Три осенних дня

Чингиз Абдуллаев, 2003

Агентство «Миллениум» в своем роде уникально: оно гарантирует успех выборов в законодательные органы любого (да-да, любого!) человека, который воспользуется его услугами. И до нынешнего момента благодаря организаторскому гению руководителя «Миллениума» Святослава Петровского никаких проколов не случалось. Но теперь на агентство словно обрушился злой рок. Один из клиентов внезапно остался без соперников по выборам. Второй накануне голосования загремел в больницу. А против кандидатуры третьего намертво встал местный губернатор. За три дня нужно решить три головоломных вопроса. Но не привыкший проигрывать Петровский все же берется за дело…

День первый

К офису они подъехали спустя двадцать минут. К этому времени Инна наконец-то нашла заместителя министра здравоохранения, который сидел на совещании. Настойчивая Инна сумела выбить из секретаря Власова номер его мобильного телефона и соединила чиновника со своим патроном.

— Андрей Николаевич, здравствуйте, — нервно произнес Петровский, глядя на часы, — извините, что отвлекаю вас, но очень важное дело.

— Добрый день, — недовольным голосом откликнулся Власов. Ему было неприятно слышать Петровского и вообще с ним общаться. В прошлом году любящему отцу пришлось заплатить сто тридцать тысяч долларов, чтобы гарантировать дочке призовое место на конкурсе Чайковского. А позже стало жаль потерянных денег. Все педагоги и участники конкурса прекрасно понимали, что девочка явно не тянет на призовое место и ее утешительная премия — всего лишь заслуга отца музыкантши.

— Что вам нужно? — сухо поинтересовался Андрей Николаевич.

— У нас большая проблема в Курске, — быстро объяснил Петровский, — в автомобильную катастрофу попал известный тамошний журналист Василий Нечипоренко. В очень тяжелом состоянии он сейчас находится в больнице «Скорой помощи». Вы не могли бы проконтролировать, все ли для него нормально организовано? Дело в том, что он выдвинут кандидатом в депутаты Государственной думы.

— В Курске работают опытные специалисты, — строго проговорил Власов. — И я не совсем понимаю, почему вы обращаетесь ко мне.

— Мы хотим, чтобы журналиста оперировали лучшие врачи города, — попросил Святослав Олегович. — Вы ведь знаете, кто там лучший. Пошлите туда людей, позвоните им…

— Не понимаю, почему я должен это делать…

— А мы готовы прислать «посылку», чтобы компенсировать ваши труды, — быстро добавил Петровский. Он помнил, что передачу денег в их агентство Власов сам называл «посылкой».

Заместитель министра все понял.

— Тяжелая посылка? — поинтересовался он.

— Килограммов пять, — ответил Петровский. И с возмущением подумал: «Он еще торгуется. Право же, у людей не осталось ничего святого. Где его клятва Гиппократа?»

— Десять, — уверенно произнес Власов, — и я возьму дело под личный контроль.

— Наверное, я ошибся, — согласился Петровский, — конечно, десять. Сейчас мы вам пошлем. Только вы позвоните сразу.

— Хорошо, но я буду ждать вашу посылку. До свидания.

— У людей не осталось ничего святого, — вслух пробормотал Святослав Олегович, выскакивая из салона автомобиля.

В приемной Инна поднялась при его появлении. Кроме нее, здесь сидела еще какая-то молодая особа. Высокого роста, в джинсовой мини-юбке и вязаной кофте, туго обтягивающей грудь. С одного взгляда он оценил и внешние данные молодой женщины, и выражение ее лица.

— Кто такая? — спросил Петровский.

— Прислала Виктория, — пояснила Инна. Она знала, зачем Виктория посылает таких молодых девочек ее шефу. Нет, лично ему они не были нужны. Он вообще мало интересовался женщинами, сохраняя относительную верность своей супруге. Вот если бы ему заплатили приличную сумму за измену, он наверняка изменил бы своей жене, но никто не предлагал подобных сделок. Такие девицы Петровскому были нужны для работы.

— Как тебя зовут? — спросил Святослав Олегович у посетительницы.

— Илона, — ответила та, чуть облизнув губы.

— Сколько тебе лет?

— Девятнадцать.

— Москвичка?

