Гузи-гузи

Наталья Никольская

Глава службы безопасности фирмы «Кайзер» Валентина Вершинина оказывается перед сложным выбором. Деликатное поручение приводит в самый центр бури, которая разразится в криминальном и деловом мире. Отсчет жертв начался.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

* * *

— Серега, блин, вырубай видик, — Можжевелов, стоя у окна, затрясся как в лихорадке, — шеф приехал!

Сергей вскочил с дивана, как ужаленный и бросился к телевизору. Подбежав, он юлой закрутился на месте, зыркая по сторонам.

— Где пульт, мать вашу? Эта гребанная техника только с пульта управляется!

Он снова кинулся к дивану и принялся шарить в щели между спинкой и сиденьем. Можжевелов, встав на четвереньки, шарил по полу, пытаясь отыскать злополучный пульт. Не найдя его, вскочил и снова подбежал к окну. Буторинский «хюндай» плавно вкатывался в ворота.

— П…ц, он уже здесь, — выдохнул Можжевелов, отпуская пластинки жалюзи.

На экране телевизора плотный мужчина лежал в чем мать родила на широкой двуспальной кровати с широко раздвинутыми ногами. С обеих сторон от него, приняв колено-локтевые позы, стояли две девицы. Можно было предположить, что они поделили комплект нижнего белья: на блондинке был только бюстгальтер, на рыжей трусики, которые можно было принять за веревочку, повязанную вокруг талии. Блондинка трудилась над вялым членом мужика, пытаясь придать ему вертикальное положение, рыжая ласкала клиента своими огромными грудями, водя ими по животу, ребрам и лицу — своего рода тайский массаж.

— Вот он, гнида, — Сергей наконец нашел пульт на кресле и, направив его на видик нажал на кнопку, — сука, ну вылезай же скорее!

Умная машина плавно выдавила кассету в щель кассетоприемника. Нетерпеливо ожидавший этого Сергей, схватил ее, лихорадочно вставил в коробку и, сделав два огромных шага к шкафу, поставил коробку на место.

— Ой, блин, — он достал платок из кармана и стер со лба крупные капли пота, — так недолго и инфаркт заработать!

— Добрый вечер, Игорь Семенович, — Можжевелов, расплывшись в подобострастной улыбке, распахнул дверь перед поднимавшемся на крыльцо шефом, — у нас уже все готово.

* * *

По коридору, паркетный пол которого был застелен узорчато-красной ковровой дорожкой, не спеша прогуливались двое мужчин. На лице одного из них застыло тревожно-озабоченное выражение. Он был, что называется, в годах, в его медлительных движениях и походке сквозило деловитое спокойствие и достоинство, хотя в том, как он потирал подбородок, чувствовалось какое-то нервное напряжение. Среднего роста, плотного телосложения, с широким, немного обрюзгшим лицом, кустистыми бровями и проницательным взглядом, с седыми, аккуратно уложенными волосами, одетый в темно-синий костюм, чей безупречный покрой говорил как о наличии вкуса, так и о финансовой возможности удовлетворять его требованиям, Воронин Петр Евгеньевич внешне вполне соответствовал тому представлению о «государственном муже», которое сложилось в головах жителей Совдепии.

— Так ты говоришь, сам видел? — хрипловатый голос Воронина слегка подрагивал. — Где же ты видел?

— Там же, на даче, — собеседник Воронина, высокий, щуплый блондин внезапно остановился и бросил опасливый взгляд туда, где коридор вливался в широкую лестничную площадку.

Этот взгляд, казалось, раздражающим образом подействовал на Воронина.

— Что ты трясешься? — укоризненно, с оттенком пренебрежения спросил он. — Никто тебя не заставлял передавать мне эту информацию.

Воронин тоже остановился. Минуту он глядел куда-то в сторону, потом перевел взгляд на озиравшегося блондина. Тот как-то смешно и нелепо вытягивал тощую шею. Его боязливо-расшаркивающаяся манера держать себя, общий виновато-затравленный вид, взгляд побитой собаки явно не находили симпатии у Петра Евгеньевича, слывшего в административных кругах человеком гордым и прямодушным, если эпитет «прямодушный» вообще уместен, когда речь идет о высоком чиновнике.

