Зайди ко мне, когда уснёшь

Эдуард Еласов

Леонид Скобелев – талантливый мастер кисти. Неудивительно, что он воспринимает окружающий мир не так, как обычные люди. Его вселенная прекрасна! Но её разрушает страсть к алкоголю… Однажды, когда казалось, что всё уже потеряно, Леонид встретил Время и пил с ним чай, гостил у Судьбы и спорил с ней. Время рассказывало ему истории, Судьба читала книгу, а Сон показывал фильмы… Но какое ему дело до них, если он влюбился в Неё? В ту единственную, за которую не жалко отдать жизнь.

Глава 7. Часовщик

Вой, жуткий и неестественный, разбудил Лёню. Кто мог обладать таким голосом, даже представить было невозможно. Он открыл глаза. Было уже поздно. Синие огни ползли по стенам комнаты, разбегались и сходились, увеличивались и исчезали. Пространство исказилось до неузнаваемости, и только знакомая обстановка и предметы как-то напоминали о родной квартире. Странно, что голова не болела. Мысли довольно чёткие и последовательные, и это, несмотря на количество принятого вчера спиртного.

Лёня встал, чтобы пройти на кухню, попить воды, и ахнул от увиденного. Квартиру буквально перекосило. Стены мало того, что стали разного размера, так ещё и колыхались, словно ткань на ветру. Потолок из прямоугольника превратился в какую-то трапецию, которая, кажется, так и норовила скрутиться пропеллером. Пол же вздыбился, словно под ним образовался огромный пузырь, и теперь, чтоб пройти по нему, приходилось проявлять недюжинную сноровку. Предметы мебели тоже как-то покосились и скрючились, как будто им было уже лет двести.

Лёня прошёлся вдоль серванта, касаясь его рукой, поправляя книги на кривых полках. На ощупь все было таким настоящим, что, увиденное невозможно списать на похмельное виденье, даже при всём желании.

Лёня, впрочем, сразу принял окружающую обстановку, и некоторое любопытство перебороло его страхи и тревоги. Для начала пришлось всё-таки зайти на кухню и выпить воды из-под крана, которая на вкус оказалась отменной дрянью, похожей на застоялую болотную жижу. Теперь валяться на кровати вовсе не хотелось, и первым делом Лёня совершил променад по своей квартире.

«Да нет же, всё такое же, как и раньше, ну разве чуть-чуть кое-что поменялось», — мысленно успокаивал он сам себя, вглядываясь в детали обстановки. Однако, очевидно было, что здесь что-то не так. Лёня очень хотел, чтобы это был лишь сон, но его вывод остался неутешительным — это не сон.

Он оделся и вышел в подъезд. Надо было очень постараться и приноровиться спуститься по кривым ступеням, пытаясь удержаться за хлипкие поручни, которые буквально гуляли волнами. Всё представлялось мрачно, но подсвечено разными всполохами огней, которые исходили даже из каменных стен, словно от драгоценных камней. Надо сказать, не было смысла осознавать окружающую обстановку, потому что этот мир состоял из одной природы кривого пространства, которое стремилось, не спеша видоизменяться, словно густой сироп, медленно залитый в стакан с водой. Леонид даже допускал, что это всего лишь сон. Очень реалистичный сон, который изобразил для него другой мир. Мир, повторяющий образ знакомого места, но как будто обезображенного кистью неизвестного художника.

Лёня толкнул дверь и оказался на улице. Город казался пустым. Ветер разносил по тротуарам бумаги, мусор вперемешку с пылью. Он остановился в нерешительности, выбирая, куда пойти, налево или направо. Только подумал о том, чтобы проведать соседний магазин, как за углом дома послышался шум. Крики и собачий лай в общем гомоне приближались. И вот, едва не сбив опешившего Лёню, мимо пронёсся человек, лёжа на спине. Взъерошенного и кричащего от ужаса, его волокли за собой две собаки, торчащие из брюк, там, где должны быть ботинки. Псы неистово неслись, время от времени пытаясь укусить друг друга. В азарте склок они вовсе не обращали внимания на бедолагу, которого волокли за собой. Зрелище было настолько неописуемо диким, что пока Лёня пытался осознать увиденное, троица скрылась во дворах, так же внезапно, как и появилась. Понимая, что это не последний сюрприз, Леонид с опаской стал озираться вокруг.