— Я из Подмосковья…

— Все понятно. Прописки нет и не предвидится. Жилья тоже нет, что-то снимаешь. Виктория тебя иногда использует. На самом деле тебе уже двадцать и зовут не Илоной. Все правильно?

— Да, — растерянно признала девушка. — Это Виктория придумала мне новое имя…

— Понятно. Это в ее вкусе — Илона, Элиза, Элеонора, Валерия. Нужны запоминающиеся красивые имена. Так какое у тебя настоящее имя?

— Надя.

— Вот и хорошо. Присядь в уголочке и подожди. Я тебя потом позову. Инна, соедини меня срочно с Пашей и вызови Юлая Абуталиповича.

— Сейчас все сделаю, — кивнула секретарь.

Петровский вошел в кабинет и устало рухнул в кресло. Все было так здорово продумано, и вдруг эта нелепая авария. В любом другом случае кандидату можно было бы объяснить, что произошел несчастный случай и что он наверняка победит на следующих выборах, которые состоятся через два месяца. Тогда ему найдут двух ничтожных соперников, чтобы подстраховаться. Но Качанова такой вариант не устроит. Он предупреждал, что должен обязательно победить именно в это воскресенье, чтобы пройти в депутаты Государственной думы, иначе прокуратура раскрутит его уголовное дело на полную катушку всего за неделю или две.

— Паша на проводе, — сообщила Инна. Петровский поднял трубку и услышал взволнованный голос помощника:

— Он пока жив, но врачи говорят, что через несколько часов умрет. У него уже не работает мозг, хотя сердце пока еще бьется.

— Это у тебя не работает мозг, — пробормотал Святослав Олегович. — Сиди в больнице и следи, чтобы они подключили к нему всю нужную аппаратуру. Договорись с врачами. Никто не должен ничего знать, даже если он умрет. Ты все понял?

— Мы здесь втроем, — успокоил его Паша. — Приходил один журналист из его газеты, но мы его прогнали.

— Не переусердствуй, — предупредил Петровский.

Дверь открылась, и в кабинет вошел его заместитель Юлай Абуталипович, человек с характерными раскосыми башкирскими глазами. Заместитель отвечал за финансовое благополучие компании. Святослав Олегович и Юлай Абуталипович были знакомы много лет, еще с первых кооперативов, которые открывали в конце восьмидесятых.

— У нас проблемы, — начал Петровский, — в Курске Нечипоренко попал в аварию. Поехал за молоком в деревню и столкнулся с автобусом. Звонил Паша, говорит, что журналист не выживет. А придурка учителя мы уже убрали из избирательных бюллетеней.

— Плохо, — сразу понял ситуацию заместитель, — мы гарантировали Качанову, что он станет депутатом. Нужно ему позвонить и узнать, нельзя ли перенести выборы на два месяца. На всякий случай, если этот журналист умрет.

— Нельзя, — поморщился Петровский, — он меня предупреждал. Найди какой-нибудь ящик и положи туда десять тысяч долларов. Пошли этой гниде Власову, он обещал проконтролировать лечение Нечипоренко.

— Сейчас пошлю, — кивнул Юлай. — Но ты все равно позвони Качанову. На всякий случай.

— Как у нас в Башкирии и Омске? — поинтересовался Петровский.

— В Башкирии все хорошо, — улыбнулся его заместитель, — там у меня все схвачено. В Омске проблемы с губернатором, думаю, нам нужно завтра туда полететь.

— Я сегодня вечером лечу в Курск, — сообщил Святослав Олегович.

— Это правильно, — согласился Юлай Абуталипович, поднимаясь со стула.

В этот момент зазвонил телефон — на сей раз правительственный. Петровский поднял трубку и, услышав голос говорившего, сделал знак рукой своему заместителю, чтобы тот не уходил из кабинета.

— Еще раз здравствуйте, Святослав Олегович, — раздался холодный голос Власова. Он не скрывал своих антипатий, и было понятно, что не собирается долго разговаривать.

— Мы уже отправили вам «посылку», — быстро проговорил собеседник.

— Ваша «посылка» уже не нужна. Я говорил с главным врачом больницы. У этого журналиста нет ни одного шанса. Его подключили к аппарату искусственного дыхания, но сердце долго не выдержит. Час, от силы два. Извините, врачи ничего не смогут сделать. Так что, думаю, вам лучше отозвать вашу «посылку». До свидания. — И он положил трубку.

