Палач и Шут

ШаМаШ БраМиН, 2023

1476 год. После двенадцати лет пленения Влад III Дракула, прозванный в народе Колосажатель, пытается вернуть себе Валашское княжество. Аппетиты честолюбивого князя безграничны. Сила ордена Дракона кидает к его ногам весь мир, возложив на него кровавую миссию. Но Вселенная сохраняет равновесие, противопоставив сокрушительным планам князя достойных соперников. Книга основывается на реальных исторических событиях. Воспроизводит одну из вероятных, пусть немного приукрашенной, версий последних месяцев настоящего, не демонизированного, Дракулы.

4

Разбудило фырканье коня. Влажная морда нетерпеливо тыкалась в лицо.

— Мугушор, скотина ты беспокойная, — Арник неохотно открыл глаза.

На дворе было темно, но уже раздавались победные кукареканья петухов. За два дня ожидания переправы, воин успел привыкнуть к распорядку мирной жизни. Привстав с накинутого на сено плаща, Яков подтянулся. «Еще одно утро — лучший подарок судьбы» Улыбнулся нехитрой мысли. Огляделся. Улыбка тут же исчезла. Притупившаяся обида все еще давала о себе знать. Поручение господаря, по сути, то же изгнание. Вышвырнули из стольного града. Да еще куда — на край земли, в Сороки. Дальше, за Днестром — дикие земли. Но самое страшное, господин, от которого Яков почти никогда не отлучался, теперь далеко. Чувство обиды усугублялось ощущением, которое должно быть испытывает выпавший из гнезда птенец.

Утро выдворения выдалось пасмурным. Сборы заняли несколько часов. Что воину необходимо для похода? Добрый конь, точенное оружие, да большая удача. Сидя в седле и крепя к поясу верный чекан, он заметил бегущего по двору посыльного. Высокая овечья шапка мелькала среди телег. Не смотря на ранний час, небольшая площадь у въезда в город бурлила. Простые крестьяне наравне с разночинными купцами, возились у лавок, торговых навесов, повозок. Вот-вот, должен прозвучать рок — сигнал для открытия крепостных ворот. Тогда столичная жизнь оживет по-настоящему.

— Постой, Арник-палач! — крикнул мальчишка, напугав коня.

Яков намеревался покинуть Сучаву до рассвета, чтобы скрыть унижения. Но без приказа капитана, ворота ему не отворили.

— Вот, — гонец протянул свернутую телячью кожу, — Господарь велел передать!

Воин кивнул. Малец поклонился, ожидая дальнейших распоряжений. Яков развернул трубку. Нашел грамоту, подписанную повелителем и кошель монет. «Очень кстати, — подумал Арник, — о деньгах то я совсем забыл» Уложил подарок в суму. Взглянул на гонца. По воинской традиции, покидая родной дом, следовало сделать случайному человеку подарок. На удачу.

— Эй, богатырь! — подозвал он пацана.

Черные глазища мальца взволнованно посмотрели на всадника.

— На, возьми! — Яков извлек из-под ремня турецкий ханджар. — Негоже молодому воину без оружия.

Мальчик нетерпеливо потянулся к кинжалу.

— Извини что без ножен. Не успел я войнука спросить куда ножны дел.

Яков усмехнулся, вспомнив изумление валаха-отступника. К тому времени, когда они сцепились, в Белой Долине полегла добрая половина молдавской армии. А турки все шли и шли. Господарь приказал трубить отход. Бейлербей Хадымбул решил обойти их с левого фланга. Отрезать путь на запад, к лесу. На каждого рэзеша приходилось по три турка и два войнука. Войнуки как один валахи. Арник слышал их «братскую» речь. Увлеченный схваткой с тремя янычарами Яков заметил подкрадывающегося со спины войнука. Уклонившись от выпада копья, Арник ребром щита огрел второго турка. Слева занесли для удара шамшир и Яков, уворачиваясь, шагнул вправо. Тут то он и заметил за спиной занесенный меч валаха. Рефлексивно отбившись шитом от шамшира, наотмашь вонзил клюв чекана в колено войнука. Тот завопил от боли и рухнул на землю. С отступником Яков закончит позже, сейчас же янычары. Турок с копьем застыл. Понял, что имеет дело с опытным рэзешем. Выставил оружие и ждал выпада. Арник не разочаровал его. Щитом налетел на копье. Одновременно, по широкой дуге размахнул чекан. Тот со свистом рассек воздух. Турок, готовясь к удару, зажмурился. Яков отшагнул вправо и опустил разогнавшийся молот. Угодил в заднюю часть плеча янычара, оторвав с кольчугой хороший кусок плоти. От боли тот повалился на колени. Второй удар снес турку череп.

Обладатель шамшира, уличив момент, с воплем кинулся на рэзеша. Прикрывшись щитом, Яков без особых усилий, нижним замахом, приложил чекан осману в бедро. Сечь в самом разгаре. Работы много, но Яков решил потолковать с валашским предателем. Тот лежал на земле, сжимая раздробленное колено.