— Ты смотрел пленку? — полушепотом спросил Воронин и брезгливо поджал тонкие губы.

— Нет, до этого дело не дошло, он было хотел в запале, как говориться, нам ее продемонстрировать, но потом передумал.

— И Можжевелов, говоришь, там был? — Воронин насупился.

— Бы-ы-ыл, — как-то мечтательно протянул блондинчик, тупо уставясь на Воронина.

— Что ж ты эту чертову кассету мне не принес? — нетерпеливо воскликнул Воронин, смахивая со лба выступившую испарину.

— Евгений Петрович, — блондинчик заискивающе и виновато улыбнулся, — если б я мог!

— Ты, значит, на повышение надеешься? — ядовито усмехнулся Воронин.

— Вам, Петр Евгеньевич, виднее. Я вам верой и правдой служу, а там, уж это вы как оцените… — засюсюкал долговязый блондин.

— Это ты, Сергей, правильно заметил, мне виднее… — Воронин на секунду задумался. Он глядел в пол, сосредоточенно потирая свой круглый подбородок.

— На кассете написано что-то не по-русски, подождите, вспомню… — Сергей возвел очи горе, — ах, да, какое-то слово глупое — я записал.

Он ловко двумя пальцами выудил из наружного кармана пиджака микроскопический клочок бумаги, на котором было нацарапано латинскими буквами «gouzi».

Блондинчик впервые за время разговора самодовольно улыбнулся. Воронин с нескрываемым отвращением посмотрел на Сергея, скривив рот в недоброй усмешке.

— А ты почем знаешь, что глупое? Ты у нас что, полиглот? — Воронин взял потянутый листочек.

— Да по звучанию, Евгений Петрович, сами подумайте… гоузи. Вернее там не одно такое слово было написано, а два — через дефис, — засуетился Сергей.

То обстоятельство, что Воронин, как важное административное лицо, которое завистники всех мастей хотели замазать или вызвать на нем краску стыда, нуждался в своих информаторах, не мешало ему их презирать.

Будучи по натуре властным и далеко не толерантным, он кипел ненавистью ко всем этим талейранам-шептунам, вроде Сергея, именно в силу того, что не мог обойтись без их унизительных услуг.

Не благоволил он к этим, как он их называл, «продажным типам» еще и потому, что зачастую те были хорошо осведомлены о личной жизни своих покровителей и при случае могли использовать имеющуюся у них информацию против того, чей пост и репутация создавали преграду для их продвижения по службе. Сегодня они работают на тебя, — горько рассуждал Петр Евгеньевич, а завтра — против тебя. И при всем при этом используют ту информацию, которую собирали по твоей указке.

— По звуча-а-нию, — передразнил он Сергея, — ладно, иди в кабинет, а то ты весь вспотел, Коломиец уже, наверное, там.

— Хорошо, Петр Евгеньевич, — с прежним подобострастием отозвался блондинчик и неуклюжей, раскачивающейся походкой направился в сторону лестничной площадки.

Воронин еще некоторое время постоял в задумчивости а потом и сам пошел к лестнице. На втором этаже буквально через минуту должно было продолжиться экстренное совещание, проводимое первым замом главы областной администрации — Коломийцем Иваном Кузьмичом.

* * *

В дежурке было жарко по-болдыревски. Сергей Болдырев — водитель Вершининой — очень любил тепло. Эта его страсть была объектом дружеских насмешек со стороны его коллег. В дежурке Болдырев всегда старался воспроизвести некое подобие «щадящей Сахары», не обращая внимания на многочисленные протесты и порой весьма немилосердные подтыривания. Его живьем зажаренные коллеги, которым не посчастливилось нести с ним трудовую вахту у пульта, шутили из последних сил, дав излюбленному болдыревскому режиму ироническое название «болдыревская осень».