Петровский остался сидеть с растерянным выражением лица. Юлай Абуталипович понял, что произошло нечто ужасное.

— Умер? — спросил он тихо шефа.

— Почти, — прошептал Святослав Олегович, наконец опуская трубку. — Сказал, что умрет через час. Или два. Врачи считают, что нет никаких шансов. Ни одного.

— Позвони Качанову, — снова предложил Юлай, возвращаясь на свое место. У него был идеально круглый череп с редкими волосами. Когда Юлай нервничал, его руки непроизвольно поправляли очки на носу. Вот и сейчас он все время их трогал.

Петровский знал об этой его характерной особенности.

Посмотрев на заместителя, он придвинул к себе записную книжку, нашел номер мобильного телефона Качанова, набрал его.

— Слушаю, — раздался резкий голос бизнесмена.

— Добрый день, Сергей Викторович, — преувеличенно любезно начал Петровский, хотя Качанов был моложе его лет на десять. — Как у вас дела? Где вы сейчас находитесь?

— В Москве, — услышал он в ответ, — но вечером возвращаюсь в Курск. Уже приготовили шампанское, чтобы в воскресенье отметить нашу победу. Ребята говорят, что за Нечипоренко никто не станет голосовать. Он даже десяти процентов не наберет.

— Конечно, — согласился Петровский, вновь посмотрев на своего заместителя. Тот кивнул головой, подсказывая, что нужно начать неприятный разговор. — Как у вас с прокуратурой? — осторожно поинтересовался Святослав Олегович. — Они еще не успокоились?

— Куда там! Наоборот, провели обыски на моих складах в Москве и Ростове. Следователь так прямо и сказал, что через несколько дней выпишет ордер на мой арест. Я не стал ему возражать. Пусть поперхнется, когда узнает, что меня выбрали в Государственную думу.

— Вы думаете, его угрозы серьезны?

— У них на меня полно всякого материала. И еще одна гнида нашлась из моих бывших компаньонов, решил дать показания в прокуратуре. Ну ничего. Я ему эти показания в глотку вобью…

— Сергей Викторович, — укоризненно произнес Петровский, — разве можно так говорить по телефону? Не стоит нервничать. Я думаю, все будет в порядке. У нас, правда, возникли небольшие проблемы…

— Какие еще проблемы? — не понял Качанов.

— Несущественные. Надеюсь, они не повлияют на выборы. Дело в том, что ваш соперник Василий Нечипоренко попал в больницу. Решил поехать за молоком и столкнулся с автобусом.

— Это его проблемы, — рассмеялся Качанов. — Пусть теперь отдохнет. Думаю, никто не скажет, что за рулем автобуса сидел мой человек и нарочно его сбил.

— Нет-нет, конечно, не скажут, — успокоил его Петровский, — там все абсолютно чисто. Это случайная авария. Но дело в том, что мы по вашей просьбе исключили из списка участников другого вашего соперника — учителя истории.

— Правильно сделали, — у Качанова, видимо, было хорошее настроение, — не нужен нам этот чудак на букву «м». Пусть детям мозги пудрит, а не избирателям. Еще не хватало такого придурка в Государственной думе. Да над ним там все смеяться будут.

— Наверное, — вежливо согласился Петровский. — Но у нас есть еще два дня… Сегодня только пятница. Может, нам поговорить с судьей и вернуть его обратно в избирательные списки?

— С каким судьей? — не понял Качанов. — Судья уже получил свой куш и отвалил.

— Сергей Викторович, — снова перебил его Петровский, — не нужно говорить такое по телефону. Я имею в виду, конечно, не судью, который вынес решение. Он не может его отменить. Но мы можем обратиться к председателю областного суда, чтобы он пересмотрел решение судьи. Или к прокурору, который может подать протест.

— Зачем? — Качанов немного насторожился. — Вы ведь говорите, что все нормально.

— У нас некоторые сложности с Нечипоренко, — выдавил наконец Петровский, — он в больнице в тяжелом состоянии.

— Ну и что? Пусть лежит. Он мне не мешает.