— Настало твое время, иуда? — наклонился над ним Яков.

Вместо ответа раненый снова попытался убить Арника. Выхватив из-под бедра спрятанный кинжал, войнук нацелил лезвие в шею рэзеша. Яков легко перехватил руку и вырвал ханджар.

— Хм! — усмехнулся он. В пылу схватки он делался веселым. — Один удар, одно колено. Ты пытался дважды, значит хромать тебе на две ноги.

— Нет, нет, нет! — завизжал войнук.

Молот лег аккурат на чашку, вывернув колено наизнанку.

— И смотри, малец, — сказал Арник посыльному под звук трубящего рога, — если достал кинжал бей не раздумывая. Бывай! Чу! Чу!

Длинный путь начался с густого ливня. Шерстяной плащ сразу же промок. Бесполезной ношей повис на плечах всадника. Крупные капли били в лицо. Арник, казалось, не замечал ничего. Он несся рысью, толком не разбирая дорогу. На восток. «Горечь обиды, — уговаривал он себя, — должна остаться там, в крепости. Что было прошло, что будет увидим» Как можно скорее надо добраться до Сорок.

«Не становись моим позором» — звучали в голове прощальные слова князя. Нет. Яков Арник покажет себя. Докажет господарю, он не просто молчаливая тень, безмозглый страж, бешеный палач. Он способен на большее. К весне поднимет из частокола ладную крепость. А к лету монастырь. Так что через год, вернется к повелителю, в Сучаву, как победитель.

Погруженный в мысли, Яков не заметил, как долго скачет. Сбавил ход. Нельзя свою досаду отыграть на Мугушоре. Конь, словно чувствуя горе хозяина, терпеливо нес его, насквозь промокшего, стараясь не вязнуть в расквасившейся грязи дороги.

— Устал, дружок?! — похлопал Яков коня по вспотевшей шее. — Давай медленнее. Сейчас найдем, где передохнуть.

За плотной пеленой дождя ничего дальше десяти шагов видно не было. Где-то должны показаться мазанки Ботошан. Но худой конец Дорохоя, если сбился и ушел севернее. Но к Сирету он выйдет любой дорогой.

Наконец разглядел остов дома. На этом хуторе они и переждут ливень. Но вместо мазанки с уютно вьющимся из печи дымком из пелены дождя выросли обугленные головешки. От хутора почти ничего не осталось. Ни избы, ни сарая, ни хлева. Пепелище. Турки жестоки в своих поражениях, но еще кровожаднее в своих победах.

С сожалением осмотрев разорённое селение, Яков махнул поводья. Мугушор грустно побрел дальше.

Дорога косогором пошла вниз. Копыта скакуна остановились у кромки воды. На самом берегу сиротливо притулился шалаш. Камыш кое-как защищал обитателей от дождя. Но от холода защитить не мог. Если хозяин к зиме не выкопает землянку, до весны не доживет.

— Есть кто? — крикнул Яков, сжимая рукоятку чекана.

Из шалаша выглянул мужик в полинявшей овечьей шапке и кожаной безрукавке. Из-за спины замаячили две белобрысенькие головки. Дети с опаской и любопытством смотрели на незваного гостя.

— Славься Христос, — опасливо крикнул хозяин и задумчиво погладил усы подкову.

— Славься, — буркнул Яков, спешиваясь. — Православный, значит.

— Да, — облегчённо, даже радостно перекрестился мужик. — Верую в Бога, Святого духа и Сына Его.

— Ага, — согласился Арник. — Коня есть куда пристроить?

— Нет, гайдук. Турки двор спалили. Вот, в шалаше укрываемся.

— Видел, — войн принялся снимать переметные сумы. Вещи в них промокли и сделались неимоверно тяжелыми. — Эта дорога на Ботошань?

— Она самая. День пути отсюда.

— Плот где? Мне на тот берег надо.

— Так нету, — развел руками мужик. — Господарь Штефан, велел спалить все плоты, еще до прихода турков. Иначе бы, антихрист на тот берег перебрался.

— Турки ушли, — Арник достал из сумы кусок сукна и накрыл им спину коня. Бесполезно. Под таким ливнем, ткань сразу же сделалась мокрой. — Новый почему не смастерил?

— Так мастерю. Камыш уж нарубил, навязал. Осталось доски…

— Сирет сильно разлился? — перебил его воин.

— Есть немного, — заговорил паромщик. — Река в полной воде и слава богу. Турки в брод не прошли.

Воин вздохнул.

— Лодка есть?

Мужик с опаской взглянул на незваного гостя. Яков понял, чего тот боится. Лодка единственное оставшееся средство пропитания. Если семья лишиться и ее, то до весны точно не доживут.

