Кошмар с далекой планеты

Эдуард Веркин

Как выяснилось, жизнь космических пиратов – это не только приключения, гонки с катерами Карантинной Службы и поиски сокровищ. Из-за ремонта «Черничной Чайки» Антон Уткин и Аврора Сон на неделю застряли рядом с поясом астероидов. Но время было потрачено не зря! Антон спланировал первый пиратский рейд – на планету Гоген. Райское место, где беспечные художники создают бесценные шедевры. Операция должна была получиться гениальной – и очень простой… Кто же знал, что на Гогене разразится эпидемия загадочного мобильного бешенства? Однако последние хулиганы Вселенной не привыкли отказываться от своих планов…

Глава 2

На Гоген

На седьмой день Аврора не выдержала. Нарушила молчание, снизошла до беседы и задала самый популярный во все времена и средь всех светил вопрос:

— Ну и что дальше?

Я ответил тоже тупо, чтоб неповадно было.

— Дальше понедельник. Или четверг. Короче, пятница, День Нейросерфера, знаешь такой праздник?

— Жуткин, я не переношу ослоумия. Что мы предпримем дальше? Или ты всю жизнь на этих камнях собираешься проторчать?

— Ну… Я…

— Ну я, ну я… — передразнила Аврора. — Не узнаю великого и грозного Антона Жуткина, сотрясателя основ! Худшего человека северного полушария! Ты можешь хоть что-то предложить?

На издевательства отвечай достойно — издевательством. Так еще Конфуций учил. Поэтому я спросил:

— Скажи мне, дорогая, твой папа с мамой радиолюбителями не были?

Аврора скрипнула челюстями.

— А похоже, — с сочувствием сказал я. — Они у тебя ведь такие, нонконформисты. Мобильные устройства запрещены, а они, может, ими назло пользовались? И до тебя, и после. Вот и результат, вот и мутации…

Аврора… Аврора опять челюстью скрипнула.

— Или, может, дедушка? Он мобильные телефоны тайно не коллекционировал? У меня один знакомый коллекционировал, так его уже три раза в карантине проветривали. Радиоволны — они ведь как радиация, деградация накапливается постепенно, генетическая структура меняется. Правда, это только через три поколения проявляется… Может, кто на станциях дальней связи работал?

— Нормальный у меня дедушка! — не выдержала Аврора. — И вообще все предки нормальные! Еще что-нибудь про мою семью и радио скажешь — прибью!

Нервы-нервы, точно дедушка мобильники собирал.

Но я не стал усугублять. В этот раз.

Я поглядел в потолок, поглядел на высунувшегося из рундука Заскока…

— Давай, что ли, пиратствовать начнем, — предложил я.

Глаз у Авроры блеснул. Видимо, идея эта ей до сих пор нравилась. Надо осторожно проверить, нет ли у нее медальона с Луисидором Альенде? Может, она вовсе не со мной пиратствовать собирается, а с ним? Я тут уже планы в голове обустраиваю, а она ссадит меня на какую-нибудь комету и махнет к своему милому дружку на Бирюзу. Выходит, значит, Луисидор из терм мраморных, а тут Аврора, вся такая огогенная. И говорит — Луисидор, твои глаза оставили в моем сердце след…

Кстати, большая часть из пытавшихся похитить корабль и начать буканерствовать на звездных трассах — девчонки. Девчонки — они ведь впечатлительные, им стеклянный глаз покажешь, а они сразу в дисперсию, трястись начинают, стихи сочинять.

— Ну, давай, что ли, — Аврора равнодушно пожала плечами.

Будто это не она о пиратстве мечтала бессонными ночами, не рисовала в тетрадках Веселого Роджера и красавцев с кривыми саблями, нет, это я ее к этому принудил, а она тут совсем ни при чем, она хотела в кружок фалеристики записаться.

— Не, если ты не хочешь… — начал было я.

— Да ладно, все равно делать нечего. Карантинная Служба нас, наверное, по всем секторам ищет…

— «Черничную Чайку» нельзя найти, — я с удовольствием похлопал по борту корабля. — Игги Джигс установил антисканеры, ищи — хоть заищись. У нас лучший легкий корабль во всем флоте.

— Тебе не кажется это подозрительным? — прищурилась Аврора.

Конечно, мне это казалось подозрительным. Но мне совершенно не хотелось думать об этом сейчас.

— Нет, — сказал я, — подозрительного тут нет и на полногтя. Просто совпадение. И грех им не воспользоваться. Надо что-то делать.