— Нечипоренко в очень тяжелом состоянии, — вынужден был сказать Петровский, — врачи считают, что он может не выжить…

До Качанова наконец дошло. Кроме профессиональных юристов, есть еще одна категория людей, хорошо разбирающаяся в сложностях юридической казуистики. Это бывшие уголовники. Они знают законы не хуже правоведов. Помолчав секунд двадцать, бизнесмен спросил:

— Если он умрет, то у меня не будет конкурента на выборах?

— Вот именно, — честно признался Петровский.

— И тогда меня снимут с выборов? — осознал кандидат в депутаты.

— Только формально, — быстро пояснил Святослав Олегович, — только из-за отсутствия соперника. А потом мы снова выдвинем вас, и вы гарантированно…

— Послушай меня, сука, — вдруг разозлился Качанов. — Я согласился на два миллиона долларов, чтобы уйти от прокуратуры. А ты меня подставить хочешь? Не нужно было такие деньги брать… Или тебе кто-то больше дал?

«Типичное уголовное мышление», — подумал Петровский, но, сдержавшись, вслух произнес совсем другие слова:

— Вы же сами настояли, чтобы мы убрали учителя истории.

— Ну и правильно настоял. В Курске все за коммуняк голосуют, будто вы не знали. Ты мне мозги не пудри. Если я в воскресенье не пройду, то в понедельник следователь на меня ордер выпишет. И я с тобой из тюремной камеры говорить буду.

— У нас есть варианты, — вставил Петровский.

— Какие еще варианты? — Качанов выругался.

— Мы можем подать протест на решение суда и вернуть учителя истории в качестве кандидата. Можем организовать ваш отъезд за рубеж в командировку, а потом провести выборы. Вы ведь можете уехать на два месяца в командировку?..

— Ты мне зубы не заговаривай! — закричал бизнесмен, потеряв всякое терпение. — Или ты ничего не понимаешь, твою мать? Мне не нужна твоя Дума, мне нужен депутатский иммунитет. Я должен был победить в это воскресенье. Куда я убегу? Возьму все склады, все мое барахло? Мне понадобится грузовой состав, чтобы это вывезти. Да куда бы я ни убежал, меня сразу выдадут. У меня две судимости, а на носу еще новое расследование. Ах ты сволочь, значит, ты меня обманул?!

— Успокойтесь, — строго посоветовал Петровский, — не нужно так нервничать. И еще я не люблю, когда вспоминают мою маму. Не дергайтесь. Мы что-нибудь придумаем…

— Думай, — согласился Качанов, — но учти: если в воскресенье я не стану депутатом, то в понедельник можешь заказать себе гроб. Мне мои деньги не нужны. Мне нужна депутатская книжка. Вот и весь мой сказ. — Он отключился.

Петровский тоже положил трубку и опять посмотрел на своего заместителя.

— Ты все понял?

— Он угрожает? — усмехнулся Юлай Абуталипович.

— Еще как! Говорит, что могу заказывать себе гроб. В общем, орет и ругается.

— Правильно ругается, — философски заметил заместитель. — За два миллиона мы должны были Нечипоренко на руках носить. И сами молоко ему привозить. И корову подарить.

— Скажи еще что-нибудь обидное, — отмахнулся Петровский, — нашел время шутить.

— Я тебя знаю, — улыбнулся Юлай, — ты у нас светлая голова. Все равно что-нибудь придумаешь. Чем могу помочь?

— Приготовь деньги. Наличными. Тысяч триста или четыреста. Если нужно, купим всю больницу, но чтобы никто не узнал о смерти Нечипоренко. В общем, придумаю что-нибудь. Когда можешь привезти деньги?

— Через час. — Заместитель снова поднялся.

— Давай быстрее, я тебя жду.

Юлай Абуталипович вышел из кабинета. Петровский устало откинулся на спинку кресла, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Затем нажал кнопку переговорного устройства.

— Как дела, Инна?

— Я заказала самолет, — сообщила секретарь, — отменила вашу встречу с итальянским послом и вице-премьером. Сказала, что у вас умерла любимая тетя и вы срочно вылетаете.

— Сообщила, куда? — оживился Петровский.

— Да. В Санкт-Петербург. Объяснила, что это ваша любимая тетя.