— Лодку ты поведешь, — успокоил его Арник. Достал из-за пазухи кошель. Выудил один господарский серебряник. — На, держи. Переправишь, еще один дам.

Мужик оживился. Яков посмотрел на белобрысеньких ребятишек. Дети, поняв, что гость не опасен, приветливо улыбались беззубыми ртами.

— И еще три, — добавил воин, — чтобы до холодов хатку выправил.

Мужик помчался к воде, бубня на ходу благодарности. Лодка нашлась в камышах заводка. Загрузка нехитрого снаряжения не заняла много времени. Задержка случилась там, где ее не ждали. Мугушор. Конь упрямо фыркал, наотрез отказываясь лесть в воду. Яков попытался его распрячь. Но конь мотал головой, пытался укусить хозяина. Через полчаса мучений, всадник сдался.

— Скотина! — ругал он коня. — Я тебе это припомню.

Яков снял легкую доспеху, промокшую одежду. Когда дело дошло до льняной рубахи, конь шагнул через борт лодки. Лодочник изумленно наблюдал за действиями странной парочки.

— Ты что же, — спросил он, не веря глазам, — в воде поплывешь, а животное в лодке?

Вместо ответа, Арник шагнул в реку. Конь призывно заржал. Мужик оттолкнулся от берега и не спеша погреб. Воин плыл рядом. Время от времени с головой погружался под воду. Выныривая, блаженно кряхтел. После холодного ливня, вода казалась парной. Одно удовольствие.

Конь мотал головой, позвякивая сбруей.

— Странный ты, — бухтел мужик. — Коня пожалел, а сам в реку полез.

Арник хотел ответить, что животные лучше многих людей, но не стал. Говорить о смирении удел попов. А он воин.

Натягивать промокшие вещи на мокрое тело, занятие не из приятных. Кожу будто бы облепил холодный подтаявший снег. Еще один такой мокрый день и Яков сляжет. Добравшись до укрытия и огня, он с места не сдвинется пока не просушит все до нитки.

До ближайшей избы день пути. Чтобы хоть как-то согреться, путник припустил хитрого Мугушора в галоп. Уже на закате въехали в Ботошаны. Турки побывали и здесь. Но «похозяйничать» не успели. Обгорелые мазанки чернели только у западной окраины.

Заимку наводнили беженцы. Люди ютились в уцелевших избах по несколько семей. А на постоялом дворе толпились возвращающиеся с войны солдаты, редкие купцы и прочие путники. В просторной хате места не нашлось. Вдоль ограды тянулись наспех сколоченные навесы. То тут, то там, рискуя подпалить соломенные или камышовые крыши, горели костры.

— Найдется местечко? — спросил Арник у двух безусых мужчин.

Судя по шерстяным накидкам в пол, и странным наголовникам с длинными ушами, чужестранцы. Один из них вскочил и любезно махнул рукой, приглашая путника к огню.

— Спасибо, — поблагодарил Яков на ляшском.

Незнакомец вежливо улыбнулся, давая понять, что не понимает. Тогда Арник спросил на итальянском:

— Коня могу оставить под навесом?

В осадах Яков частенько имел дело с наемниками пушкарями, венецианцами и флорентийцами. У них он и научился языку.

Гостеприимные путники заулыбались. Итальянский был им знаком. Ломано объяснили, что не возражают.

— Где хозяин? — спросил воин. — Хочу купить немного еды.

По эту сторону Прута еду можно найти без затруднений. Запастись впрок следовало на Штефанешской переправе. За рекой его ждали три дня пути через дремучие Кодры. Деревеньки встречались редко. Да и татары, верные союзники осман, пограбили там от души.

— Он в доме, сеньор, — отозвался иностранец, немолодой мужчина с голубыми глазами и морщинистым лицом. — Его зовут Лука.

Воин не спешил. Распряг Мугушора. И к великому разочарованию обнаружил, не осталось ни одной сухой тряпицы. Обтереть коня нечем.

— Сеньор, — заговорил второй, тоже немолодой, путник. Темные глаза дружелюбно улыбались. По смуглой коже расползлась улыбка, — разрешите предложить вам это.

Он протянул Якову сложенный в несколько слоев льняной отрезок. Арник кивком поблагодарил. Покончив с конем, купил себе и Мугушору еды. Запася кувшином вина. Затем занялся собственным туалетом. Вывесил мокрые вещи. Сам же остался в исподний. Обернулся в одолженный у хозяина шерстяной балахон. И, наконец, решил угоститься и угостить добрых пилигримов хорошим котнарским.

— Это хорошее вино, — сказал он, протягивая деревянные кружки.

Иностранцы оживились. Яков не ошибся. Никто не откажется от бесплатной выпивки. Отпив глоток, воин вылил остаток в медный котелок. Пока вино грелось на костре, Арник подкинул Мугушору сена. Для себя же разложил на перевернутом щите кусок варенной свинины, яиц и зелени. Разломал краюху хлеба.