Город не был пуст. То там, то сям мелькали какие-то тени. По кустам кто-то усердно бегал, и, судя по количеству топающих вслед ногам, не просто бегал, а убегал. В некоторых окнах квартир мелькали фигуры, и тут же скрывались за полупрозрачными занавесками в испуге быть замеченными. Странные крики, невнятные бормотания и шорохи время от времени врывались в окружающую тишину. Атмосфера тревоги и опасности чувствовалась каждой клеткой организма. Это был, если не враждебный, то уж точно не дружественный мир, нехотя встретивший пришельца.

Вот на дороге появился автомобиль. Из-за помятого кузова трудно даже было определить принадлежность его к какой-либо известной марке. Он двигался не спеша, словно бы в задумчивости, и даже притормозил возле «зебры», хотя пешеходов на ней не наблюдалось. Лёня поднял руку в надежде привлечь внимание к своей персоне. Водитель, видимо, заметил жест, свернул на встречную полосу и остановился поодаль, напротив голосовавшего. Этот автомобиль был жалкий на вид, помятый, грязный и к тому же с разбитыми стёклами. А как же водитель? А водитель вовсе был без головы! Именно, живой и без головы. Видны были только плечи отчего, казалось, что салон вообще пустовал. Но нет безголовое тело повернулось всей грудью в сторону Леонида, словно пыталось разглядеть того, кто посмел остановить его. Раскрытая подушка безопасности, повисшая на руле, явно раздражала его, отчего он всё время пытался откинуть её в сторону. Кажется, это его больше беспокоило, чем отсутствие головы. Наконец водитель просто заправил обрывки ткани себе за воротник как салфетку перед обедом.

— Извините, — Лёня, стараясь выглядеть как можно приветливей, сделал шаг навстречу машине, простирая открытые ладони, всем видом показывая свою безобидность. Но безголовый, видимо, не оценив добрых намерений того, рванул с места и, не сворачивая со встречки, исчез вдали, поднимая за собой облако пыли.

— Дурдом, — констатировал с тяжёлым вздохом Лёня и оглянувшись, принялся глазами выискивать кого-нибудь более адекватного, с кем можно было реально поговорить. Метрах в ста от того места, где он стоял, маячила фигура человека. Это, похоже, был немолодой мужчина. Он не торопясь шёл, удаляясь в сторону центра города. Что-то разместившееся на его плече напоминало поклажу, которая, впрочем, не отягощала его. Лёня решил во что бы то ни стало нагнать случайного путника. Быстрыми шагами он поспешил вслед за мужчиной. Расстояние было не такое уж большое, но вот странное дело, Леонид никак не мог приблизиться к цели. Он ускорял шаги, делал остановки, но фигура неизменно была так же далеко, что и в начале пути. В таком тандеме они уже отмахали больше половины улицы Мира и приблизились к скверу Миндовского. Лёня, вспомнив о том, что он в молодости неплохо бегал, и положившись на свои ноги, из последних сил припустил трусцой за пешеходом. Упрямое расстояние никоим образом не сокращалось, а спина старика, словно издеваясь, всё так же мерно раскачивалась из стороны в сторону. Преследователь заметно выбился из сил и замедлил шаг.

— Э-э-э-эй, мужчина! — протяжно закричал он вслед старику. Видя, что тот остановился и обернулся, вдохновлённый, замахал ему рукой. — Подождите меня!

