Оно мне было надо. Вертикальные мемуары

Эдуард Струков

Мемуары свидетеля эпохи, написанные в жанре авантюрно-плутовского романа. Ироничные и откровенные истории, объединённые одним героем, за которым явственно угадывается автор. Полудокументальное повествование об одной отдельно взятой человеческой жизни, в котором нашлось место и страшному, и смешному, и грустному. Интересная и предельно честная книга, написанная живым и современным русским языком в редком жанре вертикальной миниатюры, иллюстрирована уникальными фото. Книга содержит нецензурную брань.

Секс Советского периода

Должен ли автор предупреждать читателя о том,

что текст его может вызвать отвращение,

паче того — больно ранить чувства читающего?

Недолго Степанов мучился над этим вопросом,

поскольку сам он справедливо считался в миру

человеком грубым и насмешливым,

хотя и старался жить по принципу

«фонарные столбы никогда не нападают первыми».

Поэтому что выросло — то выросло.

Весёлая студенческая юность Степанова

пришлась на восьмидесятые годы прошлого века,

время странное и мало кем доселе описанное —

ханжество и однообразие терпели крах,

нравы становились вольными,

юбки всё более и более короткими —

молодёжь решительно брала от жизни всё,

не сильно церемонясь насчёт строгостей

морального кодекса строителя коммунизма.

Степанов все эти годы жил на «фронтире»,

в комнате на первом этаже рядом с вахтой.

Вахта была линией фронта — тем самым местом,

где постоянно происходили кровавые побоища

между теми, кто рвался в общежитие,

и теми, кто отстаивал «цитадель порока» —

социалистическое общежитие по замыслу партии

должно было напоминать женский монастырь,

хотя монашками обитательницы общежития

как раз совсем и не являлись.

Вахтёр Степанов не понимал тогда многих вещей,

ему казалось, что если люди решили переспать,

то флаг им в руки и попутный ветер в спину.

Получалось, что он зря охраняет границу,

всячески препятствуя чужому счастью,

воссоединению, так сказать, любящих сердец!

Потом он осознал всю важность своей роли —

вахтёр гасил животный промискуитет масс,

направляя энергию секса в русло брака,

заставляя безответственных самцов

заводить крепкую советскую семью.

Советскую семью охраняло государство,

за отношениями пар бдительно следили все —

от соседей до парткома и даже профкома —

попасть в семью было всё равно, что сесть в тюрьму,

где постоянный надзор и жёсткие ограничения.

Поэтому мужчины старались «нагуляться» на воле,

а девушки знали о том, что любой секс

легко можно выдать за изнасилование —

или садись, дружок, или пожалуй под венец.

Как никогда была актуальна в то время

фраза Петрухи из фильма про белое солнце пустыни:

«Женишься, а там крокодил какой-нибудь!»

Считалось обязательным вступать в половую связь

исключительно после свадьбы,

что лишало молодых возможности

хоть немного узнать друг друга заранее.

Потому и женились, словно в омут прыгали —

а если что не так, то стерпится — слюбится, Петруха!

Хитроумные самки, одетые в сексуальные наряды,

приходили в переполненный местный ресторан,

заказывая самый минимум — салат да винцо,

томно танцевали под популярную музыку

с подвыпившими щедрыми самцами,

обещая всем своим видом неземную любовь.

Выпив и закусив за счёт танцующих с ними,

девушки устраивали обычное «динамо»,

поскорее убегая в родное общежитие

под защиту толстых стен и крепких кулаков.

Обманутые граждане долго стучали в двери,

воинственно требуя «продолжения банкета» —

кому приятно уходить ни с чем, понимая,

что тебя развели как последнего лоха?

Наивные красавицы забывали, что мир тесен,

вскоре снова шли «потанцевать и развлечься»,

но «потерпевшие» были теперь уже начеку —

иногда всё заканчивалось групповым изнасилованием,

но чаще всего знакомством и свадьбой.

Как-то раз Степанова позвали на помолвку,

происходившую в общежитии напротив,

там жили студенты автомобильного факультета —

мероприятие подгадали к Восьмому марта,

девушек на факультете училось всего двое,

а при таком раскладе женский праздник

выглядит практически настоящей свадьбой,

где все гости почему-то одного мужского пола.

Сам Степанов когда-то мечтал стать инженером,

поэтому тепло относился к студентам политеха,

а с женихом Серёжкой был знаком давно —

вместе гоняли мяч в коробке за оврагом,

однажды Степанов крепко выручил знакомца,

переведя для того за шесть литров пива

огромный топик по двигателям внутреннего сгорания,

в которых сам не понимал ни бельмеса —

а надо сказать, что такие подвиги редко забываются.

После застолья началась дискотека,

уставший после ночной смены Степанов раскис,

сомлел и решил прикорнуть в чужой комнате,

которую жених Серёга от греха закрывал на ключ —

в общежитии ожидалась проверка из деканата.

Степанов застелил чистую простыню,

покурил, разделся, залез под одеяло —

в общаге он научился засыпать мгновенно.

Сквозь сон он слышал крики, кто-то тряс кровать,

на Степанова падало что-то большое и тяжёлое —

но разбудили его тихие голоса множества людей.

Он открыл глаза и увидал странную картину —

посредине комнаты лежала нагая невеста,

над которой суетился раскрасневшийся жених,

вокруг на кроватях сидело человек десять народу,

деловито тыкавших пальцами и дававших советы.

— Ого! Групповуха? За кем буду, мужики? —

обрадовался спьяну остроум и циник Степанов.