— Угощайтесь, — предложил он пилигримам.

Мужчины переглянулись. Светлокожий коротко кивнул. Тот полез в суму. Подсев к импровизированному столу, протянул Якову шелковый мешочек.

— Здесь перец. Можете добавить щепотку в ваше горячее вино. Простуда не побеспокоит.

— Ого, — обрадовался Арник дорогому угощению. — Благодарю.

Скромно сложил ладонь, предлагая хозяину определить меру подарка. Темноглазый насыпал щедро.

— Купцы? — спросил он, перемешав в вине перец и отпив хороший глоток.

По телу приятно полилось тепло. На затылке пробился пот, значит простуда не грозит.

— Нет, — ответил голубоглазый, — мы лекари.

— Лекари? — удивился Яков. — У вас специи. Значит идете с востока. И у кого служили?

— Вы проницательны, — кивнул светлокожий. — Мы действительно возвращаемся с востока. Домой. Но служим мы одному хозяину — его величеству королю Франции Людвигу.

— Франция? — переспросил Арник. — Это далеко на закате. На самом краю земли.

Он слышал название, но жителей тех земель видел впервые.

— Наш король, — заговорил пилигрим тихим голосом, — мудрый и далеко видящий правитель. Его милостью народ королевства защищен не только оружием и храбростью наших солдат, а благосостояние поданных выращивается не только крестьянами в полях. Наука — то, что на многие тысячелетия обеспечит не только нас, подданных Его Величества, но и весь род человеческий.

Рассказчик отпил вино. Отломал ломтик свинины. Сказал что-то на незнакомом языке. Темноглазый полез в суму. Достал другой шелковый мешочек и посыпал на мясо каких-то пахучих приправ.

— Пробуйте, — пригласил пилигрим. — Эти травы придают мясу восхитительный вкус.

— Вы бы поосторожнее, — предупредил их Яков. — Я человек чести, тень его милости господаря Штефана. Но, на наших землях, да и на соседних тоже, встречается разный люд. Проходимцы не редкость. Ваша сума с приправами стоит целого состояния.

Светлокожий улыбнулся:

— В Крымском ханстве, мы многое слышали о здешних местах. Говорят, у вас можно испить воды у придорожного колодца из золотой чаши. Никто не покусится на драгоценность, ибо за воровство сажают на кол.

Яков улыбнулся и поглубже укутался в шерстяную накидку. Выпитое вино расслабило тело и оживило язык. Опёршись спиной об столп навеса, спросил:

— Так и что вас привело в наши края?

— Наука, — ответил пилигрим. — Сто лет назад, Господь прогневался и обрушил на землю Черный Мор. Вы наверно слышали об этой смертоносной болезни? Ваш дед, а может и отец должно быть рассказывали вам?

— Моего отца убили татары.

— Извините, — после тяжелой паузы прошептал француз.

— Не за что извинятся, — зевнул Арник. — Наукой тут не занимаются. Мы христианский мир от язычников защищаем. Времени нет. А о Черной Смерти я слышал. Кара Божья.

В густых сумерках тени танцевали в такт пламени. Отсыревшие поленья, выплевывая капризные искры, уютно трещали. Огонь и вино приятно согревали. Усталость длинного перехода давала о себе знать. Но беседа с путниками обещала быть интересной. Чтобы не заснуть Яков отхлебнул еще вина.

— Кара Божья, безусловно, — стараясь уйти он деликатной темы, продолжил лекарь. — Но все на этом свете имеет свою природу. Чтобы понять, как лечить болезнь, надо знать откуда она берется.

— Зачем? — усмехнулся Арник. — Бог милостив. Вон, сто лет миловали. Может и не вернется мор.

— Я не был бы так уверен, — заговорил темноглазый. — Время от времени болезнь возвращается.

— Да? Откуда?

— С востока, — ответил светлокожий. — Большой мор тоже пришел с востока. В итальянские города. На протяжении семи лет выкашивала деревни и крепости. Некоторые целиком. Ее привезли на кораблях, как я сказал с востока. Из Константинополя. Другие говорили о Каффе. Точно узнав, где родина смерти, можно узнать и причину ее зарождения. А зная причину в пору определить лечение. Ученное сообщество убедило его величество короля Людвига, снарядить вылазку. Дабы определить истинный источник мора. Семь лет назад из рядов профессоров медицинской дисциплины Парижского университета, выбрали четырех мужей. Ваши покорнейшие слуги — я, Артур Дье, сын Давида и Фредерик Гайтан.

— Сын Пьера, — добавил смуглый мужчина и коротко кивнул.