Путник понимающе кивнул и уселся на лавочке, аккурат напротив входа в сквер. Лёня, держась за грудь, с великой одышкой, волоча ноги, пошёл к нему. Огромные жирные крысы, потревоженные криком, высыпали из дверей небольшого торгового павильона и возмущёнными взглядами провожали его. Лёня, проходя мимо, глянув на них, подумал:

— «Разве могут быть на морде крыс эмоции?»

Может, он и не подумал, а произнёс это вслух, потому что самая толстая, сидящая на задних лапах и держащая в передних надкусанное яблоко, неожиданно ответила:

— Могут!

— Это у тебя морда, а у нас лицо, — добавила та, что была чуть поменьше, с порванным ухом, и вся крысиная ватага взревела от восторга. Лёня посмотрел, чем бы можно было запустить в этих негодяев, но, не найдя ничего, просто погрозил кулаком.

— Катись, катись, хамло! — серая братия свистела и улюлюкала. Лёня недоумевал, какие-то грызуны, словно рыночные торговки обзывают его хамлом.

Дед сидел на лавочке и терпеливо дожидался его. Седые волосы и борода были ухожены. Глаза с хитринкой выдавали в нём разумного человека, пожалуй, пока единственного такого среди всего того сумасшествия окружающего мира. Серая жилетка с карманом и пристёгнутой цепочкой от хронометра и белоснежная рубаха. Всем видом старик чем-то напоминал купца начала прошлого столетия, ну, разве что, вместо хромовых сапог на ногах были обыкновенные сандалии. На месте поклажи, на его плече, оказалась небольшая птица, видом напоминавшая сову, которая дремала и никак не обращала внимания на постороннего. Лёня едва перевёл дыхание, как старик уже начал разговор:

— Нельзя так, молодой человек, терзать свой организм. Бег в таком состоянии просто губителен. Присаживайтесь рядом.

— Нет, спасибо. А какое у меня состояние?

— Сердечко-то на пределе работает. Так и рвётся из груди. Раз, и устанет когда-нибудь. Давление скачет, ой-ёй.

— Пить меньше надо, да? — Леонид был готов к нравоучениям.

Старец хмыкнул, но промолчал. Достал из жилетки хронометр и посмотрел на циферблат. Хоть солнца не было видно на небе, но старинная вещь ярко сияла золочёными боками и без него.

— Ишь, тикают! — дед приложил часы к своему уху и, кажется, зажмурился от удовольствия.

— Вы не могли бы сказать, как я сюда попал? И вообще, где я? — прервал его Лёня.

Старик внимательно посмотрел на него и выдержал паузу, как бы в раздумьях, стоит ли говорить.

— Леонид, можно я перейду на «ты»?

— Конечно. Вы даже знаете, как меня зовут?

— Понимаешь, долго объяснять. Здесь многие бывают. Кто-то раньше, кто-то позже. Считай, что ты на границе между мирами. Физическим и духовным.

— Этого ещё не хватало. Уж никак не мог подумать, что духовный мир такой…

— Какой?

— Мрачный и грязный. А ещё, эти… говорящие крысы и безголовые водители.

Старик от души рассмеялся.

— Ну, во-первых, ты ещё не в том мире, где материя теряет всякий смысл. А во-вторых, как бы это сказать, духовный мир каждого человека свой. Чем он жил, его мысли, его иллюзии, то он и представляет собой, сбросив физическую оболочку. Наличие головы ещё не значит, что она есть.

— Что же это, я умер?

— Думаю, что нет, но уже близко к тому. — ответил странный старик. — Не страшно? Тогда давай прогуляемся.