Сейчас как раз он был ни при чем: всему виной было внезапно наступившее потепление, которое Болдырев приветствовал не с меньшим пылом, чем пифагорейцы — восходящее солнце. Тепловые сети не успели еще перестроиться, они запаздывали, как и все в нашей стране.

— Вот Сережа бы порадовался, — ухмыльнулся Ганке, тасуя колоду потрепанных карт и успевая тыльной стороной ладони стирать пот со лба.

— Сдавай, Валентиныч, все равно «болвана» не обманешь, — Коля Антонов поторопил своего партнера.

— Куда торопиться, вся ночь впереди, — Ганке начал наконец раздавать.

Играли они в «гусарика» — упрощенный вариант преферанса, ввиду отсутствия еще одного партнера.

— Пиликалка запиликает, и не успеем доиграть, — Коля нахмурился.

Ганке с Антоновым сидели друг напротив друга за небольшим столом в дальнем конце комнаты, главной достопримечательностью которой был большой пульт. На него поступала информация о несанкционированном проникновении в жилища, поставленные «Кайзером» на сигнализацию.

В центре комнаты стоял стол с электрическим самоваром, в начищенных боках которого отражалась, как в зеркалах комнаты смеха, пара дерматиновых диванов, на которых можно было вздремнуть во время дежурства. Дополняли картину холодильник «Стинол» и несколько мягких стульев.

Розданные карты подняли со стола.

— Раз, — Антонов начал торговлю за прикуп.

Ганке уже собирался произнести: «Два», — у него на руках было верных семь бубей, но в это время на пульте замигала красная лампа, и раздался прерывистый сигнал тревоги.

— Ну вот, сглазил, — с досадой воскликнул Ганке и бросил карты на стол, — вернемся и доиграем, не путай с моими.

— Валентиныч, — Николай поспешил к выходу, — я пошел заводить машину, а ты уточни пока адрес, ладно?

— Конечно, конечно, — Ганке быстро поднялся из-за стола, — сейчас иду.

Он открыл регистрационный журнал, отметил время поступления сигнала: один час пятнадцать минут ночи третьего апреля и, записав в блокноте адрес охраняемого объекта, вышел вслед за Антоновым.

Несмотря на плюсовую температуру, снег еще до конца не сошел и от него веяло сырым холодом. Ганке передернул плечами и поспешил забраться в кайзеровскую «Ниву», которая тут же рванула с места.

— Куда? — лаконично спросил Николай, держа левой рукой баранку, а правой переключая кнопки приемника.

— Дача Буторина, — так же коротко ответил Валентиныч.

— Это который министр, что ли? — Николай вдавил прикуриватель в приборную панель и полез в карман за сигаретами.

— Он самый, — Ганке снова поежился, — помнишь адрес-то?

— У всех этих «шишек» дачи, почитай, в одном районе: на Волге вверх по течению.

«Нива» поднялась на гору, выехала к КП ГИБДД и свернула направо. Ночной город, тускло мерцая огнями сквозь дымку влажного воздуха, раскинулся под затянутым облаками низким небом.

Антонов сделал еще пару поворотов и выехал на прямую дорогу тянувшуюся параллельно Волге. От дороги в обе стороны шли ответвления к дачным массивам.

Минут через пять они свернули на дорогу перед которой висел указатель «Пансионат „Волжские берега“.

— Ну вот, почти приехали, — удовлетворенно произнес Антонов, — не хилые здесь дачки!

— А что удивляться, — Ганке сделал выразительный жест, — у моей соседки вон поп такие хоромы себе отгрохал, почти на самом кладбище.

— Это как, на кладбище? — удивился Коля.

— Им выделили там участок под строительство часовни, а он там себе еще и дом возвел, который размерами часовне почти не уступает!

— Удобно устроился, — ухмыльнулся Николай, — когда твой поп помрет, далеко ехать не придется! Ну уж если святые отцы, которым сам Бог велел заботиться о душах прихожан, не говоря уж о своей собственной, не стесняясь пользуются мирскими благами, то что уж говорить об этих нуворишах из правительства.