— Двоих товарищей с нами, увы, нет. Но, обо всем по порядку. Четвертого июля одна тысяча четыреста шестьдесят девятого года от Рождества Христова мы, четыре ученных от медицины, вошли на борт торгового судна, идущего под Нидерландским флагом из Марселя в Константинополь. Через двадцать дней судно кинуло якорь у османских берегов. К нашему удивлению, оказалось, турки знают о Черной Смерти гораздо больше нас. Нет, нет врачевать мор они не научились. Но причины, способствующие распространению, установили точно. Грязь, нечистоты и грызуны. Действительно, что нас поразило в Царьграде обилье кошек и бань. Кошка у них возносится в статус божества. А баня — хамам, для язычников как храм. Новый хозяин города, Мехмед Завоеватель, хорошо осведомлен о горе, которое принесла Черная Смерть. Он всеми средствами поощряет строительство бань.

— В разговорах с известными ученными, — подхватил черноглазый, вернув рассказ в верное русло, — впрочем, как и с простолюдинами, выяснили, болезнь пришла из Каффы. Ее завезли в Царьград на генуэзских кораблях. Местные жители помнили, как из Черного Моря прибывали корабли с почти мертвой командой. Все матросы, капитан, пассажиры были мертвы. А тела покрыты нарывами. Алчные жители, не совладав с соблазном, мародёрствовали. Перегружали товары из трюмов в лодки и везли на базары города. Вместе с ним и крыс. Скоро болезнь распространилась. Шерафеддин ибн Хаджи Ильяс — уважаемый врачеватель с которым нам давилось встретится, только не смейтесь, утверждает, что болезнь распространяют блохи. От грызунов людям. Грязь способствует…

— Так ли иначе, мы отправились в Каффу, — заговорил Артур. — Рассказы жителей Константинополя подтвердились. Хан Джанибек, больше ста лет назад поссорился с генуэзцами. Решил разграбить город свободных торговцев. Но осада закончилась ничем. Войско хана съедал мор. Безжалостно и быстро. Поняв, что воинов для осады все меньше и меньше, Джанибек решил катапультами забрасывать тела умерших через непреступные стены крепости. Смерть не знает веры, расы, богатства. В итоге грабить было некого и некому.

— Сам Джанибек умер от Черной Смерти через несколько лет, — вставил Гайтан.

— Несмотря на опасность, пришлось перезимовав в крымской крепости. Летом турки осаждали город. Да и крымский хан был изменчив в своей дружбе с генуэзцами. Весной, мы караваном двинулись дальше на восток. Поиск вел нас в Сарай — столицу Золотой Орды. Хоть полвека назад город и был разорен Тимуром, мы надеялись найти кого-нибудь кто смог бы указать нам направления поиска. Но ничего кроме войны и крови мы в тех краях не нашли. Ордынцы враждовали между собой, и никаких свидетельств о минувшем море мы не нашли. Возвращаться во Францию ни с чем — величайший позор, который никто из нас не пережил бы. Вторую зиму одиссеи не пережил наш товарищ, Андре Пети, сын Луи, самый немолодой из нас. Лихорадка одолела его. Я сам чуть не отдал богу душу. Спасся отваром из собачатины. Прости Господь мои прегрешения.

— Та зима оказалась самой тяжелой. Мы жили в чистом поле, ночуя в худеньких лачугах, сколоченных на скорую руку из обозов и телег. Ходили слухи что хан Мегли собрался войной на своего единоверца, хана Ахмада. Из-за этого никто из прибывших с крымских земель, не был принят в ордынских селениях. Нас спас случай. Поздней весной в купеческий лагерь прибыли несколько всадников. Одна из жен хана никак не могла разродиться. Узнав, что под стенами города приютились трое иноземных врачевателей, Ахмад послал за нами. Наш товарищ, Густав Дюнкер, сын Анре, спас и мать, и дитя. В благодарность, хан предоставил нам небольшой отряд для дальнейших поисков. Взамен оставил при себе Густава. Тем же летом мы вышли на берег Сарайского моря. Местные рыбаки рассказали, мор пришел с востока. Отцы их отцов помнят, как из степей, черными ордами на поселения хлынули армии диких грызунов: тушканов, сурков, пищух, полевых мышей и прочих тварей, живущих, обычно, подальше от людей.

— Значит, — заметил Гайтан, — Шерафеддин ибн Хаджи все-таки прав. Чума пришла от грызунов.

— Я не спорю, милый друг, — согласился Дье, — я хочу знать, откуда мор взялся у полевой живности? Только не смешите меня. Не говорите, что во всем виноваты блохи.

Яков понял, между друзьями идет давнишний ученный спор. Вмешиваться в него не стоило. Вот если дело дойдет до драки, Арник был совсем не против. Вино разогрело кровь, но не согрело тело. А заодно отогнать сон.

— Чем вам блохи не нравятся? — не сдавался темноглазый. — Разве чумной ветер, миазмы, — мужчина зло хохотнул, — лучше?

— Полноте, — примиряюще сказал светловолосый. — Оставим наш спор для профессорской кафедры.

