Кстати о Севере!

Шарлотта Бронте (2025)

Книга ранее не переведенных стихов Шарлотты Бронте, написанных ею под псевдонимом Карер Белл. Книга будет пополняться, будьте внимательны!

Письмо

О, что же пишут эти пальцы?

О, отчего наморщен лоб?

Успели ленты развязаться,

И кудри развернулись чтоб!

О жадный лоб! О чём ты? С кем ты?

Как свет подчёркивает тьму!

Блестит кристалл на шёлке ленты,

Кому же пишешь ты? Кому?

Упрямый локон вьется к низу

И вот, отброшен он назад,

Так хлещет водопад капризный,

Как распускается коса.

Сестра увлечена письмом

И ничего не замечает.

Закат июльский зо-ло-том

Её вниманье не прельщает.

Все так: лужайка зелена,

Белеет сельская дорожка,

Но не проходит ни одна

По ней нетерпеливо ножка.

И окна в сад отворены,

И кресло со столом меж ними.

Там есть замшелые холмы

И к ним ведущие ступени.

Цветут душистые цветы,

Сквозь окна солнце затеняя,

Но ей не видно красоты

Ни блика солнца за стенами,

О как же нежен наш закат!

Рисован лучезарной тушью!

Как небо розовым блестит!

Но нет! Сестра к ним равнодушна!

Но пальцы у сестры не дремлют,

Строга, наедине с собою,

Перо и руки твёрдо внемлют

Ее и разуму, и воле.

Ее душа поглощена

Письмом без всяческих преград,

Серьёзен взгляд, она бледна.

Сестра, но кто же адресат?

К кому? К кому? О, пишешь ты?

Перо, зависшее над строчкой!

И искажаются черты

Лица слезой над редкой точкой?

Мне не удастся разглядеть

С просторов парка адресата,

И тьма спускается на треть

Гостиной летней пред закатом.

Но кроме всякого добра —

Фарфора, мелких безделушек —

Я вижу антиквариат,

О нём приятно бы послушать.

Мой видит взгляд один портрет,

Что в обрамленьи золотом:

Испанский профиль у мужчины,

И в нем таинственность при том.

О! Это он? Твой бог? Твой гений?

Но руки движутся проворно,

Еще мгновение, мгновенье

И тусклый образ перевернут.

И запечатано письмо,

Ее закончена задача.

Но получается само,

Что не избегнуть больше плача.

А слёзы льются как река,

Пока не прочтена строка,

Покуда в любящие руки

По суше, по воде

Слова прорвутся о разлуке.

Покуда с берегов английских

Письмо не проберется близко!

В колониях все письма ценны:

Один, один и без жены!

Британия, ведь в этой сцене

Все мысли жен отражены!

The Letter

What is she writing? Watch her now,

How fast her fingers move!

How eagerly her youthful brow

Is bent in thought above!

Her long curls, drooping, shade the light,

She puts them quick aside,

Nor knows, that band of crystals bright,

Her hasty touch untied.

It slips adown her silken dress,

Falls glittering at her feet;

Unmarked it falls, for she no less

Pursues her labour sweet.

The very loveliest hour that shines,

Is in that deep blue sky;

The golden sun of June declines,

It has not caught her eye.

The cheerful lawn, and unclosed gate,

The white road, far away,

In vain for her light footsteps wait,

She comes not forth to-day.

There is an open door of glass

Close by that lady's chair,

From thence, to slopes of mossy grass,

Descends a marble stair.

Tall plants of bright and spicy bloom

Around the threshold grow;

Their leaves and blossoms shade the room,

From that sun's deepening glow.

Why does she not a moment glance

Between the clustering flowers,

And mark in heaven the radiant dance

Of evening's rosy hours?

O look again! Still fixed her eye,

Unsmiling, earnest, still,

And fast her pen and fingers fly,

Urged by her eager will.

Her soul is in th' absorbing task;

To whom, then, doth she write?

Nay, watch her still more closely, ask

Her own eyes' serious light;

Where do they turn, as now her pen

Hangs o'er th' unfinished line?

Whence fell the tearful gleam that then

Did in their dark spheres shine?

The summer-parlour looks so dark,

When from that sky you turn,

And from th' expanse of that green park,

You scarce may aught discern.

Yet o'er the piles of porcelain rare,

O'er flower-stand, couch, and vase,

Sloped, as if leaning on the air,

One picture meets the gaze.

'Tis there she turns; you may not see

Distinct, what form defines

The clouded mass of mystery

Yon broad gold frame confines.

But look again; inured to shade

Your eyes now faintly trace

A stalwart form, a massive head,

A firm, determined face.

Black Spanish locks, a sunburnt cheek,

A brow high, broad, and white,

Where every furrow seems to speak

Of mind and moral might.

Is that her god? I cannot tell;

Her eye a moment met

Th' impending picture, then it fell

Darkened and dimmed and wet.

A moment more, her task is done,

And sealed the letter lies;

And now, towards the setting sun

She turns her tearful eyes.

Those tears flow over, wonder not,

For by the inscription, see

In what a strange and distant spot

Her heart of hearts must be!

Three seas and many a league of land

That letter must pass o'er,

E'er read by him to whose loved hand

'Tis sent from England's shore.

Remote colonial wilds detain

Her husband, loved though stern;

She, 'mid that smiling English scene,

Weeps for his wished return.