— Молодец, — усмехнулся Петровский. Упоминание Санкт-Петербурга магически действует на чиновников любого ранга, после того как президентом стал выходец из этого города. Теперь любой родственник в Северной столице может оказаться очень полезным.

— Вас ждет Илона, — напомнила секретарь.

— Пусть войдет, — распорядился Петровский. — Может, она лучше предыдущей дуры? Только называй ее Надей, а не Илоной.

«Предыдущая дура» сбежала с каким-то музыкантом, а через месяц приехала и умоляла взять ее обратно. Петровский ее прогнал и приказал никогда не пускать в офис. Если человек не видит собственной выгоды, он ничего не в состоянии понять в этом мире, был убежден он.

Молодая женщина вошла в кабинет и замерла у двери.

— Ближе, — приказал Святослав Олегович.

Она сделала несколько шагов к его столу.

— Еще ближе, — тоном, не терпящим возражения, повторил он.

Девушка подошла к нему.

— У тебя свои волосы или парик? — спросил он, глядя на ее светлые кудряшки.

— Парик, — призналась она.

— Сними.

Она стащила парик. Настоящие волосы оказались каштанового цвета. Короткая стрижка ей шла гораздо больше. Лицо стало более вытянутым и одухотворенным. Хотя, возможно, это лишь видимость.

— Виктория говорила, что ты не прошла по конкурсу, — вспомнил Петровский.

— Я поступала…

— Неважно, — перебил он ее, — все приезжающие мечтают стать актрисами. Это сразу видно по тебе.

Она стояла, переминаясь с ноги на ногу.

— Раздевайся, — махнул Петровский рукой, — хочу посмотреть, на что ты годишься. Поглядим, какая ты актриса.

Девушка заколебалась. Ему понравилось ее смущение. Значит, еще не совсем испорченная девка. Это очень хорошо.

— Раздеться? — не поверила она услышанному. — Как это — раздеться?

— Снять с себя все, — пояснил Петровский. — Как же ты собиралась быть актрисой, если не можешь раздеться в присутствии постороннего человека? Считай, что я режиссер.

— А вы действительно режиссер?

— Либо ты сейчас начнешь раздеваться, либо уйдешь отсюда навсегда, — повысил голос Святослав Олегович. — У меня нет времени на разговоры. Считаю до трех. Раз…

Девушка оглянулась по сторонам и молча начала расстегивать юбку. Затем сняла кофту.

Ему не понравились ее колготки, но он оценил, что они были без видимых повреждений. Она вопросительно посмотрела на него.

— Никто не собирается тебя насиловать, — нахмурился он, — раз тебе сказали, значит, нужно раздеваться.

Ее нижнее белье не понравилось ему еще больше. Он чуть поморщился. Разве можно экономить на таких вещах? Через полторы минуты молодая женщина стояла перед ним абсолютно обнаженной, пытаясь прикрыть груди. Он не ошибся. У нее была очень хорошая фигура. Если ее отмыть и научить манерам, можно будет использовать для любой работы.

Петровский встал и подошел к ней. Отвел ее руки, посмотрел на груди. Девушка закрыла глаза. Кажется, она была готова к тому, что он сейчас набросится на нее и начнет насиловать прямо в кабинете.

«Начиталась, как все, дешевых детективов», — с огорчением подумал Святослав Олегович, возвращаясь на свое место.

Надя удивленно открыла глаза, не понимая, что происходит.

— Да, — сказал он в ответ на так и не прозвучавший вопрос, — я никогда не встречаюсь с незнакомыми женщинами. Тем более на работе, в своем кабинете. У тебя такое изумленное лицо, будто ты ждала, что я начну тебя убивать прямо здесь. Старайся держать свои эмоции под контролем. И вообще будь готова к любой ситуации.

Она попятилась от него, обиженно заморгав. Он кивнул.

— Одевайся, все в порядке. Отправляйся в магазин и купи себе приличное нижнее белье. Я скажу, чтобы тебе дали деньги.

— Я его в магазине покупала у Киевского вокзала, — обиделась Надя, — говорили, что французское. Триста рублей заплатила.