— Согласен, — мужчины пожали друг другу руки. — Как бы оно не было, Черная Смерть родилась восточнее, в пустыне за морем.

— Мы отправились в путь. Дикие степи простирались на сотни дней пути. Бывало, мы месяцами не встречали никого из туземцев. Благо, отряд наш был из многоопытных ордынских воинов. Уж они знают толк в кочевой жизни. В пути мы подробно расспрашивали у редких путников о страшном море. Но большинство из них ничего не слышали. Видать три сменившихся поколения стерли бедствие из народной памяти.

Артур замолчал. Пока он отпивал вино, продолжил его товарищ.

— К весне мы достигли границ бескрайней Золотой Орды. Следы вели в государство Тимуридов, где много лет шла междоусобная борьба. Войны, сопровождающие нас, отказались переправляться через реку Сейхун. И нам не советовали.

— К тому времени, прости Господь, — Артур перекрестился, — мы потеряли всякую веру в наше начинания. Сомнения съедали ее. Лицезря своими глазами насколько в этих краях огромны расстояния, насколько малонаселены эти земли, сама мысль о том, что болезнь могла перекинутся через горы и степи, казалась абсурдом.

Мирное стрекотание, далекий лай собак, неспешный рассказ иноземных пилигримов навеяло на Якова сон. Он из последних сил держался чтобы не провалиться в бездну. В конце концов, две бессонные ночи куда сильнее любопытства. Мужчина приподнялся. Отпил совсем уж остывшего вина. Хмеля не хотелось. Но в походах куда безопасней пить вино, чем воду. Случалось, что некоторые воины, отпив воды, заканчивали свои поход в кустах, под общий смех товарищей.

— В один из осенних дней, — продолжал ученный, — когда мы ждали пока от дождей просохнут дороги…

— В тех местах почва чрезмерно глиняная, — пояснил коллега. — После двухдневного дождя, месяц ждут чтобы отправится в путь. Грязь липкая, и уже через час копыта лошадей и оси телег становятся неподъемными.

— Мой дорогой друг, это не так важно.

— Вы правы. Важно то, что в том поселении, на берегах Сейхуна, нам повстречался старец. Мужчина помнил набеги Тамерлана. Помнил жестокость воинов. В его рассказах прозвучала фраза о том, что, дав этому зверю родится, человеческий род навлек на себя проклятие. Первые больные, покрытые ужасными язвами, бесновато орущих и кидающиеся на прохожих, появились в год его, Тимура, рождения. Мы стали расспрашивать деда. Оказалось, еще ребенком он слышал множество историй про белых шаманов. Зло, с рождения оберегающее Тамерлана, оказалось сильнее любой магии. Хоть великий эмир и считался мусульманином, но верил он только в дьявола.

— Шайтана, — подтвердил товарищ.

— Старец рассказал, еще отец его отца помнил шаманов, которые по бараньей лопатке, напророчили большую беду. Но все же зло выбрало себе сосуд. Сделало будущего правителя железным и, Черный дракон наполнил его ядом. Белые шаманы пытались избавить род людской от приближающейся напасти. И магией, и заговором. Даже подговорили брата убить посланника ада, пока тот мал и слаб. Но зло оказалось сильнее.

— Решающая битва случилась у Горячего Озера. Дед рассказал, что раненный у входа в ад дракон, извергся черной чернотой. Но и шаманов вынудили отступили на север. Все что оказалось поблизости от той великой битвы, звери, птицы, люди, все прониклось болезнью. Полчища черных крыс двинулись на запад. Караваны купцов на восток. Птицы на юг. Только север остался под защитой шаманов.

— В битвах между добром и злом не бывает победителей, — с грустью сказал пилигрим. — Тамерлан, железный хромец, вырос. Стал самым могущественным на земле правителем…

— Вы опять отбились от сути, мой друг. Мы выяснили, Горячее Озеро находится на востоке, всего лишь в сорока днях пути, от того поселения, где мы услышали эту легенду.

— Но темник воинов был непреклонен. Сказал, это верная смерть вторгаться в те земли. Обещал лишь дождаться идущего в те края каравана и передать нас уважаемому купцу.

— К Горячему Озеру, мало кто ходил. А из-за непрекращающихся распрей, караваны обходили Тимуридовы земли югом.

— Прождали всю зиму, но в те земли никто так и не пошел. Деваться некуда. Пришлось вернутся в Сарай. Надеялись летом, с божьей помощью, преодолеть Кавказский хребет и попасть в Персию. Оттуда в Китай. Может быть, надеялись мы, удастся добраться до Горячего Озера с востока.

Мужчина тяжело вздохнул. Воспоминания давались ему с трудом.

— Наше появление в Сарае, пришлось не кстати, — заговорил темноглазый пилигрим. — Хан Ахмат вел войско набегом на Русь. Тем временем узбекский хан, предательски напал на лагерь гарнизона. Убил его сына и брата. В общем было не до нас. А без сопровождения, или хотя бы ханского ярлыка, на Кавказ с нами никто не хотел идти.

