а затем моему взору предстала его широкая улыбка. Не зная, что именно он имел ввиду я пожала плечами, но кивнула. В следующий момент я почувствовала его большие руки на своей талии, он крепко схватил меня и в одно движение помог сесть в седло, оказавшись наверху я в ужасе посмотрела вниз. Как только он смог поднять меня? Какой человек скрывался под этой клетчатой рубашкой и вязаным кардиганом?

Доминик с лёгкостью вскочил на своего коня, так будто практиковал это движение ежедневно. Он закатил рукава рубашки до локтя, и я невольно засмотрелась как выступали вены на его руках, когда он натягивал стремена.

— Но! — Скомандовал он. И я последовала его примеру. Мы неслись на встречу солнцу, которое стало медленно клонится к линии горизонта. Я не могла его нагнать, но от этого чувствовала себя ещё счастливее. Как же давно это было. Ветер хлестал меня по лицу, унося в пучину воспоминаний, словно машина времени он нагонял прошлое, Аннет ехала впереди меня, вскрикивая от счастья, а я старалась догнать сестру, но всё что мне оставалось — это до конца погони смотреть на её спину.

Доминик замедлился, я почти нагнала его, а сердце бешено колотилось. Каждая клетка моего тела была наполнена абсолютным счастьем, остановившись я вдохнула полной грудью свежий воздух, разглядывая чудную картину, что открывалась нам. Долина струилась вниз, словно пологий водопад, равнина переходила в густые леса, ели и сосны стояли вечнозелеными стражами, а солнечный свет раздвигал их ветки своими хрупкими руками.

— Это великолепно. — Мне хотелось навсегда запечатлеть эти мгновения в своей памяти.

— Тебе стоит нарисовать этот пейзаж, не так ли? — Я молча наблюдала за ним. Доминик слез с коня и вынул из сумки, которая была прикреплена к седлу, мои принадлежности для рисования. И когда только он успел захватить краски и кисти из дома миссис О`Браян, неужели они были в его сумке с самого утра? Вопросы остались без ответа, когда он вновь протянул ко мне руки и сжав мою талию аккуратно снял меня с лошади. В тот момент я всё же посмотрела ему в глаза. Наконец. Теплая волна счастья охватила меня. Но он был совершенно непроницаем. Оказавшись на земле, я пришла в себя и осмотрелась где бы устроиться.

— Надеюсь ты не возражаешь, что я стал пользоваться той старой пристройкой на заднем дворе? — Он вынул небольшой плед, который мы одолжили на ранчо и расстелил его.

— Конечно. Спасибо вам за всё. — Ответила я, не став копаться в деталях того, зачем ему понадобилась пристройка. Я присела на плед и принялась раскладывать кисти.

— Я взял это всё без спроса, прости. — Он сел рядом и стал помогать мне, извлёк небольшой лист бумаги из своей папки.

— Этот подойдёт?

Я прощупала лист. Он был слишком тонким для рисования акварелью, но расстраивать Доминика мне не хотелось, а желание рисовать уже поглотило меня.

— Ещё раз, спасибо. — Я принялась за дело, мне хотелось ухватить хоть частичку того вида, который открывался нам. Мистер Гаррисон даже прихватил небольшую ёмкость для воды и налил туда немного из своей фляги, которую нам так же одолжили на ранчо. Мне было тепло и уютно. Я рисовала, он смотрел перед собой, иногда на меня, заставляя моё сердце трепетать подобно колибри.

— Почему вы заботитесь обо мне? — Первой молчанье нарушила я, отчего удивилась собственной смелости, ожидая услышать что-то о долге учителя перед ученицей, но всё же надеясь на другой ответ.

Доминик задумчиво посмотрел вдаль, моя лошадь фыркнула, жуя траву неподалеку, я улыбнулась, про себя отметив находчивость реакции животного. Почему он так долго молчит? Какие слова первыми пришли ему на ум и почему он лишил меня возможности услышать настоящий ответ. Я знала, когда человек так долго молчит он придумывает что сказать, а на самом деле настоящий ответ пришел ему на ум в ту же секунду, когда он услышал вопрос.

— Учитель должен заботиться о своей ученице. — Изрёк он. В этот момент я представила, как картинно бы закатила глаза моя старшая сестра Марго и засмеялась.

— Что-нибудь не так? — Он повернулся ко мне и по виду был совершенно ошарашен моей реакцией.

Я продолжала хохотать, а лошадь фыркала в такт моему смеху, Доминика это рассмешило и нам обоим уже было не удержаться.