Они вдвоём направились вдоль аллеи. Лёня обратил внимание, что сквер теперь напоминал некий ботанический сад. Растения, которые не могли расти на Урале, пышным цветом распустились вдоль множества тропинок. Диковинная флора яркими пятнами расположились от земли до макушек деревьев. Не все они были прекрасны и безобидны, как могло показаться. Встречались ядовито-лиловые и траурно-красно-чёрные особи, которые к тому же были ещё и хищниками. Время от времени они раскрывали свою лепестковую пасть и хватали разнообразных насекомых и даже маленьких птичек. Некоторые, самые наглые, умудрялись изворачиваться и кусать за штанину человека. Брюки Леонида были испорчены, а к старику растения проявляли завидное миролюбие, никаких поползновений. На ветках сидели крупные птицы, похожие на индеек, и сонно глядели на окружающий мир. У некоторых были самые настоящие человеческие головы. Они дремали, зевали и даже иногда шипели друг на друга.

— Это птицы гамаюн. Ночные жители, — пояснил старик, — отсыпаются. А ночью могут быть опасными, тогда лучше на них не смотреть и не слушать. А не то отдашь им своё лицо.

— Птицы, которые забирают лица, как это вообще возможно? Бред какой-то!

— Здесь бред — реальность, а реальность как бред. Привыкнешь со временем, — старец хитро посмотрел на собеседника.

— А Вы чем здесь занимаетесь и как попали сюда?

— Это вы приходите и уходите, а моя доля — быть здесь вечно. У меня есть маленький домик, где я живу и хозяйничаю, хочешь, покажу?

Старик остановился и вопросительно посмотрел на Лёню. Тот кивнул. В конце концов, ему некуда было торопиться, а дед располагал к общению.

Его загадочный визави зашёл за старый дуб, увлекая вслед за собой. Одним широким жестом правой руки распахнул, как ширму, заросли дикого шиповника, и вот они уже очутились на Сибирской улице, недалеко от главного гастронома. Они стояли прямо под квадратными часами, которые, как известно каждому пермяку, никогда не показывают точное время. В месте, достаточно далеко находящемся от сквера Миндовского. Как старику удался такой фокус, оставалось непостижимой загадкой. Тогда Лёня решил не удивляться ничему, а всё принимать как есть.

Они пошли дальше, вверх по Сибирской. Старик со своей шаркающей походкой на удивление быстро передвигался, но не позволял попутчику отставать от себя. Лёня терялся в догадках.

— «Может, это какой-то волшебник? А это всё вокруг — просто сказка? Хотя какая может быть, к чёрту, такая грубая, некрасивая сказка? Наверно, этот тип просто фокусник. На том и порешим», — подумал он, а вслух спросил:

— А Вы кем работаете?

— Есть у меня небольшое хобби, сейчас увидишь, — ответил старик.

— Простите, я не спросил, как Вас зовут.

— Часовщик, подходящее имя.

Лёня хмыкнул, не часто приходилось слышать такие оригинальные имена. Они повернули направо, и вскоре оказались у маленького неприметного домика. Вернее, если посмотреть иначе, очень приметного на фоне уродливых высоток, которые угрожающе нависли над ним. Одноэтажный с двускатной крышей, больше похожий на деревенский, домик терялся среди зелёного плюща, обвивавшего его со всех сторон. Маленький резной балкончик на уровне чердака, окошки с красивыми наличниками создавали приятное впечатление.

Хозяин незатейливого жилья толкнул незапертую дверь и пропустил гостя вперёд. Сразу за тесной прихожей начиналась комната. Это была не просто комната, а какой-то дворцовый зал с высокими потолками. Как такое пространство уместилось в маленький домик, непонятно. Полы, выстланные морёным дубом, стены, облицованные гладким зелёным камнем, а высоченный потолок сиял белизной. И часы. Кругом были часы. В многочисленных шкафах, на стенах, на столе. Соответственно — настенные, настольные, напольные, песочные и водяные. Всевозможных размеров, от простых до богато инкрустированных. Глаза разбегались от такого циферблатного безумия.

— Вот моё хобби. Я обожаю часы. Ремонтирую их, настраиваю, — похвастал Часовщик и, понизив голос, заговорщицки прошептал. — И иногда я с ними разговариваю.