— Припасы истощились. Хан далеко. Наш друг, достопочтенный мэтр Дюнкер при нем. А знания наши оказались никому не нужны. Кочевники не принимают цивилизованных методов лечения. Признают исключительно ордынские заговоры и амулеты.

— Той зимой спаслись от голодной смерти зубным инструментом. Специальные клещи, которыми я дома врачевал придворных вельмож.

— Местных знахари ополчились против нас. Самый знатный из них, Каганбек, обвинил в колдовстве. Возможности дождаться хана Ахмада, а вместе с ним и Густова, нам не давали. Да и один Господь ведал, когда они вернуться. И вернутся ли вообще. По весенней распутице мы и ушли, от греха подальше.

— В пути, чуть больше года назад, узнали у одного караванщика, что хан Ахмат пошел на Каффу. Мы решили, это знак божий. Господь указывает нам на тот путь, которым мы прибыли на чужбину. Значит, пора возвращаться.

— У перешейка на Крым мы дождались орду. И там наконец-то повстречали нашего товарища, Густава Дюнкера. Мы не виделись несколько лет, и признаться были очень рады этой встречи. Положение его при хане Ахмате оставалось чрезвычайно прочным. Его уважали и с ним считались.

— Мэтр Дюнкер предложил идти с ордой до Кафы. Там можно найти место под парусом до Марселя. Но один из ханских беков, Ямгурчи, отговорил нас от этой затеи. Он считал, что пока турки молчаливо поддерживают Нур-Девлета…

— Вы снова отвлеклись, мой друг, — перебил товарища ученный. — По правде говоря, мы не сильны в политике. Но, если лаконично, то османы неохотно выпускали суда из Кара Дениз, то есть Черного Моря. Поэтому решили, что сушей будет быстрее и безопаснее.

— Наш друг снабдил нас провизией и деньгами. Мы пошли на восток, через Дикие Земли. И вот мы тут. С божьей помощью к весне будем дома, в Париже. Знаний, которые мы собрали, наверняка достаточно для того, чтобы убедить короля Людвига снарядить еще одну экспедицию…

— На этот раз прямиком к Горячему Озеру, через Китай. Осталось убедить ученных университета в верности наших предположений…

— Увы, дорогой Гайтан. Если с кафедры вы будете нести чушь про блох, нам никто не поверит. Сочтут за сумасшедших…

— Нет, нет, господин Дье, сумасшествие, это настаивать на Черном Ветре. Дикость и мракобесие…

Ученные мужи углубились в научный диспут. Но Яков не слышал их. Сон сморил его. Тело размякло. Соскользнуло с опоры и повалилось в душистое сено. Сквозь пелену, до сознания молодого человека еще доносились голоса иноземцев. В пылу спора пилигримы перешли на родной язык. Незнакомые слова звучали во сне как заклинание.

В какой-то мгновение Арник почувствовал, сон не окутал его целиком. Просто он смотрит на мир с закрытыми глазами. Странное ощущение. Свет могущественен. Лучи пробивается даже через сомкнутые веки. Значит дело не в глазах. Точно! Как он раньше об этом не догадался. Все дело в мешке. Кто-то или что-то накинуло на голову мешок из плотной ткани. Вдруг темноту проткнул кинжал. Несколькими движениями разрезал мешковину и перед Яковом предстала дева. Волнистые локоны русого цвета волнами ниспадали на плечи. Зеленые глаза под черными бровями формы полумесяца с любопытством смотрели на него. Легкий румянец на впалых щеках. Бледная как весенний снег кожа. Алые губы приоткрыты. Мужчина протянул к деве руку.

— Так вот ты какой, — произнесла она низким голосом. Подбородок властно поднялся, отмечая непозволительность вольности.

— Назовись, прекрасная девица, — приказал Яков, но речь его утратила привычную твердость.

Девушка отступила. В ее осанке, в ее глазах и холодном выражении лица ясно читалось: бесцеремонность ей чуждо. Но затем настроение изменилось. Она улыбнулась и спросила:

— Зачем тебе знать мое имя?

Яков почувствовал, как его щеки заливаются румянцем. Он никогда не умел обращаться с девушками. Да, по правде говоря, случаев то особо и не было. Палача, пусть и молодого, в столице опасались. А в походах было не до девиц.

Заметив его смущение, незнакомка пришла ему на помощь:

— Это всего лишь сон. Утром ты его забудешь.

— Не забуду, — заупрямился воин.

— Почему же? — дева снова улыбнулась. В зеленых глазах пробежали чарующие искры. Бровь чуть заметно вскинулась вверх.

— Такую как ты не забыть, — искренне ответил молодой человек. Румянец должно быть залил даже черную бороду.