Он резко затормозил рядом с двухэтажной кирпичной дачей с мансардой, возле которой стоял милицейский «УАЗик».

— Смотри-ка, менты раньше нас успели.

— Теперь все следы своими сапожищами затопчут, — поддержал Ганке.

— Ну что, Валентиныч, отзвонимся Валандре? — Николай потянулся к телефону, установленному в машине.

— Погоди, — остановил его Ганке и, приподняв рукав куртки, взглянул на часы — давай сперва посмотрим, в чем тут дело.

* * *

«Ну, наконец-то весна! До чего же сладко ощущать ее присутствие! Я повожу ноздрями — мне мерещатся цветочные ароматы, смотрю на голые деревья, чьи узловатые стволы и причудливо изогнутые ветви таят в себе столько жизненной силы и воли к преображению! Через воронки крон, на совесть отполированные ветром, стекает на землю кипящая апрельская лазурь.

Мое сердце, опережая ход времен, как нетерпеливое дерево, покрывается почками. Дышится легко и свободно.

Шеф, как всегда после выходных «болел». Едва взглянув на его помятую, заспанную физиономию, красные глаза-щелочки, я поняла, что он провел week-end в обычном режиме «бурного возлияния». Когда я довольно вяло поинтересовалась у Мещерякова, по какому поводу всю субботу и воскресенье он «принимал на грудь», он что-то промямлил о дружеском сербском народе и агрессии Запада.

Наша фирма, по словам Мещерякова, удостоилась новых выгодных заказов от банковских «шишек». Это была единственная новость, которая смогла хотя бы на полчаса вдохнуть жизнь в моего апатичного шефа. Нет, вы не подумайте, он энергичный и деловой человек, иначе как бы он мог руководить такой солидной фирмой, как «Кайзер»? Просто сегодня понедельник, день тяжелый… А в конце каждой недели Михал Анатольевич посылал к черту древних мудрецов, толкующих об умеренности вкупе с моими любимыми французскими моралистами.

Чем же занимается наша фирма? Производством стальных супердверей. Кроме того в ее задачу входит установка сигнализации.

Условия детективного сериала, который я пишу, требуют, чтобы в очередном романе, входящем в сериал, я заново знакомила читателей с теми действующими лицами, которые кочуют из одного детектива — в другой. К этим постоянно действующим персонажам я отношу себя, членов моей команды, моего шефа и некоторых сотрудников фирмы «Кайзер». Каждый роман должен читаться как самостоятельное произведение.

Поэтому давайте знакомиться, меня зовут Вершинина Валентина Андреевна, Валандра, как окрестили меня мои ребята. Я на них за это не обижаюсь, хотя недалекий человек может поставить это прозвище в один ряд с разными волындрами, шлындрами, полундрами и тому подобной ерундой. Кстати, каждое имя, получено ли оно человеком от рождения или приобретено каким-либо другим социальным путем несет в себе вибрации, которые воздействуют на его обладателя совершенно определенным образом.

Ну, это тема отдельного разговора, кто желает услышать мое мнение по этому поводу, добро пожаловать в фирму «Кайзер». Спросите начальника службы безопасности — вас проводят прямо ко мне в кабинет. Он находится на первом этаже отдельно-стоящего двухэтажного здания, в котором размещается администрация нашей фирмы во главе с ее директором-основателем Михаилом Мещеряковым. С ним меня связывают давние и далеко не простые отношения.

Дело в том, что он имеет досадную склонность потчевать меня разного рода советами, касающимися моей личной жизни. Этот грузный, с виду равнодушный до апатичности «дядя» на самом деле очень хваткий и расторопный товарищ. Котелок у него варит. Безразличие его напускное. Это своего рода уловка, позволяющая ему в два счета раскусить собеседника. Он часто напоминает мне сытого кота, растянувшегося в двух сантиметрах от прыгающих пташек. Сквозь тонкую пелену обманчивой дремоты он терпеливо наблюдает за порханием птичек и, чуть одна зазевается — хвать!