— Ну, придумай чего…

Что она все нукает, тоже мне, конезаводчица.

— Можно… — я оглядел кают-компанию, — можно напасть на Бирюзу. Там воссоздали термы древнеримские, в них разные герои расслабляются. А мы их… Дустом.

Почему-то мне вспомнился этот самый дуст, хотя что это такое и как его применяли, я не знал совершенно. Наверное, генетическая память, слова разные тоже в ней откладываются.

— Мне не нравится, — Аврора надулась. — Это безобразная идея, только такой дурак, как ты, мог это предложить.

— Ну почему же, это оригинально… — попытался возразить я. — Свежо…

— Оригинально?! Свежо?! Нападение на Бирюзу! На ясли…

— Я не предлагал на ясли, — перебил я, — а предлагал на термы. Однако если тебя не устраивают термы, то можно на Курорт Карантинной Службы. Сначала набрать жидкого асфальта или грязи какой. Ила! С каракатицами и медузами! Как тогда, помнишь? А потом все это распылить на бреющем полете над пляжами! Во смеху-то будет!

— Это не пиратство, мон шер, это мелкое хулиганство, — Аврора презрительно скривилась. — Раньше за такое тебя бы высекли…

Палец у нее практически восстановился. Подрос. Она чуть задумалась, а потом закончила:

— На конюшне. Кажется, раньше на конюшнях секли?

— Это кого как, — уклончиво ответил я. — Тебя, разумеется, бы секли на конюшне, а меня…

— А тебя бы в палатах белокаменных!

— Меня бы вообще не секли, я ведь дворянин.

— Кто?

— Дворянин! — с гордостью сказал я. — Мой пра-пра-пра… Короче пра-пра, так вот, он был стремянным у Минина и Пожарского. То есть у одного Пожарского. Я человек благородный…

— Стремянной? — презрительно спросила Аврора. — Это что значит?

— Ну, это… Как бы тебе объяснить… Он…

Стремянной — это тот, кто держался за стремя своего начальника, кажется, так. Само собой, говорить про это Авроре мне совсем не хотелось. Поэтому я соврал. Придумал немножко.

— Стремянной — это тот, кто стремительно бросается в бой на врага, — сказал я. — Самым первым. Это самый храбрый, самый могучий…

— О! — притворно закатила глаза Аврора.

— Короче, меня бы не высекли.

— Ну, это неважно, — отмахнулась Аврора. — Высекли бы тебя или не высекли… К тому же, насколько я знаю, тебя уже секли…

— Это не считается, — возразил я. — Это я сам подстроил, специально…

— Ну конечно! Только мы сейчас о другом говорим. О том, что сама эта идея — заливания грязью терм…

— Карантинной службы, — поправил я.

— Разницы нет. Вся эта идея — жалкая и бессмысленная. Ну, зальешь. И что?

— Как что? — удивился я. — Смешно! Так им и надо!

Аврора мерзко хихикнула. Почему-то и Заскок хихикнул. Может, они сдружились втихую? Будут теперь вместе гекконов разводить.

— Что? — спросил я.

— Знаешь, Уткин, у меня подозрения возникают.

— И что же за подозрения?

— Вполне определенные. Мне кажется, у тебя некоторые комплексы. Тебя не взяли в Карантинную Службу — что само по себе неудивительно, я бы тебя даже в мусорщики не взяла, и ты теперь весь от этого клокочешь!

— Я не клокочу, — совершенно спокойно возразил я.

— Клокочешь! Я же вижу. Ты клокочешь от ненависти и собираешься залить несчастных агентов жидким асфальтом. Это жалкий поступок! Это комплексы!

— Ну да, — кивнул я. — Заливать асфальтом карантинщиков — это комплексы. А освобождать цирковых жирафов — это не комплексы!

— Да! — Аврора топнула ногой. — Это не комплексы! Это борьба!

— А почему ты не освободишь… лабораторных крыс, к примеру?

— Да я их тысячами освобождала! Миллионами!

Аврора завелась и принялась перечислять акты освобождения, начиная с самого первого, совершенного еще в четыре года. Я подумал, что зря про мышей сказал — теперь она мне перечислит каждую мышь поименно. С родословными. С родственниками. А Заскок в подтверждение всего этого кивал головой, совсем, видимо, заскочил. Нет, какая все-таки компания! Радикальная анархистка, робот-баянист, дельфин-коматозник.