На него зашикали, и он вдруг с ужасом понял,

что в комнате происходит нечто сюрреалистическое.

Оказалось, что к моменту прихода проверки

невеста по имени Лариса крепко надралась водки,

начала выяснять какие-то старые обиды,

после чего жених закрыл её в комнате,

в той самой, где мирно спал Степанов,

а напоследок отвесил подруге доброго леща.

Лещ пьяной девушке пошёл совсем не в прок —

вместо того, чтобы слегка протрезветь,

она жестоко обиделась на весь белый свет,

отыскала где-то моток верёвки,

чтобы повеситься на верхнем шпингалете окна —

прямо над головой храпевшего Степанова.

Между тем праздничная проверка закончилась,

в общей суматохе про Ларису как-то забыли,

а когда вспомнили, то было уже слишком поздно.

Теперь она лежала посреди комнаты,

бесстыдно и страшно раскидав руки и ноги,

Степанов подполз к ней поближе и увидал,

что лицо её изменилось почти до неузнаваемости —

смерть всегда вызывала у него странное любопытство.

Жених неумело давил Ларисе на пухлый животик,

пытаясь вернуть возлюбленную к жизни,

ему советовали сделать ей дыхание «рот-в-рот»,

Серёжа закрыл глаза и дунул что было силы —

из носа девушки хлынула буро-зелёная слизь,

зато неожиданно появился вялый пульс —

только тогда у кого-то хватило ума вызвать «скорую».

До Степанова наконец-то с трудом дошло,

что он стал невольным свидетелем суицида,

вдруг кому-то втемяшится в голову обвинять его —

всё, кому теперь и что можно доказать,

прощай, диплом — привет, колючка!

Но автомобилисты уже всё решили за него,

Степанова выперли из комнаты в одних трусах,

он, счастливый, понёсся скорее домой,

прижимая к груди скомканную одежду,

извещая всех встречных-поперечных:

— Лариска повесилась! Лариска повесилась!

Бедную Ларису спасти так и не смогли —

в мозгу начались необратимые изменения.

Её единственная однокурсница на следующий день

отравилась какими-то таблетками —

что-то у неё тоже не срослось по любовной части.

Откачать её врачи, как ни спешили, не успели.

По всему выходило, что автомеханика —

дело опасное и несовместимое с любовью.

То ли шёл по городу шквал женского суицида,

то ли просто так совпало — трудно ответить.

Но жизнь неуклонно летела дальше,

вокруг Степанова всё цвело и влюблялось,

сам он должных выводов не сделал,

позабыв о том, как опасны отношения

с девушками пубертатного периода,

о чём однажды горько пожалел и сам —

вступил в случайную связь с пьяной девицей,

а та через пару недель наложила на себя руки,

хорошо ещё, что испугалась — вовремя дурочку откачали.

Считая себя главным виновником драмы,

Вверху фото семьи отца в 1962 году, посредине — брат и сёстры зимой 2005 года, внизу — сбор грибов-вешенок в мае 2004 года.

Степанов занял денег у друзей на апельсины,

перетрухал и собрался уже на полном серьёзе

ехать в больницу делать предложение —

в те времена половая связь с девушкой

легко становилась капканом для мужчины,

общество жестоко боролось с промискуитетом,

требуя от нарушителей немедленной расплаты.

Но пока Степанов бегал в поисках фруктов,

с ужасом отгоняя грустные и тяжкие мысли о том,

как он будет объясняться с родителями,

ему сообщили, что у девицы другая проблема —

легкомысленная, она спала с кем попало,

причём он, сельский дурачок Степанов,

в её списке оказался не самым последним,

а переклинило девушку на почве ревности

к отказавшему ей в ласках старому дружку.

Но в те времена пособий по сексологии не было,

учились этому нехитрому делу кто как мог,

психологические тонкости оставались тайной —

люди вступали в интимные связи вслепую,

совершенно не зная ничего о сексе,

а уж тем более о семейной жизни.

Это уже потом хлынуло жарким водопадом

изо всех щелей со стонами и вздохами —

от Эммануэль до американского силикона.

А до того все жили как зашоренные кони-лошади,

спросить про секс было негде, да и некого.

Так вот и жили, мучаясь, герои кинофильмов —

увести невесту у лучшего друга они ещё могли,

а вот что с нею дальше делать, явно не знали.

В девичьей тетрадке, найденной в чужом столе,

Степанов прочитал «роман» про любовь:

«Она вздохнула и потеряла сознание…

А через три месяца узнала, что беременна.»

Что там случилось между ними ночью —

так и осталось для читателя страшной тайной.

А вообще Степанову невероятно повезло.

Когда с мутного экрана старого телевизора

прозвучало знаменитое «В СССР секса нет!»,

он оказался всего-то пять дней как женат.

В тот самый день, 17 июля 1986 года,

рванула в ошеломлённой великой стране

самая настоящая сексуальная революция,

начало которой совпало с его медовым месяцем.

Так что Степанов потерял совсем немного.

Случились и в его личной жизни

простые маленькие праздники,

в которых действо происходило так же,

как в популярной некогда песенке:

«Сзади, сбоку, сверху, снизу,

На ковре и на карнизе,

На полу, на потолке и просто лежа в гамаке,

На столе, на стуле, в ванной,

И на валике диванном,

На неструганной доске

И на мелком наждаке,

На кровати, на тахте

И на газовой плите,

На скамейке, на толчке

И на мусорном бачке,

На полу, на потолке,

И даже стоя в гамаке…»

Да, всё-таки жизнь удалась.