Я тоже стараюсь сдерживать или скрывать свои эмоции (я же женщина, существо по своим природным характеристикам более чувствительное), но в деле сохранения самообладания признаю первенство за Мещеряковым и многому учусь у него. Даже в том, с какой упорной наглостью он посылает на три веселых буквы философию умеренности и долголетия, заключено столько молодцеватой удали и задора, что иногда я стараюсь не замечать его потрепанного вида и сизого носа».

— Что ж, Валя, — удовлетворенно вздохнула Вершинина, перечитав отрывок, — по-моему, несколько лучше, чем было в моем первом произведении. И не без влияния Толкушкина, — она с благодарностью вспомнила своего нового сотрудника — непризнанного гения пера, в силу некоторых причин не сумевшего опубликовать ни одного своего произведения.

Она отложила рукопись в сторону и встала, чтобы выключить газ под сковородой со шкворчащей на ней свининой.

«Черт возьми, немного пересохло, — подумала она, приподнимая лопаточкой ломтики золотисто-коричневатого мяса, — зато салат получился что надо».

Салат из свежих зеленых огурчиков и консервированных шампиньонов, заправленных оливковым маслом, действительно радовал глаз. Украшенный листочками кудрявой петрушки и перьями зеленого лука он так и просился в рот.

— Максим, — позвала Валентина Андреевна сына, сидевшего неотрывно за новеньким компьютером, — бросай свою технику и быстро ужинать, скоро десять часов!

* * *

— Валентиныч, давай-ка все по-порядку, — Вершинина внимательно посмотрела на Ганке, придвигающего к ее столу стул с кожаным сиденьем.

— Ты тоже, Коля, садись, вдруг Валентиныч что-нибудь забудет! — Валентина Андреевна улыбнулась кончиками губ.

Антонов устроился в кресле неподалеку и достал сигарету.

— Валентина Андреевна, — Ганке с наигранной укоризной взглянул на Вершинину, еле сдерживая улыбку, — я на свою память не жалуюсь…

— Ладно, ладно, Валентинович, это я твою «боевую» форму проверяю.

Вершинина лукаво прищурила правый глаз.

— Ну, в общем, в час пятнадцать приняли сигнал…

— Это я знаю, — перебила Валентиныча Валандра, — что на даче было?

— На дачу Буторина Игоря Семеновича прибыли в час тридцать три. Наряд Андронова был уже там. Когда мы подошли к воротам, я обратил внимание на замок — он был сломан и валялся рядом. В доме на первом этаже прохаживались туда-сюда Ермаков, это водитель, и Вася Чижов. Сам Андронов спустился сверху немного погодя. Ну, я сразу стал замок осматривать.

— И что же?

— Элементарно выломана дверь, работали явно не профессионалы. В принципе, к нам никаких претензий быть не может — сигнализация сработала.

— Хозяина вызывали? — Вершинина кончиками пальцев поправила челку и потянулась за сигаретой.

В это время зазвонил внутренний телефон, и она, держа незажженную сигарету в руке, сняла трубку.

— Слушаю, Михаил Анатольевич. Да. Конечно. Прямо сейчас? Хорошо.

— Так, ребята, вы тут посидите немного, можете пока себе кофе сварганить, я скоро, — Вершинина подошла к зеркалу и, не смущаясь присутствия подчиненных попудрилась, тремя лаконичными движениями взбила волосы и словно линкор со стапелей выплыла из кабинета.

— Ну, чисто пава, — не без восхищения произнес Валентинович, когда за Вершининой закрылась дверь.

* * *

— На троих соображаете? — с веселой иронией бросила Вершинина с порога.

Ганке, Антонов и присоединившийся к ним Мамедов с чашками в руках сидели возле журнального столика.

— Привет, Алискер, — кивнула она своему секретарю-референту, худощавому черноглазому брюнету, — мне тоже кофейку плесните.

Антонов достал из шкафа чашку, наполнил ее темной дымящейся жидкостью и поставил на стол перед Вершининой.

— Спасибо, Коля, родина тебя не забудет. Так, Валентиныч, вызывали хозяина? — она резко вернулась к теме прерванного звонком разговора.