— Настоящее французское белье стоит от трехсот долларов до тысячи, — поучительно проговорил Петровский, — а тебе продали китайский или турецкий ширпотреб. Купи хорошую одежду, лучше всего джинсы или брюки. И никогда не носи парики, не мажь лицо разной гадостью, иначе у тебя будет аллергия. Сегодня я улетаю в Курск, а завтра вернусь, и мы поговорим. И еще одно важное условие. Не смей встречаться ни с кем без моего разрешения. Квартиру мы тебе найдем. Будешь получать для начала долларов… пятьсот. Надеюсь, тебе хватит. Квартиру оплачивать будем мы. И еще тебе нужно учиться. Выглядишь как дешевка. Родители живы?

— Мама жива.

— Откуда ты приехала? Только не ври, я все равно проверю.

— Из Липецка. — Девушка быстро одевалась.

— Давно?

— Полгода назад.

— Заразу никакую не успела подцепить?

— Какую заразу? — Она не поняла, и это тоже было хорошим сигналом.

— Грипп какой-нибудь, — пошутил он, — или ангину. Учти, ты поступаешь на работу в солидную организацию. Один раз увижу, как ты кому-то строишь глазки или решила таким образом поправить свое материальное положение, сразу вылетишь с работы. Без разговоров. И вообще из Москвы уберешься.

— Не понимаю, что я должна делать…

— Это я тебе потом объясню. А сейчас иди в тридцать четвертый кабинет, там тебе дадут деньги и скажут, куда ехать.

Она кивнула и вышла.

— Инна, — позвонил Святослав Олегович секретарю, — скажи, чтобы эту девочку одели и привели в порядок. Косметика, парикмахерская, макияж. Пусть найдут ей приличное белье, хорошие колготки. Ты меня поняла? — И, положив трубку, тяжело вздохнул. Странно, что он никак не отреагировал на красивую молодую женщину, стоявшую перед ним обнаженной. А у нее такая отличная фигура! И небольшие груди, как раз помещающиеся в ладонях. Раньше он любил именно такой тип женщин. Но это было давно. Тогда он хотя бы чувствовал некоторое волнение при виде красивого тела. А сейчас ощущал себя врачом, которого ничем нельзя смутить. «Уже сорок пять, — подумал Петровский, — чего мне выпендриваться? С женой у меня все в порядке. А другие женщины меня всегда мало интересовали. Или не интересовали вообще». Действительно, по-настоящему он чувствовал себя удовлетворенным, когда его агентство проводило очередную успешную пиар-кампанию. Даже деньги и гонорары, получаемые за работу, его волновали не так, как сама возможность проявить себя в очередной раз, доказав всем, что он лучший специалист в этой области. Петровский был трудоголиком и самое большое удовольствие получал от своей работы.

«Нужно завести какую-нибудь любовницу, — неожиданно подумал он, — я становлюсь слишком равнодушным. Так недолго и в импотента превратиться».

— Инна, зайди ко мне, — позвал он секретаршу.

Она вошла в кабинет.

— Как ты думаешь, — неожиданно спросил Святослав Олегович, — я еще могу нравиться молодым женщинам?

— Вас интересует конкретно мое мнение или вообще? — уточнила она, не улыбнувшись.

— И то, и другое.

— Мне вы нравитесь. А вообще не знаю. Если вы имеете в виду девицу, которая сейчас вышла…

— Спасибо, можешь идти, — отмахнулся Петровский. Когда она ушла, он прошел во вторую комнату, находящуюся за кабинетом, встал перед зеркалом и внимательно посмотрел на себя. Мужчина средних лет с отекшим лицом, намечающимся вторым подбородком. Хорошо, что волосы еще в порядке, хотя уже начинают образовываться залысины. И зубы хорошие. Он улыбнулся своему отражению. И для такого тела хотят заказать «фоб»? Этот дурачок Качанов считает, что может ему угрожать. Наверное, даже не предполагает, что ничего не сможет сделать. Петровскому достаточно поднять трубку — и к вечеру Качанов уже будет разговаривать с чертями на том свете. Эта «операция» стоит совсем недорого. Однако такое решение проблемы слишком непрофессионально. Репутация дороже. Если просочится слух, что его клиент, заплативший два миллиона, не только не прошел в депутаты, но и случайно оказался убитым, в агентство «Миллениум» больше никто не обратится. Тогда можно потерять гораздо более крупные деньги, а главное — репутацию успешного профессионала, нажитую очень нелегким трудом.