Девичий смешок разнесся эхом. Яков огляделся и понял, они стоят на лесной опушке. Рядом ветвистые вековые деревья. Травы густо лежат под босыми ногами. Где-то журчит ручей.

— Раз так, не забывай, — дева легким движением поправила цветочный венок на голове. — Пойдем!

— Куда? — удивился Яков.

— Узнать, зачем ты здесь, — девушка вошла в чащу.

Лучи света просвечивали ее белое одеяние. Рубаха, свисающая с плеч до пят, превратилась в тусклое сияние. Яков долгую секунду любовался хрупким женским телом. Дева знала это и не спешила. Задорный смех колокольчиком разносился по поляне. Она снова оглянулась.

— Идешь?

Не дожидаясь ответа, исчезла в густой чаще. Арник побежал за ней, боясь потерять это чарующее видение. Ее звонкий смех доносился из-за деревьев и манил его все дальше и дальше в Кодры. Густые ветви плотно замкнулись над головой. Листва не пускала через кроны солнечные лучи. Стало сумрачно.

Девичий смех смолк. Лишь скрип столетних ветвей да шуршание листвы. В дали, между толстыми дубовыми стволами, Яков завидел одинокий костерок. Приблизившись, нашел у костра человека в глухом плаще, с накинутым на голову капюшоном. В руке над огнем он держал широкую плоскую кость. Сомнений быть не могло. Это баранья лопатка. Пламя разогрело ее. На ровной поверхности проступали светлые прожилки.

«Гаданье на бараньей лопатке, — догадался Яков. — Иноземцы только что рассказывали об этом»

— Это он, — пронеся по лесу леденящий душу шепот.

Говорили деревья шуршанием листвы.

— Ты фонарь, — заговорил человек в плаще. — Тебе суждено найти его во мраке.

— Что найти? — мужчина шагнул ближе.

Обмотанная сукном рука, совсем как у игумена Теоктиста, указала на узор, вырисовавшийся на кости.

— Жало, — ответил гадальщик. — Не отдавай его.

— Кому?

— Ему. Сыну Дракона. Он многих погубит. Больше, чем погубило дыхание Горячего Озера. Не отдавай.

— Я не понимаю, — Яков злился. Объятия прекрасной незнакомки все еще манили его. А он вынужден терять время с этим чудаком. — Хорошо, — согласился молодой человек, желая поскорее закончить беседу.

— Если он завладеет им, случится беда, — настаивал гадальщик.

— Я понял, — Яков всматривался в чашу, пытаясь определится, где искать зеленоглазую чаровницу.

–Ты не понял, — не сдавался гадальщик. — Если ты отдашь дракону его жало, случится это!

Человек рывком обернулся. Капюшон упал. Пред Яковам престало ужасное существо. Безволосый череп обтянут почти прозрачной кожей, покрытый гнойными нарывами. Из язв сочится смрад смерти. Глаза блестели яростью. Провалившиеся нос кровоточил. Пересохшие, синие губы твердили:

— Это…

Яков открыл глаза. Желто-серые полоски. Он не сразу узнал камышовый навес. Изуродованное лицо гадальщика еще висит перед глазами.

— Бубоны, — сам того не желая произнес Яков.

Рядом с потухшим костром, прижавшихся друг у другу, спали пилигримы.

— Сказки странствий, — попытался воин словами прогнать кошмар.

Выглянул из-под навеса. Небо еще не оправилось от ночной мглы. День будет пасмурным. Пощупал одеяния. Сухие. Как мало нужно для счастья! Переоделся.

Еще раз посмотрел на случайных соседей. Решил не будить, уехать не попрощавшись. В конце концов, именно из-за их дурацких историй, ему и приснилась вся эта чертовщина.

Быстро собравшись, отправился в путь затемно. «Бог даст, — подумал Арник, оседлав верного Мугушора, — еще до заката буду на переправе. А может и через Прут успею»

Оказалось, что спешил он напрасно. По прибытию в Штефанешть обнаружилось, разрушенную во время набега переправу полностью не восстановили. И на том, и на этом берегу Прута скопились тысяча людей. Чтобы избежать ссор и беспорядков, капитан назначил равную, и, по его мнению, справедливую очередь. Ожидание займет не больше двух дней. Значит скакать на соседнюю переправу нет смысла. А переплавляется в брод, вернее в плавь не советовали. Из-за обильный дождей в горах, река переполнилась и ожила быстрым течением. Так что Якову ничего не оставалось, как отметить свое присутствие, да поселится на постоялом дворе, ожидая очереди.

«Еще одно утро — лучший подарок судьбы» Арник потянулся за кувшином. Там еще должно оставаться вино. Хотя куда с большим удовольствием он выпил бы парного молока. Уже поднес сосуд к устам, когда услышал знакомый голос:

— Веселишься, изгнанник? А старого друга угостишь? — улыбка на лице шута отразилась лишним десятком морщин.