— Андронов позвонил ему сразу после нашего приезда, сообщил о происшествии, спросил, приедет он сейчас или утром. Буторин сказал, что скоро будет, пришлось подождать его.

Тут в разговор вмешался Антонов.

— Пока мы ждали хозяина, поболтали с ребятами Андронова. Получается, что они никого не застали, и, как мы потом выяснили, ничего из дома не пропало, никаких следов обнаружено не было… В общем, ерунда какая-то.

— Кто сказал, что ничего не пропало? — Вершинина посмотрела на Николая.

— Сам Буторин сказал, когда приехал и осмотрел все комнаты, а там было чему пропадать! Добра всякого полно, словно это не дача, а жилой дом! — Антонов даже причмокнул.

— Наверное, все-таки, что-то пропало, — задумчиво протянула Вершинина, — Буторин только что звонил Мещерякову, — она показала большим пальцем в потолок, где размещался кабинет патрона, — скоро подъедет.

— Значит, все-таки кража? — Ганке приподнял густые темные брови. — Когда мы уезжали оттуда после ремонта, это было половина пятого, он нам ничего не сказал.

— Сейчас узнаем, — сказала Вершинина, — что там у него? Валентиныч, — она сочувственно посмотрела на усталого Ганке, — скоро я вас отпущу отдыхать, всего пара вопросов осталась. Ты не поинтересовался, во сколько на дачу прибыл милицейский наряд?

— Конечно, поинтересовался, Валентина Андреевна, они опередили нас на десять минут.

— Видимо, находились совсем рядом, — предположила Вершинина, — когда им поступило сообщение.

— Да, — подтвердил Ганке, — Андронов сказал, что они в это время были почти у КП.

— Значит, — прикинула Вершинина, — с момента взлома до появления ментов прошло около десяти минут?

— Получается, что так.

— И они никого не заметили поблизости?

— Совершенно никого, — подтвердил Ганке.

— Вам не кажется странным, — Валентина Андреевна обратилась ко всем троим своим подчиненным, — что преступник срывает замок с ворот, взламывает дверь, по-видимому зная о том, что нужно взять.

Все трое переглянулись.

— На всю эту процедуру вор должен был затратить не более пяти минут, если предположить, что другие пять ему были необходимы, чтобы скрыться. Ты, Алискер, что по этому поводу думаешь? — Валандра воззрилась на своего помощника.

Мамедов был воплощением сосредоточенного внимания.

— Думаю, что вы правы — тут есть над чем поразмышлять, — он повернулся к Ганке: — Около дома следов не было?

— Ночью было около ноля, снег притоптан — видимо, дача не остается без внимания, сам понимаешь, следов на таком покрове не обнаружишь, — веско заметил Валентинович, принимаясь за вторую чашку.

— Когда Андронов ехал на дачу, никакие машины ему навстречу не попались?

— Ни одной, по крайней мере, после поворота с трассы, — ответил Ганке.

— Если бы я был на месте преступника и знал, что вот-вот должен появиться милицейский наряд, — вслух размышлял Алискер, — я бы навострил лыжи не к выезду с участков, а в противоположную сторону и отсиделся бы где-нибудь до утра, пока все не разъехались.

— Логично, — поддержала его Вершинина, — но что это нам дает?

— Валентина Андреевна, — не выдержал Николай, — нам то что до этого? Сигнализация сработала, все восстановлено! Пусть этим занимается милиция, если это их касается.

— Коля, — спокойно выговорила ему Вершинина, — я понимаю, что ты после бессонной ночи, но я ведь недавно сказала, что Буторин едет сюда. Как ты думаешь, для чего?

— Делать им нечего, вот они и разъезжают, — поморщился Николай.

— Наверное, обнаружил все-таки пропажу чего-то, что не заметил при беглом осмотре, — произнес Алискер, — он ведь остался на даче, когда вы уехали?

— Хорошо, ребята, — подвела итог Вершинина, — все, кроме Алискера свободны, отдыхайте.