Кстати, в коме-то в коме, а место занимает. Полкаюты. Разумеется, моей. К себе она Гошу не пустила, мотивировав тем, что он мужского пола. Я возражал, указывал на то, что, во-первых, он дельфин, во-вторых, он дельфин в коме, в-третьих, если Аврора опасается каких-то посягательств, то совершенно зря — Гоша упакован в надежный артексный кокон, из которого без резака выбраться нельзя.

Но Аврора все равно запихала Гошу ко мне. Это не очень удобно — жить в одной каюте с дельфином. Ему снятся сны, и от этого он начинает болтать хвостом. Она хотела еще и Заскока ко мне определить, но тут уж я воспротивился и запинал этого наглого бота в рундук. Сначала вообще хотел его снаружи оставить, к корпусу приварить, пусть проветрится, но потом передумал. Не знаю даже, почему передумал, так просто. Теперь в рундуке киснет. Иногда, между прочим, нагло башку выставляет, в лоб бы ему из рогатки.

— Можно взять заложников, — предложил я.

— Что?

— Захватить заложников. Раньше это было весьма популярно. Захватывали заложников и требовали освобождения.

— Чьего освобождения? — насторожилась Аврора, и я понял, что сболтнул лишнего.

— Ну, можно не освобождения потребовать, а наоборот… Были бы заложники, а что требовать — придумаем.

— Допустим, — Аврора прищурилась. — Допустим, мы захватим заложников и выдвинем требования. А если их не выполнят? Что делать с заложниками?

— Я не знаю…

— Не знаю! — передразнила Аврора. — Не знаешь, а предлагаешь. А еще реконструктор!

Слово «реконструктор» было произнесено с крайне оскорбительной интонацией, практически как ругательство, наверное, микробиологи Средних веков с такой интонацией произносили слово «стафилококк».

— Можно напасть на Гоген, — сказал я.

Вообще сначала я хотел предложить напасть на Олимпию, маленькую такую планетку недалеко от Бирюзы, на которой отдыхали спортсмены. Сила тяжести там была небольшая, ну, как на Марсе, и спортсмены там чрезвычайно быстро восстанавливались. Наверное, я вспомнил знатного плевуна Яна Пржельчика или как там его, вот и решил на Олимпию. Но потом подумал, что это слишком глупо — ну, нападем мы на Олимпию, а там все борцы, нео-боксеры или пусть даже плевунцы, как этот Пржельчик. Полетят от нас с Авророй клочки по закоулочкам, один Пржельчик чего стоит — как плюнет ядром, так и зашибет до смерти. Нет, Олимпия для нападения не годится… И тут же как некая противоположность Олимпии из моего сознания выплыла планета Гоген. Рай живописцев. Где никто тебя через бедро не перекинет и из лука не застрелит. Где все культурно и нормально, как в музее.

— Что? — переспросила Аврора.

— На Гоген, — повторил я. — Планету художников. На чью-нибудь виллу нападем, допустим, этого…

Я попытался вспомнить кого-нибудь из нынешних художников, какого-нибудь современного Рафаэля, но они, как ни странно, все вылетели из головы, просыпались как горох, как бестолковое просо…

Одним словом, в художниках я слаб.

— Можно ограбить Деревянского, — негромко сказала Аврора.

— Точно! — согласился я. — Деревянского — это то, что надо! Великий художник! У него эта…

Деревянского я знал, моя мама любит его картины, они способствуют дренажу желудочного сока, но ограбить его я был не против.

— Отличная идея, — покивал я. — Надо выкрасть… выкрасть… Ну, что он там нового нарисовал…

— Написал, — поправила Аврора. — Это ты рисуешь. На этих… На заборах!

— Дорогая Аврора, видела ли ты в наше время хоть один приличный забор?

— Нет, не видела. Но я примерно представляю, как они выглядят. Если бы я была сенсом и заглянула бы тебе в мозг, я бы там увидела одни заборы. Заборы в разные стороны. Слушай, я тебя так и называть буду — Забор…

— Оставим лирику, родная, — перебил я. — Что там такого великого великий Деревянский написал?

— Год назад… Год назад он как раз удалился в дебри Гогена, в творческое уединение. Наверное, к этому времени он что-то уже создал.

— Великое?

— У него все великое. Это большой… я бы даже сказала, гениальный мастер, он открыл новые пути, возродил…

— Значит, идем на Гоген, — решил я.

Вот так просто.

Кстати, она все-таки доделала своего железного попугая и выучила его кричать «Аут — дурак».

Не прощу, нет.