Лёня отпрянул и посмотрел на деда в поисках признаков безумия или хотя бы иронии. Но нет, тот был спокоен и деловито серьёзен. Теперь понятно, почему он предпочёл представиться не именем, а своей специальностью. Просто часовой маньяк какой-то!

— Столько часов! Какой смысл?

— Смысл?! — брови того взлетели в недоумении. — Часы пропускают через себя то, что вы даже не видите — Время. Время непреклонно, неподкупно и правдиво. Никто не может противостоять ему!

Старик шагал по залу взад-вперёд. Наверно, он в Леониде увидел того человека, которому можно было выговориться. Долгое молчание тому причина или настроение, но дед не унимался:

— По-твоему, в мире сколько измерений?

— До сегодняшнего дня было три. Это, видимо, четвёртое.

Часовщик поморщился.

— Вот так все говорят. Четвёртое измерение — это время. Хотя я его назвал бы первым. Когда вы назначаете встречу, говорите координаты, а, б, с и, конечно же, время. Иначе как же вы встретитесь?! В полёте огромной стаи ни одна птица не столкнётся с другой без ведома Времени.

— А это место, где я нахожусь, какое измерение?

— Неважно. Пятые, шестые и прочие измерения — они есть. Люди верят только своим примитивным органам чувств, и поэтому для них открыты всего три координаты. Вам так трудно проникнуть в другие пространства. Особенно внутри себя. Но все эти пространства пронзает Время, которое может искажать их, изменять и даже оборачивать вспять. А значит, Время — наиважнейшая константа бытия.

Часовщик подошёл к дальней стене, задрапированной от потолка до пола тяжёлой занавеской, и отдёрнул её. Вместо окна взору Леонида представился огромный механизм, обрамлённый шлифованным гранитом. Без лицевой панели, с выставленными наружу пружинами, шестерёнками и маятниками. Массивный, похоже, он был сделан полностью из металла, о чём свидетельствовали многочисленные заклёпки и кованые узоры. Без цифр, с одной-единственной массивной стрелкой, похожей на лезвие меча, которая с лёгкостью двигалась по кругу, отмеряя свой единственный час.

Всё это крутилось, лязгало и жило собственной неведомой жизнью. Такие часы даже внушали некий первозданный ужас. Гипнотический страх, от которого ноги не бегут и глаза не отрываются. Хотелось смотреть и смотреть, на их работу, и чем больше вглядываться, тем самым неминуемо быть притянутым к ним, чтоб исчезнуть в колёсах и шестерёнках этого чудовища.

— Вот оно, Колесо Времени! — Часовщик был просто одержим.

— Жернова, — только и проговорил Лёня, и был недалеко от истины. Он ярко представил суть этого механизма, который неумолимо перемалывал время, а вместе с ним всё остальное. Лёню тоже буквально притягивало туда. Он даже сделал несколько шагов к железному монстру, пока Часовщик не придержал его за руку.

— Ладно, будет смотреть, — старик задёрнул занавес. Лёня оторвал взгляд, перевёл на Часовщика и понял, что когда тот говорил про вечность, то была вовсе не аллегория, а самая что ни на есть действительность.

— Значит, Вы можете управлять временем?

— Заметь, мой друг, это сказал не я.

— Но кто же Вы?

— Простой Часовщик.

— Похоже, что не простой.

Старик достал из потёртого комода чайник с чашками и предложил гостю присесть к столу. Они пили чай из смородинового листа. И все эти тикающие часы, окружающие их, были словно живые. Они наблюдали за Леонидом, отстукивая секунды. Тик-так, тик-так. Время вдруг стало видимым словно прозрачная река, оно огибало все предметы, встречающиеся на его пути. Всё это постепенно вымывалось, таяло, частичка за частичкой, пока, не устав сопротивляться, растворялось и превращалось в тлен.

Лёня встряхнул головой. Видение исчезло. Исчез и домик с загадочным хозяином и всеми его часами.